Прихожу в учреждение за справкой. Служащая занята, приходится долго ждать. Я то выхожу наружу (кажется, у меня была книга, и я ее почитывала), то возвращаюсь к стойке. Наконец барышня отпустила клиентов, переделала все свои дела, однако тут возникает старушка. Что-то бурчу. Барышня отвечает, что это их знакомая старушка, делами которой необходимо сейчас заняться. Старушка заходит за стойку, они раскрывают книгу, начинается урок (для старушки). Текст напечатан крупным красивым старославянским шрифтом. Старушка превращается в крепкую женщину средних лет, голова по самые брови обвязана темным платком, в своих темных одеждах она становится похожей на богомолку (в том числе лицом). Мне велят записаться на прием. Говорю, что не могу знать заранее, когда смогу придти. Велят принести справку о часах работы. Отвечаю, что у меня нет работы, но иногда я страдаю головными болями. Появляются вторая служащая и молодой человек. Первая велит второй оформить мне справку.
Чья-то рука, опирающаяся на край стола и чем-то потряхивающая. Сначала это кажется похожим на связку ключей. Но с каждым встряхиванием оно немного изменяется, и в конце концов превращается в небольшую гроздь винограда с черными матовыми ягодами.
В деревне, при большом стечении народа хоронят старушку. Она была, наверно, безногой, так как занимала половину гроба. Народ ее оплакивает, а я вижу, что хоть глаза ее закрыты, но она пошевеливает то бровями, то губами, да и цвет лица ее совсем не покойницкий. Говорю, что старушка жива, но меня никто не слышит (или не слушает). Все голосят и готовятся к погребению. Смотрю на шевелящееся лицо старушки, повторяю, что она жива. Люди мне не верят. Говорю, что пусть сами проверят, если не верят. Пусть причинят старушке боль и увидят, прореагирует она или нет. Народ внял моим словам, решают положить на лоб старушке тряпку с горячей водой. Полдеревни льют на серую тряпку невероятное количество горячей воды, кладут тряпку на старушечий лоб. Старушка к-а-а-ак взревет (оглушительно!) Садится в гробу, и кажется, у нее даже ноги объявились. Кто-то снимает тряпку со старушкиного лба, тряпка превращается в кусок отварной куриной грудинки, один из присутствующих начинает ее есть. Говорю, что не стоит есть то, что было на покойнике, что я ему дам другой кусок курицы. Открываю коробку, беру один из находящихся там кусков куры, даю этому человеку [см. сон №0528].
Мужское лицо, попеременно закрывающее то один, то другой глаз. Удивленная, пристально смотрю на него. Оно плавно, ловко превращается в другое мужское лицо - нарисованное, с закрытыми глазами, длинными густыми волосами (и с похожим на петин носом).
Молодая женщина, моя дочь (сновидческая) собирается в краткодневную поездку с молодым мужчиной. Поездка предпринимается по ее инициативе. Мужчина, на мой взгляд, внешне интересней, но она вот такая, напористостью компенсирует скудность внешних данных. По возвращении рассказывает, что они познакомились с талантливым, самобытным художником, а спустя немного времени сообщает, что снова уезжает на несколько дней. Спрашиваю, с кем, оказывается, что уже с художником. Дочь уезжает, а я, обескураженная ее взбалмошностью, удивляюсь, как она умудряется заполучить все, что ей приходит в голову. Успокаиваю себя тем, что она, наверно, таким образом взращивает уверенность в себе. Окончательно отстраиваюсь испытанным приемом — мысленно переношу ситуацию на другую семью, что позволяет взглянуть на происходящее со стороны, более беспристрастно. Дочь возвращается. Каким-то образом превращается в Петю, который оживленно рассказывает, что поездка была необыкновенной, что они только очень устали, потому что пришлось много выступать перед группами людей, и что «только бы никто не узнал, откуда они знают то, что рассказывали другим». Говорит, что должен быстро набраться сил, потому что выступления не закончены, сейчас только короткая передышка. Во время его рассказа сон бегло показывает берег озера, где много смутно видимых людей сидят на траве и слушают Петю и еще одного молодого человека. Сон возвращается в комнату, вижу Петю стоящим на фоне окна (против света) с вязаным пестро-светлым чехлом, полностью скрывающим голову. Петя раздувает щеки (как бы полоща рот воздухом) и прижимает к ним пальцы.
Человек делает массаж шеи и плеч пушистой кошке. В процессе этой процедуры кошка превращается в освежеванную тушку с наполовину обрубленными лапами, но массаж продолжается как ни в чем не бывало.
Нахожусь в гостях у семейства Мэнов, в лачуге. Мэны говорят, что в основном живут не здесь, а в большом городе, у бабушки, и что Лэр - глава компьютерной фирмы. Ничему не верю. Крашу (кажется, с помощью Вэллы) волосы. Взглянув в зеркало, почти не узнаю себя - волосы стали красивого рыжего цвета, с белой прядью надо лбом. Они густы и заплетены во множество косичек (на негритянский манер). Выгляжу совсем по-новому, мне это идет. Перед уходом еще раз подхожу к зеркалу — вижу тускло-серые длинные редкие, не поддающиеся расческе спутанные пряди.
