Просыпаюсь, пытаюсь хоть что-то запомнить, сон облекается во что-то непонятное и ускользает. Засыпаю, опять вижу этот сон, просыпаюсь, пытаясь его ухватить, но он упорно ускользает. Сделала около пяти попыток, в итоге имею непонятный клочок – светлые, почти белые стержни, из которых собирается несложная пространственная конструкция, и на некоторые из которых насаживаются перевитые блекло-красные полые пульсирующие трубки.
Готовится угощение для гостей, бутерброды-канапе из квадратных ломтиков черного хлеба с пышно взбитой бело-розовой массой. Эпизод воспроизводится еще раз. На третий раз там приводится рецепт изготовления канапе (не помню, на каком языке, но не на русском). Читаю его вслух, с последней фразой просыпаюсь, записываю ее: «Дать весь вкус, что имеется в доме». Засыпаю, вижу четвертую часть, все о том же самом, где в финале предстает крытая помойка.
Длинный плоский светильник с установленными в ряд свечками. Но это не свечи, а виды наказаний, одно из которых предназначается Тони. Проснувшись (по-настоящему), пытаюсь вспомнить подробности. Снова оказываюсь в этом сне, снова вижу светильник со свечами-наказаниями. После второго просмотра остается такое же, как и в первый раз, смутное воспоминание. Но в данном случае важно другое — МНЕ УДАЛОСЬ ВЕРНУТЬСЯ В СОН.
Четырехгранный толстостенный, с высоким горлышком сосуд из чистейшего прозрачного хрусталя, заполненный (на три четверти) живой родниковой водой. От него и от воды исходит необыкновенное чувство чистоты, свежести. Это подчеркивается солнечными бликами, играющими на его гранях и на колеблющейся живой воде. Видение символизирует Петю. Был еще и небольшой текст, тоже о нем, без упоминания имени. Просыпаюсь, убеждаюсь, что сосуд запомнился хорошо, а из текста не вспоминается ни слова. Засыпаю, снова вижу этот сон, этот сосуд. Воспринимаю исходящее от него и воды чувство чистоты и свежести. Просыпаюсь, бегло конспектирую, зарисовываю сосуд, смотрю на часы — было без двадцати три часа ночи.
Отдаю наши билеты в кино стоящему у кинотеатра незнакомому молодому человеку (чтобы он их продал). Дома говорю партнеру, что билеты нужно у него забрать. Копаюсь со сборами, времени до начала сеанса остается мало. Партнер уходит за билетами, просит меня идти вдогонку. Зашнуровываю обувь. Шнурок рвется, решаю связать в один узел все его концы (их было ТРИ, и только сейчас, записывая сон, понимаю, что такого быть не может). Думаю, как партнер сможет заполучить билеты, если он не знает, как выглядит молодой человек. Полупросыпаюсь, конспектирую сон, пытаюсь припомнить подробности. Погружаюсь в него снова, появляется новая деталь — смутные темные люди выковыривают из мостовой камни и швыряют их вдоль улицы.
Окрашенные эмоциями взаимоотношения. Сугубо человеческие эмоции эти направлялись на кошек. Из-за кошек сон выглядит неправдоподобным, абсурдным (отмечаю это, полупроснувшись). Еще раз повторяется нечто подобное. Опять полупросыпаюсь с мыслью, что в приснившемся не было бы ничего, достойного внимания, если бы не кошки. И в третий раз все повторяется, и, кажется, в четвертый. Возникает мысленная результирующая фраза: «Такое было давным давно».
Адресованные мне мысленные рекомендации (с визуальным рядом). Проснувшись, не могу ничего записать. Засыпаю, сон повторяется, просыпаюсь, не могу ничего записать. Засыпаю, вижу сон в третий раз, опять ничего не запоминаю.
