Вхожу в ванную. Вижу крупную черную муху, потом еще одну, помельче, рыжеватую, потом — слабо шевелящуюся колонию черных мушиных личинок. Преодолевая отвращение, давлю их первой попавшейся под руки тряпкой.

На большом земляном поле находится чем-то занятая молодежь. С удивлением (и неудовольствием) вижу Ивана, натягивающего на себя (балансируя на одной ноге) пару моих юбок. Преодолев замешательство, прошу вернуть одну (якобы понадобившуюся). Заполучив ее, прошу и вторую. Продолжаю путь, натыкаюсь на странный участок. Он испещрен круглыми, со сглаженными краями дырами (похожими на норы). Осматриваюсь. Земля из-за дыр осела, место выглядит опасным. Можно его обойти, но я пускаюсь напрямик. Лавирую между дырами, сознавая, что могу провалиться, оказаться засыпанной землей. Деловито думаю, смогут ли меня тогда отыскать, откопать, спасти. Без помех участок преодолеваю. Неподалеку молодежь разговаривает о том, о сем, Иван объясняет окружающим про мои юбки (персонажи виделись условно, а дыры и юбки - отчетливо).

Открываю нижнюю, снабженную дверцами полку книжного стеллажа, стоящего у левой стены (моей?) комнаты. Там находится несколько коробок и литровая широкогорлая бутылка. Нечаянно выплескиваю на эту полку воду (чистую, прозрачную, живую). В замешательстве смотрю на содеянное, пытаюсь вытереть воду подвернувшейся половой тряпкой (чистой, бледно-серой). Вода, к моему удивлению, почему-то почти не впитывается. Замечаю, что она наплескалась и в бутылку, внимательно смотрю на нее, вижу что-то непонятное — шарообразное, живое, незаметно разрастающееся. Присматриваюсь, бутылка повисает в воздухе, справа от меня (я все еще сижу на корточках). Мне теперь отчетливо виден этот изумительной красоты эфемерный искрящийся шар (колония простейших одноклеточных?) Шар слабо пульсирует и светится нежными разноцветными микроскопическими огоньками (все, что оказывалось в поле зрения, виделось совсем как наяву).

Мысленные фразы (мужским голосом): «У предыдущей было? А у меня, можно сказать, ...» (фраза обрывается).

Воспринимаю какую-то Реальность как что-то переливающееся, голубовато-белого цвета. Это было похоже на Северное сияние, и я находилась внутри него.

Мысленная, с пробелом запомнившаяся, незавершенная фраза (женским голосом): «Но нет, ... ее сюда принесли...».

Мысленные фразы (женским голосом, безапелляционно): «Не любишь? Тоже нехорошо. Для психики».

Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза: «А потом ... Тане, смиренно сидевшей в угловой столовой».

Мысленная фраза: «Вот это там, второе сердце».

Уединенный полустанок, старый деревянный дом. Делю комнату для приезжих (под нее выделен второй этаж) с несколькими смутно видимыми темноватыми лицами. Постепенно все разъезжаются, коротаю время в ожидании своего автобуса. Спускаюсь вниз. Этот этаж разгорожен на несколько помещений, одно занимают врачи, мужчина и женщина в белых халатах. Разговаривают с кем-то на английском, а чуть позже с удивлением обнаруживаю, что между собой они говорят на русском (в обоих случаях воспринимался язык, но не содержание). В комнатку смотрителя набилось с десяток кошек и котят, худых, серых, диковатых (я не видела их мордочек). Задрав тощие хвосты, кошки толкутся посреди пустой комнаты. Не сразу замечаю сидящего на подоконнике мужчину (смутноватую темную фигуру). На его коленях доверчиво свернулась калачиком парочка из кошачьего семейства. Это наводит на мысль, что семейство потенциально приручаемо. Однако когда я слишком близко подхожу к двери, кошки неспешной трусцой разбегаются. В их разновеликой массе замечаю крошечного, но уже вполне самостоятельного котенка. Повидимому, кошки приходят в надежде чем-нибудь поживиться, решаю сходить в село, купить им что-нибудь. Тут же спохватываюсь, что могу из-за этого пропустить автобус.

