В жутком месте, около завода (где наяву нет ничего подобного), в полуподвальном помещении находится что-то типа испытательной станции, тесной и загроможденной сверх всякой меры. Подъезжает телега, которую тащит удивительная лошадь - лошадиная голова ее непостижимым образом похожа на хорошенькую девичью головку. Ну и ну, думаю я, лошадь в центре Города, где только ее раскопали. Лошадь входит в тесное помещение, и проявляя не лошадиные, а человеческие смекалку и сноровку, втаскивает внутрь телегу. Но теперь ей самой не только не выйти, но даже не повернуться. Один из рабочих с необыкновенной ловкостью взгромождает лошадь на спину и передает находящемуся ближе к выходу второму рабочему (в их отношении к лошади сквозит поразительная доброта и покровительство).
Идем по хорошей дороге, но спустившись с холма оказываемся перед темной непреодолимой топью. Приходится потратить немало сил и времени в поисках перехода. Какой-то человек помогает нам, попадаем в нужное место на склоне соседнего холма. Входим в дом (там тоже были, кажется, какие-то заморочки), оказываемся в просторной уютной игровой комнате, где полно маленьких детей. Проводим там какое-то время, а когда настает пора возвращаться, девушка (моя спутница) начинает с преувеличенным интересом играть с одним из детей. Прямо-таки вросла в детский стульчик и не собирается покидать комнату. Доказываю, что она обязана пойти со мной, так как мне не одолеть в одиночку топь и вообще все трудности пути, тем более, что я не запомнила дорогу (мой топографический кретинизм во сне подчас сильней, чем наяву). Девушка не реагирует и защищается от меня тем, что все более самозабвенно играет с ребенком. Отчаявшись ее уговорить, пускаюсь в путь одна. Необыкновенная панорама открывается моим глазам. Склон холма, на котором я нахожусь, утопает в зелени и усеян диковинными разноцветными двух-трехэтажными домиками. Откуда-то доносится шум трактора, в некоторых местах из земли вырываются клубы красивого белого пара, не крышах некоторых домов стоят, лениво переминаясь, огромные животные (я обратила внимание на красивую породистую гигантскую собаку). Пейзаж не только необычен и потрясающе живописен, он еще и выглядит живым, как некий организм. Стою и думаю, что нужно разглядеть все как следует, и побольше запомнить, чтобы записать как можно подробней. (Сейчас, излагая сон, я понимаю, что в моем арсенале нет для этого слов, не описать этого словами, но если бы я была художником, я бы нарисовала потрясающую картину, тем более, что все виделось необычайно ярко и отчетливо - ярче, чем в жизни, и отчетливей). Не представляя, в какую сторону идти, трогаюсь почти наугад, и спускаясь с холма думаю о поджидающей меня топи. Пробую вспомнить, как мы ее одолевали с помощью того человека, но у меня все выскочило из памяти. Прихожу к неутешительному выводу, что придется полагаться только на себя. Тут я краем глаза замечаю, что гигантские животные водятся в этом месте не только на крышах, но и на земле, и мне даже начинает смутно казаться, что они не прочь напасть на кого-нибудь при случае. Не успеваю этого подумать, как на меня бросается корова, коричневая, безрогая, раза в полтора крупней обычной. Пускаюсь наутек, она — за мной. На бегу падаю, но молниеносно сажусь, повернувшись лицом к корове. Она останавливается слева, с агрессивным видом. В замешательстве взмахиваю в ее сторону сумочкой. Корова успокаивается, но продолжает стоять передо мной, расставив ноги. Стоит как вкопанная, и мне ничего не остается как продолжать отмахиваться сумкой, длинные ремешки которой задевают кончиками коровью морду. Корова стоит и, кажется, силится понять, что происходит — по крайней мере один раз она состроила мне преуморительную рожу, смешно скривив левую половину рта. В ее виде теперь нет и следа агрессивности, а лишь туповатое удивление и даже, пожалуй, дружелюбие, но я считала, что все же лучше не обольщаться. Так и сижу перед коровой, продолжая периодически взмахивать сумкой, а корова, ни на йоту не сдвигаясь с места, лишь моргает всякий раз, когда кончики ремешков задевают ее морду. Не знаю, чем бы это все кончилось, если бы меня (чуть не написала «нас») не разбудил телефон.
P.S. Этот сон почему-то забрал у меня столько энергии, что я весь день чувствовала себя немного не в своей тарелке.
Помогаем с Петей немощной лежачей старушке. Приходим в ее маленький запущенный, окруженный лесом дом, чтобы очистить его от грязи и приготовить еду. На нашем попечении оказывается и старушкино домашнее животное. Оно похоже на чайку, но является животным, проявлявшим безмерную радость, когда я пару раз заходила в его пустую комнату, чтобы взять его на прогулку. Варим старушке еду на газовой плите, отмываем шкафы и столы на кухне. Одновременно слушаем непонятно откуда поступающую информацию о некоем семействе. Отец семейства так безответственно относился к своему маленькому сыну, что тот развивался лишь физически. На третьем году жизни дитя (цветом кожных покровов и пухлостью тела похожее на мучного червя) - сон мельком его показывает — попало к узнавшим об этом индийцам. Индийцы поработали над ним и превратили комок плоти в нормального ребенка — согнали вес, пробудили интеллект. Судебная инстанция приговорила отца малыша к большому штрафу (за безответственность). В прослушанной информации речь шла лишь о штрафе, предыдущее будто бы было известно раньше, но в то же время вся информация как-то воспринялась и во сне.
