Накануне вечером (наяву) мы с Петей очень поздно закончили дела, вставать же предстояло в пять часов утра. Чтобы дать нам как следует выспаться, ВРЕМЯ НА КАКОЙ-ТО ПЕРИОД ПОШЛО ВСПЯТЬ. Мы уснули, будто бы, в час ночи. Через пару часов время пошло вспять. Шло так до часу ночи, а потом - обычным порядком, подарив нам, в итоге, четыре дополнительных часа.
Из расположенной на крыше дома комнаты с железной дверью непостижимым образом исчезли двое запертых там мужчин. Подходим к запертой на замок двери, осторожно открываем, видим большую светлую пустую комнату, без окон. Внимательно осматриваем ее, пытаясь понять, куда могли деться мужчины. Мое внимание привлекает антресоль над дверью. Она забита вещами, но я вижу, что она настолько мала, что ни двум, ни даже одному человеку туда не втиснуться.
P.S. Конспектируя сон, я вдруг осознала, что антресоли там быть не может, так как снаружи над дверью виделась ровная стена. И значит, во сне произошло искажение пространства.
Петя сидит на корточках, прислонившись спиной к стене комнаты. За ним, положив ладони ему на голову, стоит женщина, голова ее прижата к тыльной стороне рук. Петя поворачивает голову вправо, смотрит вверх (на кого-то?). Лицо его светлое-светлое, взгляд спокойный, безмятежный. Не находясь в самом сне, вижу его совсем вживую.
P.S. В этом сне произошло искажение пространства - Петя опирался спиной на стену, а женщина каким-то образом стояла за ним.
Несу что-то в ремонтную мастерскую, расположенную далеко, в холмистом месте, иду туда по пустынной дороге. На обратном пути замечаю тянущуюся в направлении моего города тропу, решаю воспользоваться ею. Иду по этой узкой тропинке, протоптанной в редкой траве, покрывающей рыжую землю, и никто мне не попадается на пути кроме двух собак, пасущих трех косматых коз (или, может быть, это три пса пасли двух коз, не помню точно). Тропа сворачивает немного влево, по кромке узкого, заполненного водой канала. Оказываюсь в воде, ноги не достают до дна, держусь за край стенки канала. Выбраться не получается, глинистая почва скользит под ногами. На тропе появляется женщина. Собралась было попросить у нее помощи, но нащупав ногой уступ, выбираюсь самостоятельно. Тропа от канала удаляется, теперь она хорошо и далеко видна - ныряющая во впадины между холмами и взбегающая на склоны. Быстро, почти мгновенно темнеет. Не стало видно ни тропы, ни всего остального вокруг. Беспокоюсь, что могу заблудиться в темноте, решаю вернуться к хорошо изученной дороге. Отмечаю, что темень наступила как-то непонятно - мало того, что внезапно, так еще и не вовремя. У меня не было часов, но по приблизительным прикидкам сейчас было около трех-четырех часов пополудни, то есть до вечерних сумерек еще далеко (любопытно, что канал был с четверть метра в ширину, но когда я в нем оказалась, он расширился - я свободно в нем помещалась, и за моей спиной еще оставалось много места, когда же я из него выбралась, он выглядел по-прежнему узким, а у меня не было ощущения, что одежда моя намокла. И еще: домик мастерской, старый, потемневший, сиротливо стоял на нижней части склона одного из холмов слева, я его видела издали, когда шла туда, но вблизи сон его не показал).
Сижу (в числе большого количества гостей) за столом, что-то рассказываю. Хозяин дома слушает молча, Фуфу (которая меня сюда привела) моей разговорчивостью недовольна. Рассматриваю корешки бесчисленных книг, потом оказываюсь в игровой комнате детей хозяина дома (которых, по словам Фуфу, у него четырнадцать). Площадь комнаты, по моим прикидкам, была порядка 150 кв.метров (мельком подумалось, что помещение такой площади в этом доме поместиться не может). На полу, покрытом серым ковровым покрытием, разбросаны крупные игрушки, на стенах - шведские стенки. Дети, мал мала меньше, мирно играют. С изумлением вижу, как то одно, то другое дитя стремительно взмывает в воздух и переносится из конца в конец комнаты. Присмотревшись, обнаруживаю, что они используют подвешенные к потолку ременные корзинки, снабженные пультами управления. Ребенок садится в корзинку, просовывает ножки сквозь переплетение ремней, берет пульт и перемещается в желаемом направлении. Детям захотелось что-то сделать с помощью одной такой корзинки. Облепили меня, просят помочь. Просьбу можно выполнить, лишь забравшись в корзинку, о чем не могло быть и речи — я, совсем как наяву, безумно боюсь высоты. Говорю, что попробую помочь, но в корзинку не полезу ни за что. И мне удается сделать то, что просили дети (для этого руки и ноги мои на время сильно удлиннились). Дети воспринимают все как должное, так как фиксируют внимание на конечном результате. Я же, зная, каким образом результат достигнут, обрадовалась. В финале сна мне становится каким-то образом ясно, что я была приглашена в этот дом на предмет негласного выяснения совместимости с детьми (как потенциальная няня) и что проверку я выдержала.