Длинный нецветной, в мрачноватых тонах, фрагментарно запомнившийся сон. Пробираемся (без затруднений, неспешно) по усеянному препятствиями пути (по нагромождениям валунов, кучам песка, крутым оврагам с водой на дне, узким неогражденным мостикам), где на глаза попадаются редкие условные фигуры других людей. Достигаем стоящего справа одинокого темноватого строения в пять-шесть этажей, входим внутрь. Здесь находится что-то типа центра развлечений. Мой спутник (сын — не запомнилось, реальный или сновидческий) собирается подняться на один из срединных этажей, в спортзал (мельком показанный по левую сторону сквозного коридора). Я планирую что-то другое, договариваемся о времени связи, чтобы вместе пуститься в обратный путь. Сын уходит в спортзал, я брожу по зданию. Приближается, по моим предположениям, время выхода на связь, набредаю на телефон-автомат. Рабочая панель его расположена горизонтально (и на ней нет приспособления для набора номера, но во сне это меня не удивило). Монетку здесь нужно загонять в щель плашмя, и как только она провалилась в накопитель, из этой же щели выползла «сдача» (монета того же достоинства). Загоняю ее в накопитель, и так как она не моя, представляется, что сейчас я позвоню сыну «бесплатно». Однако из щели опять выползает «сдача», которую я, с теми же эмоциями, отправляю в накопитель. Так повторяется еще несколько раз, но затем  «сдача» выползает из соседней, левой, более крупной щели (которой раньше здесь не было) — теперь это монета более крупного достоинства. Удивившись и успокоив совесть тем, что все происходит не по моей вине (и не по моему желанию), воровато (хотя поблизости никого нет)  присваиваю «сдачу» и произвожу очередную попытку позвонить. Однако из левой щели опять выползает такая же монета. Удивившись и успокоив совесть вторично, вороватым движением забираю и ее — и просыпаюсь.

В финале незапомнившегося сна передо мной оказывается моя тетушка Бьюти* (она виделась смутновато, в блекло-серых тонах). Разговариваю с ней в большой комнате (в присутствии неразличимого мужчины), приглашаю ее в гости. Потом оба песонажа исчезают, я поливаю в этом помещении комнатные растения (высаженные в четыре стоящих по углам декоративных деревянных ящика, почти кубической формы). Занимаясь поливкой, рассеянно думаю о тетушке, пытаясь, кажется, вспомнить, жива ли она на самом деле.

Стою перед шеренгой кабинок общественного туалета. Они сколочены из старых досок, без дверей, без унитазов, просто с дырками. Все это посреди голого пространства с рассохшейся рыжевато-коричневой землей. Левая кабинка — самая неопрятная, крайняя правая — самая чистая (степень чистоты возрастает по мере удаления от входа). Выбираю крайнюю правую, но в этот момент в предпоследнюю входит мужчина. Он видится условно, можно сказать, что мне просто становится известным, что кабинка занята мужчиной. Приходится выбирать заново — то ли на максимальном удалении от мужчины, но грязную кабинку (я уже около нее), то ли самую чистую, но по соседству с мужчиной (теперь я там). Опять иду влево, потом, так же неторопливо, вправо, и еще раз, но так и не могу решить, чем в данной ситуации поступиться. Мужчина, повидимому, символизировал изменившееся (в процессе поиска решения) начальное условие задачи на выбор.

Участвую с молоденькой девушкой в переговорах. Выйдя наружу, вижу в Небе гигантское изображение фасада многоэтажного здания. Изображение было плоским, как на экране, реалистичным, с воспроизведением мельчайших деталей. С восторгом указываю на него девушке. В отличие от нее, вижу Небесное Видение не впервые, и несколько раз возбужденно повторяю, что даже не в силах выразить, как я рада, что и она смогла увидеть такое.

Помогаю кому-то (возможно, Пете) оформлять к защите чью-то работу. Заполняю бланк, спотыкаюсь на строчке, касающейся цвета волос научного руководителя. Спрашиваю, что туда вписывать. Автор работы говорит, что вписать следует код цветового оттенка волос. Пробежав глазами текст нижней части бланка, отмечает код «321».

