В мрачном месте - в пещере или развалинах дома - замечаю убегающего симпатичного ежа. Слежу, куда он скрылся, иду ловить. Крутая мрачная захламленная лестница, вырубленная в скальном грунте, ведет в темное никуда. Осторожно спускаюсь, хватаясь руками за шершавые каменистые стенки и не понимая, как ёж может преодолевать непомерно высокие для него ступени. Вижу на одной двух толстых ежих с ежатами. Спускаюсь пониже, чтобы рассмотреть. Выбираю самого хорошенького ежонка (он барахтался около правой ежихи), беру на руки, поднимаюсь с ним наверх.
Живу в коммуне. Все собираются на пирушку, наряжаются кто во что горазд. Два худых высоких парня обрядились трансвеститами. Замечаю, как один, проходя мимо другого, поцеловал его грудь (сосок выпирал сквозь одежду, но искусственной женской груди ни у одного из них не было). Оказываюсь за небольшим круглым столом, накрытым белой скатертью, сижу, с собачкой на коленях, в компании нескольких человек. На скатерть выложено печенье в форме баранок и что-то еще (подобное). Беру что-то белое, раскусываю, даю собаке. Она ест на моих коленях, потом спрыгивает на траву. Стол стоит на лужайке, справа находятся остальные участники пирушки, для них нет даже стола. Собака поедает угощение, а мы испытываем легкое чувство голода (точнее, естественное желание что-нибудь пожевать, чем-нибудь полакомиться). Лишь те три-четыре человека, что сидят за моим столом, изредка грызут коричневые колечки печенья.
Живем с Петей в светлом красивом, окруженном садом доме (одноэтажном, многокомнатном). Кто-то дал нам трех больших беспородных котов. Они принимаются носиться по саду, оттуда через окна в дом, по всем комнатам, шкафам, кроватям, устроив бесконечную чехарду и затаскивая налипшую на лапы землю. Опасаюсь, что они могут переколотить мои безделушки, но самое неприятное, конечно же, это комья черной земли на покрывалах. Решив вернуть троицу обратно, обсуждаю этот вопрос с Петей.
Просторный красивый, окруженный садом многоэтажный дом, наш с Петей дом. И кошка, вполне приличная, но совершившая недопустимую (с моей точки зрения) вещь - напрудившая в одной из комнат. Правда, окна были закрыты, и ей было не выйти в сад, но это, на мой взгляд, ничего не меняло. Самое ужасное было в том, что лужа была огромной, будто на пол вылили целое ведро мочи. Она была без запаха, светлая, прозрачная, и она медленно растекалась, намочив кусок большого ковра, два коврика поменьше и спинку кем-то уроненного кресла. Почти в истерике от гнева и омерзения, гляжу на продолжающую расползаться лужу, решительно заявляю, что такую кошку нужно немедленно выгнать. Спокойный, рассудительный Петя иного мнения.
Нахожусь в бывшей квартире на Рябинной улице. Вижу там кошек, ящериц, длинного (с ладонь) богомола, еще кого-то. Начинаю спокойно выпроваживать. Млекопитающих за дверь, насекомых в окно, и ящериц туда же. Одна с громким стуком шлепается на асфальт, вызывая явственные угрызения совести.
На большой поляне, в обрамлении густых крон деревьев и высоких кустов возникает зверек. Крупный грызун спокойно стоит на задних лапках, красивая коричнево-рыжеватая шерстка прекрасно гармонирует с окружающей зеленью. Потом там же возникают, одна за одной, с десяток неподвижных человеческих фигур. Они отличаются лишь ростом - от утрированно маленьких (меньше стоящего в центре поляны зверька), до неправдоподобно больших, гигантских. Они выглядят искусственными, манекенами, не гармонирующими с природой, но являются живыми людьми. Понимаю это так (или мне дают понять?), что всю земную фауну можно символизировать одной симпатичной безобидной зверюшкой. Род же человеческий, несмотря на внешнее сходство людей, к одной фигуре несводим.
Живу в необыкновенном месте, среди холмов, тихих улочек, красивых строений. Приезжает сестра, желающая приобрести здесь квартиру, просит помочь. Приходим в контору, из разговоров в очереди узнаем, что тутошний клерк ненавидит всех и вся. Только если посетитель говорит, что прибыл из Одессы и добавляет что-то еще (незапомнившееся), клерково сердце смягчается. Отправляемся в другую контору. Путь лежит по холмам, периодически оборачиваюсь, отыскивая взглядом несколько высоких зданий (ориентиров). Начинает темнеть, навстречу движется красочное моторизованное шествие со светящимися лампочками и дрессированными животными на открытых платформах. Дрессировщик успевает на ходу сказать, что не наказывает своих подопечных, и даже не кричит, разговаривает с ними спокойно, и они его слушаются. В конторе объясняют, что она не обслуживает интересующий нас район. Спрашиваем, куда нам идти, девушка-клерк объясняет (опасаясь опять попасть не туда, несколько раз повторяем, что нам нужна контора, занимающаяся оформлением покупки домов в определенном районе). По дороге говорю сестре, что она должна реально видеть ситуацию. Здесь каждый рассчитывает на себя, помощи ни от кого не полагается, размер выплат растет быстро, и именно поэтому я живу на съемной квартире, даже не мечтая о собственном жилье.
