Медленно проплывает (как при виде из движущегося поезда) пейзаж. На фоне густой растительности в кадре появляется (а потом плавно исчезает за правой границей поля зрения) небольшой, с кролика, трехцветный зверек. Пухлый, как хомяк, он спокойно сидит на задних лапках, растопырив похожие на кошачьи уши.
Приезжаю в гости к сестре. Она с мужем живет в колхозе, где старые темные избы и жирная рыхлая, ничем не засаженная черная земля. Гуляем по голому полю, они рассказывают, что у них была овчарка, которую они по какой-то причине вынуждены были куда-то деть. Появляется симпатичный щенок-подросток той же породы. Они говорят, что это их щенок, и какой он славный, милый - нет, он не от той овчарки. И снова о том, какой он славный. Вкрадчиво, елейными голосами предлагают щенка мне. В моих руках оказывается обрывок веревки, к которой привязан щенок, иду с ним по черной рыхлой земле. Спохватываюсь, что щенок привяжет меня к дому, придется менять образ жизни, к чему я не готова (и не вижу в этом нужды). Поворачиваю обратно, говорю, что брать щенка передумала. Сестра с мужем грубо набрасываются на меня. Поначалу опешив, беру себя в руки. Холодно заявляю, что раз они, безо всякого основания, позволяют себе такое, я знать их не хочу. Выпускаю из рук поводок и, не удержавшись, швыряю им вслед пару темных бесформенных диванных подушек, непонятным образом оказавшихся у меня и принадлежащих тем, в кого я их запустила (сестра и ее муж лишь ощущались, а щенок, жирная земля и подушки виделись ясно).
Маленький симпатичный серый котенок перебирает лапками в углу, возле большого зеленого бака. Слева появляется голова динозавра на длинной шее, наклоняется к котенку, осторожно берет его своей пастью.
В нашей с Петей (ребенком) странной на вид комнате появляется посторонняя живность. Ожившая игрушечная зверюшка из сине-зеленого плюша, настоящий заяц, зайчонок, на шкафу притаился песец (и, кажется, кто-то еще). Принимаюсь их выгонять. Они проворно убегают, пользуясь только сейчас открывшейся мне особенностью комнаты. Наш громоздкий платяной шкаф придвинут к стене не вплотную, между ним и стеной существует непонятное пространство, куда и шмыгает зверье. В разгар беготни входит Петя, показываю ему этот зоопарк.
Пара небольших диких зверьков (типа ласки). Один темно-коричневый, другой светло-коричневый. Осторожно поглаживаю то одного, то другого, и они совсем не боятся.
Осторожно извлекаю из картонной коробки длинноногую светлую птицу с поврежденной лапкой. Дикая птица не выказывает нервозности, как бы полностью мне доверившись.
Иду с двумя спутницами (одна из которых что-то рассказывает) по светлому лесу с могучими высоким лиственными деревьями, под которыми растут папоротники и кое-где стоит чистая вода. Идем (вправо) то по левой обочине дорожки, то по папоротникам. В очередной раз выйдя на дорожку, вижу сидящую там крупную, с павлина, птицу. Перед ней, в условном, обозначенном несколькими зелеными ветками гнезде лежит большое белое яйцо. Подзываю спутниц, с любопытством рассматриваем яйцо (птица не выказывает беспокойства). Трогаемся дальше. Женщина продолжает что-то рассказывать, слушаю ее и вдруг поднимаюсь в воздух. Вытянув вперед руки и совершая телом волнообразные движения, ЛЕЧУ вдоль дорожки, на высоте в полтора-два метра. Лечу, не переставая удивляться и убеждая себя, что действительно лечу, а не зависла случайно, на миг, над землей. Снова оказываюсь около женщин. Они показывают компьютерные, в желто-коричневой гамме снимки летящего птенца, вылупившегося, будто бы, из виденного нами яйца. Птенец летит высоко в небе, рядом с диковинным летательным аппаратом, между которым и птенцом подразумевается какая-то связь. В правом верхнем углу снимков записаны компьютерным шрифтом, в шутливой форме звуки, будто бы издававшиеся птенцом при полете.
Стою с Ежей у парапета неширокого, перекинутого над шоссе мостика. Обе мы призрачно-неуловимые - скорее, просто угадываемся. Оказываюсь у противоположного парапета. Разглядываю большого, с ладонь, темного паука (нестрашного), неторопливо топающего влево (а Ежа исчезла). Носком туфли легонько трогаю его. Паук от этого садится, совсем как медвежонок, а потом топает дальше (паук и носок туфли виделись отчетливо).