Создание художественного произведения, в котором были бы перемешаны временнЫе интервалы, поручено двум, хорошо умеющим это делать писателям. Положенная часть произведения написана. Появляется смутный текст, под которым проходит горизонтальная ось. Под ней, вплотную друг к другу, в несколько горизонтальных и вертикальных рядов расположены прямоугольники, представляющие временнЫе блоки. Блоки перемешиваются, меняются местами, мягко (как на экране дисплея) скользят с места на место (не выходя за пределы своих вертикальных колонок). Все это видится блекло, но понятно. Заканчивается сон мыслью о том, что завершил произведение кто-то другой, который, «к счастью», излагал ход времени обычным порядком.
Приглашена на вечер няней, в богатый особняк. Моя подопечная спит, родители уехали на бал, наслаждаюсь красотой жилья. Но В ТО ЖЕ ВРЕМЯ девочка будто бы уехала с родителями на бал. Пока они готовились к выходу, я обмолвилась, что хотела бы хоть одним глазком посмотреть на малышку на балу. Мама девочки говорит, что я могу посмотреть видеокассету, и все увижу, как наяву. Они уезжают. Послонявшись по салону, задерживаюсь у населенного крошечной живностью террариума. Подхожу к пианино, заряжаю его кассетой. На его передней стенке, как на экране, вижу бал и девочку. Малышка веселится, а устав и почти засыпая, забивается в уголок. Опускается на колени и вдруг - скачком - оказывается лежащей на узком выступе стены в этом же углу. Отмечаю дефект монтажа, смотрю дальше. Над спящей на выступе малышкой появляется пара мужских рук, отец хочет забрать дочь. Пространство между стеной и роялем так тесно, что отцу не дотянуться. Якобы глубоко спящая девочка привстает. Квалифицирую это как еще один прокол монтажа (хотя то, что я вижу, относится к теперешнему балу, то есть я лицезрею прямую трансляцию). Раздается звонок в дверь, входят мать девочки и приехавший за мной Диспетчер. Иду к выходу, спохватываюсь, привожу в порядок пианино. Мать девочки благодарит меня за работу. В террариуме вместо прежних козявок резвятся купленные для девочки карликовые, с палец величиной, обезьянки. Отмечаю, как родители любят малышку, на миг приостанавливаюсь, осторожно глажу одну из обезьянок. Выхожу за порог. Наваливается чудовищная сонливость, тело отказывается мне служить. Смотрю на Диспетчера, сидящего в дорогой лакированной черной машине (в стиле «ретро») на запорошенной снегом аллее. Не знаю, как преодолеть этот короткий путь. Отмечаю, как живописны деревья вдоль аллеи и выразительны голые ветви на фоне по-зимнему холодного, голубого неба. Опираюсь о косяк двери, переношу тяжесть тела на левую ногу. С трудом разворачиваясь влево, пытаюсь протащить хоть немного вперед вторую ногу. Взгляд мой теперь направлен вниз, на заснеженную аллею, правая нога медленно сдвигается с места — и тут меня будит телефонный звонок (cон был необычайно живым).
Прогуливаясь, выходим к пологому склону городского парка, где на сочной зеленой траве между редкими деревьями расположились, группками и поодиночке, посетители. Вижу поднимающегося по склону мужчину в светло-серой одежде, с легким пулеметом в руках. Мужчина устраивается среди отдыхающих, никто не обращает на него внимания. Отчетливо чувстствую, что сейчас он начнет расстреливать ничего не подозревающих людей. Говорю об этом попутчикам. Спускаемся со склона, стараюсь предупредить об опасности всех, мимо кого мы проходим. Люди не воспринимают мои слова, звучащие слишком невероятно. Оборачиваюсь. Мужчина в сером стоит около пулемета, раскинув руки вверх и в стороны, его фигура быстро чернеет. Оказываемся у здания, где кто-то, кажется, собирался нас преследовать. Одна из попутчиц объясняет, почему убили бывшего с нами молодого человека. Получалось, что она предвосхищает события, поскольку пока что все мы живы. То, о чем она говорит как о свершившемся, должно произойти немного позже, но я просыпаюсь до этого.
