Нянчу нового малыша Камилы. Он, совсем еще кроха, уже ходит. Был момент, когда он выбрался из коляски, куда-то утопал, так что я его с трудом отыскала. И говорить он уже умел (по крайней мере понимал, что говорила ему я). Бродим с ним где-то, я периодически смотрю на часы. Они показывают «без двадцати восемь». Говорю малышу, что пора возвращаться. Входим на веранду, извиняюсь, что вместо четырех часов мы явились в семь сорок (мои часы по-прежнему показывают это время, но лишь на веранде обращаю на это внимание). Камила говорит, что все в порядке, она просила нас вернуться в шесть, и сейчас как раз шесть часов.
Чета молодых родителей просит погулять с их девочкой. Прихожу в назначенное время (сама открыв дверь), малышка еще в кровати. Собирая девочку на прогулку, замечаю в комнате Ворхаса (знаменитого певца), киваю ему, мы с девочкой выходим, по пути на минутку заглянув ко мне домой. Спустя какое-то время обнаруживаю, что девочки нет, я гуляю с пустой коляской. В почти зашкаливающем волнении возвращаюсь к себе домой, не сразу отыскиваю малышку. Она спокойно расхаживает по одной из комнат и кажется такой крошечной в своем темном платьице. Боковым зрением замечаю в дальнем углу сидящего с отстраненным видом Ворхаса. Беру девочку на руки, она что-то мне рассказывает, строя совершенно правильные фразы. Они звучат так естественно, что невозможно поверить, что малышка, когда я забирала ее из кровати, еще не умела говорить. С удивлением делаю вывод, что способность к речи может возникать у детей скачком, этот факт завладевает моим сознанием. А у малышки обнаруживается еще какой-то признак развития, тоже проявившийся скачком. Активно размышляю на эту тему, продолжая держать на руках девочку, которой было года полтора и которая было красивым, спокойным ребенком, сосредоточенным на своей внутренней жизни.
Вытираю пыль с петиного стеллажа, забитого папками. Некоторые так ветхи, что рассыпаются от прикосновений, так что я предельно осторожна. Часть листов находится вне папок. Чувствую под верхним что-то твердое. Поднимаю лист, вижу кастет (вижу такую вещь впервые, но знаю, что это кастет, и что Петя хранит его для самообороны). Еще два-три кастета обнаруживаются (на ощупь) внутри папок. Оказываюсь перед яркой, залитой солнцем, излучающей жизненную силу клумбой. В центре высится агава, на нижнем листе которой, у ствола, сидит девочка в ярко-красном платьице (она так мала и так неподвижна, что принимаю ее за куклу). Подошедший Петя говорит, что учит ее чему-то, занимается с ней, что она смышленная и способная. Вижу около нее ветви с иглообразными листьями, возможно, мягкими, но все же спрашиваю Петю, не может ли малышка уколоться. Он отвечает, что девочка абсолютно все понимает, с ней все в порядке, и беспокоиться не о чем.
Нянчу пятимесячную девочку. Некоторые трудности создает лишь мой слабоватый английский. Приходим в сквер, вокруг песочницы сидят молодые мамаши, одна рассказывает о вчерашней интересной телепередаче о Сакко и Ванцетти. Думаю, что для этого рассказчице пришлось просмотреть передачу до конца. И если бы та оказалась неинтересной, время было бы потрачено впустую. Вклинивается эпизод, где Петя передает мне листок с составленным им перечнем интересных телепередач. Оказываюсь в красивом вестибюле многоэтажного здания, везу коляску с малышкой к выходу. Сквозь стекла холла вижу стоящего у тележки грустного пони. Может быть, он голоден? Решаю нарвать ему травы, но растительность на газоне пожухлая, к тому же пони сам мог добраться до нее. Вспоминаю про свои рогалики, решаю угостить пони ими. Он (прочитав мои мысли?) срывается с места. Кидается ко мне так стремительно, что я даже немного испугалась, как бы он не сшиб меня с ног и не опрокинул коляску. Дружелюбно подбегает, с разбегу становится на задние ноги (как собака), передние копыта взгромождает на меня (не причинив вреда). Он даже на ощупь, когда я его погладила, напоминал собаку. Дважды запускаю руку в сумку, отламывая кусочки рогалика (сон не отразил моментов, когда бы пони брал их в рот). Прихожу в очередной раз в дом малышки, вижу детские книжки на русском языке. На русском языке? Я заинтригована. Заговариваю с малышкой, как обычно, на английском. Она отвечает на чистейшем русском, строя безупречно правильные, длинные фразы. Я так изумлена, что далеко не сразу спохватываюсь. Спрашиваю, почему она раньше не говорила на русском, ведь это создавало нам столько проблем. Девочка отвечает: «Потому что...» (дальше не запомнилось). Рассказываю про необыкновенного ребенка Пете.