Было слово, и было дело, и даже какие-то кошки. Слово я поленилась записать (понадеявшись, что после многократного повторения оно сохранится до утра и так). Однако ни оно, ни все остальное до утра не сохранилось.
Наблюдаю (из окна) за игрой мальчика с детенышем зверька. Мальчик имеет ко мне отношение (это то ли сын, то ли подопечный). Звереныш (длиной с полруки) покрыт длинной горчичной шерстью, переходящей на концах в черную. Передвигается медленно, да и густая трава мешает, но я все же беспокоюсь, как бы он не удрал. Мальчик исчезает, мигом сбегаю вниз, хватаю зверька. Он цапает меня за указательный палец неправдоподобно тонкими острыми, загнутыми внутрь зубами. После безуспешных попыток снять палец с зубов, дергаю руку и высвобождаюсь. Зверек сохраняет спокойствие, а мне совсем не больно.
Один из периодически повторяющихся (с разными вариациями) снов о прекрасном море, к которому нужно спускаться с кручи. На этот раз там были короткие тексты-абракадабры, которые выглядели как бы правильными, но прочесть их было невозможно. Они появлялись в воде, у берега, только по выходным дням, и составлялись из живых рыбок. Рыбки изгибались так, что из каждой получалась буква или часть буквы. Рыбки знали свое место и не двигались, слабо пошевеливая плавниками. Лишь одна находилась в беспрерывном движении. Она то занимала место почти в конце одной из фраз, то выплывала оттуда, то снова возвращалась, как будто не была уверена, что это действительно то место, которое надлежит занять именно ей. Наблюдаем за славной рыбкой, вызывающей симпатию своей живостью. Решаем ее угостить, протягиваем что-то белое, пушистое на прутике. Рыбка перестает сновать, подплывает и бесстрашно и весело угощается, захватывая кусочек за кусочком с отменным аппетитом.
Кажется, сначала меня действительно кусали мошки, а потом все плавно перешло в сон. Во сне борюсь с ними, чем-то их опрыскиваю (а получалось, что и себя). Мошки перебираются на другие участки тела и снова кусаются.
Лежу в кровати. Сквозняком откидывает угол висящей на противоположной стене рогожи. За ней обнаруживается (на уровне пола) пролом, ведущий в систему странных подпольных помещений. Меня охватывает тревога, ощущение опасности - размеры пролома позволяют кому-нибудь ОТТУДА проникнуть в комнату. Таинственные помещения иногда погружены во мрак, а иногда ярко освещены. Мне не видно, как далеко они простираются, но чувствуется, что они обширны. Когда там горит свет, вижу людей (иностранных рабочих), спокойно занимающихся своим делом (кажется, ремонтом). Пролом беспокоит меня еще и в связи с изредка появляющимися в квартире жуками, лягушками и мышатами. Пару раз удалось проследить, куда они скрываются. Таким образом обнаружились (там же) два-три меньших пролома (в них даже руку не просунуть). Решаю, что всё нужно заделать частой металлической сеткой. В большой проем вделана старая деревянная рама, на которой можно закрепить сетку, на меньших проломах сетку зацепить не за что, я в затруднении (в ночной записи была еще фраза "Соседка – я ей мешала", но по этому поводу ничего не вспоминается).
Стою у дровяной кухонной плиты. Ее высокая полукруглая задняя стенка оклеена темно-серым ковровым покрытием, на котором копошится масса толстых, с мизинец, беловатых червей. Сгребаю их, сбрасываю через открытую конфорку в огонь. Взглядываю чуть в сторону от очищенного участка - там червей еще больше. Счищаю их деревянной лопаткой, добираюсь до правого края плиты. У задней стенки разверзаются два отверстия (с рваными краями), сквозь которые виден огонь. Сбрасываю червей в эти, более близкие отверстия.
Мысленно утверждается, что если что-то не движется, оно пребывает в покое. В следующем эпизоде иду через двор с миской мяса в руках. С кем-то столкнувшись, роняю ее на землю. Поднимаю испачкавшееся мясо, захожу в закуток нашего (или соседнего) двора, смываю налипшую на мясо землю. В этом же сне были люди, с которыми я переговаривалась. Был бык, периодически пытавшийся нас забодать, но мы успешно уворачивались в лабиринтах нашего дворика. Был небольшой аккуратный сарай, выкрашенный зеленой краской и стоящий посреди густой зелени, на крутом склоне, под которым расположился наш дом. Были люди, злорадно сообщавшие мне, что в сарайчике Койба собирается устроить для себя и своих сотрудников комнату отдыха, но ничего-де у них из этого не получится. И был ряд незапомнившихся эпизодов.