Иду по улице с маленьким мальчиком на руках. Он пересказывает речи людей, вменяющих мне неблаговидные поступки (последний был связан с моим неумеренным пристрастием к вину, остальные не запомнились). Услышанное вызывает удивление. В отношении, например, первого проступка происходит искажение времени - мальчик пересказывает нечто, совершенное мной, будто бы, в данный момент(?!). Говорю, как же я могла это совершить, если сейчас просто иду по улице с ним, мальчиком, на руках: он сам может убедиться, что сказанное не соответствует действительности. Так же неопровержимо доказываю несостоятельность остальных обвинений и лишь в отношении последнего в нерешительности умолкаю - если это и верно в какой-то степени, то от этого ни мне, ни другим нет вреда.
Люди рассказывают длинную историю о том, как собака, привязавшаяся к бездомному мальчику-бродяжке, не давала возможности оказать ему помощь. Не подпускала этих людей к нему, тут же принимаясь громко лаять. Параллельно рассказу события предстают в своей истиной реальности, предшествующей (по шкале времени) рассказу этих людей. Запомнился последний эпизод. Несколько человек сгрудились вокруг мальчика на правом краю поля зрения. Якобы собираясь подстричь, ведут его за собой (влево). Глаза мальчика закрыты, его ведут в спящем состоянии. Собака (лабрадор) громко лает. Мальчик, не открывая глаз, спрашивает: «Что она (собака) говорит?» Ему отвечают: «Что ты спишь». Мальчик сонным голосом повторяет: «Я сплю». Между визуальным (документальным) материалом и сокращенной версией, изложенной устно, имеет место настораживающая разница. В том, что и как рассказывали люди, сквозит фальшь, подталкивающая предположить недоброе. Это ощущение превалирует над в общем-то разумным предположением, что собака в своей настороженности не застрахована от ошибки.
Сон про самовольные проделки плоского прямоугольного предмета. Он был размером с ладонь, походил (внешне) на вафельную плитку и лежал на краю комода в принадлежащей мужчине комнате. Как бы ожив, предмет срывается с места, летает мягкими рывками и совершает мелкие, не всегда безобидные пакости. Это творится в присутствии хозяина комнаты, которому и самому изрядно достается. ОДНОВРЕМЕННО хозяин комнаты с мрачноватым юмором излагает данный инцидент — как бы уже после его завершения. Вербальное изложение глаголами прошедшего времени синхронизировано с реальными действиями мелкого пакостника. То есть происходит наложение, совмещение времен — настоящего (в котором совершаются пакости) с будущим (в котором о проделках ведется рассказ как о свершившихся). Мужчина виделся на переднем плане, как бы вне комнаты. А то, что в ней творилось, виделось на заднем плане. Временами мужчину не было видно, слышался только его голос.
Ослепительная вспышка белого света. Вижу яркую лампу, свисающею с потолка унылой казенной комнаты. Лампа висит над лежащим на столе покойником в темноватом костюме и ботинках (лицо не виделось). Этот мужчина был моим отцом (сновидческим). Излучающая мощный белый свет лампа до этого горела тусклым желтоватым светом, что бегло теперь демонстрируется. Я, не находящаяся в этом сне, вспышкой света разбужена, спросонья не могу понять, что произошло. Стоит глубокая ночь, кругом темень. Пытаюсь понять что-нибудь про вспышку света, не сразу обращаю внимание на включенное бра в изголовье своей кровати. Оно светит слабым, отдающим желтизной светом. Предполагаю, что, наверно, именно это, почему-то не выключенное мной бра послужило толчком для такого сновидения. Вяло обдумываю сон, решаю его не конспектировать, ну его. Включается установка бодрствующего сознания, что записывать следует всё, и что я утром, как всегда в таких случаях, пожалею, что сон упущен. Решение не конспектировать пересиливает, ничего не записываю, утешаясь, что, может быть, и так не забуду сон до утра. Сон действительно сохранился, и весьма неплохо. Излагаю его сейчас, оживляя в воображении. Оживив бра, внезапно осознаю, что оно не мое теперешнее, а бывшее у нас на Рябинной улице. Это там оно некогда висело в изголовье моей постели (но светило без желтизны). Заостряю на этом внимание, вспоминаю, что во сне, как бы проснувшись от яркой вспышки света, не выключила горящее ночью бра, а наяву сделала бы это непременно (первые три эпизода сна шли против общепринятого течения времени - от более позднего к более раннему).
