Читаем текст (напечатанный, кажется, готическим шрифтом). Куски текста соскальзывают со страниц фолианта, повисают перед нами, и по прочтении возвращаются на место. Кто-то говорит, что смысл читаемого не таков, каким мы его понимаем, совсем не таков.
По пустому пространству идут (влево) несколько человек в длинных темных одеждах. Один мысленно посылает просьбу, в ответ появляется с десяток больших, с мужской кулак, темных металлических кубов. Они парят в воздухе, между людьми, на уровне их голов, покачиваясь вверх-вниз. Мысленная фраза комментирует количество запрошенных предметов: «Странно, что десять, ведь столько нет, но и не требуется».
Во все поле зрения разбросано (в вертикальных плоскостях) множество одинаковых кадров с изображением сидящего на правом боку человека в бледно-зеленых брюках. Края кадров размыты, что создает впечатление, будто в воздухе висят видения сидящей фигуры.
Мысленная фраза: «Если одна женщина освободится от кошмара». Появляется молодая рыжеволосая, сидящая на пятках женщина в черных брюках и черной футболке. Из рта женщины горизонтально тянется светло-серый жгут, прикрепленный к висящему в воздухе серому, с футбольный мяч, шару. Поверхность шара оплетена чем-то, похожим на асбестовый шнур, а сам шар является чем-то вроде бомбы.
Мысленная, неполностью запомнившаяся фраза: «А я ... чтобы смогла взять себя в руки и расслабиться». Возникает роскошный раскрытый фолиант с белыми плотными листами и крупным красивым готическим шрифтом. На его фоне в воздухе висит благородная матово-черная бутылка вина. Она находится в наклонном положении, горлышком вниз, и разливает по капельке вина в буквы книги, являющиеся для нее рюмками. Между нею и книгой находится сильный источник чистого света. Расходящиеся в стороны лучи его видны из-за бутылки (чувствовалось, что вино — превосходно).
К небольшим, висящим (разрозненно) в воздухе белым бумажным кружкАм поочередно прикладывают светлый металлический диск-шаблон меньшего диаметра. Прижимая к нему очередной кружок, перегибают бумагу по периметру шаблона.
Раскрытая книга с белыми листами и четким шрифтом. Пробегаю глазами левую страницу, убеждаюсь, что воспринимаю то, на чем останавливается взгляд - значит, я понимала, что я ВО СНЕ. Решаю прочесть кусок текста. Это оказалась длинная фраза, переходящая на правую страницу. Читаю легко, совсем как наяву, и осознаю это. Начинаю просыпаться. Не открывая глаз, вижу фразу висящей в воздухе. Слова, одно за другим, вразнобой, выпадают из памяти и из самой фразы. Стоило мне сосредоточить внимание на начале фразы, как выпадало слово из ее окончания. А как только я кидалась туда, исчезало одно из слов покинутого мной участка. Уцелело несколько разрозненных слов, по которым смысл восстановить невозможно, и я их в блокнот не записала (а зря).
Мысленная фраза (медленно, с расстановкой): «У них крик очень натуральный, очень похожий на вопль этих птиц». Фраза произносится сдвоенно, с небольшим сдвигом по фазе. В качестве иллюстрации в воздухе повисают две одинаковые фигуры, что-то вроде синусоид (но, кажется, они были замкнутыми). Фигуры наложены друг на друга со смещением. Задняя изображает саму фразу, а смещенная вправо передняя — ее озвучивание. То есть имеет место фраза как таковая (первооснова) и фраза изреченная (ее производное).
В конце спокойного миролюбивого сна с энным количеством действующих лиц, наигрываю на пианино начало мелодии, как бы народившейся в душе. Прислушиваюсь. Повторяю эти шестнадцать нот еще раз, и еще. Говорю, что если сопроводить мелодию звуками и шумами окружающего нас мира, то мелодия обретет завершенность, проявится ее истинный смысл. В качестве иллюстрации в воздухе повисает длинная волнистая линия, окруженная с обеих сторон серой неширокой мохнатой полосой. Повторяю про шумовое сопровождение, смутно видимая молодая женщина соглашается со мной.