В большом многоэтажном здании ищу нужное помещение. Забредаю на этаж, где расположена детская больница с невероятным количеством пациентов - бледных, худых, коротко остриженных (плачевное впечатление усугубляется тем, что сон был в серых тонах). Выхожу на боковую лестницу, но пройти не могу, там лежит не поместившийся в отделении ребенок. Нахожу еще один выход, там та же картина - на ведущем вверх лестничном пролете лежат, как на кровати, больной малыш и его отец. Блуждаю в поисках выхода, ко мне прибивается один из пациентов, мальчик лет двенадцати. Решаю взять его на время с собой, чтобы он немного развеялся. Привожу к стоящей на уличном перекрестке кушетке (я не видела ни машин, ни прохожих, ни даже домов вокруг, и тем не менее, кушетка однозначно стояла посреди улицы, а мы чувствовали себя там как дома). С трудом открываю висячий замок, прицепленный к изголовью широкой, покрытой чем-то светло-серым кушетки. На левой (не моей) половине лежит ее хозяин (или хозяйка), садимся на моей половине, беседуем. У моего лица возникает морда овчарки, прогуливаемой на поводке молодой женщиной. Собачья морда (в отличие от всего остального в этом сне) видится вживую, легонько глажу ее, собака мягко гавкает: «Ай!» Это получается у нее совсем по-человечески, шутливо говорю ей: «Что такое Ай? Нет такого слова». Хозяйка собаки смеется. Спохватываюсь, что мальчику пора возвращаться. С трудом закрываю тугой замок, обдумываю, как объяснить в больнице временное исчезновение ребенка.
Выхожу с двумя черными козлятами на деревенскую улицу. Растительность по обочинам чахлая, блеклая, полузасохшая, голодные козлята ее не едят. Решаю зайти к Шону*, чтобы что-нибудь раздобыть для них. У входа в избу (такую же старую, приземистую, как и остальные) толпятся, цепляясь друг за друга, местные мальчишки. Намереваются, как только откроется дверь, ворваться внутрь. Подростки в ярких футболках полны энергии и контрастируют с пыльным вялым, невыразительным фоном. Стараясь их оттеснить, осторожно приоткрываю дверь. Они, пытаясь прорваться, говорят мне (о Шоне): «Он же ничего не соображает!» Один проскакивает внутрь, хватаю его за футболку, с трудом выпихиваю наружу. Оказываюсь с козлятями в сенях. Вхожу в левую комнату, вижу Шона (но не его лицо). Он сильно изменился и действительно плохо соображает. Заводит разговор - кажется, о своем плачевном состоянии. Решаю взглянуть на козлят, найти им что-нибудь поесть. Говорю Шону: «Сейчас», выхожу в сени. Вижу широкую светлую коническую чашу, из которой козлята пьют воду. Заглядываю, в поисках съедобного, в правую комнату. Вернувшись, вместо козлят вижу маленького мальчика. Сидя на коленках, он умывает лицо водой из чаши. Кидаюсь к ребенку с предостерегающим «Нет, нет!» Веду к водопроводным кранам, объясняю, что умываться следует только проточной водой. Сон бегло показывает раковину с тремя кранами.
Крупная, смутно видимая, неподвижная птица. Она возникает поочередно в четырех позициях - по кругу, по часовой стрелке, с изменением положения на 90 градусов.
Мне нужно попасть к вокзалу. Иду не по проспекту, а по Набережной, где практически безлюдно. Во встречном направлении едет на велосипеде Польк, делает вид, что меня не замечает. Молча прохожу мимо, сворачиваю в широкий многолюдный переулок. Прохожу мимо красивых дверей магазина (или кафе), вижу идущую навстречу лошадь. Красивая, статная, рыже-каштановая, она спокойно, почти впритык, проходит мимо меня. Рядом с такой громадиной чувствую беспокойство, думаю, что это небезопасно, когда лошади разгуливают по улицам. В тот же миг лошадь на меня нападает. Вижу у самого лица ее морду, она скалит зубы, норовит укусить. В ужасе колочу руками по лошадиной морде, и изо всех сил, безостановочно, на одной ноте воплю, почти визжу: «Помогите! Помогите!» Чудом избегая укусов, соображаю, что нужно стараться бить по глазам, и ни на секунду не прекращаю взывать о помощи. Никто не делает попытки помочь, на нас просто не обращают внимания. Я не могла себе позволить отвлечься и посмотреть по сторонам, но сон ненадолго показал спокойно идущих по своим делам пешеходов в зоне этого перекрестка. Колотила я по лошадиной морде не агрессивно, просто понимала, что как только перестану отбиваться и этим сбивать лошадь с толку, она меня искусает. Мне казалось, что это произойдет в каждое следующее мгновенье, и я все удивлялась, недоумевала, что избегаю неминуемых, казалось бы, укусов. Сон перескакивает на что-то, связанное с Польком, где самого его не было и где речь шла о выплате денег. В этом сне здания не были похожи на здания этого Города, люди не были похожи на людей - все они, кроме Полька, были странными, в черных одеждах. Набережная не была похожа на Набережную хотя бы потому, что никакой Реки я не видела. Зато когда я кричала, не чувствовалось, как это обычно бывает во сне, что крик не получается, - крик очень даже получался.