В финале сна тихо сидевший грудной ребенок вдруг сварливо, но вполне резонно высказывает замечания. Строит безупречно правильные фразы, и в логике ему нельзя отказать. Его реакция вызвана не касающимися его лично действиями взрослых. Пересказываю кому-то услышанное (не относящееся ко мне).
Кто-то кладет мне на руки грудного ребенка нескольких дней от роду, он еще не открывает глаза. Опускаю его в кроватку (или люльку), сажусь рядом. Петя (в студенческом возрасте) в этой же комнате занимается своими делами. Ребенок беспокойно заворочался. Беру его на руки, с удовольствием ощущая, какая удивительно приятная на ощупь у него кожа (на мне было что-то без рукавов). Удивительно приятная, но странного оттенка (с сероватым налетом) и чуть более плотная, чем должна была бы быть. Держу малыша, пытаюсь расправить сбившуюся пеленку. Только было собралась попросить Петю помочь, как дитя вдруг отчетливо произносит слово «мама». С удивлением пересказываю это Пете. А дитя внятно говорит: «Идет время. Время идет. Идет время». Обращаюсь к Пете: «Ты слышишь? Это говорит только что родившийся ребенок». Петя отвечает: «Ничего себе».
Прибыла с визитом в селение Адамс, встречена доброжелательно. Элизабет приветливо улыбается, Барни доверчиво кладет мне на колени голенького четырехмесячного младенца (его возраст — свидетельство самого сновидения). Барни специально дожидалась меня, и вручив младенца, проявила по отношению ко мне безграничное доверие (это подчеркнуто сновидением). Нежно принимаю ребенка, он почти сразу поражает необычайными способностями. Сползает с колен, довольно уверенно ходит, взмахивая для равновесия руками. Разговаривает, свободно строя не по-детски глубокомысленные фразы. Не свожу с него глаз. И вдруг он видится мне не голеньким вундеркиндом, а живой куклой (такого же роста), искусно сшитой из лоскутков тканей. Лицо (не похожее на человеческое) - из гладкой темно-синей ткани, остальная часть головы - из пушистого рыже-коричневого материала. С профессиональным интересом всматриваюсь в безукоризненную линию стыковки материалов, думаю: «Как это у них получилось?»
Перед рассветом иду в туалет, по пути подхожу к входной двери, прикладываю ладонь к правой стене прихожей. Ладонь как бы какой-то Силой притягивает к стене. Через притянутую к стене руку уходят, иссякают мои жизненные силы. Медленно опускаюсь на пол. Хочу сказать соседу (он собирается на работу), что умираю. Не знаю, как будет по-английски слово "смерть", поэтому говорю: «Y am very ill». Он откликается сочувственной фразой и уходит. Оказываюсь в постели. Медленно гаснет лампочка бра у моей кровати. С трудом встаю, выкручиваю где-то лампу на замену. В залитой светом, ставшей намного просторней квартире появляется Додо с приятелем. Додо пришел ко мне в гости. Мальчики бродят из комнаты в комнату, везде что-то хватая, создают беспорядок. Их стараниями на полу оказываются два-три фужера с остатками пепси-колы, стеклянный кувшин, комки газет. Подбираю разбросанное, слушаю, что рассказывает Додо. У него в руках термометр, Додо измеряет себе температуру (просто так). Заводит разговор о школьных занятиях — сначала о математике, потом о сопромате (ребенку двенадцать лет). Пренебрежительно говорит, что сопромат так же прост, как математика, это тоже всего лишь вычисления, только другие. Мальчики исчезают, квартира принимает первоначальный вид, я опять в постели. Лампочка у моей кровати снова медленно гаснет. Это вызывает уже удивление — второй раз подряд, да еще таким странным образом гаснут лампочки в моем бра? Встаю, медленно выхожу из комнаты, думаю, откуда можно вывернуть временно еще одну лампу.
Женщина сняла с малыша (лет полутора) подгузник, на мою долю выпало еще раз ополоснуть ребенка. Оказываемся у ванны. Увлекшись регулировкой воды, упускаю из виду малыша. Вдруг вижу его, ловко приближающегося по закругленному бортику ванны. Он помогает себе руками, уверенно перехватываясь за свисающие ременные петли. Задним числом пугаюсь, что малыш мог упасть. Ловкость, с которой проделан трюк, намного превышает способности ребенка его возраста, и сделала бы честь любому взрослому. Ставлю малыша в ванну, поливаю из ручного душа. Вода, несмотря на тщательную регулировку, то слишком горяча, то слишком холодна, приходится снова и снова подкручивать краны (ребенок виделся условно, а лица его я не видела вообще).