Фесио Арфас* заезжает за мной, приглашает в селение Адамс. Отправляюсь с ним, прихватив лишь сумочку. По прибытии он спрашивает, где мои вещи. Отвечаю (лгу), что никогда не беру их с собой. Он говорит, что нужно было взять. Спрашиваю: «Сказать, почему я не взяла?» Добавляю, что с его проницательностью он мог бы сам догадаться - я приехала без вещей, потому что не поверила, что меня на самом деле зовут в селение, это показалось мне слишком невероятным. Фесио Арфас качает головой, повторяет, что вещи надо было взять. Он спокоен и доброжелателен (но видится неясно). В селении меня встречают приветливо. В большом, типа ангара, помещении с десяток женщин сидят на стульях в кружок, и я с ними. У некоторых на коленях дети. У женщины, что находится напротив меня, их даже двое — малышку она держит на коленях, а у той на руках грудничок. Мать бережно обоих поглаживает. Несколько селянок сидят поблизости, вне круга. Одна из них подходит, садится мне на колени (трогательно, доверчиво). Ее темные чистые пушистые волосы лезут мне в рот, то и дело их поправляю. У сидящей напротив меня малышки симпатичные тряпичные кольца на пальцах. Кто-то из женщин спрашивает, знает ли девочка, какая она красивая. Малышка отвечает: «Мне мама не разрешает говорить, какая я» (мама не разрешает ей обсуждать этот вопрос с другими). Любуюсь тряпичными колечками. Вижу перед собой то, из чего они сделаны - это полоски светло-серого холста с цветной продольной нитью, желтой на одной полоске, зеленой на другой (повисшие в воздухе полоски слишком крупны для детских пальцев, но на этом внимание не заостряется). Волосинки опять лезут в рот, поправляю их, задаюсь вопросом, с какой целью молодая женщина забралась мне на колени. Может быть, ей не удается забеременеть, и она полагает, что я каким-то образом могу помочь ей? Женщина напротив с улыбкой говорит, что пора кормить детей. Интересуется: «Знаешь, как мы делаем? Если она (малышка) играла с ниткой масляными руками, то мы эту нитку даем (ребенку, пососать) вместо масла». Улыбается, призывая оценить остроумную хитрость. На миг видится торчащий из небольшого тряпичного мяча обрывок нитки, которую теребят испачканные сливочным маслом детские пальцы. Атмосфера в ангаре мирная, доброжелательная. В очередной раз поправляю волосы продолжающей сидеть у меня на коленях женщины. Думаю, что, может быть, я и в самом деле способна приносить другим удачу? Что ж, если это так, буду только рада.
Преодолеваем с Петей массу искусственных препятствий. В частности, требуется взобраться по высокой вертикальной лестнице, огражденной лишь редкими горизонтальными обручами. С нее нужно перейти на длинные узкие, неогороженные мостки — как бы висевшие в воздухе и уходящие влево, за пределы поля зрения. Петя справляется легко, бесстрашно, мне все дается с трудом. Нахожусь на вершине забитой людьми лестницы, перед лазом, ведущим на мостки. Взбиравшийся за мной мужчина просит пропустить его вперед, он куда-то торопится. Пропускаю, однако теперь в лаз намерена пролезть без очереди женщина. Призадумываюсь. Проще, конечно, пропустить, но снизу напирают другие, так что, похоже, придется поработать локтями. [см. сон №2913]
Два массивных экструдера со сменными насадками. Оба висят в воздухе, как нечто невесомое. Это делает их похожими на компьютерные штучки (во сне этого не осознавалось). Акцентировалось наличие сменных насадок как достоинство устройств.