Приобрела для молодой женщины (по ее просьбе) набор косметики, который можно было купить только про предъявлении специального талона для пенсионеров. [см. сон №1703]
Первая половина сна насыщена эмоциями - требовалось решить проблему Важного Выбора, проблемы с транспортом (выбор правильного маршрута) и многое другое. В конце концов мне удается попасть в нужный автобус, трассы его и еще двух автобусных маршрутов четко и далеко просматриваются на расстилающемся равнинном пространстве. Видно, что они сближаются на конечном участке, ведущем к общему пункту назначения (неясному силуэту города), отмечаю, что сближение выглядит симметричным. В одном месте трассы имеют по темному поперечному участку, полагаю, что это и есть те участки, где осуществляется Важный Выбор. Оказываюсь в служебном помещении, мне нужно зарисовать схему, беру лежащую на столе копию чертежа, зарисовываю ее на его поле (верхнюю часть чертежа не трогаю, она совпадает с моей схемой). За этим занятием меня застает вошедший в комнату Фесио Арфас (входная дверь находится у меня за спиной). Смутившись, извиняюсь за испорченный лист, Фесио Арфас добродушно пресекает извинения, говорит, что чертеж устарел, они собираются делать новый, для которого Петя сейчас делает фотоснимки. Продолжая чувствовать неловкость и пытаясь выйти из положения, полушутливо спрашиваю, какой выкуп могу я заплатить за испорченный лист. Фесио Арфас в том же тоне отвечает, что это может быть, например, бокал его любимого напитка. Спрашиваю, что это за напиток, он говорит, что этот напиток всегда готовит ему... (называется имя человека селения Адамс). Спрашиваю рецепт напитка (мы продолжаем разговор в шутливом тоне). Он говорит, что сначала составитель напитка произносит над бокалом заговор, бегло предстает текст заговора - короткое четверостишье, такое расплывчатое, туманное, в серых тонах, что невозможно было даже понять, на каком это языке (то есть мне совершенно недоступное). А потом, продолжает Фесио Арфас, этот человек почти доверху заполняет бокал спиртом и добавляет туда... (называется незнакомый мне компонент). Спрашиваю, что это такое, он отвечает, что я должна это знать - это... (повторяется непонятное слово), бутылки которого обычно загружают в известные мне контейнеры. Видится крупногабаритный контейнер из твердого светлого пластика, частично заполненный пузатыми литровыми бутылками вишневого сиропа, действительно прекрасно мне знакомого (Фесио Арфаса я не видела, а лишь ощущала его присутствие).
Оказываемся с Петей в городе, где когда-то жили. Иду за продуктами, по пути думаю, как хорошо, что Петя повзрослел — теперь он сам сможет разогревать себе еду (не то что в детстве). Сон смутно, бегло показывает Петю-школьника на кухне нашей бывшей квартиры на Рябинной улице. Вхожу в красивую Кондитерскую. В просторном зале за уютными столиками сидят редкие посетители, которых обслуживают нарядные молоденькие вежливые официантки. За одним из столиков - пожилая женщина с маленьким мальчиком. Оба в темной (как и остальные посетители) одежде — по контрасту со светлым интерьером зала (включающим ассортимент продукции и свеженьких, как пирожные, официанток). Женщина говорит ребенку, что если он хочет приглянувшееся пирожное (сверх того, что они получили и оплатили), то можно его стащить. Подходит к витрине, берет пирожное. Думаю, что поскольку оно предназначено ребенку, никакого греха в этом нет. В смежном зале выложены экзотические мясные изделия - тушка небольшого ската с влажно-серой кожей и еще две-три непонятных, таких же влажно-серых, одна подозрительно напоминает освежеванную кошку (все видятся отчетливо). Продавец, указывая на «кошку», говорит покупателю: «Вот это, например, стоит семьдесят рублей». Названная сумма велика, догадываюсь, что это отдел деликатесов.
Мысленная, незавершенная фраза: «Хлеб, масло, шоколад бери...». Смутно видимый, сидящий за столом человек протягивает руку, берет что-то из одной из посудин.
Читаю на одной из строк нижней части печатного листа имя, отчество и фамилию. Фамилия напечатана прописными буквами, из двух остальных составляющих одно обозначено инициалом, другое полностью, но оно не запомнилось: «СКОРПИОН ... Л».
Мысленная, незавершенная фраза (неторопливо): «Там нужно быть пятым в комнате...».
Оказываюсь в населенном пункте, рельеф которого изобилует покатыми неровностями (разной крутизны и высоты). Дома, улицы, дворики изобретательно вписаны в необычное, тесноватое пространство. В одном месте проход затрудняет больничная каталка. Решаю (не для себя, а для других) куда-нибудь ее переместить. Покатые неровности не позволяют нигде ее приткнуть. В конце концов возле одного дома нахожу для нее место, но жильцы мягко протестуют. Спокойные, в светлой одежде, тоже покатые, как внешне, так и внутренне (то есть без острых углов), они не реагируют на мои объяснения. Говорят, что стоянка около их дома платная. А я все пытаюсь объясниться. Обращаюсь теперь к вышедшему из дома плотному мужчине с полотенцем в руках. Он отвечает, что не может сейчас разговаривать, поскольку «уже десять часов вечера» и ему «пора спать». Вот, он идет умываться перед сном, добавляет он, указывая на полотенце. Заявляю, что каталка принадлежит армии (понятия не имею, с чего я это взяла). Поскольку не помогает и это, остается повернуть обратно.
Стопка вкривь и вкось уложенных серебристых обручей диаметром с полметра. Чья-то рука поднимает верхний обруч, за ним тянутся непонятным образом зацепившиеся еще два.
