Просыпаюсь, пытаюсь хоть что-то запомнить, сон облекается во что-то непонятное и ускользает. Засыпаю, опять вижу этот сон, просыпаюсь, пытаясь его ухватить, но он упорно ускользает. Сделала около пяти попыток, в итоге имею непонятный клочок – светлые, почти белые стержни, из которых собирается несложная пространственная конструкция, и на некоторые из которых насаживаются перевитые блекло-красные полые пульсирующие трубки.
Готовится угощение для гостей, бутерброды-канапе из квадратных ломтиков черного хлеба с пышно взбитой бело-розовой массой. Эпизод воспроизводится еще раз. На третий раз там приводится рецепт изготовления канапе (не помню, на каком языке, но не на русском). Читаю его вслух, с последней фразой просыпаюсь, записываю ее: «Дать весь вкус, что имеется в доме». Засыпаю, вижу четвертую часть, все о том же самом, где в финале предстает крытая помойка.
Длинный плоский светильник с установленными в ряд свечками. Но это не свечи, а виды наказаний, одно из которых предназначается Тони. Проснувшись (по-настоящему), пытаюсь вспомнить подробности. Снова оказываюсь в этом сне, снова вижу светильник со свечами-наказаниями. После второго просмотра остается такое же, как и в первый раз, смутное воспоминание. Но в данном случае важно другое — МНЕ УДАЛОСЬ ВЕРНУТЬСЯ В СОН.
Четырехгранный толстостенный, с высоким горлышком сосуд из чистейшего прозрачного хрусталя, заполненный (на три четверти) живой родниковой водой. От него и от воды исходит необыкновенное чувство чистоты, свежести. Это подчеркивается солнечными бликами, играющими на его гранях и на колеблющейся живой воде. Видение символизирует Петю. Был еще и небольшой текст, тоже о нем, без упоминания имени. Просыпаюсь, убеждаюсь, что сосуд запомнился хорошо, а из текста не вспоминается ни слова. Засыпаю, снова вижу этот сон, этот сосуд. Воспринимаю исходящее от него и воды чувство чистоты и свежести. Просыпаюсь, бегло конспектирую, зарисовываю сосуд, смотрю на часы — было без двадцати три часа ночи.
Отдаю наши билеты в кино стоящему у кинотеатра незнакомому молодому человеку (чтобы он их продал). Дома говорю партнеру, что билеты нужно у него забрать. Копаюсь со сборами, времени до начала сеанса остается мало. Партнер уходит за билетами, просит меня идти вдогонку. Зашнуровываю обувь. Шнурок рвется, решаю связать в один узел все его концы (их было ТРИ, и только сейчас, записывая сон, понимаю, что такого быть не может). Думаю, как партнер сможет заполучить билеты, если он не знает, как выглядит молодой человек. Полупросыпаюсь, конспектирую сон, пытаюсь припомнить подробности. Погружаюсь в него снова, появляется новая деталь — смутные темные люди выковыривают из мостовой камни и швыряют их вдоль улицы.
Окрашенные эмоциями взаимоотношения. Сугубо человеческие эмоции эти направлялись на кошек. Из-за кошек сон выглядит неправдоподобным, абсурдным (отмечаю это, полупроснувшись). Еще раз повторяется нечто подобное. Опять полупросыпаюсь с мыслью, что в приснившемся не было бы ничего, достойного внимания, если бы не кошки. И в третий раз все повторяется, и, кажется, в четвертый. Возникает мысленная результирующая фраза: «Такое было давным давно».
Адресованные мне мысленные рекомендации (с визуальным рядом). Проснувшись, не могу ничего записать. Засыпаю, сон повторяется, просыпаюсь, не могу ничего записать. Засыпаю, вижу сон в третий раз, опять ничего не запоминаю.
Додо и Ролл играют во дворе, приглядываю за ними из окна. Вижу въезжающую во двор машину Кима, около которого сидит какой-то мужчина. Бросаюсь расчищать подход к квартире от набросанных мальчиками железяк. Ким с мужчиной входят в квартиру. Сон повторяется еще раз, с другим мужчиной рядом с Кимом.