Рассматриваю висящее в воздухе изображение множества примыкающих друг к другу однотипных баклажаноподобных элементов, пытаюсь определить их цветовую гамму. Мне кажется, что предыдущее (незапомнившееся) изображение было подобных тонов. Говорю кому-то, находящемуся рядом: «Тоже болотно-...» и осекаюсь. Мне кажется, что это все же не болотно-серый, а иной цвет, для обозначения которого мне не подобрать слова.
Обустраиваюсь в большой светлой больничной палате, где смутно видятся пациенты. Интерьер пастельных тонов, атмосфера спокойная, больные ходячие. Медсестра велит нам, трем новичкам, спуститься вниз, на обследование, и взять с собой направления. Дайна и вторая женщина уходят, я копаюсь в тумбочке в поисках нужных бумаг. Краем глаза вижу пациента другой палаты, по-свойски явившегося поболтать. Он непринужденно растягивается на одной из кроватей (на моей, между прочим). Приходит Дайна (за мной), спускаемся вниз по широкой красивой лестнице. Дайна говорит, что будет в процессе нашего со второй женщиной обследования помогать врачу (переводить ему термины с английского языка). Смутно видится медицинский кабинет с кушеткой, монитором и висящей в воздухе строкой английских терминов.
Строгий, безупречный геометрический орнамент, сплетенный из четырех линий ярких акриловых (или компьютерных) цветов — синего, желтого, зеленого, красного. Орнамент висел в воздухе, в вертикальном положении.
«Ужин еще не...», - отрезает пышнотелая женщина в ответ на мой вопрос (окончание фразы не запомнилось). Женщина исчезает, в воздухе повисает новый алюминиевый ковшик, запаянный в пластиковую оболочку.
Преодолеваем препятствия. Руины, вздыбленная земля, овраги, завалы, темные силуэты людей. В последнем эпизоде нам нужно спуститься с огромного бревенчатого сооружения, имевшего форму усеченной четырехгранной пирамиды. Ее ячеистые поверхности позволяли ухватиться руками (да и то некрепко), не давая возможности упереться в ячейки ногами. Учитывая нешуточную высоту и почти отвесную крутизну, это вызывает сильное чувство страха. Но все же не такое сильное, чтобы парализовать все новые попытки найти упоры для ног либо спуститься с помощью рук, то есть практически на весу.
В финале сна говорю себе: «Черепаха Тортилла», и примитивно, в несколько штрихов рисую ее.
На фоне незапомнившегося изображения мысленные, неполностью запомнившиеся фразы: «То бишь нас было с собакой. А...».
Мысленная фраза (женским голосом): «И еще лежит у крыльца кто-то сидит».
Мы с Петей (он в студенческом возрасте) прибыли на летний отдых, к нам примыкают еще две-три отпускницы. Снимаем одну на всех, большую комнату, встает вопрос о кроватях. Предприимчивые компаньонши быстро ими обзаводятся. Мысленно это отмечаю, ничего не предпринимаю, кровать появляется у меня сама собой. Было неясно, получим ли мы постельное белье, спохватываюсь, что впервые не взяла его из дома. Утешаюсь, что зато мой багаж заметно полегчал. На миг, как бы в подтверждение, видится моя (всего лишь одна) дорожная сумка. В комнату подселяется еще несколько человек. Все сидят на кроватях в ожидании постельного белья. На стерильной многоярусной стойке ввозят свежие белые комплекты. Почти не верю глазам. Компаньонши ставят меня в известность (поочередно), что взяли из моего комплекта дополнительную подушку (непонятно, как они могли взять одну на двоих). Одна ворчит (в оправдание?), что подушка эта - «сплошной поролон». Дополнительная подушка мне ни к чему, просто неприятно, что взяли без спросу. Петя приносит несколько старых черных радионаушников и снова уходит на разведку. Он мгновенно тут освоился. Комната пополняется все новыми отдыхающими. Около этажерки с наушниками, на краешке кровати сидит мужчина (судя по тому, что я это отметила, остальными были, повидимому, женщины).