Слушаю излагаемую женщиной драматическую историю, синхронно разворачивающуюся перед моими глазами. Это история о том, как женщина потеряла мужа (его убили). Умозаключаю: «Нельзя очень сильно любить, получается. От такой любви притормаживаются другие чувства». Имею в виду, прежде всего, благоразумие и чувство меры, утраченные женщиной вследствие ее безумной любви. Гипертрофированная любовь вызвала (в глазах окружающих) искажения Реальности. Эти искажения бегло предстают в виде зависших в воздухе сдвижек (похожих на телевизионные помехи). Искажения Реальности вызвали цепочку реакций, что и привело к драматической развязке. В финале сна нечетко видится сидящий на низкой скамейке крупный мощный, обнаженный по пояс мужчина. К его спине приникла сидящая за ним хрупкая жена. Из ее рассказа мне уже известно, что сейчас раздастся роковой выстрел. Смотрю на эту пару и думаю, что если выстрел будет нацелен ниже лопаток мужчины, то он поразит и женщину, а если выше, то поражен будет только мужчина. Неотрывно смотрю на этих двоих, на мощную спину мужчины — и просыпаюсь.
Леся рассказывает о себе. С интересом слушаю, вставляю комментарии. Одновременно выделяю красным фломастером фрагменты лежащего передо мной текста, содержащего этот свежий, только еще излагаемый ею рассказ (Леся виделась условно, а текст — отчетливо). [см. сон №7053]
Просыпаюсь (наяву) на рассвете. Не открывая глаз, привычно, терпеливо жду, когда меня снова сморит сон. Слышу вопли уличных кошек, грохот мусоросборочной машины и прочие, доносящиеся с улицы звуки. Вдруг вижу зажженную сигарету (как если бы она была у меня во рту). Смотрю на нее, периодически вспыхивающую (как бы от затяжек, сама по себе, ведь я чувствую, что ее у меня нет). Деловито думаю: НЕТ ЭТО НЕ СОН, ВЕДЬ Я СЕЙЧАС НЕ СПЛЮ. А сигарета курилась, курилась, и погасла (я и в этом состоянии отчетливо ее видела).
Средних размеров озеро (или пруд) с сероватой водой и крупной малоподвижной овальной рыбиной серовато-белого цвета. Кто-то (возможно, я) хочет с этой рыбой СОВМЕСТИТЬСЯ, но в последний момент передумывает. Точнее, просто спонтанно, в последний миг не совмещается с ней.
Мысленный, неполностью запомнившийся диалог (мужскими голосами). «Это ... который ... смотрел по этому поводу?» - «Нет, это ... который никто не смотрел».
Электрический обогреватель в углу комнаты.
Иду по пыльному городскому пустырю, часть которого обнесена старым покосившимся забором — там находится строительная площадка. Перед полураскрытыми воротами топчутся несколько рабочих и мальчик-подмастерье. Пройдя мимо, на ходу оборачиваюсь. Четверо рабочих поднимают еще одного, связанного ремнями, лежавшего на земле, вниз лицом. С удивлением присматриваюсь. Вижу, что теперь этого человека удерживает на весу (все в том же, горизонтальном положении) силач. Держит левой рукой, ухватив за ремни. Вытянутая рука дрожит от напряжения, но силач молодцевато, со спортивным азартом продолжает демонстрацию своей мощи.
Несколько человек поднимаются в старом разболтанном лифте, где пассажиры могут стоять лишь друг другу в затылок. Люди собираются на вечеринку к одному из соседей. Выходят на своих этажах, чтобы быстро привести себя в порядок и явиться к месту сбора. Мне, единственной посторонней в доме, советуют ехать прямо туда. Оставшись в лифте одна, не могу остановить его на нужном этаже - лифт пролетает то выше, то ниже. Пульт управления не поддается никакому описанию. Это что-то, сляпанное немыслимым образом, и нужна немалая сноровка (которой у меня нет), чтобы успешно им управлять. Так и продолжаю болтаться между небом и землей, неизменно проскакивая нужный этаж.
Мысленный диалог. Нервозно: «Всё, что дословно». - Спокойно: «Дословно прошло».
Мысленные, неполностью запомнившиеся фразы (мужским голосом): «...нравится. Тебе нравится. Кстати, тебе ж нравится это...» (начатая спокойно, тирада становится все более оживленной).
Мысленная фраза (в замедленном темпе): «Она, Люба, она — не Люба, а просто девушка».
Раскрытая книга с кое-где подчеркнутыми частями неразличимого текста, на английском, кажется, языке.