Додо и Ролл играют во дворе, приглядываю за ними из окна. Вижу въезжающую во двор машину Кима, около которого сидит какой-то мужчина. Бросаюсь расчищать подход к квартире от набросанных мальчиками железяк. Ким с мужчиной входят в квартиру. Сон повторяется еще раз, с другим мужчиной рядом с Кимом.
Демонстрация приемов, с помощью которых некие Сущности добывают из недоступных Источников сведения и секреты. Сущности обладают материальной формой (и похожи на грызунов), тайные сведения изображаются в виде материальной среды (в последнем эпизоде она была похожа на смазочное масло и находилась в большом открытом, углубленном в землю резервуаре). Сущности спускают к поверхности массы одну из особей, держа ее на весу, она окунает лапки в темную густую массу, после чего сотоварищи поднимают ее наверх, все проделывается ловко, вертко, споро этими сообразительными, неистощимыми на каверзы, неугомонными созданиями. Сон был длинным, меня неоднократно будил уличный шум, но сон как ни в чем не бывало (или упорно?) продолжался (возобновлялся), как только я в очередной раз засыпала. Тайны, за которыми охотились Сущности, являлись Тайнами Природы или даже Тайнами Создателя.
Стою в очереди к киоску, где продают оконные уплотнения, прикидываю нужную длину. Прежде всего нужно утеплить окно, около которого стоит секретер, где Петя делает уроки. Мысленно вижу секретер и окно в квартире на Рябинной улице. Подходит моя очередь, спрашиваю у продавщицы, сколько стоят уплотнения. Внезапно просыпаюсь, вижу себя в другом месте. Где это я? Не сразу соображаю, что это мое нынешнее реальное жилье. Не сразу соображаю, что Рябинная улица осталась в прошлом. И значит, Петя уже не делает уроки за секретером? Получается, что не делает. А что с ним, где он? Медленно вползает ответ: он уже вырос, и он в селении Адамс. А что с оконным уплотнением? Оказываюсь опять у киоска, перед продавщицей. Решаю, что купить уплотнения все же следует, чтобы утеплить на зиму окно в комнате, где ночует Петя, когда приезжает из селения Адамс ко мне в гости. Прикидываю длину уплотнения.
Лежим с Петей (каждый на своей половине) широкой чистой светлой постели в квартире, похожей на нашу бывшую на Рябинной улице. Петя вернулся ДОМОЙ (в метафизическом смысле, без привязки к конкретному месту). Комната полна света. Я дала Пете букет из нескольких засохших стеблей с головками семян. В какой-то момент и по какому-то поводу Петя произносит странные, непонятные фразы. Просыпаюсь (недостаточно для того, чтобы взяться за блокнот). Снова засыпаю. Сон возобновляется. Мы все там же, уже утро, в комнате полно света. Петя спросонья потирает правое плечо. Вижу на белой простыне, под его плечом, раздражавшие кожу семена одуванчиков (из того букета, что я вручила ему?) Не без труда стряхиваю цепкие семена в ладонь. Пересаживаюсь на край своей реальной кровати, с наслаждением потягиваюсь, не могу открыть глаза. С трудом стряхиваю сонливость, спрашиваю по-прежнему лежащего на широкой кровати Петю: «Тебе легко глаза открывать по утрам? Я, прямо, не могу, без особых преувеличений». Потягиваясь, говорю: «Доброе утро Всем, доброе утро Миру». Объясняю, что говорю так каждое утро.
Петя, Арамис, Белг и я ведем серьезный, дружелюбный разговор. Несколько раз полупросыпаюсь, сон прерывается, успеваю это осознать, снова засыпаю. Сон как ни в чем не бывало продолжается (персонажи виделись условно).