Возвратившись из магазина, ставлю пакет молока в угол низкого ящика, на что-то отвлекаюсь. Слышу за спиной ритмичные звуки глотания, с недоумением оборачиваюсь. Удобно рассевшаяся кошка неспешно лакает молоко через срезанный (мной?) уголок пакета. Прогоняю кошку, несу молоко в холодильник. Спохватываюсь, что его лакала кошка, так что пакет придется с сожалением выбросить.
Молодой человек, друг моего взрослого брата (сновидческого) приходит к нам в гости и приносит старую черную женскую сумку с дохлой мышью. Решаю, что дохлая мышь, являясь источником заразы, несет нам смертельную опасность. Спорю с братом, кто должен ее выбросить. Полагаю, что раз ее принес друг брата, то именно брат и должен это сделать, брат возражает. Беру сумку с мышью, заворачиваю в пластиковый пакет, выбрасываю в уличный мусорный бак (или закапываю в землю, не помню точно). Преисполняюсь уверенности, что теперь нам ничто не грозит.
Идем с Петей по широкой улице городка, подходим к длинному одноэтажному старому дому, нашему новому пристанищу. За спиной у нас рюкзаки со всеми нашими вещами. Улица не заасфальтирована, по обочинам торчит редкая трава, крутятся две-три собаки. Дом состоит из автономных секций, подходим к нужной, обнаруживаем, что она не освобождена. Сквозь узкие стеклянные вставки двери видим уютную квартиру, в которой кто-то находится. Волнуюсь, так как мы покинули прежнее жилье, и деваться нам некуда. Из глубины квартиры появляется молодой человек с туго набитым рюкзаком, выходит наружу. Понимаем (не сразу), что он забрал остатки вещей. Когда это было еще неясно, я (чтобы найти хоть какое-то утешение в том, что мы не сможем тут поселиться) спросила, не слишком ли здесь шумно от уличных собак. Молодой человек ответил, что шума хватает. Входим, к моему облегчению, внутрь. Секция состоит из большого салона и ряда спальных комнат, в которых предстоит поселиться нам и неизвестным мне петиным друзьям. Порываюсь выяснить, хватит ли на каждого по спальне или придется размещаться менее комфортабельно. Квартира заполняется жильцами, КОТОРЫХ Я КАК БЫ ВИЖУ И НЕ ВИЖУ. Вдруг все исчезают, я остаюсь одна. Набредаю на встроенную в пол салона низкую тумбу, сквозь ее узкие оранжевые окошки вижу большое круглое подвальное помещение, и в нем — наших жильцов. Разглядываю диковинное пространство с низким потолком, низкой восточной мебелью по периметру, и сидящими на полу, вдоль стен, жильцами. Некоторые энергично машут, приглашая (без слов) спуститься к ним. Не знаю, как туда попасть, мне знаками объясняют, где находится вход. Нахожу небольшой люк в глубине салона. Лестницы нет, цепляюсь за какие-то перекладины, молодцевато (и гордясь этим) спускаюсь. Сажусь (все это молча), опять отмечаю диковинность (экзотичность) интерьера, вижу стелющиеся по полу (кажется, земляному) редкие клубы чего-то непонятного, нахожу все это очень интересным. [см. сон №1120]
Стою на узкой прибрежной песчаной полосе, справа высится крутая темная скала, слева — море с чистой прозрачной, живой водой. На песчаной полосе множество поразительных по форме и окраске крабов и других существ, а в море — всевозможных разноцветных рыбок. У меня глаза разбегаются, куда бы я ни посмотрела, все видится ярко, живо, отчетливо. Склоняюсь над диковинным оранжевым крабом, намереваюсь осторожно потрогать его. Вдруг передо мной появляется Петя, спустившийся, будто бы, со скалы (кажется, с друзьями) и случайно наткнувшийся на меня. Призываю его полюбоваться увиденным. Петя снимает со спины и ставит на песок темно-синюю дорожную сумку, знаками просит открыть водопроводный кран (труба которого торчит из песка). Просьба кажется мне странноватой. Петя, без слов, добавляет, что нужно намочить сумку, увлажненная сумка снимает усталость со спины. Открываю кран, вода льется на сумку. Потом мы кладем в нее большой сверток, Петя поднимает ее на плечи, и мы идем к морю.
