Читаем текст (напечатанный, кажется, готическим шрифтом). Куски текста соскальзывают со страниц фолианта, повисают перед нами, и по прочтении возвращаются на место. Кто-то говорит, что смысл читаемого не таков, каким мы его понимаем, совсем не таков.
По пустому пространству идут (влево) несколько человек в длинных темных одеждах. Один мысленно посылает просьбу, в ответ появляется с десяток больших, с мужской кулак, темных металлических кубов. Они парят в воздухе, между людьми, на уровне их голов, покачиваясь вверх-вниз. Мысленная фраза комментирует количество запрошенных предметов: «Странно, что десять, ведь столько нет, но и не требуется».
Во все поле зрения разбросано (в вертикальных плоскостях) множество одинаковых кадров с изображением сидящего на правом боку человека в бледно-зеленых брюках. Края кадров размыты, что создает впечатление, будто в воздухе висят видения сидящей фигуры.
Мысленная фраза: «Если одна женщина освободится от кошмара». Появляется молодая рыжеволосая, сидящая на пятках женщина в черных брюках и черной футболке. Из рта женщины горизонтально тянется светло-серый жгут, прикрепленный к висящему в воздухе серому, с футбольный мяч, шару. Поверхность шара оплетена чем-то, похожим на асбестовый шнур, а сам шар является чем-то вроде бомбы.
Мысленная, неполностью запомнившаяся фраза: «А я ... чтобы смогла взять себя в руки и расслабиться». Возникает роскошный раскрытый фолиант с белыми плотными листами и крупным красивым готическим шрифтом. На его фоне в воздухе висит благородная матово-черная бутылка вина. Она находится в наклонном положении, горлышком вниз, и разливает по капельке вина в буквы книги, являющиеся для нее рюмками. Между нею и книгой находится сильный источник чистого света. Расходящиеся в стороны лучи его видны из-за бутылки (чувствовалось, что вино — превосходно).
К небольшим, висящим (разрозненно) в воздухе белым бумажным кружкАм поочередно прикладывают светлый металлический диск-шаблон меньшего диаметра. Прижимая к нему очередной кружок, перегибают бумагу по периметру шаблона.
Раскрытая книга с белыми листами и четким шрифтом. Пробегаю глазами левую страницу, убеждаюсь, что воспринимаю то, на чем останавливается взгляд - значит, я понимала, что я ВО СНЕ. Решаю прочесть кусок текста. Это оказалась длинная фраза, переходящая на правую страницу. Читаю легко, совсем как наяву, и осознаю это. Начинаю просыпаться. Не открывая глаз, вижу фразу висящей в воздухе. Слова, одно за другим, вразнобой, выпадают из памяти и из самой фразы. Стоило мне сосредоточить внимание на начале фразы, как выпадало слово из ее окончания. А как только я кидалась туда, исчезало одно из слов покинутого мной участка. Уцелело несколько разрозненных слов, по которым смысл восстановить невозможно, и я их в блокнот не записала (а зря).
Мысленная фраза (медленно, с расстановкой): «У них крик очень натуральный, очень похожий на вопль этих птиц». Фраза произносится сдвоенно, с небольшим сдвигом по фазе. В качестве иллюстрации в воздухе повисают две одинаковые фигуры, что-то вроде синусоид (но, кажется, они были замкнутыми). Фигуры наложены друг на друга со смещением. Задняя изображает саму фразу, а смещенная вправо передняя — ее озвучивание. То есть имеет место фраза как таковая (первооснова) и фраза изреченная (ее производное).
В конце спокойного миролюбивого сна с энным количеством действующих лиц, наигрываю на пианино начало мелодии, как бы народившейся в душе. Прислушиваюсь. Повторяю эти шестнадцать нот еще раз, и еще. Говорю, что если сопроводить мелодию звуками и шумами окружающего нас мира, то мелодия обретет завершенность, проявится ее истинный смысл. В качестве иллюстрации в воздухе повисает длинная волнистая линия, окруженная с обеих сторон серой неширокой мохнатой полосой. Повторяю про шумовое сопровождение, смутно видимая молодая женщина соглашается со мной.