У меня «в гостях» оказывается незнакомая молодая женщина с сынишкой. Оба худые, бледные, бедные, светловолосые. Сидим на моей просторной, прикрытой одеялом кровати. Завожу с мальчиком разговор, задаю наводящие вопросы. Освоившийся ребенок рассказывает много интересного о своем житье и своих планах. Утомившись, затихает, дремлет. Замечаю на одеяле пятнышки его слюны (воспринимаемые мной как последствие его сонливости), с непроизвольной брезгливостью думаю, что одеяло придется стирать. Поначалу решаю выстирать немедленно, останавливает лишь нежелание мешать задремавшим «гостям» (заключаю это слово в кавычки, потому что «гости» появились каким-то непонятным образом). Полупросыпаюсь, неплохо помня содержание сна. Дежурное Я не желает его конспектировать (из-за чего оказался утраченным рассказ мальчика). Засыпаю, опять вижу кровать, на которой слева дремлет мальчик, справа - его мама. Сочувственно смотрю на ее усталое, бледное лицо, подогнутые коленки, локоть худенькой руки, торчащий из-под щеки. Женщина приоткрывает глаза, я мягко, тихо говорю: «Люся, уснули? Ну, спите» (сон был не цветным, реалистичным, только лицо мальчика не виделось).
Большая жилая комната. На заднем плане невнятная темная чета стариков (мужчины и женщины). В центре, на брезенте, лежат отчетливо видимые пачка пижам в фабричной упаковке и запечатанная пачка школьных тетрадей. Не находясь в этом сне, недоумеваю, для чего старикам такое количество того и другого. Полупросыпаюсь. Дежурное Я не желает конспектировать сон. Засыпаю. Вижу ту же комнату. На брезенте еще больше пижам и тетрадей, а кроме того - внушительная запечатанная пачка денежных купюр (новых). Мысленно это констатирую. Полупросыпаюсь. Дежурное Я по-прежнему не желает ничего конспектировать. Засыпаю.
На протяжении большей части ночи мысленно произносится восьмистишье (изредка даже условно визуализирующееся). Каждый раз после этого просыпаюсь, и после безуспешных попыток хоть что-нибудь из него вспомнить, снова впадаю в сон. И так почти до самого утра (это было, можно сказать, что-то типа наваждения).
Полупроснувшись, воспроизвожу в памяти только что закончившийся сон (содержавший какие-то объяснения). Но как только просыпаюсь как следует, он вмиг улетучивается из памяти. Засыпаю, вижу его повторно, с тем же результатом.
Мысленная фраза (бойким мужским голосом): «Месяца уже три?»
Мысленные фразы (мужским голосом): «Пригремел. Пригремел из-за этого на уголь» (первое слово звучит задумчиво, потом интонация становится все более энергичной).
Мысленный диалог (женскими голосами). Оживленно, выжидательно: «Чтобы тоже исходило из времени». - Сварливо: «Чтобы тоже исходило из времени».
Мысленные фразы: «Еще одна жизнь. Так же укорачивается».
Мысленная фраза (небрежной скороговоркой): «За все надо платить».
Происходившие в этом сне действия и их эмоциональное сопровождение подвергаются скурпулезному психоаналитическому разбору (но без присущих психоанализу аффектов, кушетки и даже без кабинета) - это просто мысленный доброжелательный спокойный диалог (комментарии воспринимались как мысли, идущие как бы немного сверху).
В символической форме предсказывается будущее Нарсты (кажется, ближайшее) - вполне благополучное, спокойное.
Мысленная фраза: «Вы объяснили, что так люди открывают, а так люди не открывают» (противопоставляются точки зрения).
Сон, связанный с Польком.
Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза (мужским голосом, с удовлетворением): «Хорошо ... помогало очень хорошо».
Рассказ о ребенке, который переходит из одной школы в другую «и скоро бросает там своих сверстников».
Извлекаю ключи из створок забитого книгами старого темно-коричневого шкафа.
Мысленно сообщается, что человек, даже кажущийся оторванным от всех людей, на самом деле со всеми связан, так как основание у всех людей общее. Предстает поддон, выстланный субстанцией, символизирующей общее основание. Из субстанции густо, как травинки, прорастают тонкие длинные одинаковые прямые прутики (изображение было в песочных, кажется, тонах).