Нахожусь в пустой запущенной, расположенной на первом этаже квартире. Через окна в комнаты забираются уличные кошки. Выгоняю их. Одна, некрупная, черная, шмыгает в разные стороны, мне с ней никак не справиться. Хватаю валяющуюся на полу коробку, накрываю кошку, осторожно двигаю ее к окну. Внезапно коробка распахивается (сверху), кошка выскакивает, превратившись в крупную серую матерую котищу. В безмерном удивлении не понимаю, как такое могло произойти. Кидаюсь за этой кошкой, накрываю другой коробкой. Начинаю кошку убивать, давлю на нее чем-то изо всех сил, стараясь, чтобы она меня не оцарапала. Решив, что с ней покончено, беру за шиворот, выбрасываю в окно. С досадой вижу несколько капель кошачей крови на оконном стекле (на руках моих тоже оказалось немного крови, только бурого цвета). Высовываюсь посмотреть, что стало с кошкой, ничего не вижу в густой траве и кустах. Пристально вглядываюсь - и тут меня будит телефонный звонок.
На крышке зеленого уличного мусорного бака громоздится гора керамических облицовочных плиток. По мере того как я на них смотрю, они превращаются в книжки, примерно такого же размера, в той же, песочно-коричневой цветовой гамме.
За двумя обшарпанными столами большого зала люди обстоятельно обсуждают, как раздать (вернуть) самим себе дипломы (ранее собранные для какой-то надобности). Судя по рассуждениям, проблема невероятно сложна, и просто невозможно представить, как с ней можно справиться. Каждый уверяет, что он на это неспособен. Я (посторонняя) сижу за левым столом, напротив женщины-председателя. Стопка дипломов покоится на углу нашего стола, совсем близко от меня. Я не имею отношения к этим людям, и слушая их, не могу взять в толк, в чем затруднение — ведь как дипломы, так и их владельцы находятся сейчас здесь. На мой взгляд, просто никому не хочется себя обременять. Решаю помочь, предлагаю свои услуги. Председательница недовольна - возможно, я нарушила какой-то ритуал. Но, тем не менее, одобрение получено, приступаю к делу. Беру диплом, отыскиваю фамилию владельца, приглашаю к столу, с улыбкой вручаю диплом, мне улыбаются в ответ. Трудно было лишь отыскать и правильно прочесть фамилии (они вписаны невообразимо корявым почерком). Несколько дипломов в моих руках превращаются во что-то другое, более крупное, из мягкого (кажется, пушистого) материала. Фамилий на них я не нахожу, но на тыльной стороне обнаруживаются фотографии владельцев. На одной изображена симпатичная улыбающаяся, похожая на киноартистку блондинка, а владелица оказывается приятно похожей на свое фото. Беру последний диплом. Он мгновенно превращается в спальный мешок из толстого коричневого плюша. Не запомнилось, как удалось определить фамилию владельца (кажется, по нашивке на изнанке спальника). Оглашаю ее, кто-то с недоумением говорит: «Так он же с полгода как умер». Председательница собирается запереть спальник в большой, появившийся у нее за спиной сейф. Полагаю, что это несправедливо по отношению к членам семьи этого человека, все со мной соглашаются.
Сон о превращениях, трансформациях, сопровождающихся восхитительными, потрясающими ощущениями. Превращения повторяются несколько раз, и каждый раз я ощущаю НЕВЫРАЗИМОЕ БЛАЖЕНСТВО. Были и другие действующие лица, превращения наши виделись со стороны, в дымчато-серых тонах.
Нахожусь в странном городе, у каких-то людей. Выхожу, чтобы попасть в другой дом, не могу понять, как туда добраться. Кто-то объясняет дорогу, но все равно плутаю. Все вокруг кажется странным — и дома не похожи на обычные дома, и улицы не похожи на обычные улицы, и люди какие-то полупризрачные. Набредаю на крутой спуск в виде грубо выдолбленного в скальной породе желоба. По дну его сочится струйка воды, серо-зеленые стенки кажутся скользкими. Опасаюсь туда ступить, но вид спокойно идущих в обоих направлениях людей подбадривает. Еще раз окидываю взглядом желоб, вижу, что дно устлано светлыми шероховатыми камешками. Смотрю на покрытые слоем чистой, живой воды камешки (они видятся, в отличие от всего остального, отчетливо), и решаю, что если не наступать на стенки, то мне ничего не грозит. Как только решаю ступить в желоб, он превращается в сдвоенный туннель. Левая, узкая ветвь показалась мне непроходимой, решаю идти по правой. Вход в нее оказывается частично загороженным темным щитом из прессованных опилок. Спихиваю его в левую, неиспользуемую, как я полагала, ветвь, и иду по правой. Сон смутно показывает, как скользящий по левой ветви щит сбивает с ног идущую вверх девушку, ранит (или даже убивает) ее, а потом, кажется, задевает поднимающегося там же молодого человека. Не делая попытки помочь, продолжаю спуск (хотя и держу в уме произошедшее). Выйдя из туннеля, оборачиваюсь. Вижу сдвоенную горку, с которой весело съезжают вниз и карабкаются наверх люди, много людей в черной одежде. Полагаю, что в горки превратились туннели, успокаиваю себя тем, что если бы с девушкой в самом деле случилась беда, люди бы так не веселились, и уж во всяком случае оказали бы ей помощь. Немного погодя, отчетливо осознаю, что сдвоенная горка, на которой резвится масса людей — это вовсе не мои туннели. Ни люди, ни горка не имеют к туннелям никакого отношения.