Демонстрация приемов, с помощью которых некие Сущности добывают из недоступных Источников сведения и секреты. Сущности обладают материальной формой (и похожи на грызунов), тайные сведения изображаются в виде материальной среды (в последнем эпизоде она была похожа на смазочное масло и находилась в большом открытом, углубленном в землю резервуаре). Сущности спускают к поверхности массы одну из особей, держа ее на весу, она окунает лапки в темную густую массу, после чего сотоварищи поднимают ее наверх, все проделывается ловко, вертко, споро этими сообразительными, неистощимыми на каверзы, неугомонными созданиями. Сон был длинным, меня неоднократно будил уличный шум, но сон как ни в чем не бывало (или упорно?) продолжался (возобновлялся), как только я в очередной раз засыпала. Тайны, за которыми охотились Сущности, являлись Тайнами Природы или даже Тайнами Создателя.
Стою в очереди к киоску, где продают оконные уплотнения, прикидываю нужную длину. Прежде всего нужно утеплить окно, около которого стоит секретер, где Петя делает уроки. Мысленно вижу секретер и окно в квартире на Рябинной улице. Подходит моя очередь, спрашиваю у продавщицы, сколько стоят уплотнения. Внезапно просыпаюсь, вижу себя в другом месте. Где это я? Не сразу соображаю, что это мое нынешнее реальное жилье. Не сразу соображаю, что Рябинная улица осталась в прошлом. И значит, Петя уже не делает уроки за секретером? Получается, что не делает. А что с ним, где он? Медленно вползает ответ: он уже вырос, и он в селении Адамс. А что с оконным уплотнением? Оказываюсь опять у киоска, перед продавщицей. Решаю, что купить уплотнения все же следует, чтобы утеплить на зиму окно в комнате, где ночует Петя, когда приезжает из селения Адамс ко мне в гости. Прикидываю длину уплотнения.
Лежим с Петей (каждый на своей половине) широкой чистой светлой постели в квартире, похожей на нашу бывшую на Рябинной улице. Петя вернулся ДОМОЙ (в метафизическом смысле, без привязки к конкретному месту). Комната полна света. Я дала Пете букет из нескольких засохших стеблей с головками семян. В какой-то момент и по какому-то поводу Петя произносит странные, непонятные фразы. Просыпаюсь (недостаточно для того, чтобы взяться за блокнот). Снова засыпаю. Сон возобновляется. Мы все там же, уже утро, в комнате полно света. Петя спросонья потирает правое плечо. Вижу на белой простыне, под его плечом, раздражавшие кожу семена одуванчиков (из того букета, что я вручила ему?) Не без труда стряхиваю цепкие семена в ладонь. Пересаживаюсь на край своей реальной кровати, с наслаждением потягиваюсь, не могу открыть глаза. С трудом стряхиваю сонливость, спрашиваю по-прежнему лежащего на широкой кровати Петю: «Тебе легко глаза открывать по утрам? Я, прямо, не могу, без особых преувеличений». Потягиваясь, говорю: «Доброе утро Всем, доброе утро Миру». Объясняю, что говорю так каждое утро.
Петя, Арамис, Белг и я ведем серьезный, дружелюбный разговор. Несколько раз полупросыпаюсь, сон прерывается, успеваю это осознать, снова засыпаю. Сон как ни в чем не бывало продолжается (персонажи виделись условно).
У меня «в гостях» оказывается незнакомая молодая женщина с сынишкой. Оба худые, бледные, бедные, светловолосые. Сидим на моей просторной, прикрытой одеялом кровати. Завожу с мальчиком разговор, задаю наводящие вопросы. Освоившийся ребенок рассказывает много интересного о своем житье и своих планах. Утомившись, затихает, дремлет. Замечаю на одеяле пятнышки его слюны (воспринимаемые мной как последствие его сонливости), с непроизвольной брезгливостью думаю, что одеяло придется стирать. Поначалу решаю выстирать немедленно, останавливает лишь нежелание мешать задремавшим «гостям» (заключаю это слово в кавычки, потому что «гости» появились каким-то непонятным образом). Полупросыпаюсь, неплохо помня содержание сна. Дежурное Я не желает его конспектировать (из-за чего оказался утраченным рассказ мальчика). Засыпаю, опять вижу кровать, на которой слева дремлет мальчик, справа - его мама. Сочувственно смотрю на ее усталое, бледное лицо, подогнутые коленки, локоть худенькой руки, торчащий из-под щеки. Женщина приоткрывает глаза, я мягко, тихо говорю: «Люся, уснули? Ну, спите» (сон был не цветным, реалистичным, только лицо мальчика не виделось).