На широком корытообразном (кажется, жестяном) столике слабо ворочаются новорожденные Существа, похожие на помесь младенцев и птенцов. Их влажная кожа была неприятного буро-серого цвета.
Иду по парку. Замечаю низко летящую между деревьями черную, похожую на ворону птицу, несущую что-то в клюве. Присмотревшись, вижу, что она несет ухваченного за крыло птенца. «Совсем, как кошка своего котенка», - думаю я. Опустившись на кочку под деревом, птица заботливо, бестолково топчется вокруг индифферентно стоящего птенца. Выглядевший в ее клюве маленьким, недооперившимся, серо-черным, он теперь размером почти с саму птицу, с красивым густым оперением коричневого (в белую крапинку) цвета. Птица топчется, намереваясь еще подобрать с земли большое черное перо, оброненное будто бы птенцом. Тот стоит с бессмысленным, птенячьим видом, и вдруг, когда птица в очередной раз оказывается перед ним, стремительно вонзает в ее грудь клюв. Приоткрыв его, раздирает рану (сон показывает этот оказавшийся длинным и крепким клюв изнутри птицы), черная птица испускает дух.
Дело происходит в нашей бывшей квартире на Рябинной улице (на седьмом этаже). Вижу на кафеле, вокруг раковины ванной, тучу мельчайших черных насекомых, смываю их. В руках оказываются обнаруженные там же пара земноводных (лягушка и что-то среднее между головастиком и рыбкой без чешуи) и насекомое (помесь кузнечика с толстопузым пауком). Все симпатичные, светлые, крупные, а насекомое — фантастическое. Длинные тонкие паучьи лапки придавали ему эфемерный вид, и оно было усыпано слабо светящимися белыми искрами. Показываю маме*, говорю, что их нужно выпустить на волю. Сбрасываю с балкона лягушку. Она падает на газон, надеюсь, что она не расшиблась. Второе, более хрупкое земноводное бросаю осторожней. Рука случайно дрогнула, с огорчением вижу, что Существо должно шлепнуться на тротуар (и разбиться!) Сердце мое заныло. Однако перед приземлением траектория полета, как бы под воздействием Невидимой Силы, изменяется, Существо благополучно опускается на мягкие ветки куста. Сбрасывать оставшееся в руках насекомое я уже не могу (хотя именно насекомые наиболее приспособлены к планированию с высоты). Опускаю его на пол балкона, говорю, что оставлю здесь, пусть улетает само.
Человек рассказывает о мухах. Рассказ тут же воспроизводится перед нами вживую, на фоне природы. Это история существования маленьких черных мух, история в каком-то смысле мистическая, завершившаяся фразой: «В память о ... у мухи развились признаки псевдоумирания» (одно слово не запомнилось). Кто-то из слушателей спрашивает, не является ли оборот «признаки псевдоумирания» свидетельством того, что мухи перестали умирать, и как это согласуется с тем, что было сказано раньше (люди, в отличие от мух, виделись условно).
Расплющенная в лепешку кошка с раскинутыми в стороны лапами. Собственно говоря, от кошки осталась лишь шкура, которая плавно, незаметно, не меняя очертаний превращается в светло-коричневую ткань (типа рогожки). То, что я теперь вижу, похоже на аппликацию (оставаясь, однако, кошкой). И вдруг обнаруживаются неопровержимые признаки того, что кошка жива, ее расплющенная шкура в нескольких местах слабо пошевеливается - жизненная сила кошки не разрушена.
Большая лужайка заполнена нарядными гуляющими, среди которых бродит нескольких светлых собак. На левом краю лежит темная полуживая рыба (крупный угорь). Мужчина оберегает ее от гуляющих (не замечающих рыбу, могущих ненароком на нее наступить). Появляется молодая американка, готовая оказать рыбе помощь. Смотрю на рыбу. Действительно ли это угорь? Может быть, это змея? Похоже и на то и на другое. Голова же, грубая, примитивная, принадлежит как бы древней рептилии. Наклоняюсь, осторожно протягиваю руку, чтобы погладить неподвижную, полуживую голову. Рыба-змея в тот же миг превращается в черного кота и вцепляется, играя, в мою руку. Очаровательный озорной проказник, полный нерастраченной энергии, самозабвенно царапает и покусывает меня (не больно). Изредка, при слишком резких движениях, кот непроизвольно дергается от боли в животе, но сразу же с удвоенной энергией возобновляет игру. Отдаюсь игре с таким же удовольствием, приговаривая: «Совершенно необыкновенный кот, совершенно необыкновенный кот. Ах, катуся, как ты так расшибся?» Подвижный игривый кот составляет переднюю часть рыбы-змеи. Длинное неподвижное туловище ее является неотъемлемой частью кота, я видела это мельком, во время игры. И боли во время резких движений кота возникали, как мне казалось, в животе той, неподвижной его части.
