Демонстрируется реакция прирученной львицы на наш выход из квартиры. Двое моих спутников видятся смутно, еще два человека и ручной лев угадываются в глубине квартиры, а львица — роскошная, холеная красавица - видится вживую. Как только мы собираемся выйти, добродушная львица оказывается около нас. Иногда - чтобы попрощаться и получить порцию ласк. Иногда — чтобы намекнуть, что не прочь составить нам компанию, и тогда мы нежно уговариваем ее остаться. Иногда она выходит за нами на лестничную площадку, но мы лаской возвращаем ее в квартиру. Однажды с изумлением вижу ее голову торчащей снаружи закрытой двери. А ведь окантованный резиной паз в косяке дверного проема так мал, что туда и палец не просунуть. Приходится открыть дверь и наградить выдумщицу дополнительной порцией ласк. Фокус с торчащей наружу головой проделывается, с неизменно простодушным видом, несколько раз. Но однажды львица в квартиру вернуться отказывается. Она собирается пойти с нами. Не обращает внимания на уговоры. Простодушно полагает, что на этот раз мы должны взять ее с собой. Мои товарищи (потеряв терпение?) готовы прибегнуть к строгости, я же чувствую, что этого нельзя делать ни в коем случае. Интуитивно чувствую, что строгостью мы лишь разбудим звериную ярость львицы. Действовать можно и нужно только лаской. Горячо убеждаю в этом сотоварищей. Во всех эпизодах около львицы находится некрупное животное, на которое никто не обращал внимания (не до него было). Это еще одно наше домашнее животное, размером с утку, которое, следуя за львицей, или просто обезьянничало или действовало ради собственного удовольствия. Итак, мы ласково поглаживаем львицу, уговариваем вернуться, а у правого ее бока крутится маленькое животное. Этим заканчивается сон. А теперь кое-что о том, как я воспринимала ситуацию, инициированную последним эпизодом. Во-первых, мне было ясно, что искренней любовью (а не любить львицу было невозможно, она была очаровательной) в квартиру мы ее вернем. Но так же ясно мне вдруг стало, насколько хрупка граница, разделяющая противоположные ипостаси в натуре прирученного хищника. Когда мои сотоварищи решили прибегнуть к строгости, в моем воображении (и это даже мельком промелькнуло зримо) репресивные меры представились пусковой кнопкой для бессознательного прорыва инстинктивного агрессивного начала, скованного пока что оболочкой прирученности. И тогда несдобровать будет не только нам троим, но и ни в чем не повинному, находящемуся под боком у львицы маленькому животному. Да и для нее все может закончится неважно. Она утратит возможность находиться среди людей, к которым привыкла, которых любит (и пользуется их любовью). Вернется в звериное состояние, и дай Бог, чтобы это была воля, а не клетка. Но и тут есть нюанс — среди людей львица стала инфантильной, на воле она из-за этого окажется дезориентированной, а в клетке затоскует. Хищник бессознателен, он не сможет управлять собой в случае чего (как бы ни был он привязан к людям). Только любовь и понимание людские могли помочь львице оставаться миролюбивой. Однако риск быть отброшенным назад существует для прирученного хищника всегда. Это может произойти из-за неумышленных (или умышленных) действий людей, из-за каких-либо внешних обстоятельств или по внутренним причинам. Положение прирученного хищника — это всегда состояние неустойчивого равновесия, и об этом нужно помнить.
Хомячка пустили на пол, он скрылся. Проверяю, не нагадил ли он где-нибудь (это было единственным проблематичным штрихом). Вижу на коврике у кресла темноватые пятна. Осторожно притрагиваюсь — но нет, пятна сухие - наверно, кто-то когда-то пролил сок. Продолжаю обследовать комнату. Вдруг вижу на полу не хомячка, а маленького ребенка. Воспринимаю это так, будто хомячок превратился в мальчика. Ребенок сидит у раскрытого рюкзака, на дне которого завалялась всякая мелочь. В руке малыша колечко с нанизанными мелкими предметами, в том числе с поблескивающим бутафорским бритвенным лезвием. Малыш бросает колечко в рюкзак, собирается выудить еще что-нибудь. Ласково говорю: «Что ты там нашел? Бритву? Сейчас я тебе дам что-нибудь, безобразный мальчишка». Ищу что-нибудь, более пригодное, типа кубиков, думаю, что их нужно сложить около малыша в неглубокую коробку.
На меня, спящую в своей кровати, нападает рой мошек (или карликовых комаров?) Вьются около рта и подбородка, а один безостановочно жужжит в левом ухе (застрял там). Не зная, как от них отделаться, давлю их краем пододеяльника, но это мало помогает. Мошки не унимаются, а застрявший в ухе жужжит, не умолкая. В сердцах говорю: «Да что же это такое!», иду проверить, нет ли дырки в противомоскитных сетках. По поводу застрявшего в ухе комара думаю, что придется обратиться к врачу.