Мысленные, с пробелом запомнившиеся фразы (женским голосом): «...за этими словами. И девчонкам не советую!»
Удивляюсь, что понимаю знаки, письмена, мне совсем не знакомые (листы извлечены мной из моего черного портфеля).
Передо нами встала масса проблем, мы в затруднении. Меня осеняет замечательная идея. С воодушевлением предлагаю искать решение в игровой форме (я назвала ее "Игра в компромиссы"). Предлагаю временно раскидать проблемы любым простейшим способом (они бегло предстают небольшими бесформенными, разбросанными в вертикальной плоскости элементами), а полученную отсрочку использовать для отыскания компромиссного, на хорошем уровне решения. Мне кажется это не только целесообразным, но и увлекательным, полезным. Отыскивая в игровой форме компромиссы, мы будем оттачивать ум и решать проблемы без нервозности. Помню свое оживление, и помню, что несколько раз повторила слова "игра в компромиссы".
Нахожусь с визитом у родителей*, замечаю, что у них расплодились тараканы. Помогаю уничтожать тех, которые появляются на виду, пользуясь для этого газетными листами, с трудом подавляя отвращение и вспоминая, что у нас дома тараканов нет — мы пресекли это явление в зародыше (родители виделись более чем условно, интерьер комнаты — получше, а тараканы и газеты — совсем как наяву).
Мы, компания друзей (или соседей) как-то общаемся. К нам временно прибивается (не смешиваясь с нами) молодая семья чужеродцев — муж, жена и грудной ребенок. Это тихие безобидные, никому не мешающие люди, собирающиеся уехать. Сейчас мы все находимся в просторной жилой комнате, каждый занят чем-то своим. Пришлая семья расположилась на старом коврике в дальнем правом углу. Идиллию нарушает бесшумно проникший в квартиру отряд Службы Безопасности. Чужеродцы в мгновение ока оказываются в кольце солдат с вилами в руках. Вилы угрожающе наставлены на пленников. Раздается отчаянное «Нет! Нет!!!» женщины. Она лежит на коврике, сидевший на ней малыш начинает падать за спину матери. С содроганием думаю, что он расшибется (дергаюсь было, чтобы поддержать его, но нахожусь для этого слишком далеко, в другом конце комнаты). Ребенок падает мягко, и даже не плачет, мать тут же подхватывает его. Отряд действует четко, слаженно, привычно. Но солдаты — по нелепой ошибке или недоразумению? - видят в безобиднейшем семействе чуть ли не террористов, предполагают в любой момент возможность взрыва. Они нервничают, их руки бьет дрожь. Сон пару раз крупным планом показывает эти руки, сжимающие вилы. Излучаемое отрядом запредельное психическое напряжение угрожает затопить нашу комнату. Вижу своих товарищей неподвижно застывшими, остро чувствую исходящий от отряда, нарастающий страх. Этот НЕ МОЙ СТРАХ сейчас поразит, захлестнет меня. Чтобы защититься, не поддаться ему, мысленно говорю себе: «Надо смотреть, чтобы знать, как это происходит» (знать впредь, на всякий случай). Как только твердо себе это сказала, все в тот же миг исчезает - и я просыпаюсь.
Смутно, не в цвете, виден стоящий посреди комнаты грузный, небрежно (по-домашнему) одетый мужчина. Он медленно, подставляя спину, наклоняется, спокойно просит кого-то (невидимого): «Сними...» (дальше не запомнилось). В ответ раздается такое же спокойное и неторопливое: «Сняла». Еще один женский голос бурно, энергично говорит: «Сними вторую часть путевки».
В нашей комнате облезла стена. Ничего не предпринимаем, хотя выглядит она ужасно. Однажды в комнате появляется соседка, невысокая худенькая женщина, и молча начинает оклеивать стену темно-коричневыми обоями (несколько рулонов которых и клей принесла с собой). Спохватываюсь, вежливо говорю, что мы все сделаем сами. Женщина прекращает работу, мы с Петей идем к ней. Пришла она к нам как соседка по квартире, а теперь ведет к себе куда-то далеко. Входим в большую светлую коммуналку. Из недр доносится голос, призывающий чью-то дочь помочь отбившемуся от рук ребенку. Спрашиваю у женщины, где куплены обои и что это за сорт. Она говорит, что обои являются изображением «Старинного Замка». Шепчу Пете, что если этот вид нам приестся, мы его закрасим. Женщина объясняет, где находится нужный универмаг. Объяснение сопровождается его кратковременной визуализацией. Спрашиваю, сколько стоит рулон (чтобы докупить, а возможно, и расплатиться с женщиной). Она говорит: «Семьдесят шесть..» (денежных единиц). Это очень дорого, я ахаю: «Семьдесят шесть за кусок!»
Мысленные фразы (женским голосом, приветливо): «Да и на улице ты. Хоть ты и дохленок...» (фраза обрывается).
Мысленные, с пробелом запомнившиеся фразы: «Они и не думали ... Они там чем-то своим занимались».
Мысленный диалог (мужскими голосами). Вяло: «А температура — сто лет таких». - Энергично: «Вы уже не видели?»