Брожу (в студенческом возрасте) по районному скверу, неухоженному, и сейчас (повидимому, в будний полдень) почти безлюдному. Копошащийся у тропинки малыш мимоходом привлек мое внимание. Оказавшись на пологом возвышении, окидываю взглядом спуск, кое-где перемежающийся истертыми, полузасыпанными землей ступенями. Съезжаю с него (на ногах, как с ледяной горки), и с удовольствием повторяю это еще несколько раз. Забравшись на холм снова, боковым зрением замечаю поблизости молодую женщину. Мелькает мысль, что мое ребячливое поведение может вызвать недоумение, съезжаю все же еще разок и покидаю сквер, по пути опять обратив внимание на копошащегося у тропинки малыша. На улице попадается на глаза универмаг. Не запомнилось, входила ли я в него или сразу застряла у внешней витрины, привлеченная необычными сувенирами. Заинтересовал материал, из которого они сделаны - он напоминал пчелиные соты, изнутри белые, а снаружи бордовые. Пристально всматриваясь, не сразу понимаю, что это всего лишь пористый картон, упаковка, из верхних отверстий которой выглядывают сувениры из беловатого то ли камня, то ли стекла. Внимание привлекла забавная лягушка с широко раскрытым ртом (ради которого вырез в кубической упаковке был увеличен). Я даже чуть было не купила ее, но во-время уняла свой порыв. Разгадав тайну пористого материала, спускаюсь с нескольких, ведущих к двери (в универмаг?) ступенек и оказываюсь на тротуаре. Озираюсь, с недоумением думая: «Откуда это я вышла? Мне это СНИТСЯ (или нет)?» (слова в скобках возможно лишь подразумевались). Все в этом сне виделось натуралистично.
Обрывки мысленных фраз: «А ... ? Жеманиться с самого начала или...?»
Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза: «За этим ... в пятом классе (велась настоящая война)» (слова в скобках не произнесены, но уже заготовлены; слово «война» является образным преувеличением).
Лежа в постели, с любопытством слежу за паучонком, детенышем паука из предыдущего сна. Почти круглый (с ноготь большого пальца), он проворно исследует поверхность нижней половины моего живота, то и дело зачем-то приостанавливаясь. Забеспокоившись в конце концов, не выбирает ли он место для укуса, я паучонка стряхиваю (все виделась отчетливейше). [см. сон №8714]
Мысленный диалог (женскими голосами). «Конечно, происходит это не всегда». - «А я это помню».
Обрывки мысленной фразы: «Хотя с ... прошло уже столько времени, внимательные люди и врачи...».
Читаю в книге: «Нет, не ... сказал негоз... нагоз...» (часть фразы не запомнилась). Путаюсь в последнем слове, не могу его прочесть. Бормочу разные варианты, и так и не одолев слова, просыпаюсь. Окончание фразы, как мне каким-то образом известно, таково: «...негозивший сын» (странное слово является однокоренным со словом «егоза», что-то вроде «наегозивший»).
Мысленная фраза (мужским голосом): «Ну, если вам надо будет - попросите».
На летний отпуск приезжаю с приятельницами (на поезде) в глухомань. Долго идем среди буйно разросшейся зелени от одинокого полустанка до места. На просторном чердаке дома, в котором мы остановились, стоит мой письменный стол и вольер с Тимкой. Вторая кошка, Мицци, находится с нами в доме. Периодически поднимаюсь проведать Тимку. Однажды обнаруживаю исчезновение письменного стола. Пытаюсь выяснить его судьбу у появившихся (до моего прихода) рабочих, чем-то занимающихся на чердаке. Их наигранное недоумение наводит на мысль о лжи. Иду с кошками на прогулку, захожу в учреждение. Мицци спрыгивает с рук и исчезает. После безуспешных поисков пускаюсь в обратный путь с Тимкой. По дороге ласкаю, глажу, целую ее, размышляю, как найти Мицци. Думаю, сможет ли она в крайнем случае отыскать мое новое (ей уже знакомое) местопребывание, больничную палату. Мы с Тимкой уже там, в большой многоэтажной светлой больнице. Идем по пустому коридору. Появившаяся санитарка ловко, на ходу заворачивает в целлофан пактик еды для кошки, дает его мне. Возникает непонятно кому принадлежащая мысленная фраза. Говорится, что просто удивительно, как такому рослому человеку (имеется в виду бегло показанный крупный мужчина), как это ему выделен такой маленький пакетик еды (имеется в виду пакетик, только что полученный мной от санитарки). Не обращаю внимания на фразу, мои мысли заняты Мицци — как она, где она, найдется ли. Подумываю, что пора, пожалуй, нам с приятельницами побеспокоится об обратных билетах.