Мысленное название: «Голова фламинго».

Мысленные фразы (женским голосом, задумчиво): «Типа увести с собой или остаться. Типа  массового слияния».

Мысленная фраза: «В Америке сильный, изумительный хвост». Смутно видится крупное животное (собака?), которому кто-то выдергивает хвост.  

Мысленный диалог. «Семьсот пятьдесят первый».   -   «Знаем. Семьсот пятьдесят пять...» (фраза обрывается).

Рассказывая что-то про какого-то мальчика, произносят врастяжку: «А-аделаида» и «А-антверпен».

Вывалившаяся из сна, отражающая его содержание мысленная фраза: "Фрукты – может быть, я должна была их купить, а может быть, я их видела между ресторанчиком, подвалом и мной ".

Мне снится, что я СПЛЮ. Молодая женщина читает мне текст. Догадываюсь, что таким образом, иносказательно, мне сообщается о предстоящей свадьбе. В тексте о свадьбах речь не идет, но было нечто, что я уловила и приняла за соответствующий намек (не проронив ни слова). Сон во сне заканчивается. Оказываюсь в квартире, где живут мужчина и эта женщина. Мужчина дает женщине текст, она садится и читает его, беспрестанно запинаясь. В тексте о свадьбах речь не идет, но по неуловимым намекам догадываюсь, что таким образом мне сообщается о предстоящей свадьбе. Тут же вспоминаю сон. Говорю заговорщикам, что могли бы и не стараться, так как я это уже видела во сне. Переходим в салон, бросается в глаза отсутствие ковра на полу. Мужчина говорит, что они решили после женитьбы перебраться в поселение «Окаявоя» и уже начали упаковывать вещи. Сон смутно, бегло показывает поселение. Вспоминаю, как они жаловались на трудности первого своего переезда. Учитывая, что у них сейчас больше вещей, спрашиваю: «Не боитесь снова переезжать?» Мужчина бормочет что-то оптимистичное. С сочувствием думаю, какая все же морока эти переезды. И тут до меня доходит, что всё это лишь СОН, и я просыпаюсь (пол в салоне виделся ясно, остальное - условней, в том числе персонажи, чьих лиц я не видела вообще).

Выпавшее из сна слово «иррациональный».

Мысленная фраза: «Взятие Летнего сада» (возможно, не Летнего, а просто летнего).

Нетвердо держащийся на ногах малыш дотопывает до веселой рыжей собаки. Плюхается животом поперек ее спины, медленно, головой вперед соскальзывает вниз и ловко опирается руками о землю, а ноги его болтаются над собачьей спиной.

Какие-то люди говорят, что обеспечат мне (в состоянии обеспечить) удачу в делах. Эти, незнакомые мне люди явились по собственной инициативе. С моей стороны не следует никакой реакции.

Многократно в течение ночи воспроизводятся мои действия, сопровождаемые предостережениями против их чрезмерности.

Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза (женским голосом): «...вместе с посиневшей крошкой». После заминки ошибочно вкравшееся слово заменяется правильным: «кошкой».

Временно живем с Петей в старой деревенской избе. Петя спит (или уже не спит), я вожусь в отгороженной под кухню части. Дом такой запущенный, что в нем расплодились (и расхрабрились) насекомые, а по углам и щелям растет трава. Принимаюсь все это искоренять.

Петя подготавливает для облицовки высокую бетонную стену с красивой шероховатой поверхностью. Предполагается, что бетонными останутся стойки и верхняя и нижняя кромки стены, остальное будет инкрустировано светлым камнем. В стене уже имеются соответствующие углубления, Петя должен лишь довести их до кондиции. Он работает на глазок, говорю, что необходимо строго соблюдать заданные размеры. Он отмахивается, уверяет, что делает так, как нужно.