Обсуждается правомочность публикаций работ Карла Юнга в печатном периодическом малотиражном издании (Бюллетене). Утверждение об отсутствии соответствующего разрешения держится до тех пор, пока кто-то случайно не обращает внимание на одну из строк титульного листа. Там говорится, что данное издание занимается наследием Юнга. Участвующие в обсуждении члены Комиссии лишь угадывались; экземпляр издания виделся ясней, но прочесть ничего не удалось, серый текст был для этого слишком расплывчат.
Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза (женским голосом): «...вместе с посиневшей крошкой». После заминки ошибочно вкравшееся слово заменяется правильным: «кошкой».
Лежу на морском берегу, на дощатом настиле, приподнятом над уровнем земли и покрытом слоем земли, густо заросшей газонной травой. Случайно опустив вниз глаза, замечаю вырытую в прибрежном песке, у края настила, круглую лунку, заполненную мутноватой морской водой. Из нее появляется верхняя часть головы дельфина. Дельфин делает глубокий вдох, выпустив кучу пузырей выдыхает в воду и скрывается из глаз. Так повторяется несколько раз. Чувствую, что он избегает быть замеченным, высовывает голову осторожно и так же осторожно снова погружает ее в лунку. Обнаруживаю, что он не уплывает каждый раз в море (как я поначалу вообразила), сквозь слой мутноватой воды в лунке видится его морда, напряженная, с мутными, нездоровыми глазами. В моих руках оказываются клочки листов, предназначенных для конспектирования снов. Рассматриваю их - на обороте они кем-то исписаны. С удивлением разглядываю чужие записи, не делая попытки прочесть и не отвергая возможности воспользоваться чистой стороной для записи снов. Листки выпадаю из моих рук в мутноватую неглубокую воду справа от мостков — туда, где я до этого видела лунку и дельфина.
Еду на автобусе в аэропорт, у меня запланирован кратковременный визит в город, в котором я когда-то жила. Представляю, как вхожу в нашу бывшую квартиру на Рябинной улице и беру там (на память) какой-то сувенир. Это был темный, вытянутый в длину предмет, отчетливо пригрезившийся. Спохватываюсь, что нужно забрать нечто более существенное: зимние вещи, необдуманно когда-то там оставленные, и в первую очередь — свою шубу (тут на некоторое время предстает шуба). Замечтавшись, проезжаю, повидимому, нужную остановку, выхожу в незнакомом месте симпатичного гористого городка. С удовольствием осматриваюсь, понятия не имея, в какую сторону идти (на какой автобус). Тут очень кстати появляется Тува, знакомая с этой местностью, и берется мне помочь. Ведет к автобусу, по пути попадается кафе, решаем перекусить, выбираем что-то соблазнительное, усаживаемся за стоящий на отшибе, обсыпанный крошками столик и принимаемся за еду (городок был прелестным; виделось все вживую, лишь персонажи были условными, темноватыми).
Просыпаюсь (под утро, наяву). Цепочка мыслей приводит к рассуждению о том, что в моей жизни время течет так быстро, что я мало чего успеваю сделать. Анализирую свою жизнь в этом ракурсе. Незаметно засыпаю. Вижу приснившуюся иллюстрацию. Слева, у стены, стоит кушетка, застеленная сбившейся белой (но не белоснежной) простыней. Кто-то скручивает в рулоны, по одной, другие такие же простыни и аккуратно складывает их друг на друга в изножье кушетки. P.S. Хотела бы я знать, как это понимать.
Нахожусь в общине, где мне становится все менее комфортно (психологически), решаю это место покинуть. Члены общины виделись смутно, не помню, чтобы хоть кто-нибудь из них вступал со мной в контакт. Решение вызвано, повидимому, неприемлемостью атмосферы этого места как таковой. В последний миг спохватываюсь, что сестра, находящаяся здесь на излечении, не может покинуть это место. Из сочувствия решаю остаться.
Мысленная фраза (женским голосом, с мягким нажимом): «Нужно актуализировать прошлое».
Похожий на распечатку лист. Смотрю на указанное в верхней строке одного из срединных столбцов время: «13:12:42». Машинально перевожу взгляд на нижнюю половину листа. С удивлением вижу в одной из строк то же самое время.
Нахожусь с подопечной малышкой на деревянных, нависших над прудом мостках. Сижу на краю, малышка топчется рядом, и вдруг падает в воду. С ужасом смотрю на ее неподвижно застывшую спину. Вялыми движениями руки прикасаюсь к ней, голенькое тельце каждый раз лишь слабо дрейфует в сторону. Ужас мой возрастает, понимаю, что еще немного — и девочка погибнет. Частью сознания отмечаю, что усилия по спасению девочки неизмеримо слабее моего ужаса. Противоречие между безмерным, всевозрастающим ужасом и заведомо неэффективными попытками спасти ребенка удивляют невовлеченную в драматическую ситуацию часть моего Я. Каким-то образом девочка оказывается на мостках. Лихорадочно привожу ее в чувство, в глубине души полагая, что спасти уже не удастся. Переворачиваю вниз головой (в вертикальном положении, лопатками на край мостков), ритмично надавливаю на грудную клетку. У меня нет ни малейшей надежды, я уверена, что уже поздно, но я знаю, что должна вернуть родителям живую девочку. Я должна вернуть родителям живую девочку. Малышка, исторгнув несколько порций воды, начинает дышать. Еще какое-то время давлю толчками на ее грудь, пока окончательно не убеждаюсь, что все в порядке. Заворачиваю девочку в одеяло из темно-коричневого искусственного меха (похожее на медвежью шкуру). Появляются родители, о чем-то разговариваем — кажется, я беспокоилась, что девочке холодно. Вода в пруду была тусклой, мостки - старыми, потемневшими от времени. Девочка, которой был год-полтора, на мостках была одетой, а в воде оказалась голенькой, тело ее было погружено в верхние слои воды.