В семействе Киры возникли проблемы, к которым она относится со свойственной ей и наяву стойкостью, отстраивается от них. [см. сон №4807]
Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза (издалека донесшимся мужским голосом): «Я не очень помню, как ... но хорошо помню, как его расстреляли».
На столе (или прилавке) лежит пластиковый пакет, из которого торчит мятая газета. С удивлением обращаю внимание, что заголовок передовицы набран строчным шрифтом (вразрядку). Пытаюсь прочесть его или что-нибудь под ним. Буквы вижу отчетливо, но прочесть ничего не удается.
Сон, который (или фрагмент которого) повторился несколько раз.
Дом в несколько этажей, с большими пустыми грязноватыми комнатами, в которых живет коммуна. Нахожусь сейчас там (не будучи ни с кем знакома). Мне (чтобы снять боли в пояснице?) делают внутривенный наркоз и внутримышечный обезболивающий укол (не запомнилось, в какую часть тела), после чего я должна полежать. «Должно пройти», - говорят мне. Сознание начинает угасать, с любопытством слежу за этим, стараясь подловить момент, когда оно совсем отключится. Этого не происходит, мигрирую в полубессознательном состоянии по зданию, укладываюсь полежать то в одном, то в другом помещении. Все они без мебели, люди лежат там на полу (атмосфера сна была странной, но мне ее не сформулировать).
Брошюра в светлом глянцевом переплете носит название «Мошенники» (не запомнилось, видела ли я заглавие или узнала о нем иным образом). Смотрю на нее и не только не хочу открывать, но не желаю даже к ней прикасаться. И не только не желаю прикасаться, но считаю необходимым выбросить ее.
Мысленная фраза: «Причем, как в эту сторону, так и в эту».
Помню лишь, что находилась в фантастическом месте.
Забредаем с Лесей в старый квартал невысоких потемневших домов с лабиринтами проходных дворов. Вспоминаю, что где-то здесь живет моя приятельница, предлагаю ее навестить. Оказываемся в старой коммунальной квартире, запущенной и запутанной. Беседуем, перемещаясь с места на место, наше общение тоже какое-то запутанное. В комнате приятельницы вижу видеокассету (в расцветке отчетливо видимого картонного футляра преобладает ярко-красный цвет). Прошу ее на время (зная, что она принадлежит живущему в этой квартире человеку). Владелец кассеты, крупной комплекции человек, резким тоном требует кассету вернуть. С чувством неловкости выношу ему ее в коридор. Он вдруг дружески обнимает меня, на миг неумело прижав к груди и тут же отстраняясь. Повторяет это несколько раз, искренне, молча, все таким же странноватым манером. Объясняю, как все произошло с кассетой, он в ответ обнимает меня (все так же). Натянутость в отношениях проходит, он говорит: «Значит, так, Вероника. Меня зовут Орен Федорович. Алексей Федорович». И опять порывисто прижимает меня к груди (этот человек казался примитивным; персонажи виделись условно, без лиц, женщины - хуже, мужчина — лучше).
Кто-то (возможно, я) переворачивает длинную металлическую трубку. Из нее выпадает несколько мелких цилиндрических деталей, у одной один из торцов не плоский, а фигурный. Мысленно прикидываю, какой стороной она должна лежать на дне трубки. Кто-то говорит: «И потом я посмотрю - может, я в школе что-то захватил».
Мысленная, запомнившаяся с пробелом, ко мне обращенная фраза: «Запиши в ... беречь почву не стоит» (имеется в виду, чтобы я сделала пометку на полях своего экземпляра источника). Я удивлена, так как полагаю, что почву всегда нужно беречь.
Мысленные фразы (женским голосом, задорно): «Крутил-ся. У вас там свой автомобиль?»
Мысленная фраза (мужским надсадным голосом): «Прямо в землю надо».
Мысленные, с пробелом запомнившиеся фразы (женским голосом): «...родилась первая дочь. Рассказала, что роды были трудные...» (фраза обрывается).
По какой-то причине (кажется, с целью экономии) снимаем жилье в дешевом районе. Спустя всего месяц происходит неприятный инцидент. В нашей, расположенной на нижнем этаже квартире на рассвете появляются два малолетних хулигана. Счастье, что этой ночью я легла спать в салоне и проснулась (мама* спала в салоне, как обычно, а Петя, школьник, - в глубине квартиры). Увидев непрошенных визитеров, хватаю их, упирающихся, за одежду и с неимоверным усилием - просто каким-то чудом! - выталкиваю вон. Понимаем, что жилье нужно менять, приступаем к поискам.
Мысленная фраза (деловитым женским голосом): «Есть же люди внушаемые».