Стою спиной к общежитию (в котором только что остановилась?), смотрю на расстилающееся под кручей изумительное голубое море. В моих руках громоздкое, заправленное в пододеяльник одеяло (зачем-то нужное, как помечено ночью в блокноте). Решаю, что по утрам смогу спускаться к морю, радуюсь такой неожиданной возможности. У кромки воды видятся темные силуэты ранних купальщиков. Почему бы и мне не начать прямо сейчас? Иду к спуску. Вдруг вижу на полузасохшей траве у кромки кручи новый телевизор (или компьютер) в серебристом корпусе. Останавливаюсь, внимательно смотрю, он выглядит тут как элемент рекламного проспекта. Со стороны моря появляется воробей, телевизор превращается в (свой собственный?) темноватый остов. Воробей садится на его верхнее переднее ребро. Остов, как бы под весом воробья, плавно опрокидывается вперед. Воробей, благополучно приземлившись, вспархивает на верхнее заднее ребро, остов плавно возвращается в исходное положение (тут нарушены законы механики, но во сне все выглядело закономерным). Наблюдаю за проделками воробья. Становится ясно, что это компьютерная проекция, видимая вживую здесь, на краю обрыва. Это мнение разделяет появившийся слева стройный интеллигентный мужчина в элегантном костюме. В подтверждение отмечаем (не обмениваясь фразами) однообразие (естественных, однако) движений воробья. А тот напоследок усаживается, повернувшись к нам спиной, на верхнее левое ребро. Остов плавно опрокидывается. Воробьишка, вцепившись лапками в ребро и дурашливо распушив перья, препотешно приземляется загривком на засохшую траву. Звучит песня (патриотическая или просто популярная). Мужчина с рефлекторной готовностью подхватывает ее и удаляется вдоль обрыва, влево. Глядя вслед, думаю (имея в виду пение), что он настоящий патриот, истинный гражданин своей страны. Обхватываю покрепче одеяло и решаю спуститься к морю, так маняще голубеющему внизу.
Пышной свежей ухоженной растительностью покрыта территория обнесенного забором частного участка. Маняще свешиваются с низко согнувшихся ветвей плоды (похожие на хурму), такие соблазнительные на фоне упругой темно-зеленой листвы. Безумно хотелось полакомиться, удерживает лишь мысль, что владение частное (мысленный запрет сдерживал, но не искоренял вожделение). Вдруг вижу сидящих за круглым, врытым в землю садовым столиком двух мужчин. Смотрю на них сквозь листву, проникаясь безотчетной тревогой. Эти двое кажутся мне подозрительными, мелькает мысль понаблюдать (последить) за ними. Густые ветви не позволяют как следует их рассмотреть, лиц не вижу вообще. Оба крепкие, одеты в серое - непонятно, чем они могли вызвать такое острое тревожное чувство. Мужчины исчезают. Возвратившись через некоторое время на это место, вижу у столика бледно-серую тряпичную сумку. Она тоже вызывает настороженность - возможно, ее нарочно оставили здесь, возможно, в ней бомба. Осторожно подхожу, заглядываю в сумку. С удивлением (чуть ли не с восторгом) вижу новорожденного ежонка (а за ним, в глубине сумки, был еще один). Ежонок выбирается наружу. Он выглядит только что родившимся, покрытое темными иглами тельце еще не обсохло. Но это не ежонок, у него плоский закругленный широкий клюв (желтоватого цвета). Решаю, что это муравьед. Зверек голоден, теперь уже ничто не может помешать мне сорвать вожделенный плод. Даю кусочек зверьку, мякоть выглядит аппетитно, но зверек не ест. Кто-то говорит, что эти зверьки питаются особым сортом цветов. За неимением выбора, снова и снова подношу кусочки плода к клюву находящегося у меня в руках зверька. Мои усилия вознаграждены, зверек начинает есть, все более умело, с отменным аппетитом.
Стою в ванне, после только что принятого душа. Случайно, непонятным образом попадаю кончиками пальцев в стоящий на полке стакан с непонятным содержимым. Присматриваюсь — он заполнен сбившимися в кучу черными мягкими комочками (величиной со спичечную головку), покрытыми слоем воды. Один прилип к пальцу, стряхиваю его, не глядя, на дно ванны. Обнаруживаю, что этот, как я полагала, чуть ли не комочек грязи является живым Существом. Извивается похожим на пиявку тельцем в остатках воды у сливного отверстия, то и дело по-детски разевая крошечный ротик. Думаю, что ему дискомфортно в горячеватой мыльной воде, говорю: «Ой, малютка, давай я тебя вытащу» и водворяю его в стакан. Стакан превратился в микроаквариум, где свободно извиваются пиявочными телами черные Существа (длиной с мизинец и мельче). Решаю взять одного, показать диковинку Пете. Присматриваю самого маленького, высмотрела — и проснулась.