Большая жилая комната. На заднем плане невнятная темная чета стариков (мужчины и женщины). В центре, на брезенте, лежат отчетливо видимые пачка пижам в фабричной упаковке и запечатанная пачка школьных тетрадей. Не находясь в этом сне, недоумеваю, для чего старикам такое количество того и другого. Полупросыпаюсь. Дежурное Я не желает конспектировать сон. Засыпаю. Вижу ту же комнату. На брезенте еще больше пижам и тетрадей, а кроме того - внушительная запечатанная пачка денежных купюр (новых). Мысленно это констатирую. Полупросыпаюсь. Дежурное Я по-прежнему не желает ничего конспектировать. Засыпаю.
На протяжении большей части ночи мысленно произносится восьмистишье (изредка даже условно визуализирующееся). Каждый раз после этого просыпаюсь, и после безуспешных попыток хоть что-нибудь из него вспомнить, снова впадаю в сон. И так почти до самого утра (это было, можно сказать, что-то типа наваждения).
Полупроснувшись, воспроизвожу в памяти только что закончившийся сон (содержавший какие-то объяснения). Но как только просыпаюсь как следует, он вмиг улетучивается из памяти. Засыпаю, вижу его повторно, с тем же результатом.
Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза (быстрым женским голосом): «Нет ... многих на русских выращиваются».
Вечеринка у Тины, в ее новой съемной комнате (подвальной). Туда можно попасть изнутри техкомнатного домишки, через люк, по крутой металлической лестнице. Это неудобно, но зато из окна видно море, совсем близкое, с восхитительно живой изумрудно-бирюзовой водой (о том, каким образом из подвальной комнаты можно что-то видеть, я во сне не задумывалась). По завершении трапезы помогаю, в числе других женщин, убирать со стола. Тина вскользь предлагает остаться ночевать, чтобы мы с ней утром привели все в порядок. Ночевка мной не планировалась, но и отказаться кажется неудобным. Тина упоминает о своей маме. Спрашиваю (просто так), живет ли она с ней тут. Нет, говорит Тина, мама живет в другом месте, но и поныне не перестает поучать (приводится одна из излюбленных фраз родительницы). С пониманием признаюсь, что моя мама* тоже этим не пренебрегает. Сон был не цветным, лишь море в окне, увиденное в начале сна, являло приятное исключение. Тон сна был темноватым, нечетким, персонажи виделись невнятно, все в этом сне было старым, ветхим (за исключением металлической лестницы), и все же сон был удивительно жизненным.
Мысленная, незавершенная фраза (женским голосом, издалека): «Сказал, что больше так не будет — как только...».
Держу граненый стакан. Он оплетен соломкой и заполнен напитком, внешне похожим на чистую прозрачную воду. Внезапно напиток начинает стремительно, непонятным образом исчезать, его остается в стакане лишь с четверть объема. Мысленно умозаключаю: «Совсем легко ... А сейчас его нет во всей Вселенной» (окончание первой фразы не запомнилось).