Подготовка к соревнованиям по физике среди детей двух стран. В большом светлом, ярко оформленном помещении (это наверняка игровая комната детского сада) присутствуют обе команды. Нетвердо держащиеся на ногах трехмесячные российские малютки в подгузниках и более уверенно передвигающиеся годовалые малыши другой страны, в такой же униформе (возраст детей воспринят из самого сна). Увидев состав команд, мысленно ахаю: «По физике!» Младенцы заняты игрушками, несколько взрослых завершают приготовление реквизита (я хорошо помнила, что делали взрослые, но к утру все улетучилось). Одним из объектов был цилиндрический, высотой с полметра контейнер. В него поместили какие-то предметы, сдавили их и довели до разрушения.
Нахожусь в гостях у Цезаря. Оставшись после развода с маленькой дочкой, он просит выйти за него замуж, чтобы стать малышке мамой. Сидим в салоне за столом, обсуждаем эту проблему. Недоумеваю, как можно стать мамой ребенку, у которого мама имеется. Из детского сада возвращается малышка в сопровождении бонны и друзей. Нарядно одетые холеные смышленные дети подходят к столу. Поочередно делая шаг вперед, излагают свои соображения по поводу «второй мамы» (безотносительно к данному случаю). Облекают не по-детски глубокие мысли в безупречно построенные, витиеватые фразы, чему я удивляюсь (все звучит логично, убедительно).
P.S. Мысли, высказанные детьми по поводу «второй мамы», были созвучны моим собственным, но маленькие ораторы развили их по-научному обстоятельно.
Маленький ребенок раз за разом взмывает на значительную высоту, и спускается, слегка притормаживая перед приземлением. Малыш безошибочно чувствует этот момент, в нужный миг автоматически расставляя и напрягая ножки, так что приземления завершаются благополучно. Завороженная происходящим, отмечаю все новые подробности — тянущийся вверх трос, к которому прикреплен ребенок; обвязанный ремнями плотный комбинезон малыша; защитное крепление шейного участка позвоночника; крепкие ножки ребенка и бесстрастное выражение лица. Почти во все поле зрения возникает гигантская стена, находящаяся на обширном пустом темноватом пространстве. Окинув ее взглядом, вижу на ужасающей высоте фигурку женщины, занимающейся росписью (результатов не видно, наверно, это был подготовительный этап). Женщина находится в подвешенной на тросе люльке. Правой рукой она выполняет работу, левой держит верхний конец троса, к которому прикреплен ее сынишка, тот самый малыш. Мама приучает его к полетам.
Куда-то направляясь, вхожу с приятельницами под арку двора. Вижу девочку лет пяти в сопровождении молодой неказистой няньки. Смотрю на ничем не примечательную девочку, и во мне пробуждается смутное воспоминание. Не глазами, а сердцем узнаю в незнакомой девочке малышку, которую когда-то нянчила. Это она, говорит мое сердце, та двухлетняя кроха, поражавшая своей необычностью. Я даже имя ее вспомнила — Кристина. Возбужденно пересказываю это приятельницам (видимым, по контрасту с девочкой и няней, темноватыми силуэтами). Говорю, не обращая внимания на выросшую девочку, полагая, что она ничего не помнит, да мне это и неважно. Но когда упоминаю, что нянчила малышку, девочка меня перебивает. Недетским твердым, не допускающим возражений тоном (в котором сквозит чуть ли не Могущество) приказывает: «И теперь будешь это делать снова». Нянька, почувствовав угрозу своему положению, бросает на меня угрюмый взгляд (от которого впору и поежиться). Фраза девочки не вызывает у меня возражений. Поворачиваем с приятельницами обратно. В одном месте приходится преодолевать снежный завал. Глыбы грязного, спрессованного в комья снега образуют крутой, трудно преодолимый (особенно вверху) склон. Приятельницы с ним справляются, я застреваю. Не могу добраться до гребня, присматриваюсь к более приемлемому (по крайней мере на глаз) участку слева.
Нахожусь в левом зале ожидания вокзала. Подходит незнакомый мальчик лет семи, о чем-то разговариваем, ребенок поражает своей смышленностью. Мальчик исчезает, какое-то время думаю, чуть ли не беспокоюсь о нем. Кто-то подходит, говорит, что мальчик оставил (для меня?) записку во втором (правом) зале. Иду туда, мне дают клочок бумаги, на котором написано: «Я не Ицхак и не Иаков». Поражаюсь форме изложения, которой, как я поняла, ребенок сообщает свое имя. В восхищении демонстрирую записку окружающим. Акцентирую внимание на том, как остроумно использовал ребенок (ребенок!) прием аллюзии. Около меня оказывается Кира. Говорит, что хочет усыновить этого мальчика, сироту, которого воспитывал недавно умерший дед. Добавляет, что взрослый, хорошо устроенный в жизни сын деда (дядя мальчика) может позаботиться о ребенке. Ссылка на дядю сбивает меня с толку — становится непонятным желание самой Киры в отношении усыновления (все персонажи виделись невнятно).