В ожидании автобуса стою, рассеянно отключившись, неподалеку от остановки. Появившийся рядом, смутно видимый человек  вкрадчиво говорит, указывая в ее сторону: «Пивокровные. Смотри, там сколько уже набралось» (имеется в виду, что в автобус будет трудно попасть). Включаюсь, вижу небольшое скопление одинаковых фигур в черной одежде (почему-то названных «кровопийцами, вампирами» - таков истинный смысл употребленного слова-перевертыша «пивокровные»). Понимаю, что с посадкой в самом деле могут быть проблемы, иду поближе к остановке.

Жду автобуса на остановке, находяшейся вне населенного пункта. Приходится выбирать, сесть ли на обычный автобус или на более редко появляющийся экспресс. Расписание движения мне неизвестно, решение принимаю вслепую - сажусь в первый появившийся (тихоходный), и прибываю к месту назначения одновременно с экспрессом (или самую малость позже). Расплачиваюсь (со служащим станции прибытия) монетами низкого достоинства, удивляясь неправдоподобной дешевизне проезда.

Мысленные, с пробелами запомнившиеся фразы: «Две женщины, одинаково рожавшие, по-разному ... Одна будет представлять просторный шатер с ... а другая...». Фраза не договорена, однако тирада заготовлена полностью, и даже показана в виде расплывчатого густо-серого абзаца текста. По каким-то соображениям тираде не дают воспроизвестись до конца. Для этого после слова «другая» резко дергают в сторону трафарет, по которому шло построение мысленных фраз. Трафаретом являлось нечто промежуточное между печатным текстом (заготовкой) и мысленным воспроизведением. Он выглядел как небольшая гибкая тонкая пластинка (или карточка), промелькнувшая на кратчайший миг, резко сдернутая в нижний левый угол поля зрения и ушедшая за его границу после слова «другая». P.S. Финалом сон напоминает убегание снов, только сны удаляются сами, а трафарет был удален.

Кто-то называет два кинофильма. Утверждает, что я когда-то их видела (полупроснувшись и еще удерживая в памяти названия, отмечаю, что наяву они мне незнакомы).

Выхожу из большой, смутно видимой комнаты, где остались что-то обсуждать остальные участники сна. Машинально обернувшись, вижу сизый сигаретный дым, заполнивший верхнюю половину помещения (он виделся совсем как наяву). Думаю, что безответственность курильщиков отрицательно сказывается на ни в чем не повинных некурящих (но подразумевается, что в покинутой мной комнате все были курящими).

Мысленная, с пробелами запомнившаяся фраза: «А про них как раз говорили, что ... это ... да и только».

Мысленная, незавершенная фраза: «Крутил и крутил...».

Мысленная фраза (завершающая или предваряющая рассуждение): «Чистая установка интроверта такова».

Легко читаю написанное на линованом листе бумаги, отчетливо видимое имя «Натанкатапа» (за его окончание не ручаюсь, я могла его перепутать).

Мысленная фраза (с деликатным укором): «Конечно, ... что за простодушие» (не запомнилось имя того, к кому относится упрек).

Книга, раскрытая на том месте, где повествуется о бытовых страданиях человека из предыдущего сна. [см. сон №2292]

Стоя перед зеркалом, случайно замечаю на щеке что-то, принятое за прилипший клочок непонятной пожелтевшей пленки. Осторожно отщепляю его (он похож на ороговевшую кожу). Рядом вижу еще один, отщепляю и его, и еще один, и еще. Не сразу догадываюсь, что это растрескался верхний слой кожи. Очищаю лицо теперь сознательно. Под отмершим слоем обнажается новая, живая кожа (дрябловатая, но не исключено, что вскоре она расправится). Лицо в целом не виделось, каждый раз виден лишь участок, причем не в зеркале, а со стороны (само зеркало тоже, кажется, не виделось, но я твердо помню, что стояла перед настенным зеркалом).

Мысленная фраза: «Тридцать четыре с половиной».

Мысленное испуганное восклицание (женским глуховатым голосом): «Ой!»

Фраза, завершившая сон: «Хорошо, отвечаю я спокойно, но внутренне содрогнувшись».