Стою с мамой* и сестрой на железнодорожной платформе (кажется, мы встретили маму, так как у нее был с собой чемодан). Поздний вечер, идем на ночлег в какую-то квартиру, ложимся спать. На рассвете сестра появляется в моей комнате и говорит, что мама ушла. Разражаюсь слезами - для меня это является неожиданностью. Сестра спокойно объясняет, что мама решила покинуть нас, так как не хочет быть нам обузой. Говорит, что мама решила, по приглашению Креза, уехать на Урал, где на несколько дней собираются люди ее возраста. Спрашиваю, откуда сестре это известно, она отвечает, что кое-что рассказала сама мама, а кое-что содержится в записке, которую мама оставила в комнате. Идем туда, говорю, что заодно хочу рассмотреть квартиру. Как оказалось, она состоит из трех одинаковых комнат. В маминой имеется выход на лестницу, за ней следует комната сестры, моя оказалось самой удаленной (и самой аскетичной). В комнате сестры больше мебели, а в маминой много красивых старинных вещей - резной письменный стол, диковинная напольная лампа и прочее, и даже разукрашенная ниша (тайник), на задней стенке которой висит прозаический электрический счетчик. Возимся у выхода из квартиры, двери нет, проем занавешен рогожей. На лестнице кипит жизнь, лестничная клетка имеет по центру широкое сквозное открытое пространство.
Незавершенная мысленная фраза: «Когда эту ножку...».
Мне становится известно, что Петю похитили террористы, иду его вызволять. Прибыв на место, вижу его привязанным к высокой треноге. Говорю ему несколько слов (подбадриваю или прошу прощения за то, что по моему недосмотру он попал в такое положение). Петя спокойно, односложно отвечает. Ему не до меня, он сконцентрирован на своем состоянии. Оказываюсь в штабе, перед двумя предводителями похитителей (оба в военной форме). Тот, что правее, с живым любопытством расспрашивает о наших с Петей взаимоотношениях. «А это правда, что вы...», - интересуется он и перечисляет удивительные, на его взгляд, вещи - что мы понимаем друг дуга без слов и прочее. Открытое, такое человечное любопытство расценивается мной обнадеживающе.
Мысленная, неполностью запомнившаяся фраза: «Он ... и на сене — мы».
Сон про Зосю завершают мысленные, с пробелом запомнившиеся фразы: «Зося — это рапсодия. Во-первых, ... а потом, повернувшись к торжественному залу, таинственно заявила...» (фраза обрывается).
Мысленные фразы: «Марик. Марик тоже занимал квартиры?»
Мысленные, с пробелом запомнившиеся фразы (мужским голосом): «Минуточку, из-за него осталось ... А сам он стесняется?»
Моя голова в профиль, с хорошей короткой стрижкой. Черты лица рассмотреть невозможно, в этой части изображения сбита резкость, но остальное видно четко, буквально каждый волосок (узнаю себя по форме головы).
Смутно видится фасад старого, в восточном стиле, двухэтажного дома. На перилах галереи верхнего этажа развешены старые блеклые (как и сам дом) ковры.
Мысленные, трижды повторившиеся числа: «Пятьдесят, двадцать восемь, тридцать».
Мысленная, неполностью запомнившаяся фраза: « ... я сам по себе, я знаю, что хочу».
Молодой мужчина (каким-то образом им являюсь и я) заменяет в пустой квартире поврежденные электрические патроны. В какой бы комнате он ни работал, в дверном проеме (дверей там, кажется, не было) неизменно стоит молоденькая, поучающая его девушка (квартира, кажется, принадлежит ей). Мужчина прикрепляет последний патрон, девушка говорит, что ей нужны носилки. Мужчина отвечает, что они (имеются в виду носилки для мусора) находятся в такой-то комнате. Девушка заявляет, что он сам должен взять их и на них отнести ее, девушку, в одну из комнат. Я (уже развоплощенная с мужчиной) думаю, что молоденькие барышни, даже самые лучшие их экземпляры, не могут без того, чтобы не придумать какую-нибудь несусветную чушь. И что если даже не принимать во внимание нелепое желание прокатиться на носилках для мусора, как вообще может нести носилки один человек.
Мысленная фраза: «При этом на этой стадии очень трудно — или легко? - впасть в ошибку». Интонация, с которой произнесены слова «или легко», предвосхищает подвох в цепочке рассуждений.
Большой белый почтовый мешок, частично заполненный. В центре мешка - крупное черное число «192», поверх которого, со сдвигом и помельче, выведено ярко-красное, тоже трехзначное.