Смутно, в бледно-серых тонах виден забитый мусором прозрачный пластиковый мешок. Он валяется на тротуаре, у мусорного бака. Внутри него осторожно пробирается крыса. Не понимаю, как она умудрилась забраться в завязанный мешок.
Мысленная фраза: «Песик довольный, он хочет убраться с глаз долой». Смутно, в серых тонах видится крупная, радостно-возбужденная собака, вертящаяся среди двух-трех стоящих людей.
Из магазина выходит девочка с тарелкой в руках. Вспоминаю, что искала именно такую тарелку, вхожу внутрь. Осматриваю крошечное помещение. С удивлением обнаруживаю, что у магазина отсутствует задняя стена, земляной пол полого ведет к широкому ручью. Несколько ребятишек бродят по магазину, спускаются к ручью, копаются в прибрежном песке. Вижу ямку и узкотелую золотую рыбку, барахтающуюся в кашице из воды и песка. По центру ручья тянется металлическое сетчатое заграждение. Сквозь него видится противоположный берег, крутой, высокий, темный, там тоже находится несколько детей. В одном месте заграждение подходит к берегу, у него стоят (спиной ко мне) и смотрят на воду невысокая старушка с маленьким мальчиком. Удивляют разгуливающие по магазину дети, пришедшие поиграть в песке на кромке ручья. Удивляет продавец, не обращающий на них внимания. Говорю себе, что такое возможно только за границей.
Несу траву, похожую на морковную ботву. Она является молоком, ее лишь нужно растворить в воде. Вхожу в старый сарай, чтобы накормить голодных кошек и котят. На земляном полу стоит несколько консервных банок с водой. Мне оставалось положить в них траву, и молоко было бы мигом готово, но оголодавшие кошки не дают этого сделать. Одна за другой подпрыгивают, на лету выхватывают клочки травы, и зажав их в зубах, разбегаются по углам. Одна, молодая, ненадолго виснет на руке, но когтей не выпускает, так что рука не пострадала (все кошки были серыми).
Беспокоясь за Петю, отправляюсь его проведать. Иду (вправо) по туннелю, вырубленному в скальном грунте. Сворачиваю на повороте налево, оказываюсь у небольшой пещеры, украдкой заглядываю внутрь. На постели скального ложа вижу Петю, он лежит на спине, с закрытыми глазами, выражениие лица спокойное, безмятежное. Подносит ко рту ломтик мармелада, неторопливо жует. Успокоенная, поворачиваю назад. В пещере раздается чей-то голос. Тихо возвращаюсь. У петиной постели сидят два-три человека из селения Адамс. Один проникновенно говорит, что ему (или им всем) негде переночевать. Петя, судя по выражению лица, принимает все за чистую монету, мне же ясно, что все это - сочиненная с какой-то целью небылица. Иду к выходу. На каменном уступе сидит красивая птица (похожая оперением на голубую сойку, только раза в два крупнее). Еще на одном уступе попадается еще одна птица, такая же крупная, более яркой, пестрой окраски. Обе они находились в примыкающей к пещере части туннеля.
Две крупные темные одинаковые кошки спят на застеленной светлой тканью кошачьей постели. Она имеет форму вогнутого диска, кошки лежат мордами друг к другу, вытянутые лапы их переплетены. Мысленно сообщается, что духовное единение этих кошек настолько сильно, что приведет к их физической трансформации. Они превратятся в существо с общей головой, а возможно, и с общей парой передних лап. Трансформация будет осуществлена хирургическим путем. Смутно показано, как будут выглядеть кошки с общей головой, и как — с общей парой передних конечностей.
Условно видимая стеклянная банка почти доверху заполнена прозрачной водой. Приближается енот, забирается в банку, часть воды выплескивается. Кто-то (невидимый) решает, что впредь нужно наливать воды поменьше.
Смутно видимая кошка легко вспрыгивает (справа) на подоконник второго этажа розового дома. Невесомо пробегает по нему, и с такой же невесомой легкостью вспрыгивает на крышу балкона следующего этажа.
На опустевшем рынке осталось два торговца. Они стоят за старым рассохшимся потемневшим прилавком. Правый продает рыбу. У левого на чуть прикрытом водой дне большого аквариума разложены восхитительные крошечные матово-белые рачки и ракушки. Рядом выставлены отшлифованные, переливающиеся перламутром пластинки. Чуть ли не с восторгом спрашиваю: «Что это?» Старенький, невзрачный на вид торговец с увлечением рассказывает, как он изготавливает пластинки - придает округлую форму и с обеих сторон шлифует.
Веселый задорный мохнатый щенок с наслаждением мчится по пустой (заснеженной?) широкой дороге посреди бескрайнего поля. Рядом мчится кто-то еще, темноватый, неразличимый.