Вхожу в комнату, вижу выдвинутую из-под кровати картонную коробку (одну из упрятанных туда, с какой-то рухлядью). Слева темнеет место, где она находилась. Сон показывает его таким образом, что мне не нужно и наклоняться, чтобы узреть его таинственную глубину. Около коробки с привычным отключенным видом стоит мама*. От беспомощности перед повторяющимися ситуациями меня охватывает гневное раздражение, выливающееся в привычную серию упреков. Мама привычно замкнута на себя, упреки проскакивают мимо ее сознания. Мое раздражение нарастает. В бессилии от невозможности отучить маму от привычки рыться в хламе я (впервые) говорю: «Сейчас буду тебя бить». В моей руке оказывается швабра (держу ее щеткой к себе). Легкими прикосновениями охаживаю маму по бокам, по спине, приговаривая: «Сколько раз тебе говорили, что нельзя рыться в углах с хламом, тревожить тех, кто там обосновался. Сама же и получишь (от них)...». Я имею в виду Сущностей, таящихся в захламленных углах. Но на маму даже это не производит впечатления.

Старая неряшливая изба, в которой находится несколько человек. Madame Икс чинит нам какие-то мелкие неприятности. Потом на полу комнаты появляется темный чечевицеобразный диск диаметром с треть метра. Смотрю на яркую никелированную нашлепку по центру диска, кто-то предполагает, что это взрывное устройство, все бесшумно разбегаются. Я была почему-то полуодета, и поэтому отважилась выбежать лишь в соседнюю комнату. Но потом трезво подумала, что если заряд мощный, то может разнести весь дом.  Вынужденно стараясь не думать о своем неглиже, покидаю избу, однако  взрыва так и не последовало (сон нецветной, в темных тонах; персонажи были полубесплотными, условными, темными; madame виделась отчетливей, а диск — совсем ясно).

Завожу будильник, проверяю, как он звонит. Выясняется, что очень тихо, почти просто трещит. Решаю, что, может быть, удастся все же услышать его, если как следует на это настроиться.

Мысленная фраза (мужским голосом): «Притащил целых четыре бутылки молока». Смутно, в темно-серых тонах видится мужчина, подпихивающий ногой деревянный дощатый ящик с несколькими (угадываемыми?) бутылками.

В финале сна спохватываюсь, что  вставши с постели, не причесалась, и представляю, как всклокочены мои волосы.

Мысленные фразы (женскими голосами).  Бормотание: "У сАмого...",  "У сАмого...".  - Четко: «Почти у самого (конца), говорят» (за слово в скобках не ручаюсь).

Посредине я, а вокруг — бесчисленное количество обуви, и все это мое.

Два-три однотипных сна грубого, низменного содержания, там действовала группа лиц, грубость выражалась преимущественно вербально. Я была пассивным персонажем, но говорилось и демонстрировалось все именно мне.

Мысленная фраза (задумчивым женским голосом): «Мне кажется, что уже всё, наверно, всё».

Просторная жилая комната, в задней части которой  находится мама*. Наклоняюсь над двумя стоящими бок о бок спальными местами (только что, как подразумевается, обновленных обивщиком мебели). Ложе каждого, покрытое серой, похожей на дерюгу, обивочной тканью, утоплено в массивный прямоугольный остов (высотой с треть метра) из гладкого, похожего на мрамор камня. Нажимаю ладонями на безупречно натянутую ткань правого ложа, и с удивлением прощупываю под ней крупный строительный мусор — кирпичи, деревянную балку и т.п.  Провожу руками вдоль ложа, с недоумением везде нащупывая мусор. Он не только ощущается, но и каким-то образом отчетливо видится (что не вызывает удивления). Выпрямляюсь, смотрю на мусор.  Сквозь его прорехи теперь видится ярко освещенное желто-оранжевым светом непонятное обширное подпольное пространство, где находится смутно различимая madame Икс (сон был натуралистичным; лиц персонажей я не видела).

В финале сна, отвечая на вопрос, говорю: «Cucumber и огурец». Cпустя мгновенье с удивлением отмечаю, что сказала одно и тоже.

Среди нас находится крупная птица (кажется, ворона). Птица действует, как человек, ловко управляясь по хозяйству.