Завершившая сон фраза (возможно, моя): «А это бережение фонфаски» (последнее слово является деепричастием).
На узком каменистом морском берегу в беспамятстве лежит мужчина. Ему оказывает помощь женщина, любящая повторять, что во имя высших идеалов помогает людям бескорыстно. Чувстствую (или вижу?), что в данном случае она преследует меркантильную цель.
Стоящий на улице, смутно видимый человек просовывает (почти по плечо) руку в окно нижнего этажа жилого дома. В руке человека горящая лучина, которой он зажигает находящуюся на подоконнике высокую свечу в высоком старинном подсвечнике. Человек не имеет отношения к данному жилищу, эластичный серебристый костюм и короткая стрижка делают его похожим на Инопланетянина.
В невзрачном мрачноватом помещении открываю новый никелевый водопроводный кран, чтобы сполоснуть руки. Не разу замечаю, что раковины под ним нет, внизу видятся две старые темные решетчатые дощатые полки. Струйка чистой воды льется сквозь ячейки верхней на одну из пар скомканных мужских носков, разбросанных по нижней.
Мысленно сообщается, что в периоды (моменты), когда я оказываюсь не в состоянии управлять собой, мною управляют Свыше. Демонстрируется движение условной человеческой фигурки по горизонтальным линиям (как на листе линованой бумаги). Фигурка проходит линию до конца и спускается на следующую. Подробно объясняется суть управления. Темная прямоугольная голова фигурки похожа на футляр. Когда все в порядке (когда я управляю собой сама), голова слабо светится изнутри. Когда же голова прерывает работу, сверху протягиваются к ней тонкие светлые связующие нити.
Смутно видится молодая худенькая женщина с копной пышных черных волос. Она идет неторопливым легким шагом, сложив руки на груди и склонив к плечу голову. Возникает мысленная фраза: «Подошла к новому дому в новой одежде».
В конце сна стоим справа от крупной, смутно видимой птицы (напоминающей пингвина). Чрево ее с правого бока внезапно разверзается. Оно набито чем-то темным, рыхлым, поверх которого лежит отчетливо видимый ёж. Увидев его, издаю восторженное восклицание. Птица опускает ежа на землю и щедро вываливает ему на голову порцию темной массы из чрева — для пропитания (находившиеся около меня персонажи виделись условно).
Мысленно сообщается, что меня пытаются обмануть. Демонстрируется человеческая фигура, уже на две трети (по грудь) заполненная серой субстанцией.
Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза (оживленно, радостно): «...ваю, скоро прибываю».
На белой обувной коробке синим фломастером написаны несколько рекламных слов и цена.
Часть математического выражения: "(...)х4х182", сопровождаемая мысленной констатацией: «Скобку какую-то умножают на четыре и на сто восемьдесят два».
Окончание мысленной фразы (кажется, моей): «...а я буду действовать в соответствии с моими инстинктами».
Расплывчатый квадрат нерезких дымчато-серых строк текста. Кто-то (невидимый) с выражением зачитывает его вслух. Речь там идет, в числе прочего, о козе, являющейся объектом вымещения (что-то вроде козла отпущения, но не в библейском, а в обыденном смысле). Читающий чуть ли не с пафосом произносит: «И знала ли коза, что она является...» (окончание не запомнилось).
Я увидела их издалека — Борвича* и Филечку*. И как только я их узнала (или за мгновенье до этого), Филечка узнал меня. Пришел в страшное возбуждение, все его тело заходило ходуном, он размахивал хвостом, делал несколько прыжков в мою сторону, тут же стремительно бросался к Борвичу, поскуливая и подлаивая. Он всеми силами старался сообщить новость хозяину, но тот ничего не замечал и неторопливо шел по тротуару Рябинной улицы. Останавливаюсь, заложив руки за спину, в ожидании момента, когда Борвич достаточно приблизится и узнает меня, и в то же время опасаясь, что он меня не узнает (такой, какой я стала). Не свожу глаз с суетящегося Филечки — он почти по пояс Борвичу, шерсть его короче и светлей, чем была наяву, на морде появилось белоснежное пятно (ни гигантскому росту Филечки, ни другим его отличиям не удивляюсь). Борвич узнает меня без проблем, говорю с улыбкой: «Я опять приехала ненадолго».