Мысленное рассуждение о водоплавающих животных. Смутно видятся (со спины) выходящие на берег животные, напоминающие пингвинов.
Мысленная фраза: «И именно к ней она чувствует большое притяжение».
Мысленно, медленно произношу: «Натюрморт». Одновременно визуально воспроизвожу это слово в зеркальном отображении.
Чтобы понять суть трех, приснившихся прошлой ночью коробок (размером с кирпич, каждая своего цвета, но я не помню их из прошлой ночи), нужно на одну налепить аппликацию, и тогда все станет ясно. Вижу, как кто-то (возможно, я) приклеивает аппликацию, представляющую собой абстрактную вязь со множеством закруглений, но до сути трех коробок дело не дошло.
Кубический эталон единицы объема помещают в большой темный, неопределенной формы сосуд. Намереваются сосчитать, сколько раз кубик уложится там, чтобы определить объем сосуда. Возникает мысль, что эталон не годится, он во всех измерениях меньше полагающегося. Сосуд встряхивают, кубик приходит в движение, каким-то образом становится очевидным, что он действительно чуть меньше требуемого.
Заполняю таблицу. Левый столбец содержат текст (определения?), правый пуст. Запомнились три заполненных мной поля: знак «-», не являющийся прочерком; знак «Х», означающий отсутствие чего-то; и знак «мат», означающий математику.
Предохранительный клапан настенного электробойлера выпускает слабую струйку воды. Специалист говорит: «А это — уровень перенесли» (имеется в виду изменение уровня максимальной температуры воды).
Мысленные, с пробелом запомнившиеся фразы (деловито): «...думает. Ну, пусть сидят, послушаем, что говорят».
Мысленная фраза (женским голосом, резко): «Ты входила не в катастрофу?»
Мысленная фраза (женским голосом): «Вот она в выходные дни».
Лежу в кровати, на спине, и кричу. Безостановочно, с усилием исторгаю протяжные басовитые «А-ай!», похожие на тяжелые стоны. Непонятно, что заставляет меня кричать, но какая-то причина была. А частично (как мне сейчас кажется) я кричала из хулиганства. Поначалу крики исторгались с трудом, а потом вдруг пошли легко, сильно, отчаянно, и это разбудило меня.
Прихожу в цветочный магазин, на медосмотр. В глубине, среди цветов, видится еще один пациент, стул и два медработника. В нерешительности останавливаюсь. Мне указывают на кушетку, просят раздеться. Пробираюсь к ней среди цветов и ваз.
Молодая женщина с новорожденным мальчиком на руках, его головка покоится на логтевом сгибе правой руки женщины.
Мысленная фраза: « Вы даже не представляете, насколько это было близко по поводу самого певца».
Мысленная, незавершенная фраза: «Мы с ней учились в одном классе...».
Мысленная, частично запомнившаяся фраза (мужским голосом): «...она белая, поэтому вот ее сейчас и нету». Предстает проселочная дорога, покрытая белесой пылью .
Петя снял документальный фильм о событиях на Командорских островах. За материалом охотятся агенты официальных властей метрополии. Выходят на след, обнаруживают Петю в пригородной электричке. Несколько человек в штатском для начала собираются предложить выкуп. Я (находясь там же, с Петей) чувствую, что речь идет о крупной сумме (которая, как я начинаю тут же думать, по крайней мере позволит Пете решить насущные проблемы). Если же он заупрямится, агенты отнимут фильм силой, тут же, не сходя с места (отказаться продать фильм Петя мог по идейным соображениям).
Мысленная, неполностью запомнившаяся фраза: «...дерево для рубки леса».
В бескрайней толпе демонстрируют меткость стрельбы. На голове человека из толпы укрепляют мишень. Сверху, издалека, производят выстрел. Попадают именно туда, куда было задумано.
Мысленная, незавершенная фраза: «А учительница для рыбок — всегда учительница говорит так, что...».
Петя рассказывает о планах на летний отдых. Говорит, что хочет куда-то поехать, а как запасной вариант упоминает загородный дом Белга и Атоса. Говорит, что был там с их отцом, и что они вдвоем передвинули одну из внутренних стен. Сон показывает загородный дом — старый, громоздкий, несуразный. Нахожусь там, вижу, как (усилиями каких-то людей?) одна из стен передвигается (смысл сна был именно в перемещении стены).
Было слово, и было дело, и даже какие-то кошки. Слово я поленилась записать (понадеявшись, что после многократного повторения оно сохранится до утра и так). Однако ни оно, ни все остальное до утра не сохранилось.