Мне снится, что я СПЛЮ (в своей комнате), а сосед в салоне смотрит по телевизору передачи о природе. Удивляюсь несвойственному ему интересу к такого рода передачам, да еще глубокой ночью. Сосед, тем временем, плавно, незаметно превращается в грузного бывшего Премьер-министра Великобритании (Черчилля?)
В квартире, где я нахожусь, появляется черная кошка, отношусь к ней вполне терпимо. Проходя мимо дверей одной из комнат, вижу на широкой кровати, рядом с этой кошкой, еще трех, в отличие от первой, шелудивых. Размахивая первой попавшейся одежкой, гоню кошек прочь, с этажа на этаж, все ниже и ниже. Дом был, кажется, башенного типа, спускались мы не по лестницам, а переходя из комнаты в комнату (все они, насколько я смогла разглядеть на бегу, были уютно обставлены). Какие-то люди помогают мне, добираемся почти до выхода из здания. Тут первая кошка и еще одна превращаются в напиток (похожий на кофе с молоком). Каждая - в своем стеклянном бокале, которые стоят рядом, на круглом темном столе. ПРЕВРАТИВШИЕСЯ В НАПИТОК КОШКИ ЧТО-ТО СООБЩАЮТ (кажется, бессловесно). В том числе - что они мне еще пригодятся.
Котенок, задрав хвост, расхаживает из стороны в сторону на небольшом возвышении. Чья-то рука охватывает хвост и быстро передвигает превратившегося в игрушку котенка то вправо, то влево.
В приемной врача что-то оживленно обсуждается. Не вникаю в суть не имеющего ко мне отношения разговора. Но когда кто-то занавешивает газетным листом одну из картин на стене, внимание включается. Обсуждают проблему привлечения новых пациентов. Говорят, что нужно убрать картины, воздействие которых может быть устрашающим, заменить их более привлекательными. Приводят в пример оформление приемной удачливого врача-конкурента, работающего по соседству. Смотрю на картины. Левая (закрытая газетным листом) изображает фрагмент дивана с направленным на него пылесосом. На сиденье дивана, у спинки, лежит человеческая фигурка с отчлененной головой. По мере того как я на нее смотрю, она незаметно превращается в искусное изваяние из терракотового камня, отбитая (или отбившаяся?) голова лежит у ног. На второй картине изображены пациент и врач с большим, с длинной иглой, шприцем. Перевожу взгляд с картины на картину, с усмешкой говорю, что они действительно не очень подходящи для приемной врача.
Прогуливаюсь с молодой местной женщиной по улочкам селения Адамс. Улочки то круто поднимаются вверх, то тут же сбегают вниз, так же неровно течет наша беседа. Когда я пытаюсь задавать вопросы (безобидные, нейтральные), собеседница выражает молчаливое недовольство. И в то же время парадоксальным образом не только поощряет задавать их (когда я, желая погасить ее недовольство, умолкаю), но и с готовностью на них отвечает. А потом все повторяется. Осознаю, что введена поведением этой женщины в противоречивую ситуацию, но не угнетена, поскольку пытаюсь лишь поддержать разговор. Женщина вдруг превращается в Петунью. Вскользь замечает, что испытывает тревогу в отношении мужа, живущего не в селении, и, кажется, в отношении самой себя тоже.
Стою в очереди у прилавка кофейни. Кто-то из стоящих передо мной отказывается от оплаченной покупки. Кассирша говорит, что деньги не возвращают, можно заказать на эту сумму что-нибудь другое. Принимаю активное участие в выборе замены для людей с чеком, превратившихся в моих приятелей. Решаю, что стоит заказать нам троим по чашке кофе и паре пирожных. Выбираем пирожные (это были просто сдобные булки, с разочарованием рассматриваю их). Оказавшаяся позади меня Эля говорит, чтобы на ее долю я заказала две чашки кофе, потому что они с Петей привыкли пить кофе помногу. Петя тоже просит две чашки, иду уточнить заказ (в Петю и Элю превратились предыдущие приятели).
Яркий беззаботный солнечный день, наша веселая компания чем-то занята на берегу бассейна. Вхожу в воду, вижу чечевицеобразную светло-серую резиновую ножку от нашей микроволновой печки, ловлю ее. Стоящие на берегу указывают на еще одну, плавающую в отдалении, устремляюсь туда. Бассейн превращается в узкий канал. Подплыв ближе, обнаруживаю, что это не ножка, а торчащий из воды нос большой коричневой змеи. Пытаюсь понять, почему нос змеи показался нам издали похожим на ножку печки. Змея медленно всплывает, вот уже видно всю ее голову. Задорно, энергично брызгаю на нее водой, призываю стоящих на берегу друзей включиться в игру. Некоторые, не приближаясь к змее, обдают ее брызгами. Змея постепенно смещается вправо, к бортику канала, и превращается в большого живописного изумрудного дракона. Слева появляется коричневая игуана. Призываю друзей полюбоваться на эти диковинки, от которых сама в восторге. Изумрудный дракон ухватывает пастью игуану, я все еще нахожусь в воде, неподалеку, а с берега несутся вразнобой радостные вопли: «Динозавр! Динозавр!»