Сижу в заполненном невнятными людьми зале судебных заседаний. На подиуме, слева, несколько человек переводят с языка на язык материалы следствия. Дело движется медленно, мне непонятно, почему черновую работу делают сейчас, на публике... И снова я там же, на другом судебном заседании. На подиуме опять возятся с переводами, опять недоумеваю. Дело в очередной раз застопоривается - не могут перевести словосочетание, означающее на исходном (русском) языке «пустые хлопоты». Прикидываю в уме выражение «продуктивные хлопоты» - «good ...» (второе слово не запомнилось), по аналогии строю требуемое, громко подсказываю.
Концлагерь. Пространство, обнесенное колючей проволокой, унылые приземистые бараки, немцы в черной блестящей, матово светящейся в полумраке сна форме. Нахожусь там (не имея к нему отношения). Становится известным (кто-то рассказал?), что с одной из заточенных здесь женщин несколько узников, потехи ради, насобирали в стакан вшей, которых либо сами съели, либо дали съесть этой женщине. Вижу неподалеку смутноватую узницу, около которой вьется несколько худых, полубесплотных мужчин, собирающих с нее вшей (это показано условно). Сон демонстрирует стакан, наполовину заполненный вшами, следует невнятное продолжение с намеком на их поедание. Потом четко, крупным планом видится узница. Она неторопливо идет влево, небрежно придерживая накинутое на плечи темное старое одеяло. Полы его разошлись, на женщине нет ничего, кроме бикини, обнажающего отнюдь не худое тело, сон показывает это еще более отчетливо.
Мысленная фраза: «Взятие Летнего сада» (возможно, не Летнего, а просто летнего).
Мысленная фраза: «На нем не ехать».
Мысленные, несколько раз повторившиеся фразы: «Здоровенького? Вызываем на пляж».
Ярмарочная территория с красочными балаганами, киосками, аттракционами, кафе и толпами гуляющих. Иду влево с маленькой (лет шести) девочкой. Вдруг девочка падает (будто бы в изнеможении от подразумеваемой мастурбации). Лежит, обессилев, условной темной грудой (на фоне необычайно отчетливого всего остального). Бросив презрительный, отвергающий взгляд, набрасываю на нее что-то темное (бывшую в руках кофту?), продолжаю путь... Эпизод повторяется (дублируется). На этот раз сон показывает также, что происходит за моей спиной. Девочка слабо пошевеливается. С ней сочувственно заговаривает молодой человек, сидящий за ближайшим столиком открытого кафе, она ему что-то отвечает. Потом, не меняя положения, разговаривает (по подразумеваемому сотовому телефону) еще с одним молодым человеком, сидящим в отдалении. Оба ее собеседника, приличные, серьезные, в аккуратных светло-серых костюмах и белых рубашках, видятся (как и всё, за исключением девочки) совсем вживую. Лица их были серьезными, видно, как второй плечом прижимает к уху серебристый сотовый телефон.
Мысленная фраза (мужским голосом, снисходительно): «А почему не сказать?»
Вижу в троллейбусе Ивону. От кого-то из пассажиров узнаю кое-что о ней и ее дочери. Троллейбус останавливается, за окнами темень, невозможно определить, где мы находимся. Кто-то говорит, что это вокзал. Срываюсь с места, устремляюсь к выходу. Спохватываюсь, что забыла на сиденье вещи, поспешно возвращаюсь раз, потом еще раз. Троллейбус не двигается, как бы ожидая, пока я выйду (что кажется мне любезным, но странноватым, нетипичным). Выхожу. Высятся неузнаваемые во тьме здания, не могу сообразить, в какой стороне вокзал. Мимо проходят смутно видимые люди, ловлю чью-то фразу-подсказку: «Выход направо, по компьютеру». Пробираюсь вслед за темными пешеходами вправо, так и не сумев пока опознать это место.