Фесио Арфас* заезжает за мной, приглашает в селение Адамс. Отправляюсь с ним, прихватив лишь сумочку. По прибытии он спрашивает, где мои вещи. Отвечаю (лгу), что никогда не беру их с собой. Он говорит, что нужно было взять. Спрашиваю: «Сказать, почему я не взяла?» Добавляю, что с его проницательностью он мог бы сам догадаться - я приехала без вещей, потому что не поверила, что меня на самом деле зовут в селение, это показалось мне слишком невероятным. Фесио Арфас качает головой, повторяет, что вещи надо было взять. Он спокоен и доброжелателен (но видится неясно). В селении меня встречают приветливо. В большом, типа ангара, помещении с десяток женщин сидят на стульях в кружок, и я с ними. У некоторых на коленях дети. У женщины, что находится напротив меня, их даже двое — малышку она держит на коленях, а у той на руках грудничок. Мать бережно обоих поглаживает. Несколько селянок сидят поблизости, вне круга. Одна из них подходит, садится мне на колени (трогательно, доверчиво). Ее темные чистые пушистые волосы лезут мне в рот, то и дело их поправляю. У сидящей напротив меня малышки симпатичные тряпичные кольца на пальцах. Кто-то из женщин спрашивает, знает ли девочка, какая она красивая. Малышка отвечает: «Мне мама не разрешает говорить, какая я» (мама не разрешает ей обсуждать этот вопрос с другими). Любуюсь тряпичными колечками. Вижу перед собой то, из чего они сделаны - это полоски светло-серого холста с цветной продольной нитью, желтой на одной полоске, зеленой на другой (повисшие в воздухе полоски слишком крупны для детских пальцев, но на этом внимание не заостряется). Волосинки опять лезут в рот, поправляю их, задаюсь вопросом, с какой целью молодая женщина забралась мне на колени. Может быть, ей не удается забеременеть, и она полагает, что я каким-то образом могу помочь ей? Женщина напротив с улыбкой говорит, что пора кормить детей. Интересуется: «Знаешь, как мы делаем? Если она (малышка) играла с ниткой масляными руками, то мы эту нитку даем (ребенку, пососать) вместо масла». Улыбается, призывая оценить остроумную хитрость. На миг видится торчащий из небольшого тряпичного мяча обрывок нитки, которую теребят испачканные сливочным маслом детские пальцы. Атмосфера в ангаре мирная, доброжелательная. В очередной раз поправляю волосы продолжающей сидеть у меня на коленях женщины. Думаю, что, может быть, я и в самом деле способна приносить другим удачу? Что ж, если это так, буду только рада.
Преодолеваем с Петей массу искусственных препятствий. В частности, требуется взобраться по высокой вертикальной лестнице, огражденной лишь редкими горизонтальными обручами. С нее нужно перейти на длинные узкие, неогороженные мостки — как бы висевшие в воздухе и уходящие влево, за пределы поля зрения. Петя справляется легко, бесстрашно, мне все дается с трудом. Нахожусь на вершине забитой людьми лестницы, перед лазом, ведущим на мостки. Взбиравшийся за мной мужчина просит пропустить его вперед, он куда-то торопится. Пропускаю, однако теперь в лаз намерена пролезть без очереди женщина. Призадумываюсь. Проще, конечно, пропустить, но снизу напирают другие, так что, похоже, придется поработать локтями. [см. сон №2913]
Два массивных экструдера со сменными насадками. Оба висят в воздухе, как нечто невесомое. Это делает их похожими на компьютерные штучки (во сне этого не осознавалось). Акцентировалось наличие сменных насадок как достоинство устройств.
Рассматриваю висящее в воздухе изображение множества примыкающих друг к другу однотипных баклажаноподобных элементов, пытаюсь определить их цветовую гамму. Мне кажется, что предыдущее (незапомнившееся) изображение было подобных тонов. Говорю кому-то, находящемуся рядом: «Тоже болотно-...» и осекаюсь. Мне кажется, что это все же не болотно-серый, а иной цвет, для обозначения которого мне не подобрать слова.
Обустраиваюсь в большой светлой больничной палате, где смутно видятся пациенты. Интерьер пастельных тонов, атмосфера спокойная, больные ходячие. Медсестра велит нам, трем новичкам, спуститься вниз, на обследование, и взять с собой направления. Дайна и вторая женщина уходят, я копаюсь в тумбочке в поисках нужных бумаг. Краем глаза вижу пациента другой палаты, по-свойски явившегося поболтать. Он непринужденно растягивается на одной из кроватей (на моей, между прочим). Приходит Дайна (за мной), спускаемся вниз по широкой красивой лестнице. Дайна говорит, что будет в процессе нашего со второй женщиной обследования помогать врачу (переводить ему термины с английского языка). Смутно видится медицинский кабинет с кушеткой, монитором и висящей в воздухе строкой английских терминов.
Строгий, безупречный геометрический орнамент, сплетенный из четырех линий ярких акриловых (или компьютерных) цветов — синего, желтого, зеленого, красного. Орнамент висел в воздухе, в вертикальном положении.
«Ужин еще не...», - отрезает пышнотелая женщина в ответ на мой вопрос (окончание фразы не запомнилось). Женщина исчезает, в воздухе повисает новый алюминиевый ковшик, запаянный в пластиковую оболочку.
Три молодых человека оформляют интерьер моей красивой светлой кухни. Работают весело, немного дурачась. Последним их вопросом была просьба дать три рюмки и все, что у меня есть, вина. Смущенно отвечаю, что у меня только три бутылки вина, достаю их. Оформители наполняют рюмки разными винами и ставят их на подносе на одну из полок кухонного шкафа. Для красоты - они вообще создавали на кухне живописный беспорядок.