Мысленная фраза: «Они (высказывают), что (Восток) совершил преступление, а не только из жалости к нему» (за слова в скобках не ручаюсь).
Мысленная, с пробелом запомнившаяся, незавершенная фраза: «...и русских адвокатов, уже поддерживающих идею...».
Книга, раскрытая на том месте, где повествуется о бытовых страданиях человека из предыдущего сна. [см. сон №2292]
Проход в каменной стене (или ограде) в виде овального, в рост человека, лаза с неровными краями. Слева к нему примыкает решетчатая дверца, своеобразное переплетение ее несет какой-то смысл. Решетка дверцы является вопросником, а все вместе (лаз и дверца) — пропускным пунктом.
Несколько молодых женщин пригласили на прогулку группу подростков. В группе оказываюсь и я (кажется, меня тоже пригласили). Нас долго водят по фантастическим местам, приводят в фантастический город. Подводят к зданию, где расположен большой темный зал. Говорят, что это кинозал, вводят туда подростков. А со мной вышла заминка — я то ли выразила недовольство тем, что позвав на прогулку, нас не предупредили о посещении кинотеатра, то ли что-то другое (незапомнившееся). И тут меня будит (наяву) телефонный звонок.
Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза (женским голосом): «Она была полна денег и ... молока» (кажется, это сказано о женщине).
Мысленная, незавершенная фраза: «Смотри, я что хочу сказать...».
Несколько неуклюже бегущих, иногда на бегу запинающихся малышей. Их бег — всего лишь игра, забава.
Стоим у телефонного аппарата, набираем номер, начинающийся с «14-04».
Мысленная, с пробелом воспринятая фраза: «А когда ... пошлите мне свою записочку».
Мысленная фраза (с выпавшим фрагментом): «И вот (наступило) ... солнечные лучи которого меня совсем не волнуют» (окончание вымолвлено сварливой скороговоркой).
Заехали с Петей на автобусе далеко за нашу Рябинную улицу, теперь пешком возвращаемся домой. Пересекаем широкое пространство голой земли. На границе микрорайона ведутся энергичные работы, все перерыто, обновляют дорожное покрытие, тротуары мостят кубиками темноватых камней. Один из дорожников говорит сосредоточенно работающим товарищам, что поребрики будут желтыми. На миг видится несколько довольно высоких, довольно грубых элементов поребрика аляповато-желтого цвета. Здесь так все изменилось, смотрю с жадным любопытством, пытаясь узнать и не узнавая. Говорю Пете: «Я не была здесь со времени нашего отъезда, а ты?» Он говорит, что тоже не был здесь с тех пор.
Речь идет о куда-то внедренном провокаторе, о его возможных провокативных действиях. Озабоченно говорится, в том числе, что «в девяти случаях из десяти» провокатор будет поступать в соответствии со своим предназначением.
Мысленные, с пробелом запомнившиеся фразы (женским голосом): «...а? Купив большой градусник...» (фраза обрывается).
С лиц нескольких мужчин градом катится пот, капли его отскакивают во все стороны. Потом у каждого появляется по стакану воды, которую они спокойно пьют.
Из окна своей комнаты уже не раз вижу в окне противоположного крыла дома молодую женщину и девочку. Малышка с мамой (по моему приглашению?) оказываются у меня, вожу их по квартире.
Хороший сон, в котором происходили веселые события, и Петя кому-то охотно и удачно помогал.
Мысленные фразы (мужским голосом, обстоятельно): «Хозяйственном. А речь идет — не о хозяйственном речь идет».
Обрывок мысленной фразы (женским голосом): «...возьм... на книжку с собой».
Застегиваю кнопки своего красивого длинного пестрого халата. Когда оказывается, что они пришиты не на ту сторону, приходится одну из пол халата выворачивать.
Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза (женским голосом): «А ... с одной стороны, никто же этого не знает».
В просторном салоне моей квартиры появляются (небольшими группами и поодиночке) незнакомые мне люди. Рассаживаются на кресла и диваны, заполняют принесенные с собой опросные листы. Сидят, в них уткнувшись, а тем временем подходят все новые и новые. Чувствую, что ситуация выходит из-под контроля, что эти люди могут что-нибудь у меня стащить. Тут же вижу, что те, кто справился с опросниками, озираются (скорей всего, от нечего делать), кое-что потихоньку прихватывают. В руках небольшой, стоящей в дальнем углу группки моя книжка (новая, ясно видимая, с цветными закладками). Деликатно (несмело) протестую. Они дружно, бесцеремонно дают мне отпор. Вспоминаю, что когда-то где-то сама стащила эту книгу. Видя, что мне ее не заполучить, думаю, что раз так, вина за похищение теперь «падет на их головы» (персонажи виделись темными, полупризрачными).