Мысленная, неполностью запомнившаяся фраза (мужским голосом, категорично): «...ша, доктор — ничего не понимает».
С десяток некрупных черных мух с негромким жужжанием копошится на локтевом сгибе моей руки.
Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза: «Эти ... оказались увлекательным предметом» (имеется в виду круг знаний).
Страница с текстом на незнакомом мне языке (возможно, это не буквы, а знаки). Поверх нее — фигура из трех расходящихся темных лучей. Берусь за точку их соединения, перемещаю фигуру влево, сохраняя первоначальное (горизонтальное) положение среднего луча и не выводя фигуру за пределы листа. Еще пару раз таким же образом и так же неспешно перемещаю ее над листом.
Мысленный диалог (женскими голосами). Дружелюбно: «Мне хотелось бы больше позавидовать» (восхититься). - Задиристо: «А кто вам прислал домой-то?!»
Смотрю на большой аквариум, дно которого устлано камешками и чем-то еще, а воду (чистую, прозрачную) только что начали напускать. Думаю, как же Петя сможет донести его до селения Адамс, ведь аквариум неподъемный.
Мысленная фраза: «И может быть, она просто поместит фотографию сзади, позади Творца». Смутно видится складное зеркало и фотография, которую чьи-то руки помещают в щель между зеркалом и его пластмассовым обрамлением (формат фотографии немного меньше размеров зеркала).
Сначала — дурацкий казус в супермаркете, где новенькая, не в меру смышленная служащая продала мне за деньги рекламный буклет (из тех, что обычно предлагаются бесплатно при входе). На этот раз при входе их не было, случайно замечаю толстые красочные рулоны буклетов за спиной этой барышни, на служебном помосте торгового зала. Прошу дать один (их было несколько типов), девушка отматывает от рулона просимое, я спрашиваю о цене (невольно спровоцировав ее этим на обман?) Называется сумма в «двадцать» денежных единиц, протягиваю двадцатку и десятку, жду сдачу (десятку) и получаю ее, лишь проявив настойчивость. По дороге к выходу спохватываюсь, что запрошенная сумма непомерно велика (для буклета), иду уточнить. Служащие заняты другими клиентами, перехожу от окошка к окошку, добираюсь до крайнего левого. Там, предварительно взглянув на буклет, мне сообщают, что этот вид — бесплатный. Говорю, что с меня взяли деньги, и немалые. В ответ служащий (солидный мужчина) встает и разражается пространной патетической речью насчет того, что «вот так и наклеиваются ярлыки» (безосновательные обобщения и очернение честных людей)... В следующем эпизоде иду по широкой окраинной улице (в сторону горизонта). Метрах в десяти впереди идет в том же направлении женщина, которая вдруг нерешительно останавливается. Поравнявшись, озадаченно останавливаюсь и я — вместо прекрасно знакомой улицы я вижу настолько изменившийся пейзаж, что поначалу было ощущение, что я куда-то ПЕРЕНЕСЕНА. Женщина, обуреваемая, повидимому, схожими чувствами, касается (в поисках поддержки?) моей руки. «Изменилось, да? Я даже испугалась немножко. Как это может быть?» - говорю я женщине, пристально разглядывая расстилающийся перед нами участок улицы. Ну совсем незнаком, никакой зацепки! Но может быть, его просто перестроили за то время, что я здесь не была? Начинаю деловито прикидывать, что и каким образом пришлось бы для этого сделать (первый эпизод был светлым, в цвете, а второй — нецветным, в темноватых тонах; персонажи первого эпизода виделись четко, в том числе лица, а женщина из второго эпизода — условно; все, на чем останавливался взгляд, я видела натуралистично).