Отчетливо видится обширный участок шоссе, с которого срезан тонкий слой асфальтового покрытия.
Мысленная, неполностью запомнившаяся фраза (женским голосом): «...но, ой, ... Боже, получилось так страшно и некрасиво».
Нахожусь в гостях у семейства Мэнов, в лачуге. Мэны говорят, что в основном живут не здесь, а в большом городе, у бабушки, и что Лэр - глава компьютерной фирмы. Ничему не верю. Крашу (кажется, с помощью Вэллы) волосы. Взглянув в зеркало, почти не узнаю себя - волосы стали красивого рыжего цвета, с белой прядью надо лбом. Они густы и заплетены во множество косичек (на негритянский манер). Выгляжу совсем по-новому, мне это идет. Перед уходом еще раз подхожу к зеркалу — вижу тускло-серые длинные редкие, не поддающиеся расческе спутанные пряди.
На полу, около красивого старинного кресла лежат друг на друге два заполненных пластиковых мешка. Беру верхний, меньший, кому-то для подарка.
Застирываю в ванной над раковиной загрязненные места наволочки. Кто-то из находящихся поблизости замечает, что я «поправилась» (располнела). Соглашаюсь, объясняю это излишним пристрастием к еде. Подумываю, что стоит взвеситься, чтобы проверить, так ли это и в какой степени. Пятна отстираны, но я вижу, что наволочка вообще несвежая, и бросаю ее в кучу приготовленного для стирки белья.
Вижу в троллейбусе Ивону. От кого-то из пассажиров узнаю кое-что о ней и ее дочери. Троллейбус останавливается, за окнами темень, невозможно определить, где мы находимся. Кто-то говорит, что это вокзал. Срываюсь с места, устремляюсь к выходу. Спохватываюсь, что забыла на сиденье вещи, поспешно возвращаюсь раз, потом еще раз. Троллейбус не двигается, как бы ожидая, пока я выйду (что кажется мне любезным, но странноватым, нетипичным). Выхожу. Высятся неузнаваемые во тьме здания, не могу сообразить, в какой стороне вокзал. Мимо проходят смутно видимые люди, ловлю чью-то фразу-подсказку: «Выход направо, по компьютеру». Пробираюсь вслед за темными пешеходами вправо, так и не сумев пока опознать это место.
Мысленный диалог (глуховатыми женскими голосами, задумчиво). «Всякое бывает». - «У гостей бывает всякое настроение».
Стою в больничном коридоре, прошу женщину-врача не прописывать мне лекарств. Мотивирую тем, что за всю жизнь принимала их считанное число раз. Врач соглашается, и тут же дает полный доверху лекарственный стаканчик (видимый, в отличие от врача, отчетливо). Стаканчик заполнен темной масcой с мелкими темными горошинами. Держу лекарство, не отваживаясь принять. Меня хватает лишь на то, чтобы мысленно представлять, что оно у меня во рту и что я запиваю его доброй порцией воды. Вообразила это уже несколько раз, но дальше дело не идет.
Мысленная фраза (моя, в завершение незапомнившегося сна): «Становится не по себе».
Мысленная, незавершенная фраза (мужским голосом, академическим тоном): «А известно вам, под какой системой...».
Иду к знакомым, взгляд случайно падает на припаркованный мотоцикл, меня охватывает неудержимое желание покататься. Голос разума пасует, я мотоцикл угоняю. Водить не умею, но сажусь в седло, чуть ли не с восторгом еду по улицам, наугад нажимая на педали. Беспокоило лишь торможение. Когда возникала необходимость, я изо всех сил давила на левую переднюю педаль, и мотоцикл вроде бы притормаживал. По этой же причине я особенно не разгонялась. Катаюсь без проблем, с удовольствием. Добираюсь до знакомых, оставляю мотоцикл во дворе, у кирпичной кубической тумбы. Бывшие в мотоцикле вещи (краги, старый свитер и что-то еще) прихватываю с собой. Вхожу в расположенную на одном из верхних этажей квартиру. Спустя какое-то время случайно взглядываю в окно. Около мотоцикла два солидной комплекции полицейских в штатском разговаривают с жильцами, речь идет о мотоцикле. Слышу (непонятным образом) сообщаемые жильцами приметы угонщика, с облегчением убеждаюсь, что описание не соответствует действительности. Не исключаю, что полицейские могут начать обход квартир. Вспоминаю (спокойно) о прихваченных вещах, признаюсь в содеянном находящемуся в комнате молодому человеку. Он молча, невозмутимо, неторопливо извлекает из разных мест комнаты чем-то заполненные коробки, рассовывает по ним улики, возвращает коробки на место. В обставленной старой мебелью комнате, темноватой, тесноватой, захламленной, коробки не бросаются в глаза. Но если полицейские возьмутся тут все перетряхивать, то доберутся и до них. Меня это беспокоит, переставляю коробки с места на место. Здесь присутствовал даже абстрактный, академический интерес - оставить ли коробки на виду или, наоборот, засунуть поглубже. Всё казалось одновременно и надежным и совершенно ненадежным. Вожусь с коробками, признаюсь молодому человеку, что покататься на мотоцикле было так в кайф, что за это даже не обидно понести наказание.