Мысленная, незавершенная фраза: «А покуда рассеивалась вся эта публика...».
Забредаю на территорию больницы, расположенной в чистом поле, вдали от жилья. На обширной, огороженной территории разбросаны низкие унылые, похожие на бараки корпуса. Все засыпано белым снегом. Обхожу территорию вдоль забора, чтобы выяснить, сколько это займет времени. Получилось что-то около часа. Появляется женщина. Кто-то говорит, что это пациентка, выполняющая по совместительству какую-то работу (кажется, уборку), больница арендует жилье, где женщина проводит дни отдыха. Мне кажется это несуразным — почему женщина вместо отдыха в кругу семьи должна маяться в чужом углу. Решаю обойти территорию в противоположном направлении, засекаю время. Справа проходит, в сопровождении взрослого, стайка детей в темной одежде. Оказываюсь между корпусами, где тянется непонятного происхождения длинный невысокий холм. Начинаю взбираться, вижу разбросанные по снегу комья вареной цветной капусты, желание лезть пропадает. Слева появляется несколько мужчин в унылых больничных халатах.
Мысленная фраза (деловым женским голосом, похожим на голос Снуши): «Все сделала, я вчера все сделала».
Сижу у стены, ко всем спиной, и тем не менее, вижу (условно) ряды столов, за некоторыми из которых сидят неподвижные, в черной одежде сотрудники (лиц не видно). Навожу в своем углу порядок. Заглядываю, вытянув шею, за стол. В узком, с ладонь, зазоре между ним и стеной стоит на чистом полу коробка молока. Носик взрезан, так что пользоваться молоком не стоит - туда могли наведаться насекомые, вполне возможные в таком укромном месте. Заглядываю за стол еще раз. Там, где только что был узкий зазор и чисто вымытый пол, теперь находится пространство с метр шириной, превратившееся в кусочек натуральной, полной жизни природы. Оно имеет V-образный, с пологими склонами рельеф. Там песчаный грунт и густая сочная растительность, сквозь которую просматриваются островки воды. Там кишмя кишит беззвучная, интенсивная жизнь - шмыгают ящерицы, копошится мелкая живность, одни поедают других, и все это молча, свободно, естественно. Все видится необычайно отчетливо. Справа появляется куница со светло-песочным ухоженным мехом (они все там были в превосходной физической форме). Куница выглядит тут Гулливером, вижу, как она, ловко сцапав крупную ящерицу, неспешно приступает к трапезе (трансформация застольного пространства не вызвала удивления).
Условно видимая стеклянная банка почти доверху заполнена прозрачной водой. Приближается енот, забирается в банку, часть воды выплескивается. Кто-то (невидимый) решает, что впредь нужно наливать воды поменьше.
Отправляюсь в сложный путь (куда-то, где уже, кажется, была раньше), но на этот раз теряю интерес к цели путешествия. Этот путь сам перемещал к цели того, кто на него вступил - автоматически движущаяся система дорожек тянулась по пересеченной местности, в том числе по лесам и оврагам.
На прилавке пустого, безлюдного рынка сидит малыш. Переворачивается на четвереньки, резво добирается до невысокого бортика, готов перевалиться через него. Сон намеком демонстрирует предстоящее падение. Не находясь в этом сне, поспешно открываю глаза, чтобы этого не произошло.
Идем, несколько человек, по просторной жилой комнате, влево. Внезапно поскользнувшись, падаю на спину и по инерции въезжаю под газовую плиту. Лежу там на толстом слое отвратительных густых черных нечистот, а спустя несколько мгновений уже стою посреди комнаты с облепленной грязью спиной. Понимаю, что нужно срочно снять и выбросить одежду, понимаю, что нужно срочно вымыться (дезинфицирующим составом, чтобы не подвергнуть опасности находящихся в комнате людей), но заторможенно не знаю, с чего начать. Подошедшая слева женщина молча дает мне большую пластиковую бутылку с хлоркой. Представляю, как начну сейчас осторожно, брезгливо стягивать оскверненную одежду, выворачивая ее на левую сторону (сводя к минимуму контакт с этой гадостью). А сон вдруг показывает меня со спины — на чистой одежде моей нет и следа гнусной грязи. Заторможенно вижу лишь над лопатками несколько небольших бледно-серых круглых пятнышек, почти сливающихся с цветом блузки и не имеющих отношения к черным нечистотам. Что было до этого эпизода и после него — не запомнилось (сон был нецветной, в неряшливых, темноватых тонах; отчетливо виделись лишь черная грязь, белая газовая плита старого образца, на ножках высотой с треть метра, да моя спина с безобидными пятнышками).
Действие развивается в моем бывшем отделе программирования, но мне казалось, что это Научная Лаборатория (еще одно место бывшей работы). Спустя немного времени с удивлением обнаруживаю эту накладку. Запомнилось, что что-то происходило с Амалией; что у меня была крупная (очень крупная) сумма денег, и я ее чуть не лишилась (была угроза хищения, но все обошлось). А остальное (многое) не запомнилось.