Преподавательница ведет урок для группы взрослой молодежи. Возникает мысленная, ритмично произнесенная фраза: «Огра-ничить день боль-шой».
Мысленная фраза: «Не расстреливать рыбу, похожую на птицу».
Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза: «Потом ... но с этим поосторожней». Фраза будто бы относится к предыдущему сну и возникла после того, как я, полупроснувшись, пыталась почетче воссоздать предыдуший сон [см. сон 4667]
Сидим с Петей на длинной скамье, лакомимся орешками, горкой насыпанными между нами. Замечаю, что Петя берет орешки из кучки мужчины, сидящего на соседней скамье, за нами. Что-то говорю по этому поводу, Петя отвечает: «Я иногда и ему даю, а что это значит? Ум хорошо, а два, как говорится, лучше».
В перерыве между занятиями выхожу из избы. Вижу в Небе огромное изображение Девы, тщательно прорисованное тонкими светящимися голубоватыми линиями. Оно расположено горизонтально (кажется, головой вправо), а над ним - еще какие-то, незапомнившиеся. Возвращаюсь в классную комнату. Она еще пуста, лишь за учительским столом сидит одна из учениц, молодая религиозная девушка. Склонившись над листом бумаги, ловко обводит пунктирной линией какую-то фигуру. Фигура расположена горизонтально и имеет отношение к виденному мной в Небе. Изображения на листе наложены друг на друга, девушка выделяет из этого переплетения какое-то одно.
Смотрю на панель похожего на видеомагнитофон черного аппарата, где высвечено время «14:59». Мысленно произношу: «Четырнадцать пятьдесят девять, то есть пятнадцать часов».
Сефич* хочет на меня посмотреть. Чтобы это предотвратить (или хотя бы оттянуть), спонтанно иду в ванную, к зеркалу, привожу в порядок волосы. Сон показывает их со стороны — пышные, густые, но я вижу их и в зеркале (а лица не вижу, но не отдаю себе в этом отчета). Подстригаю отросшую прядку (вижу и осязаю волосы, совсем как наяву). Сефич направляется в мою сторону (дверь в ванную открыта). Говорю Морсине*, что не закончила приводить себя в порядок, она просит отца подождать. С неудовольствием добавляю, что он уже видел меня, что же он еще хочет (оба персонажа, полупризрачные, темные, находились справа, в большой темноватой, неотчетливо видимой комнате, а я стояла слева, к ним спиной, в примыкающей к этой комнате ванной).
Небольшой городок, приспособившийся (не без пользы для себя) к летним наплывам отдыхающих. Тут много съемного жилья, разветвленная сеть услуг, все простое, незамысловатое, доступное. Нахожусь здесь на летнем отдыхе, в составе многочисленного интеллигентного клана, связанного родственными (или дружескими) узами. Я с ними впервые, и поначалу все идет хорошо. Но потом чувствую дискомфорт, мелкие нападки непонятного толка. Обнаружив, что это переходит в систему, решаю клан покинуть. Решение, как и его реализация, даются непросто. Были проблемы, но никакие опасения по поводу того, справлюсь ли я в одиночку, меня не останавливают. Я скорей готова переносить лишения, чем непонятные нападки. Отделяюсь от клана (с высокой степенью риска), поселяюсь отдельно, и тут же убеждаюсь, что опасения насчет лишений были необоснованными. Жить очень даже можно (а про клан я и не вспоминаю).
Мысленные, с пробелом запомнившиеся фразы (женским голосом): «Вот ... которая к ней подошла. Вероника, материал же не найти».
Мысленные фразы (строгим женским голосом): «Что ты делаешь? Тебе (это) что, нужно?»
Мысленная фраза (женским голосом): «Нет, давайте я съезжу домой».