Мысленный, с пробелом запомнившийся диалог. «У нее...?» - «Взять мои документы».
По диагонали большой комнаты стоит стол с темным гробом. Изголовье упирается в дальний левый угол, где выставлено несколько цветочных горшков с живыми белыми цветами (типа гортензий). Не находясь в этом сне, хочу (и страшусь) увидеть, кто лежит в гробу. Бросаю опасливые взгляды, тут же отводя глаза. Вижу темную, почти черную ткань, складки которой скрывают от взгляда изголовье. Полупроснувшись, предполагаю, что, возможно, в такой форме приснились мои умершие иллюзии.
Мысленные фразы: «Обтянутый тканью мешок из ткани. Обтянутый тканью мешок из ткани». После двойной пробы на слух и непродолжительного обдумывания фраза переструктурируется: «Мешок из ткани, обтянутый тканью».
Говорю кому-то, заворачивая в газетные листы чашки: «Он — человек с...» (последнее слово не запомнилось). Умильно добавляю: «Ангел!»
Пара фраз из длинной мысленной тирады: «...пусть все вернется. Мне даже хочется, чтобы он снова разбил ту чашку».
Мысленная фраза (женским голосом, неторопливо): «Около нее — мужчина, пытаясь ее перебить».
Мысленная фраза (энергичным женским голосом): «Я хочу сказать, что я совершенно стала бессильной».
Серая кошка поспешно бежит в сторону горизонта (у правого края поля зрения).
Мысленная фраза (спокойно, неторопливо): «Боимся, как бы кто бы не разнюхал бы, чтобы использовать это в своих интересах».
Мысленный, с пробелом запомнившийся диалог (мужским и женским голосами). Рассудительно: «Подход ... и решения...». - Поспешно: «И решения поменять местами...» (обе фразы не завершены).
Мысленный диалог разоряющихся аристократов, отца и сына, сдержанных, мягких, благородных (начало не запомнилось): «...полЯ». - «Они теперь не наши». - «Ах, Алеша, что ты в этом понимаешь? Как это, не наши?» - «Больше, чем когда-либо». Последняя фраза является дополнительным подтверждением предвиденья сына в отношении почти свершившейся, неизбежной утраты земельных угодий, о чем отец не имеет пока представления (в сыне угадывался юноша, а в отце - старик). [см. сон №4631]
Завожу (наяву) будильник, чтобы не опоздать на ужин. Засыпаю. Кто-то мысленно, с явной насмешкой (или легкой издевкой) начинает потешаться над уверенностью человека, воображающего, что он сам программирует свою жизнь. Этот Некто утверждает, что нет ничего проще, чем смешать планы человека (неясно, имелся в виду Человек вообще или конкретно я). В качестве доказательства многократно, мысленно твердится одно и то же: ты, мол, полагаешь, что сможешь проснуться в нужное тебе сегодня время, но ты не проснешься, ты проспишь, ты проспишь. Однако будильник (о котором Некто, возможно, не подозревал) дребезжит в нужное время, и я не опаздываю к ужину в том месте, где наяву гощу эти дни.
Мысленные, неполностью запомнившиеся фразы (мужским голосом): «УжЕ ... пожиже. Он на Витебском вокзале...».
Мысленная, неполностью запомнившаяся фраза: «...ту храбрецу, которому можно поставить это во грех».
Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза: «Художник ... взлет крыла, чтобы восстановить, как это произошло у Икара».
Смотрю на одну из якобы записей своих снов. Обращаю внимание на несколько подчеркнутых фраз. Две из них, вопросительные, содержат предположения по поводу увиденного во сне и находятся в середине описания. Еще одна — в конце. Удается прочесть первое слово первой фразы: «Он» и первые два слова второй: «Он восхИщен» (последнее слово использовано в мистическом смысле, речь идет о кратковременном восхищении).
Мысленная, незавершенная фраза (женским голосом): «Хорошо, что мы не в центр, а вот сюда съехали, потому что вот видите...». Смутно видится несколько что-то мастерящих людей. Они склонились над массивным брусом, на верхней грани которого размечен квадрат и точкой помечен его центр — тот самый, о котором говорится в вышеприведенной фразе.
Стою у шлагбаума ограждения виллы, снабженного переговорным устройством. Оно, как мне каким-то образом известно, предназначено для озвучивания предупреждения, что с домашними животными въезд запрещен. Мне захотелось прослушать сообщение. Становится каким-то образом известно, что для этого нужно бросить монетку. Монетку бросать не хочется (а возможно, у меня не было с собой денег). Осматриваю и ощупываю устройство. Подхожу к калитке, слегка трясу ее. В ответ, к моему удивлению, включается переговорное устройство. Раздается потрескивание, шипение, мужской голос произносит несколько фраз (на английском, кажется, языке). Ни слова не разобрав, понимаю, что говорится о том, что нужно бросить монетку. После последнего слова, переведенного мной как «несомненно», слышится гомон голосов, смех — как будто при записи сообщения не сразу отключили микрофон, и таким образом прихватился миг частной жизни людей на вилле.