Мысленные, с пробелом запомнившиеся фразы (спокойным женским голосом): «Я тогда знаете что? Вы извините, что я ... Я тогда...» (фраза обрывается).
Находящаяся у меня на вечеринке Снуша медленно впадает в то бесконтрольно-агрессивное состояние, которое иногда на нее находит. Мы обе знаем, что для предотвращения последствий необходимо быстро вытолкать Снушу из квартиры. Я ее выталкиваю. Остальные гости реагируют в соответствии со своим уровнем понимания, им жалко Снушу, они ее впускают. Поспешно выпихиваю ее обратно, но ей снова открывают дверь. Так повторяется несколько раз. На шум выходят жильцы соседней квартиры. Снуша, уже отчасти потерявшая над собой контроль, несет соседям небылицы. Соседи спрашивают, как все это может иметь место, пытаясь вопросами отвлечь Снушу.
Мысленная фраза: «There are an one mistake».
Мысленный диалог. «Они должны найти (такую-то) апатию». - «Почему (такую то)?» - «Такую, какая их сожгла».
Мысленные фразы: «Хватит. Телефон тут? Или только кофе?»
На боковой поверхности серой бетонной стены сидит маленькая, с воробья, птица. Непонятно, как она может сидеть на гладкой вертикальной поверхности, но она непринужденно сидит там, и даже зевает, изо всех сил раскрыв клювик.
Потоптавшись перед домом, где только что были в гостях, пускаемся в обратный путь. Жилые строения находятся по правой стороне улицы, за кромкой левого тротуара идет крутой спуск, на промежуточную дорожку которого нам нужно попасть. Почти отвесный, со сложным рельефом спуск покрыт черными грудами земли и припорошен снегом. Мои спутники (как и редкие пешеходы) видятся условными, в черной одежде. Ко мне, находящейся в стороне от остальных, прибивается девочка из нашей компании (видимая такой же условной, но более светлой). Боязливо посматривает на уходящую вниз кручу, просит, чтобы я ей помогла, не бросала ее. Подбадриваю ребенка, деловито осматриваю склон, пытаясь выбрать из протоптанных дорожек приемлемую — все они почти отвесны, на каждой видятся уверенно карабкающиеся люди.
Мысленная фраза: «Страна света и тен... и светотеней?» (на недоговоренном слове «теней» произошла заминка, оно было отвергнуто и заменено другим).
К нам зашел сосед по дому (с которым мы до этого ни разу, кажется, не перемолвились ни словом). Невысокий худощавый, смутно видимый человек в черной одежде подавлен страшным горем — он потерял маленького сына. Сидит с потерянным видом. Испытывая глубочайшее сочувствие, не знаю, что можно было бы сказать. Наверно, лучше ничего не говорить, пусть он просто посидит здесь. Занимаемся своими делами, собираюсь принять утренний душ. Человек предупреждает, что санузел сейчас понадобится ему, горестно качает головой, говорит со слезами: «Как подумаю о нем...». Откликаюсь сочувственно: «И не говорите, дядя Юра». У меня не было никаких оснований так его называть, я позволила себе это, полагая, что такое обращение прозвучит ласково, подбодрит.
Мысленная фраза: «Ну так, если не Выборгское шоссе, ну так, хоть дорогу какую поприличнее».
Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза: «Единственное право - ... написано: право на вход». Условно видится человек, стоящий в арочной подворотне и указывающий на правую стену, где будто бы вывешена надпись «Право на вход».
Мысленный диалог. «По физике должна быть жесткость». - «Да, по физике должна быть жесткость» (требовательность).
Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза: «Обычно ... все идут, никого дома не ос(тавляют)» (последнее слово не договорено).
Мысленная фраза: «Там у вас владеют Ксюша и Наташа».
Моя повзрослевшая дочь (сновидческая) заняла бывшее моим место в человеческом обществе. Оно покинуто мной (по возрасту?), я теперь вне его, снаружи, и наблюдаю штрихи того, как проявляет себя дочь. А проявляет она себя, на мой взгляд, вполне успешно, и даже остроумно. Радуюсь за нее (фигурой эта барышня походила на мою коренастую сестру). Наблюдаю человеческое общество (скопление людей) сверху (пожалуй, я была вне сна). Дочь перемещается в этом скоплении свободно, непринужденно.
Мысленная, неполностью запомнившаяся фраза (завершившая сон): «Когда замена произведена...» (фраза имеет отношение к тюремной тематике).
«Вы меня, пожалуйста, извините», - говорит продавцу пожилая женщина.