Речь идет о предательстве по отношению к одному из двух находящихся среди нас мужчин. Не можем разобраться в произошедшем. Собрались в большой, заставленной темной мебелью комнате, не знаем, что и думать, все растеряны. Мне приходит идея, предлагаю всех по очереди опросить. Начинаем с моей сестры (бывшей более других вне подозрений), задаю ряд вопросов. Ответы неопровержимо (и неожиданно для всех) переводят сестру в категорию подозреваемых. Шокирующий результат ничего, однако, не проясняет, лишь еще больше запутывая ситуацию. Все впадают в растерянное недоумение. Говорю сестре: «Так, сделаем по-другому. Твой сын, так же, как и мой когда-то, заплатил тебе за себя?» Я спрашиваю, заплатил ли ей ЕЁ сын за себя, как когда-то заплатил мне за себя МОЙ сын (что под этим имеется в виду, непонятно).
Мысленная фраза: «Скорей поклонники рядом стоит» (скорей всего).
Прибываю на междугороднюю автобусную станцию. Это старое дощатое строение на пустой пыльной площади городка. Добираюсь до лаборатории, где должны сдавать работу по созданию самоходной модели. По дороге покупаю попавшуюся на глаза серую брошюру по этой теме, микробатарейку, несколько помидор. Беспокоюсь, успею ли на обратный автобус, будет ли он сегодня. Сожалею, что не выяснила этого на автостанции. В лаборатории отдаю брошюру молодым мужчине и женщине. Они докладывают, что работа почти завершена. На большом столе установлен заключенный в прозрачный футляр макет авторалли, прогоняем по нему модель. Убеждаемся, что в целом все в порядке, осталось доработать несколько элементов движения. Собираюсь в обратный путь, беспокоюсь по поводу автобуса. Мне предлагают огурцы. Отказываюсь под предлогом, что уже купила что-то по дороге. Сотрудник объясняет, что предложил огурцы, потому что в лаборатории их разлюбили.
Мысленная, незавершенная фраза (моя): «Когда мое внимание притянул этот ребенок...».
Мысленная фраза о пропавшем (сбежавшем?) мальчике младшего школьного возраста (запомнилось слово «восстание»). Бегло, в бледно-серых тонах увиделся сам ребенок.
Мысленные фразы (женским голосом): «Спрашивает, да? Спрашивает у тебя, что ты любишь...» (фраза обрывается).
Мать (или отец) зовет дочь ужинать. Девушка разражается бурным многословным протестом, из которого родители узнают, что она уже взрослая! и сама знает, что ей нужно! и нечего ее звать, как маленькую! и сколько раз можно это объяснять!! Девушка бушует в свое удовольствие, родители сохраняют мудрое спокойствие.
Мысленная фраза (женским голосом): «Поэтому так быстро ничто не получается».
Мысленная, незавершенная фраза: «Но если постепенно считываться, считываться, считываться с тем, что было...».
Нахожусь у Камилы. Дети бегают во дворе, слышу их голоса. Кухня пуста, все вынесено на площадку перед входной дверью. Кухню собираются белить, но стены и потолок выглядят чистыми. Выуживаю в груде сваленных вещей гладильную доску. Их там было две, выбираю ту, что поновей. Приходится поломать голову, прежде чем удается справиться с ее складными ножками. Установив доску, иду в прихожую, заваленную домашним скарбом, ложусь на топчан. Слышу во дворе голос разговаривающего с детьми Кима. Поспешно встаю, лихорадочно ищу блузку (которую сняла). Под руку попадается не моя одежда, а голоса детей и Кима приближаются.
Статья в газете, напечатанная, кажется, готическим шрифтом. Она включает поясное (в профиль) изображение пожилого бритоголового мужчины в темно-коричневом жреческом одеянии.