Мысленные фразы: «В. В небольших дворах Ватикана».
Мысленная фраза (женским голосом): «Мало получаешь — так и получаешь мало».
Мысленные, с пробелом запомнившиеся фразы (решительным женским голосом): «А ты ... Не хотела сюда придти, и всё».
Обрывки мысленной фразы: «Это ... с телефоном 3-6-6-30...».
Ждем в аудитории начала экзамена, волнуемся. Находящаяся около меня девушка что-то говорит, отвечаю: «Что ты говоришь! Сдавать в двадцать лет или когда тебе уже под сорок» (намекаю на свой возраст, для пущей важности его преувеличив). Добавляю, что задач не боюсь, боюсь гуманитарных дисциплин. Перед мысленным взором разворачиваются, однако, именно формулы из предметов, которые в свое время изучала. С тех пор прошла уйма времени, а я не удосужилась освежить их в памяти, пальцем не пошевелила для этого. Осознаю, что ничего не помню, но не корю себя за безалаберность, просто констатирую факт. И не ухожу же, сижу тут - и, следовательно, на что-то рассчитываю? Или нельзя было не явиться?
Мысленная фраза: «Такой хороший мальчик».
Возле одного из домов небольшого селения устанавливают осветительный фонарь. Осуждают владельца соседнего жилища, убравшего свой фонарь, из-за чего тут и стало так темно. Фонарь собираются подвешивать к невысокому, по пояс человеку, столбу, посредине небольшого горбатого мостика. Это выглядит странным, так как на мосту и без фонаря с трудом можно разминуться. Процесс установки тоже странноватый — в настиле моста проделаны четыре круглых отверстия, из которых сейчас торчат четыре головы в скафандрах, еще пара человек копошится рядом.
Мысленные, с пробелом запомнившиеся фразы: «Вот и стало ... Чтобы на этой Земле, на этой Земле...» (фраза обрывается; не уловилось, в каком смысле использовано слово «земля»).
«Сначала про виллу, потом про любовь, а потом про столовый прибор», - полупроснувшись, мысленно говорю я, якобы излагая краткое содержание сна. И в дальнейшем, несколько раз просыпаясь, повторяю эту фразу, продолжая считать, что речь идет о сновидении. По окончании фразы каждый раз смутно визуализируется новый, связанный в пучок столовый прибор.
В незапомнившемся сне помогаю слепой девушке.
У меня в гостях подружки (мы все в молодом возрасте). Снуша вдруг, как одержимая, набрасывается на мои художественные изделия, хватает одно за другим. Остальные смотрят с недоумением, я громко протестую (тем более, что это происходит не впервые). Жалуюсь маме*, мама удивлена. Снуша жадно, неконтролируемо цапает одно, отбрасывает другое, хватает третье. Доводит меня до того, что я пытаюсь ее задушить. Несколько раз налетаю, изо всех сил стискиваю ее шею, которая переносит это без ущерба (как гуттаперчевая). Снуша продолжает безумствовать, последней вещью, которую она схватила, была чеканка по меди (изделия виделись натуралистично).
Мысленная фраза (мужским голосом): «Вместо того, чтобы (сказать) папочка, прости меня пожалуйста» (фраза начата наставительно, а закончена проникновенно, возможно другим лицом).
Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза (женским голосом): «А ... с одной стороны, никто же этого не знает».
Разговорилась с незнакомой женщиной. Она рассказывает, что устроилась работать в библиотеку, спрашивает, не хочу ли и я туда устроиться. Я не против. Появляются несколько библиотекарш, говорят, что возвращаются на работу, предлагают присоединиться к ним. В руках у них пакетики с угощениями. Оказываемся в Научной Лаборатории. Женщины подсказывают, что я могу спуститься в подвал, где сейчас накрыты столы, и взять что-нибудь. Столы в центре подвала покрыты белыми скатертями с богатым золотым шитьем. На темных деревянных скамьях амфитеатра расположились группки молодых мужчин и женщин в красивых белых одеждах. Все углубленно, многозначительно молчат. Глядя на них, думаю, как все изменилось в моей бывшей Лаборатории — и люди другие, и атмосфера другая. Подхожу к одному из столов, где в простых стеклянных вазах лежат пирожные. Выбираю, немного поколебавшись, "картошку", иду к выходу.