Активный сон, среди персонажей которого был незаурядный ребенок. В конце сна он вступает в контакт с членами правительства, а в начале — совершает что-то еще, такое же поразительное. Заканчивается сон мысленной, неполностью запомнившейся фразой (принадлежавшей, возможно, мне и имеющей в виду подвиги ребенка): «Мне хочется побыть первым первоклассником, поразившим наше правительство, мне хочется побыть...».
Брожу по огромному светлому зданию, захожу в одну из комнат. Слева, у стены, сидят там (на стульях) две смиренные богомолки в темном одеянии, а справа находится изваяние лежащего льва (в натуральную величину, из темно-серого зернистого камня). Больше в комнате ничего нет, присаживаюсь (справа) на появившийся стул, и проникнувшись кротостью богомолок, какое-то время тихо, бездумно сижу. Когда же решаю выйти, внезапно оживший лев загораживает мне крупом дорогу. Ничего не предпринимаю, лев вскоре покидает комнату, выхожу в коридор. Иду (наобум) влево, попадаю в огромное помещение, живое, красочное, где на всевозможных приспособлениях лежат тяжелейшие пациенты травматологической хирургии. В том числе там были и дети — замечаю на ходу, боковым зрением младенца (новорожденного), мягко свалившегося на пол, чуть ли не мне под ноги. С беспокойством перевожу на него взгляд. Тело ребенка заключено в корсет, на голове — нечто типа защитного шлема, на лице — маска из зеленой ткани. Появившаяся медсестра начинает маску снимать, младенец многословно протестует. К этому помещению слева примыкает другое, меньшее, где энергично танцуют плясуны в ярких, многоцветных нарядах. Дверь, соединяющая помещения, открыта, и плясуны хорошо видны всем пациентам (сон был поразительно натуралистичен).
Становится жарковато, перепеленываю грудного младенца во что-то более легкое. Действую неспешно, аккуратно. Перепеленала, а младенец (почти сразу) просит (мысленно, серьезным тоном) завернуть его потеплей: объясняет, что ему холодно, и даже подсказывает, что нужно одеть распашонку (во сне я ничему этому не удивилась).
Что же касается того, как я отношусь ко всему этому, то можно процитировать один из снов и примечание, которым я его сопроводила, это произошло в воскресенье, 26-го января 2003 года: «Исследователь делает сообщение в кругу специалистов о какой-то (похоже, обнаруженной им лично) особенности психики людей. Удалось запомнить последнюю фразу: «Посмотрите, как это происходит», после которой я проснулась с ощущением, что впервые донырнула в сновидении до заповедного глубинного слоя. Ощущение сопровождалось смутным изображением, иллюстрирующим ныряние. P.S. С тех пор, как в 1996 году я обнаружила в себе способность запоминать сны и стала их записывать, я отношусь к этому как к восхитительному подарку, который принимаю с неизменной благодарностью, дорожу им и не делаю сознательных попыток вмешаться в этот процесс. То есть сегодня ночью я не пыталась нырять, это получилось не по моей воле, но восприняла я это с удовлетворением и благодарностью за то, что мне была предоставлена такая возможность».
Мысленная фраза (мужским голосом): «Нет, вот сюда нужно ставить».
На краю стола, у стены, стоит старая поблекшая нецветная фотография в светлой деревянной рамке. Изображен групповой (поясной) портрет нескольких несовременных молодых людей.
Мысленная фраза (женским голосом, с мягким нажимом): «Нужно актуализировать прошлое».
Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза (пренебрежительно): «И будет он петь в ... на улице» (для сбора милостыни).
Мысленная фраза: «Все драматическое для автора».
Просыпаюсь, мысленно повторяю прекрасно запомнившийся финал сна, после чего он тут же из памяти стирается.
Рассказываю женщине содержание письма (или фактов жизни) ее взрослой дочери. Та на меня сердится. Ее упреки были просто всплесками эмоций, а мои объяснения содеянного были логичны и обоснованны.
Петя купил мясо (для гостей), просит пойти с ним туда, где мясо могут приготовить. Оказываемся в большом мрачноватом помещении типа общественной кухни, Петя выкладывает на разделочный стол несколько больших кусков (думаю, что надо бы порезать их помельче). Появляется неопрятная повариха в несвежем (бывшем белом) халате, проверяет вес мяса. Петя с беззлобной усмешкой говорит, что при покупке оно весило столько-то, а здесь весит столько-то (одной из названных величин была «двадцать один килограмм», второй вес выше первого). Повариха, с двумя ножами и вилкой в руках, подходит к разделочному столу. Полагаю, что она порежет мясо на порционные куски или отделит его от костей, но она принимается ловко срезать верхний слой. С удивлением перевожу взгляд с ее рук на мясо - оно превратилось в аппетитное барбекю, повариха нарезает его на ломтики.