Нахожусь у Фуфу («у них щенки», записала я ночью, но про щенков ничего не запомнилось). Фуфу собирается отправить сына (им был Ролл) в другую, кажется, страну, в пансион. Погода стоит холодная, дождливая, а она одела ребенку сандалеты (на босу ногу). Несколько раз возражаю, Фуфу не слушает моих доводов. Не в силах представить, как бедный ребенок будет топать по холодным лужам почти босиком, решаю перестать у них бывать. Заявляю об этом в проникновенной пространной, спокойной форме. Фуфу и мальчик внимательно слушают, Фуфу иногда кивает головой, а в конце благодарит. Спохватываюсь, что вещала по-русски, говорю, что они же ничего не поняли, повторяю все на их языке. Фуфу, кажется, еще раз благодарит, я удаляюсь. По дороге домой размышляю, почему она предпочла отлучить меня вместо того, чтобы одеть мальчика по погоде. С беспокойством думаю, что нужно срочно искать новую работу. Чем больше об этом думаю, тем большее беспокойство меня одолевает. И вдруг осеняет, что это мне ПРИСНИЛОСЬ. Испытываю заметное облегчение - и просыпаюсь.
Меня в чем-то обвиняют, привожу доказательства своей невиновности.
Отдыхаем с Петей в Прибалтике, в этом же доме снимает комнату деловая, энергичная москвичка. Отдых замечательный, молочные продукты (хозяйские) превосходны, место красиво, воздух чист и свеж. Дом и пристройки расположены в обширной усадьбе. Раз, выйдя из своей комнаты, поднимаюсь на пригорок, заглядываю в комнату, где спит Петя. Лицо его во сне такое умиротворенное, чистое, ясное. Как-то иду по дорожке, пристально вглядываясь в светло-сиреневые, аккуратно уложенные каменные плитки. Однажды слышу, как сидящая рядом дачница говорит, что два дня назад узнала из газет о самоубийстве Жарка*. С упреком, с болью повторяю раз за разом: «Почему ты мне не сказала? Почему ты мне не сказала?» Женщина бросает в мою сторону газету, отыскиваю большую заметку, напечатанную мельчайшим бледным петитом, отчего весь этот участок выглядит серым. С трудом вчитываясь, думаю, что ведь Жарк умер от разрыва сердца (это произошло наяву много лет тому назад), и значит, смерть от разрыва сердца — это один из видов самоубийства? Однажды москвичка с довольным видом говорит, что только что узнала о смерти высокопоставленного чиновника, что открывает перед ней новые перспективы, лица высочайшего ранга будут по ряду вопросов обращаться теперь к ней. Появляется хозяйка с очередной порцией молочных продуктов. В конце сна прихожу к выводу, что отпуск прошел замечательно, и что эти «двадцать дней» пролетели очень быстро. P.S. Сон так глубоко захватил меня, что проснувшись, я не сразу сообразила, где я нахожусь.
Мысленный, с пробелом запомнившийся диалог (мужским и женским голосами). «... шатаетесь». - «М-м-м?» - «Всасываетесь».
Обрывки мысленных фраз: «Вы же знаете, Надбут ... Так вот, в На-а-адбут...».
Мысленное сообщение о глубинном изучении мозга живого человека. Сообщение иллюстрируется условным нецветным изображением изучаемого органа, в толще которого разбросано с десяток жирных черных точек. Следующее сообщение информирует, что часть зон уже исследована. Иллюстрация скорректирована с учетом проделанной работы. Точки в толще мозга выглядят мельче, светлее, но их стало раза в полтора больше. Как в первом, так и во втором случае демонстрировался, несмотря на некоторую условность, реальный, живой мозг (а точки являлись маркерами зон).
Мне снится, что я СПЛЮ в своей реальной постели, и вдруг просыпаюсь, будто бы обмочив ее. В смятении убеждаюсь, что так оно и есть, вижу большое темное пятно на простыне. Стягиваю простыню, надеясь, что кушетка промокнуть не успела — и просыпаюсь, теперь уже по-настоящему, где с моей постелью все в порядке.
Мысленная фраза (из сна): «Если вы свидетель 1873-го года, то вот вам, пожалуйста, иллюстрация».