Обрывки мысленной фразы: «Еще немного — и ... сосуд...». Виден лежащий на земле старинный глиняный сосуд (типа амфоры). Во фразе речь шла о воде, тоже бегло показанной.
Снились числа, среди которых запомнилось число "10".
Несколько раз за ночь просыпаюсь от ощущения смертоносного запаха, каждый раз тут же снова засыпая.
В этом сне фигурировали, среди прочих лиц, женщина по имени Михаль и мужчина по имени Шарон.
Большой, с кулак, клубок из обрывков ниток. К нему - мысленная фраза: «А может быть, это - путанье слов».
Читаю без проблем слово «CORPOSLISE», выделенное жирным шрифтом в контрастном печатном тексте нижней части листа.
Мысленная, незавершенная фраза (спокойным женским голосом): «Вы не скажете теперь, что если я попала несколько под машину...».
Мысленная фраза (мужским надсадным, издалека донесшимся голосом): «А положения — в нормальном положении». Такое впечатление, что говорящий докладывает о состоянии дел в том далёко, куда откомандирован для проверки.
Мысленная фраза (молодым мужским голосом): «Действительно написано, что наши по-русски говорят».
Нахожусь в общественном здании, иду в туалет. По дороге происходит конфуз, мои экскременты оказываются частично в детском горшке, частично в панталонах (содержимое горшка виделось условно, а про панталоны просто известно). Я поставлена перед свершившимся фактом, будто бы из-за того, что «не успела» дойти. В смятении не могу понять, как такое могло случиться со мной, взрослым человеком. После кратковременного оцепенения крадусь в туалет, привести себя в порядок. Появляются две женщины, мои знакомые. Смекнув, что происходит, решают позабавиться, почти не таясь следуют за мной (досмотреть финал). В состоянии сильнейшей вспышки гнева с силой взмахиваю в сторону одной из них горшком — раз, другой, третий, приговаривая: «Вот тебе! Вот тебе! Вот тебе!» Сначала брызги не попадают в цель, но на третий раз любительница забав оказывается окропленной с головы до ног. Отчетливо вижу ее, остолбеневшую, бессмысленно шевелящую губами. Но вот она обретает дар речи, разражается серией недобрых пожеланий в мой адрес. Не обращая на нее внимания, гневно поворачиваюсь ко второй. Ситуация повторяется — от троекратного взмахивания горшком до направленных в мой адрес нерасслышанных (как и в первом случае) недобрых пожеланий.
Мысленная фраза: «Жил в моей сессии два года, а потом взял да и умер».
Мысленная фраза: «Идеалисты так говорят с нами, кто бы мог сказать острее». Появляется лист со светлым текстом.
Мысленный диалог. Задаются однотипные вопросы, последним был: «А в декабре?» Предыдущие отличались названием месяца. Первым был назван один из месяцев первого полугодия, и так, последовательно, месяц за месяцем (в хронологическом порядке) вопрошающий добрался до декабря. Ответом на все вопросы была одна и та же, монотонно произносимая короткая утвердительная фраза.
Мысленная, неполностью запомнившаяся фраза (спокойным женским голосом): «...клубнику — и другую клубнику».
Мысленные, с пробелом запомнившиеся фразы: «...этот кто-то. Его заставили замолчать. Заставили...» (фраза обрывается).
Нахожусь у кого-то в гостях, веселимся, но там мало еды. Обеспокоенная этим, съедаю всего по пол-порции, чтобы оставить тому, кто вскоре должен придти.
Мысленный, с пробелом запомнившийся диалог (мужскими голосами). Баритон: «У меня ... был». - Бас: «Ну, солидно».
Мысленный диалог (мужскими голосами). Неторопливо, обстоятельно: «Приезжал. Он долго-долго рассказывал, как...» (фраза обрывается). - Желчно: «Ну еще бы!»
Мысленные фразы (женским голосом): «Я являюсь ... и психиатором одновременно. А училась я во Франции» (пропущенным словом, возможно, является слово «психологом»).
Вместо отсутствующей крышки отверстие темной сливной трубы в ванной небрежно заткнуто совсем для этого не подходящей щеткой (ершиком) жизнерадостного желтого цвета. Зайдя в ванную, видим затычку валяющейся на полу, каким-то образом становится известно, что ее выпихнула выбравшаяся из трубы крупная мышь (бегло, невнятно показанная). Стоим озадаченно, не зная, что делать. «Да, странно, - говорит одна из нас и спрашивает: - Это была мышь или крыса?» (отчетливо виделись лишь труба и щетка).