Мысленная, произнесенная на сероватом фоне фраза: "Мир, которым ты обманут, перед которым ты обманут, не обманут" (срединная часть фразы заменяет начальную; последнее упоминание слова «обманут» относится к слову «Мир»).
По какой-то причине не могу покупать яблоки. Петя предлагает приехать за яблоками к нему, в селение Адамс. Оказываюсь там, в просторных общественных помещениях. Между мной и селянами что-то происходит, по их настоянию переходим в другое помещение. Появившиеся яблоки были зеленого сорта. Говорю, что с удовольствием всегда бы покупала яблоки здесь, если бы была возможность оказии для доставки.
МонЪ спокойно рассказывает мне, как они, создавая ложные впечатления, успешно добивались запланированных реакций со стороны объекта психических манипуляций. «Фокус удался», - как он выразился. Рассказ синхронно иллюстрируется. Иллюстрации были живыми, натуралистичными, и подавались в теплой, насыщенной цветовой гамме.
Мысленно жалуюсь, что у меня уже не осталось сил, я измочалена, мне невероятно тяжело. Получаю мысленный ответ, что это естественно и неудивительно - вот, например, у горных козочек, которые любят скакать по скалам, истираются же копытца. Смутно видятся скалы и истертые копытца.
Чтобы доставать документацию с верхних полок, я пользовалась высокой табуреткой Ганса. Пирамидальный остов ее сварен из прочных черных металлических полос, а массивное круглое сидение было деревянным. В очередной раз ухватившись за край табуретки, чтобы оттащить ее к полкам, чувствую, что остов разболтался, стал хлипким. Озадаченно обдумываю ситуацию, и поскольку пользоваться табуреткой опасно, решаю ее разломать (надеясь, что это не вызовет неудовольствия Ганса). Принимаюсь за дело, почти без усилий отдирая куски ставшего (вдруг) трухлявым сиденья, и не удивляясь ни этому, ни тому, что остов теперь прочен, как прежде (табуретка виделась и осязалась вживую).
Выхожу с двумя черными козлятами на деревенскую улицу. Растительность по обочинам чахлая, блеклая, полузасохшая, голодные козлята ее не едят. Решаю зайти к Шону*, чтобы что-нибудь раздобыть для них. У входа в избу (такую же старую, приземистую, как и остальные) толпятся, цепляясь друг за друга, местные мальчишки. Намереваются, как только откроется дверь, ворваться внутрь. Подростки в ярких футболках полны энергии и контрастируют с пыльным вялым, невыразительным фоном. Стараясь их оттеснить, осторожно приоткрываю дверь. Они, пытаясь прорваться, говорят мне (о Шоне): «Он же ничего не соображает!» Один проскакивает внутрь, хватаю его за футболку, с трудом выпихиваю наружу. Оказываюсь с козлятями в сенях. Вхожу в левую комнату, вижу Шона (но не его лицо). Он сильно изменился и действительно плохо соображает. Заводит разговор - кажется, о своем плачевном состоянии. Решаю взглянуть на козлят, найти им что-нибудь поесть. Говорю Шону: «Сейчас», выхожу в сени. Вижу широкую светлую коническую чашу, из которой козлята пьют воду. Заглядываю, в поисках съедобного, в правую комнату. Вернувшись, вместо козлят вижу маленького мальчика. Сидя на коленках, он умывает лицо водой из чаши. Кидаюсь к ребенку с предостерегающим «Нет, нет!» Веду к водопроводным кранам, объясняю, что умываться следует только проточной водой. Сон бегло показывает раковину с тремя кранами.
Мысленные, с пробелом запомнившиеся фразы (женским голосом, с тяжелым вздохом): «Ой, ... Делать теперь нечего».
В нецветном, смутном сне, действие которого происходит в просторной квартире, сестра поглощена амурными делами, самозабвенно ведет соответствующие телефонные разговоры. Оказавшись невольной свидетельницей, с осуждающим недоумением думаю, как можно увлекаться такими вещами в таком возрасте.
Нахожусь в многолюдном зале многоэтажного здания, в устремившейся к выходу толпе вижу Фесио Арфаса. Думаю, что ему, возможно, неприятно увидеть меня здесь, пытаюсь разминуться, но поток людей сталкивает нас нос к носу. Фесио Арфас изрекает высокомерную фразу, рассчитанную на то, чтобы задеть меня, меня она не задевает. Удается поотстать. Вижу, как Фесио Арфас спускается по широкой лестнице, сон показывает, как он выходит на многолюдную улицу, подходит к двум поджидающим его молодым женщинам, и они втроем поворачивают по тротуару влево.
Мысленный диалог (мужскими голосами). Ворчливо: «Совсем не интересно. Нечего делать». - Укоризненно: «Тебе делать нечего».