Стою у прямоугольного цементного водоема, перед фасадом красивой старомодной больницы. Появившийся Петя настоятельно просит меня войти в здание. Вхожу, приближается врач в белом халате, отрывисто велит следовать за ним. Проводит по нескольким кабинетам нижнего этажа, приводит в подвал и исчезает. Вижу в подвале огромную больничную палату, множество кроватей застелены блеклым светлым постельным бельем и пепельно-серыми одеялами. Пациенты (молодые мужчины и женщины) облачены в серую, под цвет одеял, больничную одежду. Все выглядят спокойными, свободными, не похожими на больных. Бросается в глаза лишь печать безучастности на их лицах, как будто эти люди напрочь забыли, что жизнь существует и вне больничных стен. Поворачиваю к выходу, но в ведущем туда длинном коридоре происходит нечто неожиданное. Сплошной поток людей в серой больничной одежде хлынул мне навстречу. Приостанавливаюсь. Люди неторопливо идут мимо меня, такое ощущение, что поток их нескончаем. Он не был сильным, в крайнем случае для его преодоления потребуется затратить немного дополнительной энергии. Но пока что, во власти легкого ошеломления, я не сдвигаюсь с места, омываемая этим потоком, который течет через входную дверь в подвал (лица людей были неразличимы). P.S. Сон этот, явившийся в ту пору, когда я отказалась записывать сны, продержался в памяти три года. Понимаю это так, что он хочет, чтобы я его записала, что я и делаю в пятницу 20-го июня 2003 года.

Слышу ритмичные однотактные скворчащие звуки, прислушиваюсь. Полагаю, что их издает умирающая мама*, смутно угадываемая в дальнем левом краю жилища. Ничего не предпринимаю. Так тянется какое-то время, однообразные звуки не иссякают. Полупросыпаюсь, чувствую, что солнце уже взошло. Звуки теперь ассоциируются с птичьим щебетом, но не могу признать их за когда-нибудь слышанные. Вслушиваюсь с недоверием, что-то в них не то. Утверждаюсь в мысли, что с некоторой натяжкой их можно принять за воробьиное чириканье. И как только в этом утверждаюсь — звуки обрываются.

Мысленная, незавершенная фраза (женским голосом): «Работала и будет работать не для того, чтобы раз в неделю...».

Мысленные, с пробелом запомнившиеся фразы: «...зелень. Нет, не всю, часть еще хорошая».

На деревенской, огороженной жердями танцплощадке с земляным полом все готово к танцам, меня просят завести музыку. В этот миг двое человек из расположенной неподалеку деревни оказываются у стоящего на отшибе патефона (с уже установленной пластинкой), и включают его. Меня просят перезавести пластинку. «А то подумают, что городские тут заправляют», - объясняют мне. Всем известно, что завести музыку должна я, городская. И поскольку музыка зазвучала чуть раньше срока, народ мог подумать, что я посвоевольничала. Иду на взгорок, где на старой табуретке стоит блестящий патефон. Приподнимаю звукоснимающую головку, и через пару мгновений осторожно опускаю ее на край пластинки. Звучит песня, запомнились начальные слова: «О, где же ты, что разбил мое сердце».

Листаю книгу, обращаю внимание на сноски на первых страницах.

Стройная женщина в красивом шелковом халате появляется из-за угла комнаты. В руке у женщины кружка, из которой нечаянно вываливается кусок сосиски. Женщина провожает его взглядом и мягко говорит: «Тьфу, сосиски...» (окончание фразы не запомнилось).

Мысленные, адресованные третьему лицу, с пробелом запомнившиеся фразы (мужскими голосами): «Непонятно, по каким причинам ... разговариваете?» -  «По каким причинам вы это спрашиваете?»

Читаю пару глав, занимающие пару листов в середине книги. Отчетливо вижу буквы, отмечаю это (понимая, что нахожусь ВО СНЕ?) То же самое происходит с процессом чтения - я как бы примеряюсь, удастся ли мне прочесть.

Мысленная фраза (женским голосом): «Да, сейчас рекомендуется какую-нибудь девушку найти и выкрасить ее в черный цвет» (фраза завершается шутливым басом).