Перебираю газетные вырезки. Заголовок одной из статей «Игры играют» производит впечатление незавершенного (то ли я не дочитала его до конца, то ли его содержание было недораскрыто). Еще один гласит: «Тревожный синдром». Оба напечатаны крупным жирным шрифтом и прочитаны с легкостью.
Обрывки мысленной фразы: «Для ... заболевшей матери» (речь идет о сиделке). Смутно видится больничная палата с сиделкой около одной из пациенток.
Мысленная фраза (мягким женским голосом): «Из дома, восемнадцать прищепок».
Мысленная, неполностью запомнившаяся фраза: «Нам нужно ... но пока есть ... нам ничего не страшно».
Мысленные фразы (женским голосом): «Пятнадцать. Или специальную двадцатиметровую объяснительную записку».
Мысленная фраза (начавшая распадаться за те мгновенья, что я тянулась за блокнотом): «...под давлением всё давящего, всё ... чего-то» (здесь «всё» - в смысле, постоянно).
Нажимаю на клавишу автоответчика, воспроизводится доброжелательное «О'кей». Это произнесено спокойным, приятного тембра мужским голосом, как бы в знак согласия.
Незнакомые, имеющие отношение к институту люди говорят, что хотят помочь мне в сдаче вступительного экзамена. Обещают подготовить подробную шпаргалку на экзаменационный билет. Говорят, что экзаменующийся должен будет указать свое имя и адрес, предлагают, для верности, внести в шпаргалку и адрес. Такое впечатление, что они во мне заинтересованы(?) Я пассивна и индифферентна (тем более, что во сне не было ни намека на то, что я собираюсь сдавать экзамен или нуждаюсь в помощи). Раздается звонок сотового телефона (мы беседуем в институтском парке), звонит кто-то из администрации. С возмущением говорит, что один из экзаменующихся оставил инвентарь на месте выполнения практической работы (предваряющей теоретический экзамен). Речь идет о раскопках. Бегло, смутно видится отдаленный, имитирующий тайгу участок территории. В центре, на площадке скального грунта, за которой угадывается озеро со свинцовой водой, выдолблена яма. Вокруг действительно разбросан инструмент. Оплошность допущена моими собеседниками, проделавшими, оказывается (до разговора со мной), практическую работу. Теперь один из них лицемерно поддакивает администратору, уверяет, что они заберут инструмент и приведут все в порядок (засыпят яму). Звонящий не унимается (повидимому, оплошность слишком вопиюща). Абонент терпеливо слушает, серьезным тоном повторяет последнюю фразу администратора (давая понять, что разделяет его мнение): «Гардонам моря был нанесен ущерб, но ... моря не пострадал» (одно слово не запомнилось).
Мысленная, неполностью запомнившаяся фраза (энергичным женским голосом): «... ты начинаешь ... а потом уже писАть».
Мысленный, с пробелами запомнившийся диалог (мужскими голосами). «...что за этим стоит». - Задумчиво: «Может, ... что-то там видит. Видит паранойю...» (фраза не завершена).
Мысленная фраза: «Но на вопрос вергалес нет ответа».
Несколько раз повторившаяся и наконец-таки осознанная мной мысленная фраза (с потерявшимся последним словом): «Он сказал, что не знает, действительно ли he want ... ».
Сон о чем-то, связанном с английским языком.
Мысленная, незавершенная фраза: «Как только я начинаю говорить, сегрегация воли...». Судя по интонации, имеется в виду, что говорение есть следствие сегрегации воли (или ее проявление), а завершиться фраза должна тем, чтО происходит в результате.
Бурный сон о бурной любви с Вероном. Запомнилось, что он захотел меня убить — в его руке пистолет, а я полужива от страха (но выстрела не было!).
Нахожусь во врачебном кабинете (по поводу затруднения дыхания). Врач начинает обследование. А сон, раскрыв верхнюю половину моего тела, показывает органы дыхания - пару крупных лопастей с верхней хрящевой кромкой (что делало их похожими на крылья скатов). Лопасти колыхались, создавая движение воздуха (насколько я смогла оценить, с ними было все в порядке). Врач с насмешкой советует мне (в кабинете находится кто-то еще) прекратить к нему обращаться. Из его фразы следует, что я якобы слишком докучаю ему визитами. Резко возмущаюсь тоном и инсинуациями - мало того, что я хожу по врачам только в случае крайней нужды, так у этого врача я вообще сейчас впервые.