Мысленная, с пробелом запомнившаяся, незавершенная фраза: «...посмотрим различные образовательные кубики...».
Смутно видятся три женщины, конвоирующие четвертую. Та вдруг бросается наутек, они мчатся за ней. Это происходит на городской улице, покрытой грязным, подтаявшим снегом. Беглянка схвачена. Одна из преследовательниц, потрясая вздернутыми руками, темпераментно сообщает: «Журналистское расследование показало, что только что сбежавшая...» (окончание не запомнилось). С досадой говорю: «Ну зачем они так», полагая, что вполне можно было позволить женщине убежать.
Мысленный, с пробелом запомнившийся диалог (мужскими голосами). Зрелый, степенно: «Я думаю, ... разок один». - Молодой, быстро: «И еще, может быть, пить чай».
Изображение (в действии) необычного, мудреной конструкции, складного метра.
Неспешно иду с тремя ребятишками по прелестному запущенному парку (или лесу). Место, к которому мы приближаемся, залито половодьем, рельеф тут неровный, впадины заполнены серой стоячей мощной водой. Младший из детей (ему года два) бежит вперед и в мгновение ока оказывается по грудь в воде. Беспокоясь, как бы намокшая одежда не утянула его глубже, убыстряю шаги, хватаюсь за капюшон куртки, тяну вверх. С удивлением обнаруживается неправдоподобная невесомость ребенка (ощущается как бы лишь вес куртки). Усаживаю извлеченного из воды проказника на фрагмент старой каменной стены, добродушно говорю: «Маленький утопленник, здесь бывает очень красиво, ты это знаешь?» (говорила, глядя на малыша, не воспринимая его лица, но не отдавала себе в этом отчета).
Мысленные фразы (спокойным женским голосом): «Не шевелись. Не шевелись, не шевелись. Сейчас я его открою».
Засыпая после предыдущего сна, пытаюсь припомнить его подробности. Смутно видится связанный человек, сидящий на полу, спиной к стене. Его связали, чтобы лишить возможности рассказывать анекдот про корзину для грязного белья (будто бы требующий жестикуляции). Но человек все же рассказывает анекдот, жестикулируя кистями прикрученных к животу рук, - ни в этом, ни в предыдущем сне я не услышала из анекдота ни слова. [см. сон №3857]
Работаю патентоведом. Разложив бумаги по новым папкам, обучаю новую сотрудницу приемам составления заявок на изобретения и правилам рационального ведения дел.
Когда мы покидали зрительный зал, кто-то из нашей компании сказал, чтобы я взяла вазу и шарик, оставленные мной на полке, около наших кресел (я воодрузила их туда для красоты, вставив в вазу сухие живописные хвойные ветки). Вынимаю ветки, кладу вазу и шарик в сумку. Пробираемся между почти опустевшими рядами к выходу. Кто-то из наших предлагает мне попросить у оказавшейся рядом женщины вазу ее сына (его с ней не было). Женщина угрюмо бурчит: «А это зачем еще?» Дружелюбно объясняю, как мы украсили с помощью вазы моего сына место около своих кресел. Женщина смягчается и даже улыбается.
Мысленная, троекратно повторившаяся фраза (мужским голосом): «Эйн пэ саридж». Первый раз она звучит бесстрастно, потом более эмоционально, и наконец, громко выкрикивается густым, сочным голосом.
Незавершенная мысленная фраза (женским голосом): «Они могут быть где угодно, но...».
Мысленная, неполностью запомнившаяся фраза (задумчивым мужским голосом): «...это не мешает, если они уже почувствовали данные и не в состоянии это изменить».
Фраза (возможно, мысленная), принадлежащая женщине и завершившая сон: «А я уже во второй раз эту карту брать не буду» (фраза основана на идиоме «битая карта»).
Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза (быстрым, энергичным женским голосом): «Вот как только ... что-то не знаю, что сказать».
Мысленная фраза (женским голосом): «Однажды вечером произошла замечательная встреча за цветами отечественными».
Мысленные, с пробелами запомнившиеся фразы (женским голосом): «Там такая же ... А это ведь ... Краснодарского района».
Мысленная, несколько раз ритмично повторившаяся фраза: «Идущий мной опять разделено водой».