Кому-то угрожает быть поглощенным серой безликой толпой. Видится огромная плотная толпа серых нечетких безликих (вид со спины?) фигур. Среди этой массы одинаковых - автономная (тоже условная) фигура того, о ком идет речь. Он съедает, одно за другим, эклеры (пирожные). Смутно демонстрируется приоткрытый рот с находящимся перед ним пирожным. Накопив таким образом энергию, тот, о ком идет речь, превращается в ослепительный, в рост человека, столб света (кажется, веретенообразный). Визуализация шла на фоне бессловесного мысленного сообщения.
Мысленные фразы (мужским голосом): «Мне опять подбили глаз», - констатируется спокойно, философски, и с детской запальчивостью добавляется: «Эти членские мальчишки...» (фраза обрывается).
Человек рассказывает нам о необыкновенном Городе Учителей, построенном единомышленниками в тайге. Показывает книгу, написанную лицом, специально там побывавшим. Обычного формата книгу, на дешевой бумаге, в яркой картонной обложке, только непомерно толстую. В предисловии приносятся извинения за то, что так как зарисовки Города производились авторучкой, иллюстрации не очень близки к оригиналу. На развороте форзаца изображен (схематично) общий план местности. Пытаюсь высмотреть упомянутый автором недочет. Он есть, но совсем не мешает. На одной из иллюстраций изображена игровая площадка, где высится скульптура огромного серого добродушного динозавра (или чудовища). Перед ним в детской песочнице лежит (по диагонали) лопата — в качестве мерила для оценки габаритов скульптуры. На мой взгляд, иллюстрация слишком натуралистична. Это совсем не выглядит нарисованным авторучкой, это видится вживую. Пристально всматриваюсь и... оказываюсь там. По-настоящему. Стою перед скульптурой в этом Городе. Внимание привлекает еще что-то. Слышу обращенные ко мне фразы: «Ну ладно, давай, доходи. Говори, что хочешь, только не надо: я из Ленинграда». (см. финал сна №0286)
Мысленная фраза: «Дует-то все равно не так».
Из рассказа, ведущегося от первого лица, вышел кусок фразы: «Однажды, через пять лет, повстречал я его и...».
Мысленные фразы: «Не хочу в ее шапке железы брать. Может, это...» (фраза обрывается; судя по интонации, не договорено неблагоприятное предположение относительно шапки, в которую не желают собирать подаяние - «железы», монеты).
Две активные старушки, явно из Дома престарелых.
В петином классе (где в качестве ученицы - новенькой, в своем нынешнем возрасте - нахожусь я) идет урок истории Древнего Рима. Его ведет Алина (классная руководительница). Ученики что-то отвечают (с мест), Алина что-то рассказывает. Меня одолевает сонливость, слипаются глаза. Это не позволяет включиться в тему урока и порождает тихий комплекс неполноценности. Предаюсь размышлениям о том, что вот так (как я сейчас) чувствуют себя люди, оказывающиеся в незнакомой ситуации, в незнакомой среде, «новенькие». Алина идет по рядам, демонстрирует книжную иллюстрацию. Добирается до моего места, и не показывая книги, что-то мне говорит. Не воспринимаю сказанное. После перемены Алина первым делом подходит с книгой к моей парте, опять что-то говорит. Отвечаю: «Нет, я слушаю, но просто глаза не открываются».
Иду по городу. Широкие заасфальтированные улицы его пусты, что, в совокупности с темными громадами безмолвных домов создает впечатление назревающей катастрофы (такое впечатление, что пустые улицы в конце концов поглотят людей). Дохожу до своего дома, где стоит несколько человек, начинаю предсказывать, что нас всех ждет. Люди не обращают на меня внимания, совершаю предсказания бессознательно (как бы являясь пассивным рупором). В какой-то момент обнаруживаю, что глаза мои закрыты, не могу открыть их, несмотря на все усилия. Но вот речь иссякает, глаза тут же открываются, иду домой (на протяжении сна я оставалась бесстрастной).
Мысленная, с пробелом запомнившаяся, незавершенная фраза: «Я не знаю ... в общем, мы, Царевны-Лягушки...» (не исключено, что фраза адресована мне).
Проехала свою остановку, спохватываюсь на кольце. Оставшийся позади город видится отсюда темным городом-крепостью. Здесь же, где я оказалась, необычный, странный пейзаж, редкие строения странной архитектуры, и все вокруг белое. Белый снег, белые здания, лишь автобус оклеен снаружи темно-серым рельефным покрытием. Ландшафт холмистый, на холмах оборудованы катальные горки, где много полубесплотных людей в темной одежде. Под некоторыми горками имеются подземные спуски для собак, слишком, повидимому, тесные - собаки вываливаются оттуда немного сплющенными. Вижу пару собак, подвывихнувших себе во время спуска заднюю лапу (но благополучно вправившие вывих, немного пробежавшись). Глазею по сторонам, автобус, тем временем (он находится в левой половине поля зрения), заходит на посадку. К нему устремляется толпа пассажиров в темной одежде, такой контрастной на белом снегу. Когда я очнулась, посадка уже закончилась. Бросаюсь к трогающемуся с места автобусу, стучу по закрытой двери, но тщетно. P.S. Этот сон, слишком живой и яркий для сна, был каким-то таким, что я проснулась после него с необъяснимым неприятным, тягостным чувством. Не оттого, что не смогла сесть в автобус (этим я не была огорчена), а оттого, что сон этот, как мне кажется, вообще не был сном — я на самом деле была куда-то перенесена, и это забрало у меня много энергии, опустошило меня.