Прогуливаюсь по холмистой прибрежной полосе, поросшей осокой и редкими жидкими кустами. Замечаю ползущее по песку удивительное животное восхитительного изумрудного цвета. Округлое, с четверь метра, тело его было лягушачьим, что-то было от тритона, что-то от ящерицы, что-то напоминало рыбий плавник. При движении оно загребает песок двумя черепашьими лапами. Присмотревшись, с оторопью вижу, что это не черепашьи лапы, а ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ ПАЛЬЦЫ. По комплекту крупных человеческих пальцев приживлено по бокам загадочного животного. Очнувшись, решаю его отловить, чтобы показать Пете. Оно в это время потешно барахтается на песчаном гребне, направляясь к поросшей осокой воде, куда намеревается нырнуть. Осторожно переворачиваю существо на спину. Не переставая удивляться, дружелюбно говорю, что не причиню ему вреда, я лишь хочу показать его кое-кому. Говорю, стоя перед ним на коленках, и вдруг чувствую, что оно (не меняя положения) нападает на меня с тыла. Чувствую прикосновения невидимых щупальцев, жжение. Наполняюсь безотчетной тревогой, страхом, инстинктивно душу опасное животное (что при его мягком лягушачьем теле не составляло труда). И вот оно уже лежит на песке бездыханным (и ставшим плоским). Появляется Петя с двумя спутниками. Рассказываю, все еще стоя около животного, о произошедшем. Как только дохожу до упоминания человеческих пальцев, Петя перебивает меня, говорит, что такими пересадками занимаются космонавты (животное выглядело как результат хирургических пересадок).
Стою под душем (в бывшей квартире на Рябинной улице). Вижу на стене крупного длинноногого жука, потом еще несколько таких же. Говорю о них сестре (собираясь выпустить их за окно). Встаю на ванну, заглядываю в верхний край собранной в сборку занавески. Вижу крошечного, с ладонь, медвежонка, сытого, пухлого, уютно свернувшегося в сладкой дреме. Правее в складках занавески безмятежно посапывает такой же крошечный олененок. Заинтересовавшись, осматриваю весь этот угол. Обнаруживаю еще несколько крошечных, свернувшихся клубком зверюшек. Все они холеные, аккуратные, около каждого находится какой-нибудь фрукт (свежий, частично объеденный). Говорю сестре о зверятах. Она спрашивает: «Что ты будешь делать?» Говорю, что выпущу их на волю. Извлекаю одного (продолжающего сладко спать). Задумываюсь, стоит ли их трогать, уж очень уютно они устроились около своих фруктов. Возвращаю зверька на место.
Яркий красочный телевизионный мультфильм про природу и зверят. Войдя в комнату, вижу на экране большую цветочную клумбу. Стоящий там на задних лапках забавный еж старательно намывает мордочку обильной росой. Ахнув от удивления, обращаю на него внимание сидящей у меня на руках малышки и подзываю сестру.
Проснувшись, пытаюсь припомнить сон. Возникает мысленная, с пробелом запомнившаяся, незавершенная фраза (возможно, моя): «...сурового, когда нельзя даже посмотреть на это что-то...». Неясно, имеет ли она отношение к приснившемуся. В приснившемся фигурировало что-то маленькое, абсолютно черное, живое. Это был как бы периодически раскрывающийся мешочек, из которого высовывалось нечто шевелящееся, типа мясистого стебля. Мешочек самостоятельно перемещался по земле, вокруг стоящего автомобиля (видимого, в отличие от мешочка, неотчетливо).
Пробираемся по немыслимым дорогам сложного рельефа фантастического места. Оказываемся в глухомани, находим временный приют в одной из изб. Хозяином жилья является высокий худощавый пожилой мужчина. По закону этих мест мне необходимо представить справку о работе. Хозяин заполняет соответствующий бланк (вписывает несколько слов). Прежде чем отдать бланк в контору, взглядываю на него. Отчетливо вижу, легко читаю, и даже запоминаю вписанные слова (к утру забывшиеся). Они были странными, как бы не имеющими отношения к теме, но в то же время из них следовало, что работа моя состоит в ухаживании за хозяйским Драконом. Сон смутно показывает стоящую справа от избы светлую дощатую решетчатую клетку. Сквозь щели видится бледно-светлый, трудно различимый Дракон, похожий на гигантского, с меня ростом, морского конька (он может находиться там лишь в вертикальном положении). Настает пора возвращаться домой. Оказываемся в поезде. Без проблем и тягот пешего пути, быстро, комфортно преодолеваем сложный путь. Прибываем на конечную станцию местного поезда, к несказанному удивлению видим там давешнего хозяина. Не можем понять, как ему, отправившемуся в путь позже нас, на велосипеде, удалось прибыть одновременно с поездом (и даже не запыхаться, могу добавить я сейчас, излагая сон).