Вижу в прихожей отставший кусок обоев и раскрошившуюся в этом месте стену. Удивляюсь - мы поселились тут недавно, а перед въездом в квартире был сделан ремонт. В столовой с обоями все в порядке, но вдруг вижу, что часть одного из полотнищ свободно свисает вниз. С любопытством отгибаю его, вижу четыре квадратных, попарно расположенных углубления, уходящие в толщу стены. В одном лежит сливочное масло (прогорклое), в другом остатки изысканного сыра, в остальных тоже продукты. Предполагаю, что прежние жильцы использовали углубления в качестве холодильника (что логично, если учесть толщину стен). Решаю все выбросить, извлекаю масло, берусь за поддон с сыром, вижу зависшего над ним ежа (уцепившегося за шершавую стенку). Делаю вывод, что углубления имеют ответвления, по которым еж пробирается к продуктам. Оставляю сыр в покое (подумываю впредь подкармливать ежа). Входит Петя, подзываю его к тайнику. Петя подходит с трудом, морщась от боли. Отгибаю обои, тараторю про продукты и ежа (в квартире кроме нас находился неизвестный, солидной комплекции мужчина, которого я на миг неотчетливо увидела).
Неспешный, подробный рассказ о системе устойчивости. Система была геометрически сложной, пружинообразной, трехмерной — ее изображение выполнено тщательно прорисованными изящными разноцветными линиями. [см. сон №7281]
Небольшой продолговатый участок взрытой темно-коричневой земли и пучок тонких черных волнистых стержней. Верхние концы стержней уходят куда-то наверх, нижние погружены во взрытую землю. Изображение иллюстрирует, как в разум (в сознание?) вводят что-то страшное, но необходимое для его пользы.
Сон, состоявший из сплетений всевозможной ЛЖИ.
На пустой круглой (похожей на арену) открытой площадке выделывает фантастические трюки велосипедист. Это был каскад чего-то неописуемого по выдумке и четкости исполнения. В последнем номере партнершей велосипедиста должна стать пловчиха. Эффектно изогнувшись, она энергично выныривает (по пояс) из заполненного водой люка, появившегося в передней половине арены, но тут же скрывается в воде. Догадываюсь, что от слишком резкого движения у девушки сползли трусики. Тут она появляется снова и невозмутимо их поправляет. Я и еще пара зевак глазеет на все это, стоя неподалеку, справа. Девушка была в купальной шапочке, в сдвинутой вверх маске для подводного плавания и в закрытом купальнике, так что никакие трусики сползти не могли, но они сползли (сон был не цветным).
Перед красивой входной дверью облицованного светлым камнем здания — широкое крыльцо. По нему, к двери, бодро передвигается на четвереньках худощавый старик в чистом сером рубище, с всклокоченными седыми бородой и шевелюрой.
Мысленная, впервые исковерканная фраза: «Кинофильм 'Итальянца в два России'».
Миниатюрная рассудительная, с аккуратным коричневым оперением уточка стоит на краю поребрика у цветочного магазина, смотрит на пустую проезжую часть, спускается с тротуара и топает к противоположной стороне. С удвольствием наблюдаю за ней, беспокоясь, чтобы ее не сбили могущие в любой миг появиться автомобили (в моем воображении они тут же и промчались, по одному с каждой стороны).
Идем, небольшой гурьбой, вправо, по светлому открытому пространству. Неожиданно среди нас оказывается появившееся слева животное (длиной с полтора метра, воспринимаемое мной как змея). У него по-крокодильи короткие ноги, пузатое туловище, волочащийся по земле длинный хвост, длинная (как у динозавра) шея, аккуратная головка рептилии и тупорылая мордочка с обведенным белой каймой круглым открытым ротовым отверстием. Гладкая кожа окрашена в светлые лубочные тона, голова находится на уровне моей талии (оно идет слева от меня). Не зная нрава этого существа, дружелюбно (но осторожно) несколько раз взмахиваю рукой вокруг его головы. Обнаружив, что это не вызывает недовольства, осторожно глажу его по спине. Убедившись, что ласка принимается благосклонно, продолжаю гладить (на ходу) — ему особенно нравятся поглаживания шеи (под подбородком). Спутники мои, молчаливые, индифферентные, виделись условно, а животное — совершенно вживую (но я не уверена, что я его осязала).
Мне снится, что я, уже, якобы, вернувшись домой, СПЛЮ в своей кровати, и внезапно просыпаюсь с ощущением сильной опасности (не по отношению ко мне лично), исходящей из того места, где я в действительности ночевала этой ночью.
Мысленная, незавершенная фраза (моя): «Ты, брат, поступил так, потому что...» (слово «брат» является сочувствующим обращением к незнакомому мне человеку, о котором на днях, наяву, стало что-то известным из прессы).
Молодой парикмахер делает мне стрижку. Интересуюсь, с какой стати он выговаривает мне за что-то, ведь я сижу молча и ни против чего не возражаю. Не запомнилось, что он ответил, и ответил ли вообще. Парикмахерская исчезает, возникает мысленная фраза (будто бы имеющая отношение к происходившему): «В руки дворей и королей».
Девочка-подросток, кому-то возражая, заявляет: «Ничего подобного! Мама сказала: у — они, вы — и...», тут девочка осеклась (последняя фраза произносится ритмично, парами-противопоставлениями).
Мысленная фраза: «Но мышей, таких маленьких, противных, есть запрещается».