На опустевшем рынке осталось два торговца. Они стоят за старым рассохшимся потемневшим прилавком. Правый продает рыбу. У левого на чуть прикрытом водой дне большого аквариума разложены восхитительные крошечные матово-белые рачки и ракушки. Рядом выставлены отшлифованные, переливающиеся перламутром пластинки. Чуть ли не с восторгом спрашиваю: «Что это?» Старенький, невзрачный на вид торговец с увлечением рассказывает, как он изготавливает пластинки - придает округлую форму и с обеих сторон шлифует.
Мысленная, незавершенная фраза (решительным женским голосом): «Правильно, будто мифический сын...».
Молодая женщина с маленьким ребенком занимает пару смежных комнат. Одна комната не примыкает к внешним стенам, и посему не имеет окон. Условия в ней становятся так плохи, что женщина вынуждена переместиться целиком во вторую, стена которой намокает от дождей (чем оказалась плоха первая комната, неясно).
Нахожусь в неплотной толпе, на рынке. У меня на руках два мальчика лет шести - беленький (на правой руке) и темноволосый (на левой). Один из прилавков ломится от груды светло-зеленых, похожих на яблоки предметов. Мальчики как-то нас обманывают. Беленький исчезает, второго я осторожно сажаю на прилавок. Вскоре ребенок снова оказывается у меня на руках, склоняет мне на плечо голову, говорит, что болен (кажется, гриппом). На секунду думаю, как бы мне не подцепить эту болезнь (запомнившиеся эпизоды не являлось, кажется, главным содержанием сна).
Мысленное слово (довольным женским голосом): «Скидка».
Мысленная, неполностью запомнившаяся фраза (женским голосом): «... и нос, который не унес домой».
Мысленная (моя) фраза, завершившая размышления о степени надежности противомоскитной оконной сетки: «Здесь не проникнуть ста здоровенным теткам и дядькам».
Сложенная газета, левая страница которой состоит из кричащих заголовков и крупных черно-белых иллюстраций.
Мысленная фраза (запальчиво, женским голосом): «Нельзя быть счастливым, ставя капканы другим людям» (невозможно).
Человеку дают завуалированную взятку. Не деньгами, а гарантией оплатить услуги сиделки на время его непродолжительной отлучки из дома.
В паре с крупным мужчиной должна убирать залитый грязью участок улицы. Прихожу, когда мужчина уже приступил к работе. Счищая обочину, он говорит: «Вероника, ты сюда грязь не гони, займись центральной частью». Опоздала я потому, что не могла заставить себя встать. Но потом все же вскочила, помчалась умываться. Туалет был отвратительным, старым, грязным, с почерневшими стенами и потолком. Никак не удавалось закрыть задвижку, не было силы в руке, пришлось помогать второй рукой.
Разговариваю по телефону с Лейлой по поводу книг. Она спрашивает, сообщила ли я что-то Этьене. Говорю: «Нет, не сказала. Уж она-то, ты же знаешь, сколько через ее-то руки книг прошло». Смутно видится Лейла, прижимающая к ушам телефонные трубки - она одновременно разговаривает со мной и с Этьеной.
Это был не страшный сон, не кошмар, а что-то другое, непонятное, исторгавшее из меня беспрерывные громкие стоны, чуть ли не рычания, от которых я и проснулась. Что это было? Ничего не могу вспомнить. Ни на мое физическое, ни на эмоциональное сегодняшнее состояние это не повлияло. Разве что утром какое-то время держалось неопределенное ощущение в груди (по центру, на ладонь ниже подбородка), что-то вроде легкого давления или стеснения.
Мысленный диалог. Задаются однотипные вопросы, последним был: «А в декабре?» Предыдущие отличались названием месяца. Первым был назван один из месяцев первого полугодия, и так, последовательно, месяц за месяцем (в хронологическом порядке) вопрошающий добрался до декабря. Ответом на все вопросы была одна и та же, монотонно произносимая короткая утвердительная фраза.
В числе нескольких визитеров находимся у известного писателя, в заставленной книгами комнате. Сидим в креслах вокруг массивных журнальных столов, писатель расхаживает между нами. Все выбирают себе книги. Петя отобрал (пометил в списке?) несколько, писатель уже вручил мне первый том. Показываю Пете, он говорит: «Это чистая фантастика». Спрашиваю: «А в следующем томе что?» Он говорит: «'Дорога туда' и ...» (окончание не запомнилось).
Мысленная фраза: «А ты, пока не сделал уроков, не кричи на дядю».
Углубляю убежище, прямоугольную (мне по бедра) яму. Она тянется с наружной стороны поребрика, напротив кондитерской. Вяло, неуверенно поднимаю со дна светлые булыжники, кладу на дальний край ямы. Неуверенность проистекает из убеждения, что камни все равно будут кем-то сброшены вниз.
Держу граненый стакан. Он оплетен соломкой и заполнен напитком, внешне похожим на чистую прозрачную воду. Внезапно напиток начинает стремительно, непонятным образом исчезать, его остается в стакане лишь с четверть объема. Мысленно умозаключаю: «Совсем легко ... А сейчас его нет во всей Вселенной» (окончание первой фразы не запомнилось).
Мысленные фразы (разными голосами, непонятно, существует ли между ними связь): «Телефонные звонки» и «С копеечку».