Мама* излагает по телефону свою проблему. Проходя мимо ее комнаты, вижу, как вольготно устроилась она в уголке дивана, настроившись на длинный разговор. Так и подмывало сделать замечание, чтобы она не злоупотребляла временем официального лица, но я удержалась. Монолог начинается с того, что у нее не приняли какую-то жалобу, а потом (в развитие темы?) выливается в странный рассказ. Это длинная, начавшая визуализироваться история о действиях группы облаченных в темную одежду лиц. Запомнилось, что в финале они несли извлеченные из рыхлой земли человеческие тела (тоже в темной одежде). Шествие медленно двигалось в постепенно сгущающихся сумерках. [см. сон №3270]
Мысленная фраза (женским, издалека донесшимся голосом): «Я задержу (вас), подождите» (за слово в скобках не ручаюсь).
С беспокойством наблюдаю за рискованной игрой двух девочек. Младшая раз за разом спрыгивает в песок с верха детской горки, старшая (лет семи) подстраховывает внизу. Молодая мамаша находится неподалеку, но за дочерьми не следит. Один из прыжков начинается неудачно — младшая оступается, старшая проявляет неловкость, пытаясь исправить положение. В результате малышка отлетает за песок, падает (плашмя) на каменные плитки. Цепенеем от неожиданности, глядя на неподвижного ребенка. Говорю мамаше, что старшая девочка действовала правильно, ее винить не за что, но забава сама по себе была рискованной. Добавляю, что считала себя не вправе вмешиваться, поскольку видела, что дети не одни.
«Маленький, такой хорошенький, такой взволнованный», - приговариваю я, поглаживая по голове аккуратного карапуза в темной одежде, плюхнувшегося на попу и пустившего лужу. Отчетливо видно, как лужа расплывается у него за спиной (и это при том, что под штанишками угадывается памперс). Незадолго до этого мы с малышом поспорили, но теперь все позади. Родители мальчугана и еще какие-то люди находятся тут же, и все это происходит вблизи моря (не включенного в поле зрения).
Додо (в малышовом возрасте) распевает, по конкретному поводу, песенку "Он большой".
В старой просторной избе находятся три-четыре незнакомых мне человека и Усач с невестой (упитанной, средних лет женщиной). Предстоит их свадьба. Оказываюсь (никому, кроме Усача, не знакомая) званной среди этих гостей. Удивляюсь. В течение всего сна бродим, все вместе, то по избе, то вне ее, по старой безлюдной деревушке. В одном месте участок улицы покрыт грязью, мои светлые туфли оказываются заляпанными комочками черной жирной земли. Не сразу нахожу клочок чего-то, чем привожу туфли в порядок. Сон показал загрязненный участок улицы крупным планом, грязь (как и на туфлях) виделась ясно, в отличие от всего остального в этом темноватом нецветном сне, где не виделось ничьих лиц.
«Мы сговоримся с вами», - говорит стоящий спиной мужчина. Видны лишь его руки — правой он тянет на себя застежку-молнию, вшитую в что-то темное, лежащее перед ним на столе, а левой тянет от себя застрявшую в молнии длинную тонкую светлую прядь волос.
Мысленная, с пробелом запомнившаяся, незавершенная фраза (бесстрастным женским голосом): «Вы знаете, ее, наверно, ... холод, она вышла, наверно, уже...». Речь идет о бело-коричневой корове, которую сон после этого показал стоящей по брюхо в болоте.
Густые темные подтеки сползают с потолка по всем четырем стенам. Пытаюсь их приостановить, направляя вверх светлую, находящуюся у меня в руках пластинку. Мысленно сообщается: «Учитесь держать маниакальный...» (окончание не запомнилось; речь идет о сдерживании).
Обсуждаем проблемы предстоящей работы. Возникает мысленное резюме: «Да. А вот как выполнять — это совсем непонятно».
Страничка с текстом. Вверху несколько строк жирного черного шрифта, ниже — разбитый на две колонки перечень, отпечатанный обычным шрифтом и снабженный порядковыми номерами. Удается прочесть первую позицию перечня (после чего текст уплыл): «1. Легор».
Малыш не любил возвращаться домой (из детсада?), хотя дом полон любви и уюта. Молодая мама говорит молодому папе (по поводу происходящего): «Надо убрать его любимые игрушки». Она полагает, что это сможет исправить ситуацию. На миг предстает аккуратный детский манеж с яркими привлекательными игрушками. В ответ на предложение жены муж срывается с места и убегает (полушутя, молча). Жена бросается вдогонку (тоже молча и, кажется, более серьезно). Недолгая гонка происходит за пределами квартиры, на улице, где молодая женщина в конце концов ловит мужа со словами «Стоп, моя любимая игрушка!» Пара выглядит милой, симпатичной и (по меньшей мере, внешне) благополучной.