Мысленный инструктаж (доброжелательным мужским голосом). Первая фраза содержит подробную рекомендацию относительно того, как нужно поступать. Вторая, короткая, подбадривает. Третья подводит итог проделанному и формально вопрошает ту, которой все это адресуется, справилась ли она уже целиком с тем, что только что выполняла.
Ласково приговаривая, покачиваю сидящую у меня на коленях малышку.
Еще не заасфальтированный участок тротуара с новым поребриком, покрытый смесью мелких светлых камешков и желтоватого песка.
Небольшая карточка с изображением пирамиды из шариков. Рядом - сама пирамида, составленная из черных блестящих шариков (возможно, это была не пирамида, а треугольник).
Мысленная, с пробелом запомнившаяся, незавершенная фраза (женским голосом): «Итак, ... через месяц после окончания...».
Мысленная, незавершенная фраза (решительным женским голосом): «Нужно у меня, чтобы читали, а затем проливали свет...».
В большой квартире много народу, все чем-то заняты, мы с Петей тоже что-то делаем (каждый свое). Улучив момент, ко мне подходит Барбара. Украдкой говорит, что Петя меня простил, хотя кое-какие претензии остаются в силе. «Как она постарела, - цитирует Барбара Петю. - Раньше мы и на концерты и (еще куда-то) ходили вместе...». А теперь будто бы, вследствие сужения кругозора, я потеряла ко всему интерес — таким подразумевается неизреченное завершение фразы. Радуюсь, что прощена (хотя понятия не имею, за что). Что же касается того, что я постарела, то куда от этого денешься, я действительно постарела.
Кто-то (возможно, я) режет на тонкие прозрачные ломтики (как копченую колбасу) большой кусок сырого мороженого мяса.
Мысленная, на полуслове оборванная фраза (спокойным женским голосом): «Ты знаешь, не сосредоточиться, в нет...».
Хочу поднять игрушечную наборную пирамиду за верхнее кольцо. Кольцо снимается со стержня, возвращаю его на место.
Пишу роман - бегло, без остановок, без помарок, без участия мыслей или воображения. Просто пишу, как бы под действием неведомых Сил (не осознавая этого). Рождающееся произведение абстрактно предстает как нечто, полное света и чистых красок. Молодая женщина сетует, что вышла в моем романе неудачно. Говорю: «Там ты молода, а молодость — это всегда красиво».
Стою спиной к общежитию (в котором только что остановилась?), смотрю на расстилающееся под кручей изумительное голубое море. В моих руках громоздкое, заправленное в пододеяльник одеяло (зачем-то нужное, как помечено ночью в блокноте). Решаю, что по утрам смогу спускаться к морю, радуюсь такой неожиданной возможности. У кромки воды видятся темные силуэты ранних купальщиков. Почему бы и мне не начать прямо сейчас? Иду к спуску. Вдруг вижу на полузасохшей траве у кромки кручи новый телевизор (или компьютер) в серебристом корпусе. Останавливаюсь, внимательно смотрю, он выглядит тут как элемент рекламного проспекта. Со стороны моря появляется воробей, телевизор превращается в (свой собственный?) темноватый остов. Воробей садится на его верхнее переднее ребро. Остов, как бы под весом воробья, плавно опрокидывается вперед. Воробей, благополучно приземлившись, вспархивает на верхнее заднее ребро, остов плавно возвращается в исходное положение (тут нарушены законы механики, но во сне все выглядело закономерным). Наблюдаю за проделками воробья. Становится ясно, что это компьютерная проекция, видимая вживую здесь, на краю обрыва. Это мнение разделяет появившийся слева стройный интеллигентный мужчина в элегантном костюме. В подтверждение отмечаем (не обмениваясь фразами) однообразие (естественных, однако) движений воробья. А тот напоследок усаживается, повернувшись к нам спиной, на верхнее левое ребро. Остов плавно опрокидывается. Воробьишка, вцепившись лапками в ребро и дурашливо распушив перья, препотешно приземляется загривком на засохшую траву. Звучит песня (патриотическая или просто популярная). Мужчина с рефлекторной готовностью подхватывает ее и удаляется вдоль обрыва, влево. Глядя вслед, думаю (имея в виду пение), что он настоящий патриот, истинный гражданин своей страны. Обхватываю покрепче одеяло и решаю спуститься к морю, так маняще голубеющему внизу.
Мысленная, частично запомнившаяся фраза (завершившая рассуждение): «И хотя ... в мире получается, что у них горе другое».
Мысленная фраза: «Посидим рядом с совой в зрительном зале».