Из соседнего дома внезапно доносятся отчаянные, протестующие крики мальчишки: «Бой, бой, они специально там...!» (фраза обрывается). С беспокойством говорю находящемуся за пределами поля зрения собеседнику: «Слышишь? Они там, мерзкие, бьют ребенка» (слова «бой, бой» воспринимаются мной как «бей, бей»). Подхожу к окну, смотрю на соседнюю темную многоэтажку. В окне (напротив нашего) вижу маленького мальчика, стоящего на четвереньках на придвинутом к окну столе. Полагаю, что его в такой позе бьют по попе. Почти сразу убеждаюсь, что это мне померещилось. Вижу там сидящую за столом молодую женщину, сосредоточенно склонившуюся над книгами. У противоположной стены комнаты сидит спокойный малыш, подоконник над его головой уставлен мягкими игрушками. Атмосфера в комнате так спокойна, миролюбива, что я предлагаю взглянуть туда своему собеседнику (а сама думаю, что может быть какого-то другого ребенка бьют в другой квартире, хотя крики уже смолкли).
Мысленная фраза: «Комбинатор может земным (поклоном поклониться)» (слова в скобках не произнесены, но заготовлены).
Мысленный диалог (женскими голосами). Неопределенно: «Статья стервы». - Энергично: «Я как раз подумала, что сегодня стерва...» (фраза обрывается).
Играю с красивой холеной породистой кошкой. Ее тонкие когти так остры и она так любит пускать их в ход, что приходится быть настороже. Но по мере продолжения игры когти выпускаются все реже, вот они уже совсем не высовываются. Перестав о них думать, тормошу и тискаю кошку к несказанному своему (и ее) удовольствию.
Мистик разговаривает с молодой женщиной, несколько неотчетливых молчаливых людей держатся на периферии поля зрения. Оказавшись здесь случайно, сажусь в стороне, на каменные ступени широкой лестницы. Считаю не вправе приближаться к Мистику - из почтения и по причине, что сама не имею отношения ни к чему мистическому. Мистик подходит, садится рядом. После нескольких общих фраз переводит разговор в более глубокое русло, переходит от общих поучений к конкретным инструкциям (усмотрев во мне человека с дремлющими мистическими способностями?)
Теплым летним днем сидим небольшой компанией за столиком открытого уличного кафе. Нам ставят несколько необычных бутылок с прохладительными напитками. На внешней стороне их горлышек укреплены миниатюрные вентиляторы, о существовании которых свидетельствуют лишь создаваемые потоки воздуха. Рабочий кафе, рослый, примитивный повадками детина, как бы желая подставить руку под струйку воздуха, слегка и как бы невзначай касается локтем моей груди. Спокойно отстраняю его руку.
В конце сна появляются титры с его названием: «ЧУЖИЕ».
Невнятно видимый паук проворно ползет по верхней части стены, к потолоку.
Находимся с Петей в просторном, необычном помещении. Хозяин кабинета разговаривает с нами и, кажется, просматривает папки с нашими записями. Говорит, что у Пети существуют определенные проблемы (а у кого из нас их нет?), но его доброта будет тем фактором, который обеспечит ему благополучное существование. В этом же сне фигурировала крупная добродушная светлая собака.
Мысленная фраза: «Вдруг вижу — жена сидит, на пяльцах вышивает». Смутно, в серых тонах видится вышивающая на пяльцах женщина.
Мысленная, неполностью запомнившаяся фраза: «На нашем...». Смутно видится светлое песчаное, запруженное отдыхающими побережье. Среди пестроты загорелых тел, ярких солнечных зонтов, белых пластмассовых стульев и прочих атрибутов чернеет инвалидная коляска с сидящей неразличимой фигурой.
Листы с рисунками, выполненными, кажется, тушью, в нарочито небрежной манере, выразительно, экспрессивно. Они появляются по несколько штук, как будто их кто-то перебирает.
Мысленная, почти неуловимая фраза (женским голосом): «Где-то наш детеныш».
Очередь из нескольких человек к прилавку магазина канцтоваров.