Мирно сидим в салоне просторной квартиры, занимаясь своими делами (моими компаньонами по жилью являются две-три женщины зрелого возраста). Вдруг, среди бела дня, в комнате появляются мыши — одна крупная и две помельче. Их густая длинная, почти черная шерсть топорщится во все стороны, из-за чего мыши выглядят нереальными, как бы нарисованными густыми размашистыми штрихами (это мое впечатление из сна). Не обращая на нас внимания, что-то вынюхивают по углам. Решаем их выпроводить. Активная роль достается мне. С легкостью ловлю их (они настолько не замечают нас, что это не составляет труда). С опаской держу на весу очередную, ухватив за шею и ощущая жилистое сильное (как у напряженной кошки) тельце. Мышь висит, приоткрыв пасть, полную мелких белоснежных зубов. Не свожу с них взгляда (опасаясь укуса). Настолько на этом сосредоточена, что не замечаю, как мышам удается выскальзывать вниз. Это происходит по одной и той же схеме. Вот мыши, не обращая на нас внимания, возобновляют свою деятельность, вот одна из них опять в моих руках, неотрывно слежу за ее зубами, и вот моя рука опять пуста, очередная мышь в очередной раз ловко, незаметно ускользает. Мыши исчезают. Переходим на кухню, слышим слабое похрустывание, оглядываемся, видим их в углу. Теперь их только две, меньшая сидит на спине у большей (это выглядело довольно забавно). Обе как ни в чем не бывало что-то грызут, забравшись в емкость для унитазной щетки. Опять ловлю их, ощущая жилистые тельца, поглядывая на острые белые, не кусачие зубы. Воспринимаю безобидную взбалмошность этих созданий, почти с нежностью говорю женщинам: «Нет, ну какие глупые!» (мыши виделись отчетливо).
Лежу в кровати. Вдруг там же оказывается черная змея, из-под одеяла торчит голова и часть туловища. Поневоле присматриваюсь (это происходит в непосредственной близости от меня). А присмотревшись, проникаюсь к змее симпатией. Она независима (что роднит ее с кошками, к которым я питаю слабость) и простодушна (что не свойственно кошками, но притягательно само по себе). Змея крутится (не высовываясь полностью из-под одеяла), вижу ее все более отчетливо (поначалу она виделась абстрактно, просто как ЗМЕЯ). Голова и шея ее раздуваются (отмечаю, что она стала похожей на кобру). Змея откидывается затылком на подушку (я сижу в постели, слева, ближе к изножью). Теперь, на фоне белой наволочки, вижу змею совсем ясно. Она покрыта короткой, дымчато-черной шерсткой, на голове появились маленькие круглые торчащие ушки. Змея выглядит мягкой, как кошка, и такой симпатичной, что я, не удержавшись, ласкаю ее, как кошку. Тереблю за ушком, приговаривая: «Кукушка, кукушка, какая хорошая кукушка, ну что это за кукушка, ой какая славная кукушка». Змея от удовольствия испускает слабые, похожие на кошачьи, вибрации, которые я ощущаю рукой, теребящей бархатистую шерстку (у змеи не виделось лишь лицо).
Мысленные, с пробелом запомнившиеся фразы: «А они ловко ... Лучше через плечо». На дальней стороне улицы видится вход в тамбур небольшого магазина. Мимо него двигается гигантский (в рост человека) пухлый мучнистый Червь (не заметила, были ли у него ноги). Стоящий за пределами поля зрения человек в черной одежде (которому будто бы принадлежит сказанное) указывает рукой на Червя и озадаченно подносит пальцы к губам. В этот момент увиделась нижняя часть его лица (сон был не цветным).
Мысленная фраза: «Начало зимы, вот оно началось хорошо». Фраза сопровождается неразборчивым изображением.
Мысленная, незавершенная фраза (женским голосом): «Хорошо, что мы не в центр, а вот сюда съехали, потому что вот видите...». Смутно видится несколько что-то мастерящих людей. Они склонились над массивным брусом, на верхней грани которого размечен квадрат и точкой помечен его центр — тот самый, о котором говорится в вышеприведенной фразе.
Мысленная фраза: «Я вам хочу что-нибудь помочь».
Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза (женским голосом): «Из соседней ... понесли, я заметила» (речь идет о фрукте или овоще). Смутно видится крупный, с арбуз, плод, который несут с грядки.
Угол большого темно-серого здания, около которого, среди разбросанного мусора, что-то спокойно вынюхивает крыса.
Стилизованное изображение человека, небрежно слепленная темная, высотой с палец, куколка (от талии до колен она имела форму правильного усеченного конуса). Слева появляется заточенный светлый карандаш, его острие втыкают в спину куколки (оно входит легко, как в пластилин), а образовавшуюся воронкообразную вмятину заполняют твердым непластичным материалом того же цвета. Куколку протыкают (заделывая вмятины) еще в нескольких местах. Сон не был законспектирован, но его содержание не давало мне покоя до самого утра. При пробуждении у меня возникла мысль, что он демонстровал приемы духовного лечения (состоящего в замене менее стойкого более стойким).
Вот-вот предстоят (или только что завершились) перевыборы. Вместо старого руководителя общины должен быть выбран (или уже выбран) новый, молодой. Народ находится в состоянии неопределенного беспокойства, никому не известно, что теперь будет.
Мысленная фраза (молодым энергичным голосом): «Что такое, нельзя ли издавать классику?»