Мысленная фраза (вялым женским голосом): «Ира, с акцентом, скорее, ну».
Мону пригласили прочесть лекцию (или цикл лекций). Она явилась в аудиторию принаряженная, подкрашенная, оживленная. Находясь среди слушателей, поражаюсь, как свободно, непринужденно она держится, удивляюсь картонному темно-вишневому обручу у нее на голове. Вдруг голова Моны исчезает. В первый момент это приводит в оторопь, но тут же догадываюсь, что все дело в платье. Из аудитории несется несколько возгласов. Платье рывком возвращается на место, ни на йоту не сдвинув картонный обруч и не вызвав у Моны замешательства. Она не прерывала лекцию во время эксцесса, как ни в чем не бывало вещая из-под платья.
Мысленные фразы: «(Он) слизывал. Остатки-остатки поля хоть. Хлеба».
Старая неряшливая изба, в которой находится несколько человек. Madame Икс чинит нам какие-то мелкие неприятности. Потом на полу комнаты появляется темный чечевицеобразный диск диаметром с треть метра. Смотрю на яркую никелированную нашлепку по центру диска, кто-то предполагает, что это взрывное устройство, все бесшумно разбегаются. Я была почему-то полуодета, и поэтому отважилась выбежать лишь в соседнюю комнату. Но потом трезво подумала, что если заряд мощный, то может разнести весь дом. Вынужденно стараясь не думать о своем неглиже, покидаю избу, однако взрыва так и не последовало (сон нецветной, в темных тонах; персонажи были полубесплотными, условными, темными; madame виделась отчетливей, а диск — совсем ясно).
Окончание мысленной тирады (женским голосом, эмоционально): «...желто-красной! А как (же) мы на работу едем?»
Мысленная, с пробелом запомнившаяся, незавершенная фраза (рассудительно): «Вопреки ... - ибо от этого поехала бы голова — я взял...».
Мысленная, незавершенная фраза: «То, что регулярно происходит в этой стране и сказывается на близлежащих...».
Мысленные (мои) фразы: «Тридцать восьмой девятке. Тридцать девятой девятке». Фразы будто бы относятся к первому сну этой ночи. [см. сны №4684-4687]
Мысленная, незавершенная фраза: «Крутил и крутил...».
Стою на правой ноге, вытираю ножным полотенцем левую ступню. Ее пальцы шли (я это обнаружила лишь сейчас, излагая сон) в противоположном общепринятому направлении (мизинец находился справа). Начав его вытирать, с удивлением вижу, что он одновременно является мизинцем еще одной моей стопы. Отчетливо вижу, как вправо от этого мизинца идут остальные ее пальцы. С удивлением смотрю на сдвоенную ступню, не отвергая возможности подобного казуса.
Мысленные фразы (мягким, пробным тоном): «Сказал нам, - после недолгого размышления фраза заменяется более выразительной: - Горестно доложил нам».
В последнем эпизоде длинного красочного сна наклоняюсь к малышке, застегнуть кнопки комбинезона. Малышка говорит, что скажет няньке (приходящей), что та всегда приносит грудного младенца у себя на груди, засунутым под одежду. Сон бегло показывает молоденькую симпатичную девушку с засунутым под одежду младенцем. Удивляюсь, поскольку ни разу не видела, чтобы к девочке приходила нянька, да еще с дополнительным подопечным. Предполагаю, что девушка вынуждена так поступаеть ради заработка.
В старинном поморском северном селе хоронят старую женщину. Виден (сверху) участок безлюдной улицы с крепкими избами из мощных, потемневших бревен, за ними - край холодного свинцового моря. На земле стоит условно видимый гроб с телом женщины в темной одежде. Возникает мысленная фраза (запомнившаяся обрывочно): «А почему ... если ты Смирнов, а...?»
Находимся в помещении (кажется, у входа в лифт). Происходит что-то абсурдное (в духе того, что происходит со мной наяву после пережитого год назад потрясения). Мысленно отмечаю (совсем, как наяву), что опять произошло неправдоподобное. Иду куда-то с женщиной. Она говорит, что все, что я предпринимаю (наяву), не только неправильно, но и приносит вред. Говорит, что у нее есть связь с Высшим, поэтому сказанное является истинным. Со всей искренностью отвечаю, что все это время безуспешно ищу помощи, ищу кого-нибудь, кто объяснил бы мне, что происходит, и подсказал бы, что я должна делать. Повторяю это, кажется, несколько раз, но женщина молчит.
Лежа в своей реальной постели, вижу на полу черную (толщиной с палец) извилистую трещину, пересекающую комнату на расстоянии с полметра от дальней стены.
Заправляю свою постель в небольшой больничной палате. Сняв одеяло, вижу под ним простыню с двумя большими засохшими темными пятнами крови. Понимаю, что одеяло и простыня положены поверх моего комплекта белья пациенткой с соседней кровати. У меня с этой женщиной сложились вполне дружелюбные отношения, так что непонятно, зачем она это сделала. Начиная снимать чужое белье, прикидываю, как бы вернуть его поделикатней и незаметней.