Мысленный, с пробелом запомнившийся диалог (женскими голосами). «...да еще котенка». - «Вообще не надо было ехать».
Мысленная фраза: «Что ты там объяснял про капусту и аистов?» (повидимому, речь идет об анекдоте).
Мысленные фразы (спокойным тоном): «Пурис. Пурис. Ну-ка, а анис есть?»
Тонкая стопка нотных листов. Знаки не похожи на современную нотную запись, они совсем другие. Внимательно вглядываюсь, но ничего не могу о них сказать — видимое не доходит до сознания.
Металлический (или гипсовый) бюст в натуральную величину, с отсутствующими головой и руками (они выглядят отколотыми, но возможно, это художественный прием). Бюст стоит на краю стола. Кто-то (возможно, я) обматывает его широкой бледно-серой лентой под ритмично произносимые слова: «Меркантильность и надежда».
Мысленная фраза (издалека, женским голосом, с равнодушным недоумением): «Я не понимаю, что (почему) ты с ним разговариваешь».
Мысленная фраза (моя, в завершение незапомнившегося сна): «Интересное место я опять приобрела».
Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза: «От ... нечего искать, и от нее нечего искать».
Мысленные фразы (женским голосом): «Мост. Мост. Как полетела...» (фраза обрывается).
Небольшой черный круг, расположенный вертикально, в центре поля зрения. На его фоне возникает светящаяся голова живого динозавра. Динозавр приоткрывает рот, и кажется, что он улыбается доброй, симпатичной улыбкой.
Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза: «А потом ... Тане, смиренно сидевшей в угловой столовой».
Мысленная фраза (мужским голосом): «Он как бы на тебя начал работать» (речь идет о факторе).
Разматываю сплетение темных, похожих на колючую проволоку прутьев. Обнаруживаю под ним свисающую лампу, светящую приятным матово-белым светом. Обмотка осталась лишь вокруг патрона, осторожно начинаю его высвобождать.
Мысленный, с пробелом запомнившийся диалог. «Против...». - «А кто должен быть против?» (таких нет).
Вижу себя в домашней одежде — в черных шароварах и темной футболке. Изучающе смотрю (извне сна), и зная (или предполагая), что намереваюсь заняться чем-то по дому, мысленно заключаю: «В хозяйственной одежде» (удивляясь странному прилагательному). Тут же следует мысленная поправка (женским голосом, педантично): «В темной хозяйственной одежде».
Кладу в кармашек коричневой сумки белый бумажный пакетик с лекарством.
Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза: «Галахическое слово произнесено...».
Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза: «Ну, а о том, что ... я и не думал, даже не знаю, чё делать-то надо». Смутно видится молодой человек, автор фразы.
История любви и охлаждения Пушкина (Александра Сергеевича) к женщине. История повествуется его современником, языком того времени, с упоминанием народных примет. Повествование расцвечивается личным отношением рассказчика к приметам (со ссылками на его собственную жизнь). Такого рода фразы начинаются словами «Когда у меня, например...».
Спрашиваю кого-то, невидимого: «То есть это все можно мочить, да?»
Вожусь с грудной малышкой в комнате, где присутствует несколько смутно видимых взрослых. Перехожу в спальню, кладу малышку на широкую двухспальную кровать. Девочка лежит на спине, поворачивает голову к плечу, из ротика на белую простыню выпадают (или она выпихивает их) несколько сероватых комочков. Подбираю их (они похожи на комочки жеваной бумаги), кладу на прикроватную тумбочку. Склоняюсь над малюткой, ласково спрашиваю, не могла бы она впредь класть ненужное ей хотя бы на край тумбочки, а не сплевывать в постель.
Мысленная фраза: «Это было в тысяча девятьсот сорок первом году».
Мысленная фраза: «При его (изображении пассажиры) дважды сплевывали» (за слова в скобках не ручаюсь).
Негромко напеваю: «...для Кати есть одна примета» (начало не запомнилось).