Мысленные фразы (женским голосом): «Работает в монастыре. Наших не выпускает никого».
Мне выдвигают обвинения. Утверждаю, что не только не делала этого, но и «не прикасалась к этому даже подушечками своих пальцев». И не только не прикасалась, но даже мысленно не планировала совершить то, в чем меня обвиняют.
Любуясь кустами, усыпанными гроздьями нежно-сиреневых и блекло-розовых цветов, попадаю под струйки воды системы орошения. Отхожу в сторону, продолжая любоваться цветами, свешивающимися на изогнутых ветках почти до земли, и тут на меня начинает брызгать еще один фонтанчик.
Завершаем сборы в путешествие, конные экипажи должны прибыть с минуты на минуту. И хотя это только еще предстоит, сон показывает, как запряженные великолепными лошадьми экипажи подъезжают по аллее к крыльцу. Бегло показанные лошади, одна красно-коричневой, другая черной масти, вымыты до блеска, ухоженная шерсть на крупе первой лошади показана крупным планом и видится (в отличие от всего остального в этом сне) отчетливо. Дом, в котором мы находимся, старый, одноэтажный, просторный, безукоризненно чистый, принадлежит пожилой женщине, помогающей нам собираться. Засовываю в дорожную сумку гибкий светлый предмет, полученный от хозяйки дома. В последнем эпизоде сижу на старом стуле напротив входной двери, стягивая с ног длинные светлые носки.
На белом листе размашистым почерком написано что-то про «мисс Старковский». Читаю текст, но сразу же по прочтении смысл уплывает.
Студенты, любители туризма, расположились с рюкзаками на полу вокзального зала ожидания. Прибыли сюда на поезде и должны пересесть на другой. Использую оставшееся до посадки время, чтобы одеть (или переодеть) обувь. Одеваю черные туристские ботинки, долго шнурую, натягиваю поверх пару темных высоких сапог, долго шнурую их. Беспокоюсь, не опоздаем ли мы на поезд. Попутчики (все ждут только меня) говорят, что время еще есть. Не преуспев с сапогами, снимаю ботинки, натягиваю сапоги, вожусь со шнуровкой. Меня одолевает уже что-то типа вины, не мешающей, однако, копошиться. Товарищи относятся ко всему спокойно. Наконец пакую рюкзак, трогаемся с места, проходим мимо кафе, расположенного в центре зала ожидания. В витрине стоит миска с топленым молоком. Не могу отвести от него взгляда, вожделение не отпускает. Опять из-за меня задерживаемся. Представляю, как пью молоко, прямо из миски. Но оказывается, среди нас имеется еще двое любителей топленого молока. Просим у буфетчиц пластиковые стаканчики. Нам невежливо отказывают. Не помогает даже то, что одна из наших девушек, опустившись до пререканий, сварливо напоминает буфетчицам, что когда-то что-то у них покупала и не испросила возврат залоговой суммы за посуду. Возникает идея разлить молоко в варежки. Бегло видится варежка из светлого, типа лайки, материала. Из трех рюкзаков достаются три темные вязаные перчатки, под миску подставляются три вывернутых наизнанку пальчика, в них наливается буквально по наперстку молока. Молоко не потекает через шерстяные нити и выглядит химическим. Делаю глоток, ощущаю что-то противное, не похожее на молоко вообще.
Четыре мысленных призыва (увещевания), визуализировавшихся на четырех квадратных панелях, составленных в суммарный квадрат. Текст на потемневших от времени поверхностях затенен дымчато-серыми клубами. Запомнилось начало последнего призыва: «Отвратим от золотых тель(цов)...».
Снимаю случайно замеченную крупинку отварного риса с одежды мужчины. Присматриваюсь, вижу и снимаю еще несколько, добродушно приговаривая что-то типа того, что «А вы, оказывается, рис ели» или «Так-то вы рис едите».