В конце сна среди персонажей появляется ребенок, сын незнакомого мне мужчины. Захотелось подойти к малышу. Бессловесно дается знать, что это невозможно — ребенок временно изъят, изолирован, в связи с тем, что его мать бросила семью, оставив сына на попечение отца.
Возвращаюсь домой с мальчиком лет двенадцати, фантастический путь наш почти не запомнился. По мере приближения к дому взгляд выхватывает фрагменты, в которых узнаю элементы недавно снившегося. Один раз это был, например, участок стены здания, из-под облупившейся штукатурки которого проглядывала старая темная кирпичная кладка. Удивляюсь совпадениями того, что вижу сейчас, с тем, что недавно видела во сне (имеются в виду сны во сне). Поднимаемся по лестнице, открываем дверь большой старой коммунальной квартиры. Из глубины выходит высокий молодой мужчина (сосед), медленно говорит: «Вы знаете...». Обстоятельно повествует, как в квартиру приходила незнакомая женщина, обманным путем завладевшая нашей комнатой. Появляется соседка, подходим к двери нашей комнаты. Лист, которым она опечатана, испещрен записями и печатями. Решаем комнату вскрыть. Соседка предварительно записывает на свободном углу листа (как бы легализируя то, что мы собираемся сделать): «Была открыта аккуратно...» (окончание не запомнилось). [см. сон №2215]
Обрывки мысленной фразы: «Все эти ... были вне внимания...» (речь идет о признаках или симптомах).
Меня в чем-то обвиняют, привожу доказательства своей невиновности.
Мысленная информация (завершившая сон): «Эти ленты измерены и найдут себе духовное применение. Хороши для защиты». Ленты обвивались, непосредственно перед мысленной информацией, вокруг моего тела.
Мысленная, неполностью запомнившаяся фраза (спокойным мужским голосом): «Пока ... у меня единственная мечта — освободить...».
Держу ксерокопию газетного листа, на которой отпечаталась не только интересующая меня левая страница, но и кромка правой. Четко видятся фрагменты слов правой страницы, буквально каждая буква. Однако понять, что это за язык, не удается.
Мысленная фраза: «Кунц окончательного диагноза».
Человек рассказывает о мухах. Рассказ тут же воспроизводится перед нами вживую, на фоне природы. Это история существования маленьких черных мух, история в каком-то смысле мистическая, завершившаяся фразой: «В память о ... у мухи развились признаки псевдоумирания» (одно слово не запомнилось). Кто-то из слушателей спрашивает, не является ли оборот «признаки псевдоумирания» свидетельством того, что мухи перестали умирать, и как это согласуется с тем, что было сказано раньше (люди, в отличие от мух, виделись условно).
Короткое сновидение, за которым я пристально следила, улизнуло, как только я собралась его законспектировать.
Мысленные фразы: «И темные баруклевые... Барукли» (первая фраза не завершена).
Обрывки мысленной фразы: «Еще немного — и ... сосуд...». Виден лежащий на земле старинный глиняный сосуд (типа амфоры). Во фразе речь шла о воде, тоже бегло показанной.
Мысленные фразы (женским голосом, деловито): «Игрушечек. Вероника, много не надо, миленькая».
Однократный звуковой сигнал мобильника (похожий на звонок моего).
Мысленная фраза (возможно, моя): «Разведенные, которые угрожали».
Справа по земле расхаживает ворона. Слева, в кронах деревьев расположилось еще шесть ворон. Кажется, что одинокая птица не имеет к ним отношения, что она сама по себе. Но вот стая снимается с места. Одинокая ворона поднимается в воздух, летит вдогонку (наперерез стае). Энергично (в отличие от стаи) машет крыльями, я почти ощущаю это физически, следя за ее полетом. Чуть позже еще две невесть откуда взявшиеся вороны летят вдогонку стае, так же энергично, как и первая, взмахивая крыльями. Чувствую и их напряжение, но это не напряжение изнеможения.
Периодически прихожу в странное место ухаживать за мелкими, размещенными в старых клетках зверюшками. Хожу ради собственного удовольствия, вместе с еще несколькими любителями животных. Место это находится на пустыре, за железнодорожными путями, там же расположено несколько корпусов неизвестного мне назначения. В похожей на железнодорожную будку проходной дежурят молодые вахтерши, которых обычно я миную без проблем (примелькалась?) Но на этот раз меня не пропускают, несмотря на все объяснения. Несмотря на то, что я подчеркиваю, что ухаживаю за животными безвозмездно. Смиряюсь с отказом, и одна из вахтерш тут же ручается за меня. Мне разрешают пройти, даже не заставив расписаться в журнале. Говорят: «Завтра распишешься, это не платные бухгалтерские курсы».