Мы четверо — я, Корина и Яшман с женой — проводим летний отпуск в лесной деревушке. Кто-то из оставшихся дома близких, связавшись со мной, советует наготовить побольше еды, выполняю это. Идем в кино. По выходе узнаем, что Яшман только что покинул деревушку, решив раньше срока вернуться в город. Не можем этому поверить. Нам говорят, что видели его машину, из которой неслась патетическая мелодия. Сон демонстрирует проезжающий по широкой лесной дороге новый сверкающий автомобиль, из которого доносится любимая, как нам известно, мелодия Яшмана. Пускаемся вслед за ним по круто уходящей вниз, заросшей кустами дороге. Спохватываюсь, что в домишке остались мои вещи и груда наготовленной еды, решаю за ними вернуться. Останавливаемся. Думаю, что придется возвращаться в город в одиночестве, а сейчас карабкаться по круче, потом спускаться (с вещами), но ничего, как-нибудь справлюсь. Прощаемся — нас опять четверо (это не вызывает удивления). Дружески целую Яшмана, его жену, и не успев поцеловать Корину, просыпаюсь.
Мысленные, неполностью запомнившиеся фразы (мужским голосом, деловито): «...подруга. Даржись, держись. Мне нужно посмотреть на тебя». Смутно, в темных тонах видится застолье, где один из мужчин (которому якобы принадлежит сказанное) обращен лицом к сидящей слева от него женщине.
Мысленная фраза (вялым женским голосом): «Я так думаю — или он позвонит мне, или что» (что-нибудь другое).
Пересчитываю листы с печатным текстом (собираясь их копировать), прикидываю, сколько это будет стоить.
Мысленная фраза о долголетней дружбе хозяина со своим псом. Предстают непомерно тучный мужчина и сидящий, прислонившись к его ноге, крупный добродушный, светлой масти пес.
Мысленные фразы (женским голосом, приветливо): «Да и на улице ты. Хоть ты и дохленок...» (фраза обрывается).
Мысленная фраза (женским голосом): «А есть ... что мы бесплатно отдаем ребятам?» (незапомнившееся относится к подтверждению этого факта).
Окончание мысленной фразы: «...ему — отца (и) более совершенную мать, лапидную».
Селение Адамс внушает Пете, что он должен покинуть селение, так как там много угрожающих здоровью факторов. Что-то, касающееся зрения, каменный столб (дольмен?), являющийся источником радиации, и многое другое. Внушение было мысленным. Тезис об источнике радиации повторился неоднократно, каждый раз сопровождаясь демонстрацией каменного столба. Мы находимся далеко от этого места, в многоэтажном общественном здании. Петя спит в одной из комнат, я иду по длинным коридорам. В подвальном случайно встречаю Флекса, он приглашает посидеть вечером в кафе. С удовольствием соглашаюсь, возвращаюсь к Пете, который противится моему уходу, хочет, чтобы я побыла с ним. Выбрасываю из головы Флекса и кафе, остаюсь с Петей, опять уснувшим. Ложусь на одну из во множестве стоящих тут кроватей.
Включаю в электросеть чайник. Как только убираю руки, в розетке происходит короткое замыкание, сопровождающееся характерным гудящим звуком.
Молодая женщина, моя дочь (сновидческая) собирается в краткодневную поездку с молодым мужчиной. Поездка предпринимается по ее инициативе. Мужчина, на мой взгляд, внешне интересней, но она вот такая, напористостью компенсирует скудность внешних данных. По возвращении рассказывает, что они познакомились с талантливым, самобытным художником, а спустя немного времени сообщает, что снова уезжает на несколько дней. Спрашиваю, с кем, оказывается, что уже с художником. Дочь уезжает, а я, обескураженная ее взбалмошностью, удивляюсь, как она умудряется заполучить все, что ей приходит в голову. Успокаиваю себя тем, что она, наверно, таким образом взращивает уверенность в себе. Окончательно отстраиваюсь испытанным приемом — мысленно переношу ситуацию на другую семью, что позволяет взглянуть на происходящее со стороны, более беспристрастно. Дочь возвращается. Каким-то образом превращается в Петю, который оживленно рассказывает, что поездка была необыкновенной, что они только очень устали, потому что пришлось много выступать перед группами людей, и что «только бы никто не узнал, откуда они знают то, что рассказывали другим». Говорит, что должен быстро набраться сил, потому что выступления не закончены, сейчас только короткая передышка. Во время его рассказа сон бегло показывает берег озера, где много смутно видимых людей сидят на траве и слушают Петю и еще одного молодого человека. Сон возвращается в комнату, вижу Петю стоящим на фоне окна (против света) с вязаным пестро-светлым чехлом, полностью скрывающим голову. Петя раздувает щеки (как бы полоща рот воздухом) и прижимает к ним пальцы.
Мысленный диалог (женскими голосами). «Но почему же?» - «Ну, почему, ты же видишь, я тебе говорю».
Зрительно возникшее число «1832». С легкостью опознаю его, удивляюсь, что смогла это сделать, что оно не уплыло. Значит, я понимала, что это ВО СНЕ?