«Стена. А где...?» - задаюсь я вопросом, пытаясь понять, куда девалась дверь, которую только что бегло, но отчетливо видела в правой стене комнаты. Внимательно осматриваю это место, вижу окно и неглубокий выступ. Двери же не только нет, но для нее как бы и нет места. Хотя только что место для нее было, и была сама эта, наружная дверь.

Фрагмент мысленной фразы: «...Александр подарил мне...».

Стою в длинной очереди в буфет, прикидываю, что выбрать. Чувствую странную тяжесть. Возвращаюсь в реальность - оказывается, на меня навалилась одна из женщин. Чуть ли не жалобно протестую, она отодвигается. Справа еще одна пытается пробраться без очереди, буфетчица выводит ее на чистую воду (вопросы, которые задавала при этом буфетчица, выглядели бы для человека из несновидческой реальности не совсем логичными).

Воркование-стон голубя (или горлицы), будто бы имеющее отношение к сну про дом на улице Красных Крыш [см. сны №0501, 0502].

Мысленная фраза (сосредоточенным мужским голосом): «Может ли мне школа дать понимание того, чего я сам не понимаю?»

Девушка истово молится, посвящая этому много времени. Замаливает свои грехи.

Мысленная, незавершенная фраза (женским голосом): «Узнав о моей матери, что она (мать) сошла с ума, он...».

Нахожусь в гостях у Пети, в селении Адамс. Селяне видятся полупризрачными, светловатыми. Петя (он лишь ощущался) среди них, все заняты делами. Лежу поблизости на кровати, Петя на миг появляется около меня и исчезает. Хочу увидеть его снова, зову, кричу, хрипло, безостановочно: «Петя! Петя!» Лежу на спине, кричу и вращаю ногами (как бы крутя воображаемые педали). Мимо изредка проскальзывают селяне. Когда появляется Анели, в Небе (невысоко) повисает Видение. Крупным планом, бледновато, видится моя мама*. Ее видно со спины, она в знакомом мне, чуть выгоревшем платье, наклонилась к малышам (одним из которых являлся Петя). Это выглядит, как кинохроника. Поражаюсь, как селянам удалось извлечь фрагмент воспоминаний о петиных детских годах. Спрашиваю Анели (со смесью любопытства и невольного восхищения): «Как это они?» Она, на ходу, не оборачиваясь, выразительно пожимает плечами. Опять переключаюсь на Видение. Теперь оно сопровождается по-советски мажорной, громкой музыкой, под которую звучит песня. Уловив слово «Москва», критически отмечаю, что тут селяне допустили промашку (мы не москвичи). Заканчивается песня словами: «Вы к ручью пойдите и проверьте/ Знают ли они (дети) того, кто дал им жизнь». Все это время жду Петю, будучи уверенной, что он вот-вот появится. Видение внезапно обрывается (с характерным вжиком хвостика воображаемой кинопленки). От удивления легонько вскрикиваю — и просыпаюсь.

Неторопливо пишу (в зеркальном отображении) и одновременно мысленно произношу: «И я беру то, что изложено выше».

На крыше высокого здания стоит, опершись на металлическое ограждение, парень и методично плюет на тротуар. Плевки шлепаются то передо мной, то позади меня. Я уверена, что чтобы не заполучить плевок, нужно просто спокойно пройти этот участок. И оказываюсь права (парень виделся немного сверху; себя, идущую вправо, я тоже иногда видела сверху).

Меня учат защищаться. Приемы защиты демонстрируются неторопливо, обстоятельно, терпеливо.

Мысленная фраза: «А у вашего папы, такая есть у вашего папы?»

В конце сна оказываюсь на почти вертикальном столбе, образованном комьями лежалого, потерявшего белизну снега. Рядом стоит мужчина, мы еле с ним помещаемся. Стою за его спиной, каждую секунду рискуя свалиться, энергично отдираю и отбрасываю в стороны куски снега (чтобы перейти на ровное место). Положение неустойчиво, равновесие удерживается с трудом, страх упасть спиной велик, но действовать не прекращаю. Левее, в дощатом сарае находится Петя. Жду его помощи, он не появляется, справляюсь сама.