Распрощавшись с мамой* и сестрой, оказываюсь в Москве (в командировке). Пытаюсь на основе предыдущего опыта найти недорогое пристанище, брожу в надежде, что может быть, вспомню что-нибудь. Вхожу в холл высотного здания, деловые люди с сосредоточенным видом изредка пересекают его в разных направлениях. В руках оказывается двухколесная тележка с большим темным чемоданом. Выхожу на широкое крыльцо, осторожно спускаю по ступеням тележку, опять бреду наугад. В проходном дворе играют с мячом подростки. Оказываюсь на улице, с которой открывается красивый вид на раскинувшийся внизу участок Москвы. Останавливаюсь полюбоваться, опять брожу (уже без чемодана) по широкими улицам. Подумываю, за неимением выхода, вернуться на ночь к маме. Но для этого нужно отыскать магазин деликатесов и накупить ей вкусных вещей (это казалось непременным условием). Однако деликатесные магазины перестали попадаться на глаза. Брожу в надежде наткнуться либо на дешевую гостиницу, либо на деликатесный магазин.
Женщине, имеющей незаурядного маленького сына, советуют поменять ему имя. Мать отвечает, что имя мальчику уже меняли. Ей объясняют, что менять можно до четырех раз или, вместо этого, фотографировать ребенка в разном возрасте, чтобы он смог потом видеть, каким он был.
Мысленное слово (размеренным женским голосом): «Самосвал».
Мысленная фраза: «А я учинил им в словехе барбара». Видится женщина, энергично собирающая зеленые оливки с черной конвейерной ленты у кассы супермаркета.
Прошу о чем-то смутно видимую женщину. В завершение спокойной речи выпаливаю скороговоркой: «Безусловно, я хочу увидеть».
Живу в одной квартире с мамой* (она лишь ощущается). В связи с моим недомоганием мама учит меня приемам самопомощи (оптимистическим формулировкам). Прошу ее что-то рассказать. Слушая рассказ, замечаю на поверхности стола светлую крошку, принимаю за кусочек своей кожи, машинально сую в рот. Почувствовав, что это кусочек не моей, а маминой кожи, говорю: «Подожди, я только сплюну», поспешно сплевываю в раковину ванной. Сплюнула легонько, но вижу плевок (на время зависший в воздухе) несоразмерно большим, черным, разлапистым, как клякса.
Мысленная фраза: «Ребенка украли прямо из коляски». Смутно видится фрагмент улицы.
Вхожу в помещение, вижу на полу у стены белую крысу. Крыса спокойна и симпатична, помещение не является жилой комнатой (тем более, моей), и все же почему-то начинаю крысу изгонять. С помощью оказавшейся в руках лопаты удается отшвырнуть крысу к окну, пытаюсь выкинуть ее наружу. Крыса пассивна. Убедившись, что выбросить не удается, начинаю ее убивать. Упорно (без тени агрессии) машу лопатой, каждый раз непостижимым образом промахиваясь — лопата обрушивается то с одной, то с другой стороны, в считанных миллиметрах от крысы. Крыса неподвижно сидит передо мной, и вдруг я слышу (не ушами, а как-то по-другому), что она заговорила, тихо, спокойно, внятно. Люди добрые, говорит крыса, за что меня так, ведь я же ...(тут она употребила какой-то неологизм). Крыса хочет сказать, что поедая отбросы, способствует сохранению чистоты, то есть приносит людям пользу. Просыпаюсь, вспоминаю, что происходило во сне, испытываю неприятное чувство по поводу немотивированного нападения на симпатичного зверька. Утешает, что я все же не причинила крысе вреда.
Мысленная фраза (женским голосом, эмоционально): «Там уже четыре настоящих младенца» (возможно, было сказано не «младенца», а «владельца»).
Мысленная фраза, настойчиво (если не сказать, настырно) повторявшаяся, пока не оказалась записанной: «Три имени Ганса...». Выпавшая из памяти фамилия Ганса этнически не подходила к имени, на что я обратила внимание.
Демонстрируется (на двух примерах), как и почему Человек (в обобщенном смысле) смотрит и не видит. В качестве первого примера использован фрагмент циркового представления (фокусы, иллюзии).
Мысленные фразы: «На этот раз вам ничего не позволено. На этот раз...» (фраза обрывается). Имеется в виду, что на этот раз нужно будет делать лишь то, что велено, безо всяких вольностей. Смутно, неразборчиво видятся те, кому дается это указание.
Смутно видится несколько темных фигур, у которых я что-то испрашиваю (кажется, прекращения воздействий на меня). Получив согласие, испытываю удовлетворение.
Мысленное рассуждение о том, что ПЕРВООСНОВОЙ ВСЕГО являются маленькие одинаковые квадраты. Груда визуализируется, становится ясно, что рассуждение неверно, такого быть не может. В теории все выглядит бесспорным, но если смотреть на груду квадратов, ощущение правдоподобности теории исчезает. Возникает мысленная фраза (повторявшаяся до тех пор, пока я не осознала и не записала ее): «Как-то у меня тут наложилось».