Мысленный, как бы издалека донесшийся диалог. «Имел(о) жало(сть)?» - спрашивает спокойный женский голос (за части слов в скобках не ручаюсь). Мужской отстраненно, четко отвечает: «Этот человек вне жалости».
Мысленное название: «Голова фламинго».
На стойке сидит кошка. Сидит спокойно, и вдруг разевает пасть и издает шипение в чей-то, повидимому, адрес. Поскольку положение тела при этом не изменяется, шипение не выглядит слишком агрессивным.
Все началось с того, что я ночью зачем-то вошла на кухню. В стоящей на столе банке с водой беспокойно снует симпатичная рыбка. Вспоминаю, что она давно не кормлена, беру щепотку корма, поворачиваюсь к банке, но рыбки там уже нет. Она бойко скачет (на нижних плавничках?) вдоль плинтуса, в сторону мусорного ведра и прекрасно чувствует себя вне своей стихии - действие хоть и происходит глубокой ночью, но на кухне светло, так что мне все хорошо видно. С трудом ловлю беглянку, водворяю в банку. У мусорного ведра по-хозяйски копошатся мышь, лягушка и еще кто-то, лакомятся объедками из валяющегося на полу пластикового мешка. Держатся так уверенно и привычно, что я думаю: «Вот, оказывается, что тут по ночам происходит!» Невесть откуда взявшийся крупный уличный кот, некрасивый, блекло-песочной масти, назойливо крутится у моих ног (я сидела на корточках, присматриваясь к живности). Зверье и стол с рыбкой исчезают, на кухне возникают четверо серых типов. Держатся непринужденно, как в хорошо знакомом месте. У типов рыхлые грушевидные неопрятные фигуры (разного роста) и дегенеративные лица. Типы поглощены своими делам и не обращают на меня внимания. Но вот один (кажется, самый крупный) протягивает пустой граненый стакан, оплетенный поверху мочалом, и велит: «Сделай себе чай, завари его и напиши (на стакане) свое имя Чеченка, мы его написали на двери». Выхожу в прихожую. Кухонный дверной проем видится закрытым светлой дверью, заляпанной засохшими потеками белой краски. Никакой надписи на двери нет. Опять оказываюсь на кухне. Дверь и стакан исчезают. Типы заняты чем-то своим в дальнем левом углу. От них отделяется худощавый (значит, не все они толстяки? или этот появился позже?), подходит ко мне (он всего чуть-чуть выше меня, но лица его я не видела). Говорит: «Я чувствую, что мы тебе мешаем спать». Отвечаю: «Ничего, я высплюсь утром». Спрашивает: «Когда тебе вставать?» По необъяснимому наитию лгу: «В семь» (хотя на самом деле могу спать как угодно долго). Худощавый обращается к занятым своими делами толстякам: «Слушайте, отпустите ее. Отпустите ее, ей рано вставать». Спрашиваю: «А куда делся кот?» Худощавый непонимающе смотрит на меня. Поясняю: «Кот и все зверюшки». «Они во мне», - говорит он.
Мысленная фраза: «А вынести это придется, как придется» (речь идет о том, как с чем-то справиться).
Мысленная фраза (женским голосом): «И зажать мне только, только уголок глаза - и всё» (этого будет достаточно).
Вокруг меня в необычной, светлой атмосфере совершают четкие взаимосвязанные движения с десяток среднего размера предметов. Запомнилось, что одним из них была почти кубическая коробка (размером с обувную). Светлые предметы составляют как бы одно целое со светлой атмосферой сна. Происходящее кажется мне знакомым. Внезапно все прекращается, предметы исчезают. Стою, обуреваемая недоумением. Довольно быстро догадываюсь, почему все исчезло, причем внезапно. Понимаю, что прервали демонстрацию развивавшегося в окружающем пространстве кинофильма. Такого рода демонстрации, как я уверена, я вижу не впервые, и именно поэтому мне показалось знакомым круговращение предметов.
На полях правой страницы толстой книги написана карандашом и подчеркнута фраза. Удается прочесть два слова: «Привлекли двуродность...».