Стою спиной к общежитию (в котором только что остановилась?), смотрю на расстилающееся под кручей изумительное голубое море. В моих руках громоздкое, заправленное в пододеяльник одеяло (зачем-то нужное, как помечено ночью в блокноте). Решаю, что по утрам смогу спускаться к морю, радуюсь такой неожиданной возможности. У кромки воды видятся темные силуэты ранних купальщиков. Почему бы и мне не начать прямо сейчас? Иду к спуску. Вдруг вижу на полузасохшей траве у кромки кручи новый телевизор (или компьютер) в серебристом корпусе. Останавливаюсь, внимательно смотрю, он выглядит тут как элемент рекламного проспекта. Со стороны моря появляется воробей, телевизор превращается в (свой собственный?) темноватый остов. Воробей садится на его верхнее переднее ребро. Остов, как бы под весом воробья, плавно опрокидывается вперед. Воробей, благополучно приземлившись, вспархивает на верхнее заднее ребро, остов плавно возвращается в исходное положение (тут нарушены законы механики, но во сне все выглядело закономерным). Наблюдаю за проделками воробья. Становится ясно, что это компьютерная проекция, видимая вживую здесь, на краю обрыва. Это мнение разделяет появившийся слева стройный интеллигентный мужчина в элегантном костюме. В подтверждение отмечаем (не обмениваясь фразами) однообразие (естественных, однако) движений воробья. А тот напоследок усаживается, повернувшись к нам спиной, на верхнее левое ребро. Остов плавно опрокидывается. Воробьишка, вцепившись лапками в ребро и дурашливо распушив перья, препотешно приземляется загривком на засохшую траву. Звучит песня (патриотическая или просто популярная). Мужчина с рефлекторной готовностью подхватывает ее и удаляется вдоль обрыва, влево. Глядя вслед, думаю (имея в виду пение), что он настоящий патриот, истинный гражданин своей страны. Обхватываю покрепче одеяло и решаю спуститься к морю, так маняще голубеющему внизу.
Мысленные фразы (спокойным тоном): «Пурис. Пурис. Ну-ка, а анис есть?»
Мысленная, незавершенная фраза: «Убрать это должен в Душе один из тех...» (то есть мысленно).
Мысленная, незавершенная фраза (женским голосом, энергично): «Определенно встало это имя...».
Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза (женским голосом): «...все возросло, у Татьяны написала ордена».
Ночь, в квартире холодно. Незабвенная Мицци (но другой расцветки) забралась ко мне под одеяло, протягивает лапу, в которой была то ли заноза, то ли заусеница. Кошка хочет, чтобы я ей помогла.
Читаю на нижней половине правой страницы книги выделенную изящным курсивом фразу (запомнились обрывки): «...заставлявших ... как саранча...». Задумываюсь, нужна ли запятая перед союзом. Пытаюсь определить это не припоминанием правил, а интуитивно.
Мысленная фраза: «То ли порабощение США (туда и обратно)» (порабощения, чередующиеся с освобождениями).
Завершившая незапомнившийся сон мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза (женским голосом): «Но они не ... для них».
Мысленные фразы (деловитым женским голосом): «Пусть мне это и рассказывают. Я сейчас не могу психологически».
Мысленный диалог (женскими голосами). «Теперь расскажи ей, как ты была». - Смущенно: «Ну, доехали мы хорошо».
Мысленный диалог (женскими голосами). Бесстрастно: «Это место мне кажется пустым». - Заинтересованно: «Почему?». - Бесстрастно: «Потому что молодость всегда...» (фраза не завершена).
Стою на тротуаре, около седовласой женщины с неестественным румянцем на бледном увядшем лице. Осторожно, поочередно растираю ее щеки. Женщина морщится, говорит: «Тихо, тихо! При чем здесь...» (фраза обрывается, словами «тихо» меня просят быть еще более осторожной).
Нахожусь в гостях у Пети. Перед уходом стою с ним на кухне, он что-то перекладывает из посуды в посуду. Говорю, что у меня есть удобные пластмассовые крышки для жестяных консервных банок, предлагаю с ним поделиться, Петя не проявляет к этому интереса.
Писатель (с изуродованными кистями рук) впал в творческий кризис. Тонкими надрезами ножа делает на внутренней стороне правой руки пространную запись, отражающую свое состояние (это показано условным намеком). Запись видится отпечатанной изящным курсивом на листе бумаги. Удается прочесть (или воспринять как-то по-иному) два первых слова: «Получилось плохо...».
Длинный сон, каждое последующее событие (или действие) которого являлось следствием предыдущего. Как, например, при заплетании косы (сравнение с косой было, кажется, порождено самим сном).
Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза (женским голосом): «На ... с этими деньгами».
Кратковременная вспышка в правой половине поля зрения. Свет был голубоватым, как при коротком замыкании, и сопровождался характерным глухим хлопком.
Одиноко стоящая белоснежная ванна. Перед ней, на переднем плане, видится кисть чьей-то руки с вытянутым вверх указательным пальцем. Палец четко, как метроном, покачивается из стороны в сторону. Из-за эффекта перспективы он выглядит соизмеримым с высотой ванны. Бегло, неотчетливо показаны на торцах ванны обозначения электрических полюсов.
Кто-то, условно видимый разложил несколькими ровными рядами (друг под другом) штук тридцать колец (сантиметров пятнадцати в диаметре). Кольца сооружены из гибкой темной проволоки, концы которой просто сведены внахлест. Решаю (для прочности) обвязать их шнуром, беру (для красоты) шнуры разной расцветки, приступаю к делу — и просыпаюсь.
С лиц нескольких мужчин градом катится пот, капли его отскакивают во все стороны. Потом у каждого появляется по стакану воды, которую они спокойно пьют.
Мысленная фраза: «Деревья после выпивки».