Мысленная, с пробелами запомнившаяся фраза: «В истории человечества не было более душераздирающего ... чем...».
Фрагмент диалога невидимых собеседников. «Вот ты говоришь, - рассудительно говорит один, и после непродолжительной паузы продолжает: - Здесь нужно нефть по любой цене, вот здесь вот». Появляется расстеленная на столе светлая карта с условными обозначениями, в том числе Х-образными метками. По одной из них говорящий постукивает указательным пальцем (палец показан крупным планом, а видимый участок карты относится к сухопутному району).
Непонятного назначения большое помещение, заставленное низкими кроватями, на которых сидят люди, держащие в руках небольшие стеклянные цилиндрические сосуды с набором камешков. Между кроватями ходит женщина-инструктор, объясняющая нам, каким номером маркировать очередной вид камешков (они распилены пополам, и мы должны карандашом надписывать номер на обеих половинках). К моменту начала сна добираемся до шестого образца (инструктор назвала его номер и подкласс на смеси русского и еще какого-то языка). Я с нумерацией подзапуталась (из-за невнимательности), зачем-то вышла из помещения, вошла в соседнее, оказавшееся почти таким же (люди с камешками сидят там на разложенных по полу матрацах). Вдруг осеняет, что я могу выпутаться из затруднения элементарно. Подхожу к ближайшему человеку, спрашиваю: «Какая часть?» Он отвечает: «Седьмая, минеральная». Смотрю на содержимое своей банки, слышу, как одна из женщин громко объясняет, что камешки лучше (с какой-то целью) хранить в холодной проточной воде. Вижу, как моя банка наполняется ледяной, хрустально чистой проточной водой (вода, камни и сосуд виделись предельно ясно, а остальное — условно, в темноватых тонах).
Демонстрация приемов, с помощью которых некие Сущности добывают из недоступных Источников сведения и секреты. Сущности обладают материальной формой (и похожи на грызунов), тайные сведения изображаются в виде материальной среды (в последнем эпизоде она была похожа на смазочное масло и находилась в большом открытом, углубленном в землю резервуаре). Сущности спускают к поверхности массы одну из особей, держа ее на весу, она окунает лапки в темную густую массу, после чего сотоварищи поднимают ее наверх, все проделывается ловко, вертко, споро этими сообразительными, неистощимыми на каверзы, неугомонными созданиями. Сон был длинным, меня неоднократно будил уличный шум, но сон как ни в чем не бывало (или упорно?) продолжался (возобновлялся), как только я в очередной раз засыпала. Тайны, за которыми охотились Сущности, являлись Тайнами Природы или даже Тайнами Создателя.
Мысленные фразы: «Зачем нам глаза?» - с удивлением переспрашивает женский голос. И объясняет: «Чтобы нежно им (зрением) любоваться...» (фраза обрывается).
Длинный сумбурный сон, основой которого были колебания (частично осознаваемые) моего разума.
В финале сна стою на платформе в ожидании пригородной электрички. Замечаю, что станция стала теперь конечной. Крупным планом предстает чугунный рельс, крутой петлей уходящий влево, обратно в город. Впечатляет мощь рельса и экспрессия изгиба — в этом видится что-то неукротимое (то, что рельс всего один, а петля мала для своего назачения, вниманием не фиксируется). Видение рельса исчезает, я все стою на платформе. Периодически машинально прислоняюсь к одной из колонн, каждый раз поспешно, брезгливо отшатываясь — ее некогда белая поверхность местами покрыта омерзительной липкой грязью. Каждый раз ошарашенно смотрю на грязь (это были отчетливые, вкривь и вкось разбросанные надписи). Платформа почти пуста, на дальнем торце видится пара пассажиров в темной одежде, да трое молодых, в темной одежде мужчин стоят неподалеку от меня. Полускрытая колонной, украдкой привожу себя в порядок (то ли обдергивая юбку, то ли еще что-то). Вдруг замечаю, что стоящий ко мне лицом мужчина внимательно смотрит в мою сторону.
Иду по городу. Широкие заасфальтированные улицы его пусты, что, в совокупности с темными громадами безмолвных домов создает впечатление назревающей катастрофы (такое впечатление, что пустые улицы в конце концов поглотят людей). Дохожу до своего дома, где стоит несколько человек, начинаю предсказывать, что нас всех ждет. Люди не обращают на меня внимания, совершаю предсказания бессознательно (как бы являясь пассивным рупором). В какой-то момент обнаруживаю, что глаза мои закрыты, не могу открыть их, несмотря на все усилия. Но вот речь иссякает, глаза тут же открываются, иду домой (на протяжении сна я оставалась бесстрастной).
Иду по улице, меня обгоняет едущий по пустой проезжей части велосипедист. Случайно узнаю в нем Петю. Он, повидимому, не приметил меня, а я (от неожиданности?) его не окликнула. Смотрю заторможенно вслед, и когда он скрывается, спохватываюсь, почему он на велосипеде, где же его машина.