В квартире, где я нахожусь, появляется черная кошка, отношусь к ней вполне терпимо. Проходя мимо дверей одной из комнат, вижу на широкой кровати, рядом с этой кошкой, еще трех, в отличие от первой, шелудивых. Размахивая первой попавшейся одежкой, гоню кошек прочь, с этажа на этаж, все ниже и ниже. Дом был, кажется, башенного типа, спускались мы не по лестницам, а переходя из комнаты в комнату (все они, насколько я смогла разглядеть на бегу, были уютно обставлены). Какие-то люди помогают мне, добираемся почти до выхода из здания. Тут первая кошка и еще одна превращаются в напиток (похожий на кофе с молоком). Каждая - в своем стеклянном бокале, которые стоят рядом, на круглом темном столе. ПРЕВРАТИВШИЕСЯ В НАПИТОК КОШКИ ЧТО-ТО СООБЩАЮТ (кажется, бессловесно). В том числе - что они мне еще пригодятся.
Мысленный комментарий взрослой дочери к высказыванию матери: «Моя мама, моя мама высказалась из своей страны».
Полупроснувшись, воспроизвожу в памяти только что закончившийся сон (содержавший какие-то объяснения). Но как только просыпаюсь как следует, он вмиг улетучивается из памяти. Засыпаю, вижу его повторно, с тем же результатом.
Обнаруживаю, что будто бы лишилась чего-то, мне присущего.
Мысленная фраза: «Удивляясь тому, как происходит отбор».
На фоне большой крытой автостоянки (без передней стены) резво перебирает лапами двигающаяся влево жилистая уличная, контрастно (до неправдоподобности) полосатая кошка.
Обрывки мысленной фразы: «...колизм ... это колизм ... куда впадает...».
Мысленная, с пробелом запомнившаяся, незавершенная фраза: "Играют ... класса только за своих, за своих (и)..." (класс имеется в виду школьный).
Нахожусь в гостях у Киры, в Нью-Йорке. Каждое утро на вбитом в стену гвозде висит приготовленная для меня одежда — новая светлая нарядная ночная сорочка, а поверх нее — легкий светлый халат (тоже каждый день новый). Однажды, по невнимательности, я обрядилась не в свой, а в (точно такой же) комплект Киры. Когда это обнаружилось, в оправдание заявляю, что из-за этих Польши-Болгарии-Америки я перестала понимать, где я (имеется в виду вояж по этим странам?) В финале сна Юджин показывает мне фамильное золото (хранимое на черный день). Открывает простую старую деревянную вместительную шкатулку, наполовину заполненную крупнозернистым грязно-серым песком (якобы золотым). Осторожно сгребает его деревянной палочкой вправо — на дне левой половины шкатулки обнажается с десяток однотипных разновеликих литых металлических лягушек (под цвет песка, тоже якобы золотых). Юджин долго, подробно что-то мне объясняет, взяв в руки пару фигурок. Смотрю на них, потом снова на груду тех, что лежат на дне — одна из них, ОЖИВ, перебирает лапками (все, кроме Киры и Юджина, виделось совсем вживую).
Мысленная, незавершенная фраза (энергичным женским голосом): «Мне дано более точно узнать об окружающей среде, (а)...».
Мысленная фраза, которой некая личность выражает сожаление по поводу того, что «не сделала этого во-время».
Мысленная фраза (женским голосом): «По статье «Бесхозность, исключительность»». Смутно видится птица, о которой идет речь.
Нахожусь у Камилы. Она с Кимом куда-то собирается, в доме кутерьма. Дети (в этом сне младшеклассники) крутятся тут же. У Ролла изумительные кудрявые пшенично-золотистые кудри. Не удержавшись, ерошу их, говорю: «Золотоволосый мальчик».
Мысленная, с пробелом запомнившаяся, незавершенная фраза (женским голосом): «Увеличивает ... автомобилей на улице, и этот прогресс там теперь...».
Проснувшись после этого сна, несколько раз повторяю слово «Кузари».
Мысленная, с пробелом запомнившаяся, незавершенная фраза: «А ... у нас такая, что...».
Идем по тропинке. Путь преграждает груда светлых говяжьих туш, набросанных на невысокий холм справа от тропы. Туши не разделаны и даже, кажется, не освежеваны. Ногами спихиваю их влево, через тропу, в ручей. Среди них оказывается по крайней мере одна живая, слегка меня куснувшая. Попутчики помогают расчищать тропу, кто-то говорит, что туши набросаны здесь не просто так, часть из них — это мясо для нас.
Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза (деловитым женским голосом): «На одних ... нужно надстроить третий-четвертый этаж». Видится фрагмент нижнего этажа бетонной коробки строящегося здания.
Мысленная фраза, почти пропетая легкомысленным женским голосом: "Целка, целка, целка".
Стычка между противоборствующими группировками, в толпе, в узком проходе рынка. Все происходит молча, без единого звука. Крепкий, средних лет мужчина получает несколько весьма ощутимых тычков (для удара в толпе было не размахнуться). Захваченный схваткой, не обращает на них внимания.
Мысленная фраза: «Венера за одну ночь сменила название с КраснАя на КрАсная».
Мысленная, неполностью запомнившаяся фраза: «Последним ее указанием было построить ... в ... и чтобы деньги на это взяли из...». Речь идет о предсмертном указании ушедшей из жизни женщины и о средствах основанного ею фонда.
Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза: «Для всех ... есть пространство, только у меня нет пространства» (под пространством подразумевается что-то специфическое).
Мысленная фраза: «Переболел этим возрастом, этой полосой жизни».