Веселый задорный мохнатый щенок с наслаждением мчится по пустой (заснеженной?) широкой дороге посреди бескрайнего поля. Рядом мчится кто-то еще, темноватый, неразличимый.
Видна чья-то кисть руки, старательно выводящая черными чернилами короткую незамысловатую закорючку (подпись) в нижней части бланка (похожего на товарный чек).
Сначала что-то про меня (связанное с моими гландами). Потом что-то про соседа (направлявшегося к стиральной машине с ворохом белья в руках). Потом что-то про Петю (его лечащего врача подвергали критике за безответственность).
Мысленная фраза: «Почему о них не говорят и не пишут?» (речь идет об уплотнительных прокладках).
Мысленная фраза: «По (отдельности) хоть пили, но в (дело) не входили» (за слова в скобках не ручаюсь).
Окончание мысленного рассуждения (полувопросительно): «...останется реальным. Риль останется реальным, сохранится» (Риль - это мужское имя; последнее слово конкретизирует предыдущее).
Мысленные фразы (глубокомысленно): «Вот такая литература. А в клубах — глубокий человеческий голосок» (имеется в виду акустическая характеристика голоса).
Мысленная, с пробелами запомнившаяся фраза (завершившая сон): «Но причина не в ... а в...».
Измеряю температуру ртутным термометром. С ним что-то не в порядке, для проверки сую нижний кончик в рот, делаю несколько сосательных движений. Ртуть попадает в рот, инстинктивно сплевываю. Ртутный шарик упругим комочком шлепается на землю, в слюне видны следы крови. С недоумением осматриваю термометр. Вижу конструктивную особенность, которой объясняю произошедшее. Следы крови наводят на мысль, что началось отравление. Сплевываю еше несколько раз, следы крови не исчезают. Мелькает мысль обратиться в больницу. Но это такая морока, тогда об этом узнает мама*, по своему обыкновению поднимет ненужный переполох. Нет уж, авось и так обойдется. Кладу шарик ртути на выступ горы, лезу (серпантином) наверх. Взбираюсь по огромной конусообразной горе с широким основанием и умеренно каменистыми, не очень крутыми склонами, на которых видятся нечеткие человеческие фигуры. Несколько смутно видимых детей с любопытством толпятся вокруг ртутного шарика. Думаю, что зря оставила его на видном месте. Вспоминаю, как мы сами играли в детстве с ртутью, когда нечаянно разбивался термометр, и успокоившись, продолжаю подъем.
Мысленная фраза: «Доброй ночи, Кваммерси». Последнее слово является на что-то намекающим шутливым, выдуманным именем, составленным из слов «к вам» и «mersi».
Мысленные, с пробелом запомнившиеся фразы (спокойным женским голосом): «И каких же ты синтезировала ...? Из ряда семьи?» Видится девочка, раз за разом безуспешно пытающаяся одеть через голову тонкую белую блузку, недостаточно для этого расстегнутую.
Бездумно приподнимаю верхнюю крышку пианино, машинально заглядываю внутрь, вижу какие-то предметы, мельком умозаключаю, что это тайник. Не вникая в детали, закрываю крышку, и забываю об обнаруженном. В комнате появляется мама*, подходит к пианино, возбужденно спрашивает: «Кто его открывал?» Опускает вниз верхнюю половину лицевой стенки (над клавиатурой) — и я вижу другой тайник. Полки его (как в каком-нибудь кухонном шкафу) забиты пакетами и банками с продуктами. Запомнилась пара трехлитровых банок с темным (домашним?) вареньем, они лежали бок о бок слева, на средней полке. Смотрю туда и говорю, что я не открывала (отчетливо виделось лишь черное пианино со своим содержимым).
Мысленные фразы: «С вистом. Висты ушли сами».
Мысленные фразы (женским голосом, запальчиво): «А учительница знает! И поэтому она...» (окончание фразы не запомнилось).
Петя с приятелем (младшие школьники) в поисках приключений заночевали в овраге. Оказываюсь там сразу после того, как они покинули (на время?) это место. В темноте вижу на дне оврага камни и жирную землю. Боковым зрением замечаю, что в одном месте камень и земля слабо подались вверх. Присматриваюсь, углядываю сливающуюся с камнями верхнюю часть головы крокодила. Живого, скрытого под землей крокодила. Раздумываю, что делать. Поскольку мальчики должны, кажется, вернуться, решаю отвадить зверя от этого места. Высматриваю подходящий камень, с силой бросаю туда, где увидела крокодилью голову (я стояла почти у ее пасти). В крокодиле не чувствовалось агрессии, но ничего нельзя было гарантировать, и мной руководило чувство ответственности за детей. Оказываюсь дома, в светлой уютной комнате, Петя тоже здесь. Вижу много новых ярких игрушек, Петя говорит, что купил их у товарища. Внимание привлекает пара красочных сборных деревянных лошадок, запряженных в яркие тележки. Беру одну, чтобы получше рассмотреть. На моей ладони игрушка рассыпается на составные части, они падают на пол. Опускаю взгляд, хочу их поднять, но не вижу их. Правее вижу еще несколько новых игрушек. Задумываюсь, откуда у Пети взялись на все это деньги. Вспоминаю про (легитимный) источник их появления. Петя показывает клочок бумаги, на котором что-то написано, советует: «Обязательно купите вино (марки) 623». Не вижу на клочке названной марки, говорю: «Нету такой». Произношу это вслух, уже просыпаясь - выпадаю из сна с этой фразой на языке (лица детей не виделись).