Нахожусь в левом зале ожидания вокзала. Подходит незнакомый мальчик лет семи, о чем-то разговариваем, ребенок поражает своей смышленностью. Мальчик исчезает, какое-то время думаю, чуть ли не беспокоюсь о нем. Кто-то подходит, говорит, что мальчик оставил (для меня?) записку во втором (правом) зале. Иду туда, мне дают клочок бумаги, на котором написано: «Я не Ицхак и не Иаков». Поражаюсь форме изложения, которой, как я поняла, ребенок сообщает свое имя. В восхищении демонстрирую записку окружающим. Акцентирую внимание на том, как остроумно использовал ребенок (ребенок!) прием аллюзии. Около меня оказывается Кира. Говорит, что хочет усыновить этого мальчика, сироту, которого воспитывал недавно умерший дед. Добавляет, что взрослый, хорошо устроенный в жизни сын деда (дядя мальчика) может позаботиться о ребенке. Ссылка на дядю сбивает меня с толку — становится непонятным желание самой Киры в отношении усыновления (все персонажи виделись невнятно).
Мне снится, что я СПЛЮ, но неважно, кручусь с боку на бок, часто просыпаюсь. В очередной раз уснув, воспринимаю в этом "сне во сне" мысленную информацию, что когда-то умела КОЛДОВАТЬ. Видится плоское темное овальное тело длиной метра в полтора, расположенное над смутно различимым ложем и немного развернутое (против часовой стрелки) относительно его оси (непонятно, было ли тело материальным).
Прихожу на предмет вступления в Духовное общество. Бесцельно глазею по сторонам, томлюсь в коридорах, получаю бумаги, с которыми нужно куда-то придти для окончательного решения. Каким-то образом становится известным, что бумаги получают те, кто успешно прошел первый этап. Он состоит в том, что за человеком наблюдают, когда он топчется по коридорам (ставшее известным не влияет ни на мое настроение, ни на поведение, оно как бы находится в иной плоскости сознания). Кладу бумаги в портфель, отправляюсь в путь. Там было все — бестолковые плутания, преграды, внезапный дождь. Блуждаю, что-то преодолеваю (долго), прихожу в машинописную контору. Отдаю машинистке для перепечатки (это входит в задание) три заполненных бланка (один был, кажется, подробной анкетой). С готовым материалом иду в следующую инстанцию. Передаю там все молодой симпатичной секретарше, жду, рассеянно посматривая на ворох бумаг, громоздящихся на столе в приемной. Вижу среди них немало других анкет и бланков. Из любопытства (и чтобы скрасить ожидание) решаю на них взглянуть. В этот момент выходит секретарша, говорит, что части моих бумаг не хватает, что что-то перепечатано не с моих бланков. В растерянности не могу понять, как это произошло. Впадаю в замешательство, поскольку идти к машинистке за новой перепечаткой поздно, и что же мне делать? О том, что казус сводит насмарку проделанную часть работы, не думалось. Сознание, как и на предыдущих стадиях, занято лишь сиюминутным. Тут оказывается, что секретарша подрабатывает перепечатками. Обращаюсь к ней за помощью, она доброжелательно откликается. Берет мои листки, говорит, что один из них принадлежит «Оле». Значит, секретарша знакома с теми, кто поступает в Духовное общество? Очень интересно. Сажусь около нее, диктую: «Настоящий акт представляет из себя...».
Мысленные, с пробелами запомнившиеся фразы (женским голосом): «...Зачем? Я пойду вместе ... Завтра вы все будете знать, что делать».
Большой белый почтовый мешок, частично заполненный. В центре мешка - крупное черное число «192», поверх которого, со сдвигом и помельче, выведено ярко-красное, тоже трехзначное.
Кто-то говорит: «Я к этому привык, и мне будет неприятно».
Чья-то нога в черном чулке и светлой, по колено, штанине на резинке. Кто-то (невидимый) говорит: «Теперь смотри, сколько ... мы выбрасываем из-за режима» (одно слово не запомнилась; режим имеется в виду политический). Говорящий медленно надавливает с разных сторон на нижний край штанины, из-под резинки появляется творожная масса, медленно сползающая по черному чулку. Говорящий (его по-прежнему не видно) тщательно, бесследно счищает ее столовым ножом.
В финале сна компактные слова (или предметы), имевшие вид одинаковых темноватых кирпичиков, раскладывают по полкам. Полками служат отрезки прямых линий, вычерченные в несколько горизонтальных рядов в нижней части писчего листа. Процедура производится в вертикальной плоскости и является чем-то типа сортировки, классификации.
Ставлю сковороду (в качестве груза) на что-то, лежащее на загроможденном кухонном столе. Собираясь продолжить какое-то дело, произношу: «Раз, два, три!»
Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза: «Мистер (имярек) дал под зад коленкой (тому-то), чтобы он высказался против» (против истины).