Изо рта крупной серой мыши торчит засохшая ветка, верхний конец которой кто-то держит в руке (видны лишь пальцы). Находящаяся во рту часть стебля покрыта колючками, не позволяющими мышке убежать. Дается понять (и бегло демонстрируется), что даже если мышь откроет рот, это ей не поможет, поскольку, закрывая его она снова сожмет колючки, причинив себе лишь новые страдания.
Мысленный, с пробелом запомнившийся комментарий к короткому сну: «Так маленькая ... стала стеной, а стена — сценой». Речь идет о стене закулисного интерьера. На ней, как на сцене, самым естественным образом (как если бы она была горизонтальной) разыгрывается сценка с несколькими действующими лицами. Только сейчас (при изложении сна) до меня доходит, что актеры выглядели раз в десять меньше, чем им полагалось бы.
Я (или кто-то другой) выполняя интендантские (или что-то в этом роде) функции должна сменить приоритеты. Если раньше я (или не я) обеспечивала группу мужчин рубашками, то теперь предметом снабжения должны стать галстуки (или наоборот).
Еду с подопечной Унгой на пароходе. По какой-то причине изменяем маршрут. Прибываем в условленное место с опозданием, с жаром объясняю Кире, почему так получилось. Она молча курит, мне тоже захотелось курить, терплю, потом думаю, что тоже могу закурить, беру у нее сигарету.
Мысленная фраза: «От беседы техники — к своей учительнице».
Войдя в ванную, вижу слабый, истекающий из сливного отверстия поток мутной воды. Почти мгновенно он превращается в мощную бурную, мутно-грязную струю, хлынувшую вглубь квартиры. Входная дверь открыта, но поток течет в противоположном направлении. Состояние духа спокойное, лишь слабо беспокоюсь насчет вещей. Квартира (в сравнении с реальной) распространяется влево, там ощущается ее темная половина. Поток устремляется именно туда, оставляя нетронутой остальную часть жилья (по крайней мере не заливая ее так бурно). Глубина потока с треть метра, а сила такова, что он мог бы, пожалуй, сбить человека с ног. Однако у меня, пока я перемещалась по квартире, не было с ним контакта. Я была сама по себе, а неиссяемый мутно-грязный поток — сам по себе.
Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза: «Нальда — это ... скорость частная».
Полупроснувшись, пытаюсь восстановить в памяти подробности первого сна этой ночи. Ничего не вспомнив, засыпаю. Появляется мысленная (моя, спокойная) фраза: «Вот, оказывается, что происходит в нашем мире». [см. сны №4684-4686, 4688]
В большом многоэтажном здании ищу нужное помещение. Забредаю на этаж, где расположена детская больница с невероятным количеством пациентов - бледных, худых, коротко остриженных (плачевное впечатление усугубляется тем, что сон был в серых тонах). Выхожу на боковую лестницу, но пройти не могу, там лежит не поместившийся в отделении ребенок. Нахожу еще один выход, там та же картина - на ведущем вверх лестничном пролете лежат, как на кровати, больной малыш и его отец. Блуждаю в поисках выхода, ко мне прибивается один из пациентов, мальчик лет двенадцати. Решаю взять его на время с собой, чтобы он немного развеялся. Привожу к стоящей на уличном перекрестке кушетке (я не видела ни машин, ни прохожих, ни даже домов вокруг, и тем не менее, кушетка однозначно стояла посреди улицы, а мы чувствовали себя там как дома). С трудом открываю висячий замок, прицепленный к изголовью широкой, покрытой чем-то светло-серым кушетки. На левой (не моей) половине лежит ее хозяин (или хозяйка), садимся на моей половине, беседуем. У моего лица возникает морда овчарки, прогуливаемой на поводке молодой женщиной. Собачья морда (в отличие от всего остального в этом сне) видится вживую, легонько глажу ее, собака мягко гавкает: «Ай!» Это получается у нее совсем по-человечески, шутливо говорю ей: «Что такое Ай? Нет такого слова». Хозяйка собаки смеется. Спохватываюсь, что мальчику пора возвращаться. С трудом закрываю тугой замок, обдумываю, как объяснить в больнице временное исчезновение ребенка.
Мысленная, неполностью запомнившаяся фраза (мужским голосом, энергично): «Честно говоря, я не считаю это...».
Мысленная, c незапомнившимся словом, незавершенная фраза (женским голосом): «Даже та ... юбка, которую я повесила, по его хотенью, прямо над его головой...» (на видном месте). Смутно видится вешалка с юбкой, которую угадываемая женщина вешает на полураскрытую дверцу платяного шкафа.