Мысленная, неполностью запомнившаяся фраза, завершившая сон и что-то в нем объяснющая: «Это редукция на совет как можно скорей покинуть...».
Сидим с Петей в большом темноватом служебном помещении, где находится еще несколько визитеров и несколько клерков. Сидим в стороне, наблюдая за странными, непонятными действиями остальных. Постепенно у меня зарождается смутное прозрение по поводу происходящего. Говорю Пете: «Ты знаешь, я, кажется, начинаю понимать...» (окончание не запомнилось). Петя пока хранит молчание.
Смутно, в темных тонах видно мужчину, усаживающего укутанного малыша (оказавшегося таким образом около меня). Спрашиваю: «Куда это ты собрался?» Малыш отвечает: «К дяде Боре». Говорю: «К дяде Боре собрался? Подожди, подожди, папа придет».
Нахожусь у кого-то в гостях, веселимся, но там мало еды. Обеспокоенная этим, съедаю всего по пол-порции, чтобы оставить тому, кто вскоре должен придти.
Мысленная фраза (женским голосом, решительно): «И вообще куклы мне наименьше всего понравились».
Мысленный диалог (мужскими голосами). Спокойно: «Что ж ты мне раньше не сказал, что оно темное, как гнездышко». - Умильно: «Гнездышко!» Смутно видится, как чья-то рука поворачивает разными сторонами то, о чем идет речь (оно было похоже на кусок сот пчелиного улья).
Мысленная фраза: «Как же ты — снижаешь целый пласт».
Самыми загадочными, на мой взгляд, являются Мысленные Фразы. Часть из них обезличена настолько, что даже невозможно определить, чьим голосом это произносится. В произношении других не составляет труда уловить все, вплоть до интонаций, что делает их похожими на обыденные обрывки речи, доносящиеся до человека из окружающего пространства. Но я не могу понять, каким образом мне становиться известным содержание недоговоренных частей чужих фраз и смысл неоднозначных высказываний. И если можно предположить, что само по себе улавливание Мысленных Фраз становится доступным, когда система восприятия человека доведена до соответствующей кондиции, то «доразгадка» чужих мыслей все же кажется непостижимой.
Обрывки мысленной фразы (женским голосом): «...такие дешевые ... в несколько раз дешевле».
Мысленные фразы: «Я знаю, что я рада. Я всегда рада».
Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза: «Да и потом ... что уже не окажется влияние позднего классицизма викторианской эпохи» (к тому же).
Мысленная тирада: «Все люди — свиньи? - как бы не веря своим ушам, переспрашивает изумленный женский голос, и заявляет: - Как же можно так думать, да еще и баюкать этим людей?»
Мысленная фраза: «Всегда требовал всего себе мозг».
Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза: «У меня тоже .... а потом грипп, словом, можно заболеть на десять копеек» (чем-нибудь чепуховым).
Мысленные фразы (энергичным женским голосом): «То, что вы вернетесь, конечно вернетесь. Но что же делать?»
Смутно, в серых тонах видится машина-водомет. Думаю, что она не только не похожа на те водометы, которые я видела во время разгона демонстраций, но и чисто конструктивно не похожа на водомет. Изучающе рассматриваю, не могу понять, где у нее находятся накопители воды — неужели в колесах?
Мысленная фраза (детским голосом): «Папа, а разве мистики смеются?»
Мысленные, с пробелом запомнившиеся фразы (доброжелательным женским голосом): «Не швыряй ... Подожди, не швыряй ничего». Смутно видятся мужская куртка и два предмета кухонного обихода. Вещи принадлежат мужчине, который должен их увидеть и соответствующим образом отреагировать.
Оказываемся с Петей в незнакомом городке, с нами что-то происходит. Идем по улице, Пете в спину кто-то кричит: «Коллего!» В этом городке нам грозила опасность, мы стремились украдкой его покинуть.
Мысленная фраза (женским голосом): «Я бы, нормально, вообще не приходил».
Обрывки мысленной, незавершенной фразы: «Поскольку ... то ... означает для нее не меньше...».
Мысленная фраза-стих: «Я мерял все не меркой правоверной».
Мысленная, неполностью запомнившаяся, незавершенная фраза: «Как только я ... уснула, что будет подвиг Дервентского, я...».
Мысленная фраза (завершившая сон): «Y light it for there».
Мысленная фраза (женским голосом): «Но если один сейчас ...сутствует, - дружелюбно произносится в обычном регистре (начало последнего слова неразборчиво), после чего добавляется глухим басовитым, замедленным голосом: - Надо оградить его».
Мысленная (моя) фраза, завершившая размышления о степени надежности противомоскитной оконной сетки: «Здесь не проникнуть ста здоровенным теткам и дядькам».
Незавершенная мысленная фраза: «Самолет увидел его, решительно дернул...».
Мысленная, неполностью запомнившаяся фраза: « ... я сам по себе, я знаю, что хочу».
В финале сна с несколькими действующими лицами (среди которых была и я) несколько раз повторяется (дословно) одно и то же соображение (довод? факт?).