Старая каменная стена со сводчатым дверным проемом, без дверей (по крайней мере они не видны). А в проеме — чернота.
Мысленное число: «7.8».
Мысленная фраза: «До всего этого, что такое мясо - вообще не поняли».
Три-четыре строки, начертанные темно-золотыми матовыми шероховатыми буквами (одинаковыми, клиновидными). Им на смену появляются другие, их раза в два больше, форма букв та же, они тоже матовые, но серебряные.
Сон о грандиозном событии, связанном с Небесными явлениями. Оказываюсь, с несколькими спутниками, в бескрайней безликой толпе, вовлеченной в незапомнившееся реагирование на происходящее в Небе. Это было величественное зрелище, из которого почти ничего не запомнилось. Одним из появившихся в Небе видений была изображенная тонкими светящимися голубоватыми линиями фигура странного человекообразного Существа в чем-то типа скафандра. На горизонте темнели огромные мрачные (полуразрушенные?) строения. Рельеф местности был умеренно гористым, невнятные человеческие массы перемещались по нему в разных направлениях. Все земное было смутным, в темных тонах, и виделось сверху. Возвратившись к себе, пересказываем увиденное Окнесу. Он относится к нашим словам со снисходительной усмешкой. P.S. На этот раз все было так многолюдно и внушительно, что я — впервые — отнеслась к такого рода явлению без восторженной экзальтации.
Небольшой участок прилавка перед стационарной кофеваркой кафе.
Рассматриваю детскую книгу. Верхнюю часть левой страницы занимает рисунок, ниже идет диалог, местами выделенный жирным шрифтом. Он составлен на нескольких, чередующихся языках, в том числе на английском, удается что-то прочесть.
Мысленная фраза (женским голосом): «Пришла новая соседка и рассказала ей о своем разборе».
Короткий сон, мгновенно (бесследно) истаявший, как только я после него проснулась.
Мысленная, издалека, глухо донесшаяся фраза (женским голосом): «Дело в том, что в Настоящем мне совсем не нравится, потому что я не могу его проверить» (начало звучит спокойно, отстраненно, а окончание — ускоренно, с нажимом).
Слушаю по телефону сообщение (голос похож на петин): «Я в дороге». Говорю: «Ага, ну хорошо».
Завинчиваю один из вентилей плоской светлой обогревательной батареи (заполненной соляркой). Батарея мягко, бесшумно лопается, образовав горизонтальную, с темными краями, щель.
Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза: «Он примчался, как ... на горячем белом короле» (имеется в виду, на белом коне). Смутно видится конь.
Мысленная, незавершенная фраза (женским голосом): «На (основании) коридора — и это действительно коридор...». Смутно видится коридор жилой квартиры.
Плотные строчки сгруппированных в блоки шифров, используемых для воздействия на людей.
Мысленные фразы (категоричным женским голосом): «Это ты. Для орехов там все хорошо».
В приемной врача что-то оживленно обсуждается. Не вникаю в суть не имеющего ко мне отношения разговора. Но когда кто-то занавешивает газетным листом одну из картин на стене, внимание включается. Обсуждают проблему привлечения новых пациентов. Говорят, что нужно убрать картины, воздействие которых может быть устрашающим, заменить их более привлекательными. Приводят в пример оформление приемной удачливого врача-конкурента, работающего по соседству. Смотрю на картины. Левая (закрытая газетным листом) изображает фрагмент дивана с направленным на него пылесосом. На сиденье дивана, у спинки, лежит человеческая фигурка с отчлененной головой. По мере того как я на нее смотрю, она незаметно превращается в искусное изваяние из терракотового камня, отбитая (или отбившаяся?) голова лежит у ног. На второй картине изображены пациент и врач с большим, с длинной иглой, шприцем. Перевожу взгляд с картины на картину, с усмешкой говорю, что они действительно не очень подходящи для приемной врача.