Мысленно напеваемые женским голосом строки (начало не запомнилось): «...а я играю с ними на Солнце».
Мысленная фраза (бойким мужским голосом): «Месяца уже три?»
Выхожу к мусоропроводу с миской пищевых отходов. По лестнице поднимается Ильинична и еще одна соседка. Подумать только, обе до сих пор живы и совсем не изменились (натыкаюсь на них в день приезда). Понятия не имея, как может среагировать непредсказуемая Ильинична, спрашиваю (с наигранной бойкостью): «Здравствуйте, вы меня узнаете? Как дела?» Она буднично говорит: «Вот гранату купили, не знаю, что будет дальше» и проходит мимо. Начиная просыпаться, не могу понять ее фразу. Купили гранату! С кем это они тут воюют? Что здесь происходит? Догадываюсь, что имеется в виду не наступательное, а оборонительное оружие, что-то типа гранаты слезоточивой. С беспокойством думаю, от кого здесь необходимо обороняться (дело происходит в доме на Рябинной улице).
Мысленная фраза (мужским голосом): «Он как бы на тебя начал работать» (речь идет о факторе).
«Семь, семь штук», - говорю я. Мужчина с сомнением переспрашивает: «Семь штук?» Листает взад-вперед странички альбома, постукивает по ним карандашом, не понимая, сколько картинок (или фотографий) нужно скопировать. Повторяю: «Семь страниц».
Мысленная фраза (женским голосом): «Син-дин, практическое начинает действовать» ("Син-дин" является обращением).
В незапомнившемся сне заявляю, что могу покинуть это (какое-то) место в любое время, когда пожелаю.
Мысленная, незавершенная фраза: «Я, это, взяла квитанцию, накопила немного денег...».
Из пластикового пакета в картонную коробку пересыпают стиральный порошок. Отчетливо видны как сам порошок внутри коробки, так и взвившееся облачко его частиц. Долго всматриваюсь, удивляясь четкости изображения. Удивление вызвано тем, что мне кажется, что я уже проснулась, но продолжаю (с закрытыми глазами) отчетливо все это видеть.
Мысленная, с пробелом запомнившаяся, незавершенная фраза (женским голосом, неторопливо): «...сначала стучал, стучал по стенке, я, говорит...».
«Ты все еще его ругаешь?» - спрашиваю я мужчину и добавляю, что ругать не следует, поскольку петины промашки на работе вызваны объективной причиной. В ответ мужчина протестующе вскидывает голову. Дружески пожимаю запястье его согнутой руки, примиряюще говорю: «...но мы же все хоть в какой-то мере знаем друг друга, хоть каплю» (начало фразы не запомнилось). Мужчина остается непреклонным (не жестко). Это имеет место в коридоре (или на лестничной площадке) с низким сводчатым потолком, где мы случайно столкнулись (собеседник виделся условно, а лица его я не видела вообще).
Мысленная фраза (густым мужским голосом, резко, но не грубо): «Не переживай (за) меня, понимаешь?»
Мысленная фраза: «Женщина одна кончилась».
Мысленная фраза: «И дерзает то, что увидели». Смутно видится Высший (небесный) Свет.
Мысленная фраза: «Человек давно известен мне, а вот (уток) я никак не могу (изучить)» (за слова в скобках не ручаюсь).
Обрывки мысленной фразы: «...букашка представляет собой ... от-вра-ти-тельную...».
Мысленная фраза (ритмично): «Поедет она быстрее тебя, но (ей) никого не добиться» (за слово в скобках не ручаюсь).
Мысленные, с пробелом запомнившиеся фразы (женским голосом): «Но... А на какое время...» (фраза обрывается).
Мысленные, с пробелом запомнившиеся фразы (женским голосом): «Потому что ... жгут, - категоричный тон меняется на мягкий: - Нёбо жгет».
Мысленная, неполностью запомнившаяся фраза: «Главное - ... это что-то вроде заявки».
Мысленная, с пробелами запомнившаяся фраза: «Отлично .... теперь мы знаем, что существует Мир каждого отдельного человека и .... как отделить его». Возникает широкий неглубокий ящик из темно-коричневого, покрытого лаком дерева. В ящике множество ячеек, каждая из которых будто бы является Миром отдельного человека.
Вид со стороны свинцового, с мелкими спокойными волнами моря на прибрежную часть. Это широкий, полого вздымающийся холм с компактным массивом узких разноэтажных домов со множеством шпилей и башенок, устремленных в серое мглистое небо. Льющийся из окон яркий чистый свет кажется удивительным и загадочным на оттеняющем сером фоне. Компактный массив зданий напоминает издали друзу кристаллов, и тоже выглядит загадочным и удивительным.
Мысленные фразы (женским голосом, с крайним недоумением): «По Азе ? А как же ты приехала?»