Сон о парах диаметральных противоположностей. Они предстают в виде двух одинаковых параллелепипедов, расположенных по разные стороны металлического стержня (конструкция внешне напоминает чашечные весы). Изображение сопровождается мысленным рассуждением.
Мысленная, с пробелом запомнившаяся, незавершенная фраза: «...и русских адвокатов, уже поддерживающих идею...».
В нашей комнате облезла стена. Ничего не предпринимаем, хотя выглядит она ужасно. Однажды в комнате появляется соседка, невысокая худенькая женщина, и молча начинает оклеивать стену темно-коричневыми обоями (несколько рулонов которых и клей принесла с собой). Спохватываюсь, вежливо говорю, что мы все сделаем сами. Женщина прекращает работу, мы с Петей идем к ней. Пришла она к нам как соседка по квартире, а теперь ведет к себе куда-то далеко. Входим в большую светлую коммуналку. Из недр доносится голос, призывающий чью-то дочь помочь отбившемуся от рук ребенку. Спрашиваю у женщины, где куплены обои и что это за сорт. Она говорит, что обои являются изображением «Старинного Замка». Шепчу Пете, что если этот вид нам приестся, мы его закрасим. Женщина объясняет, где находится нужный универмаг. Объяснение сопровождается его кратковременной визуализацией. Спрашиваю, сколько стоит рулон (чтобы докупить, а возможно, и расплатиться с женщиной). Она говорит: «Семьдесят шесть..» (денежных единиц). Это очень дорого, я ахаю: «Семьдесят шесть за кусок!»
Мысленная фраза: «Через оптику Мира».
Лежу на широкой постели. Ощущаю слабый укол, нащупываю выступающий из матраца кончик иглы. Извлекаю средних размеров швейную иглу с необычным, открытым с одной стороны ушком, на котором болтается обрывок темной нитки. Удивляюсь, тщательно исследую матрац, одну за другой извлекаю еще пять игл. Крепких обычных, одинаковых игл. Недоуменно смотрю на них, показываю Туве. Говорю, что не может быть, чтобы я, так долго пользуясь матрацем, ни разу до этого не почувствовала иголок.
Нахожусь в здании большого светлого, увенчанного куполом, кишащего людьми вокзала. Мне нужно купить два билета. Окошко кассы расположено в стене, к которой примыкает борт работающего на спуск эскалатора. На нем и выстроилась очередь. Люди не ощущают движения, и при приближении к кассе застывают в неподвижности. Когда у окошка оказывается стоящая передо мной женщина, мне становится видна кассирша. Поражает не свойственная этой категории служащих доброжелательность.
Мысленная фраза (мужским голосом): «Читайте, читайте, я не собака».
Режу буроватый, обветренный снаружи, сырой мясной рулет. Срез мне не виден (заслоняет рука). Лишь ощущая, как нож входит в мясо, могу оценить, какое оно мягкое, свежее, сочное.
В рукописном абзаце подчеркиваю слова «в основании», под которыми остаток абзаца выделен желтым маркером.
Мысленно сообщается об ошибочных действиях того, кто проложил прямую широкую дорогу к сокровенному источнику (тем самым направив туда толпы, которым до источника нет дела). Среди красивой дикой, заповедной чащобы бьет из земли (в правой части поля зрения) маленький хрустальный ручеек. Слева, как бы прямо к нему, ведет асфальтовая дорога. По ней бессмысленно бредет (вправо) неразличимая масса одинаковых, в темной одежде людей.
Мягкая, однократная трель мобильника.
Чем-то занимаюсь. Вокруг, кажется, находятся другие люди, мне помогает маленькая девочка. Сон был нерезких, блекло-серых тонов (как на старых фотографиях). Полупроснувшись, думаю: «Ага, значит, в детстве я сама себе помогала».