Подрядились в деревенскую семью помощниками по хозяйству, в данный момент задаем животным корм. Хозяева взбалмошно шумят по поводу того, что мы опять нарушаем процесс (хозяйка так распаляется, что выплескивает налитое нами в кормушки пойло). Перед каждым приемом пищи скот должен получать от нас порцию математических знаний (нечто вроде пищевой добавки, по представлению хозяев). Именно ради этого крестьяне и наняли нас (этими знаниями обладающих), и было непонятно, почему мы манкировали такой несложной обязанностью. Сон был нецветным, неотчетливым, мои сотоварищи лишь ощущались, рассерженная хозяйка виделась яснее. Крупные черные животные комплекцией напоминали свиней, пол в клетях тоже был черным. В этом сне вообще преобладали темные тона, однако сон не был мрачным, и, например, рассерженная хозяйка не влияла на наше спокойное расположение духа.
При проведении земляных работ на заводской территории случайно обнаружились подземные немецкие служебные корпуса (оставшиеся со времен Второй мировой войны). Теперь по ним (каким-то образом оказавшимся на поверхности) с любопытством бродят сотрудники завода. Обращаю внимание на поразительно сохранившуюся новую светлую мебель и множество ярких разноцветных безделушек на канцелярских шкафах и внутри них. Снаружи корпуса выглядят мрачными, темными, старыми, и от этого внутреннее убранство кажется еще более непостижимым. Любуюсь безделушками, так и подмывает взять что-нибудь. Останавливает осознание, что этого делать не следует, поскольку «эти вещи, кому-то раньше принадлежавшие, являются носителями чужой, а значит, не исключено, что плохой энергетики». Кто-то говорит, что бухгалтерша натаскала уйму всего из этих корпусов, и что в администрации по этому поводу сказали (окончание не запомнилось): «Мы ее теперь не будем...». [см. сон №3752]
Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза (оживленно, радостно): «...ваю, скоро прибываю».
Мысленная фраза (женским голосом): «Чтобы выбраться из этого ВРЕМЕНИ».
Мысленная, частично запомнившаяся фраза: «И ... тоже не придется долго извиняться» (окончание фразы произнесено с подтекстом).
На двуспальной, застеленной светлым бельем кровати, где кто-то только что купал ребенка, теперь я купаю грудную малышку. Тщательно, с удовольствием намыливаю, споласкиваю обильными потоками чистой, живой воды (постель при этом не намокает). Малышка сидит спокойно, и даже в какой-то момент принимает участие в мытье — резкими выдыханиями исторгает из носа что-то черное, там скопившееся. Окатывая ее в последний раз, с удовольствием говорю: «Вот, малышка чистая!»
Несколько раз повторившаяся фраза: «ЗамЕр зАмер».
Мысленный, неполностью запомнившийся диалог. «Нельзя ли было ... придти раньше, чтобы предотвратить...?» - «Можно».
Мысленные фразы (убежденно): «Не дают упасть духу. Обещают ...» (фраза обрывается; речь идет о стойкости).
Мысленные фразы: «Нам надо... , - фраза приостанавливается, и после небольшой паузы следует призыв: - Выходи. К Богу».
Мысленная фраза: «Постойте, где мой сын?» Возникает крупная, в рост человека кукла, состоящая из мужского черного костюма и такого же картуза, натянутых на небрежно связанный пучок соломы.
В соседней увартире, среди незнакомых нам людей вспыхивает конфликт (не имеющий к нам отношения). Петя (сам или по моей просьбе) идет выяснить, в чем дело, чтобы в случае необходимости помочь. Возвратившись, пренебрежительно говорит: «Они думают, что я устал целоваться».
Мысленная фраза: «То, что в иудо-христианской традиции появился третий Пророк...». Дальше в этой фразе дается определение пророческого направления, к которому относится третий Пророк, а конец фразы не запомнился.
Мысленная, параллельно записываемая (мной?) фраза: «И не провадайте».
Мысленная фраза (женским голосом): «Я тебе все расскажу о своей матери».
Мысленная, с пробелом запомнившаяся, незавершенная фраза: «Когда к ним подъехали ... получившие известие о смерти брата...».
Большое, покрытое белесым льдом озеро с поросшими редким лесом берегами. Слева на льду, неподалеку от берега, неподвижной бесформенной грудой лежат два-три только что упавших человека в темной одежде. Еще один, тоже в темном, вступает на лед, делает несколько шагов, спотыкается и падает поблизости, превратившись в такую же бесформенную груду.
Молодая пышнотелая женщина (моя знакомая?) просит помочь в распродаже предметов одежды (упакованных в красивые целлофановые пакеты). Вещи свалены грудой на импровизированном прилавке. Не имея понятия, что находится в пакетах, извлекаю товар (красивое, ручной работы, женское белье), объясняю появившейся хозяйке придуманную мной систему раскладки.