Прыгаю по расчерченным «классикам» (это такая детская игра). Классики мои расчерчены необычно, и я была отнюдь не ребенком. Прыгаю из квадрата в квадрат по заданной схеме, а Душа моя в это время перемещается похожим образом в соответствующих Небесных Сферах. В зонах, как я записала ночью, НЕВЫРАЗИМОГО БЛАЖЕНСТВА.
Мысленные фразы: "Они меньше. Они меньше. И ростом и вообще" (последнее слово звучит ернически).
Обездвиженного кота кладут в светлую матерчатую сумку. Кот намного длиннее сумки, но мягкое тело уложилось так, как надо. Возникает мысленная фраза: «...удивилась, что кот, такой длинный, не влезает» (начало фразы не запомнилось).
Удивляюсь, что понимаю знаки, письмена, мне совсем не знакомые (листы извлечены мной из моего черного портфеля).
Мысленные фразы (мужским голосом): «За двадцать первого? За двадцать первого я специально не даю — чтобы она с этими ящиками...» (фраза обрывается).
Мысленные, неполностью запомнившиеся фразы (резким женским голосом): «...фундамент. Как (ты) «фундамент» написал? «Удант»???» (в последнем слове звучит негодующее недоумение).
Мысленная фраза (мужским голосом): «А ты, убийца, вообще молчи!» Судя по снисходительному тону, речь идет о в шутку преувеличенном безобидном проступке или оплошности.
Мысленная фраза (детским голосом): «Носил ли дедушка кирпичи?»
Динамичный сон, действие которого развивается в Научной Лаборатории, а персонажами являются программисты (они виделись потрясающе живо). Мне выделен участок работы, и вдруг дело поворачивается так, что мои функции передаются Тине. То есть даже не начав работу, я ее теряю и впадаю из-за этого в растерянность. Однако вскоре меня настигает смутный мысленный бессловесный (незапомнившимся образом проиллюстрированный) намек, что меня ждет другая работа, более подходящая и интересная. Это переводит меня из состояния удрученности в состояние трезвой оценки изменившейся ситуации (я даже подумала, какое счастье, что первая работа мне не досталась).
Мысленная фраза: «Это можно было бы назвать ударом в раскрытую дверь».
Активный сон, в котором я весьма успешно действовала.
Деятельными персонажами активного сна являлись супруги Квипс.
Окна частного дома с одной стороны выходят в заросший высокими деревьями сад, а с противоположной — на море. От стеклянной двери к морю ведет короткая дорожка, заканчивающаяся каменным крыльцом с погруженной в воду нижней ступенькой.
Окончание мысленной тирады (мужским голосом, сварливо): «...Я думаю, что ты выдумываешь. Выдумываешь!»
Мысленная, впервые исковерканная фраза: «Кинофильм 'Итальянца в два России'».
Мысленные, издалека донесшиеся фразы (женским голосом): «Не сразу. Ты видишь, как хорошо все получается».
Окончание мысленной фразы: «...а только говорила, что надо было делать».
Мысленная фраза: «Нос тащить надо» (не совать, куда не положено).
Мысленная фраза: «Он хотел, чтобы его жена рожала» (многократно).
Неожиданно нагрянули гости. Пока они располагаются в комнате, лихорадочно навожу порядок, чтобы освободить (расширить) место для танцев. Ситуация меняется, квартира становится просторней, гости в ее глубине. В салоне я и Жан-Клод. Появляется Ролл (ему лет десять), вижу его очень ясно. Спрашивает, зачем я к ним приходила, говорю, что соскучилась по нему. Объясняю сидящему на диване Жан-Клоду, что воспитывала Ролла целых два года, так что можно считать, что я ему как «вторая бабушка». «Да, это как...», - понимающе откликается Жан-Клод и начинает разглагольствовать о школьном образовании (сопоставляет две системы). Ролл и Жан-Клод исчезают. С недоумением смотрю на старых облупившихся игрушечных солдатиков. Откуда они взялись? Кто и с какой целью принес их сюда? Дело в том, что они не лежат открыто, на виду, а как бы припрятаны. Не в силах понять причины их появления, решаю солдатиков выбросить.
Осторожно пытаемся поймать маленьких желтых цыплят, успешно от нас уворачивающихся.