Смутно видны мощный мужчина и семенящая за ним на поводке светлая собака. Собака привычно, как ни в чем не бывало следует за хозяином, несмотря на ужасающие свежие раны — последствие жесточайших пинков, следы сапог хозяина. Который собаку любит, но в недавнем приступе сумеречной агрессивности набросился на нее. Сон бегло, намеком, продемонстрировал и это (мужчина производит впечатление существа примитивного).
Мы с мамой* пришли в необыкновенный светлый зал роскошного светлого дворца. Зал заполнен людьми в ярких красочных нарядах. Сквозь толпу пробирается Петя в яркой пижаме. Говорит, что должен куда-то зайти, чтобы что-то взять, после чего мы трое, как и намеревались, отсюда уйдем. Следуем за Петей. Сверху громко объявляется, что запланированный спуск отменяется и всё остается по-старому. Направление спуска (глубоко вниз) вскользь демонстрируется темным вектором. Петя вещает что-то злое столпившимся около него людям. Держится уверенно, говорит тоном мажордома (Главного Управляющего Верховного Правителя). Понимаем, что мы тут застряли. Смотрим в петину сторону, рассеянно почесывая спины двух мощных крупных (нам по пояс) животных (видны лишь их широкие спины с грубой розоватой кожей, покрытой редкой белесой щетиной). [см. сон №3246]
Сон о том, как лавировал на грани провала внедрившийся куда-то агент. Видя происходящее со стороны, я осведомлена лучше участников драматической коллизии. Лично не заинтересованная ни в чем, переживаю за агента - потому что он был один против всех. С замиранием сердца слежу за его деятельностью, за допущенными им промахами. После ряда незапомнившихся (или ускользнувших от взгляда) перипетий агент изобличен. В финальной сцене его куда-то препровождают. По дорожке, на фоне жилых домиков селения движется процессия, состоящая из связанного агента, двух дюжих мужчин чуть позади, пожилого человека на большом трехколесном велосипеде, плюгавой нескладной собачонки светлой масти, и пожилой, опирающейся на трость, женщины. Это шествие на фоне пасторального пейзажа и чистого, высокого неба выглядело потрясающе живописно.
Нахожусь с деловым визитом в роскошной квартире, в семье преуспевающих предпринимателей. Они сидят за столом, заполняя на мое имя бланки. По указанию хозяев горничная на это время выводит ко мне добродушного веселого щенка (типа дога, землистого цвета). Играю с ним. Щенок временами выглядит как живая (сборная) игрушка. Фиксирую это, говорю хозяевам, что у щенка еще нет прочных соединений между частями тела (именно потому, что он еще щенок). Перед уходом отвожу его вглубь квартиры, к горничной, которая должна будет препроводить его в его комнату (щенка так лелеют, что не оставляют без надзора ни на миг).
На открытой детской площадке играют малыши. Присматриваю за подопечной малышкой, рядом находятся две-три молодые женщины (матери или няньки). Одна говорит: «Вероника сейчас занята», это сказано обо мне, мы с этой женщиной немного знакомы. Действие переносится в жилую комнату, где у стены стоит темный комод. Моя малышка будто бы въехала под него на трехколесном велосипеде. Опускаюсь на четвереньки, чтобы увидеть ее там. В этот момент какой-то карапуз выливает мне на голову немного воды (чистой, из заварного чайника). Ласково укоряю мальчугана: «Что это ты делаешь, безобразник?» (отчетливо виделись чайник, прозрачная вода и пустое пространство под комодом, куда можно было просунуть разве что голову).
Еду с Окнесом в командировку. На промежуточном вокзале он вдруг почувствовал себя плохо, побледнел, лег на скамью в зале ожидания. Стою рядом в растерянности. Подбадриваю его, в глубине души не понимая, как это могло случиться с ним, таким здоровяком. Уж скорей плохо могло стать мне, гораздо более слабой. Ненадолго отлучаюсь, полагая, что ничего серьезного не случилось, и мы сможем продолжить путь. Вернувшись, вижу около Окнеса врачей в белых халатах. Оказывается, у него сердечный приступ, ему придется пролежать тут несколько дней. Задумываюсь, как просуществовать на вокзале такой длительный срок (вокзал был большим, не очень многолюдным).
Сон про Зосю завершают мысленные, с пробелом запомнившиеся фразы: «Зося — это рапсодия. Во-первых, ... а потом, повернувшись к торжественному залу, таинственно заявила...» (фраза обрывается).
Мысленная, неполностью запомнившаяся, незавершенная фраза: «...котенок проспал до утра (и)...».
Мысленное сообщение о снятом американцами фильме под названием «Не утрать свою веру» (название повторилось несколько раз).
Мысленно напевается (в мажорном ключе): «О Дидилья, о Дидилья, о Дидилья, будешь ты».
Мысленный диалог (женскими голосами). «Это было там». - Выжидательно: «Это было не очень там...» (фраза не завершена).
Мысленная фраза (в замедленном темпе): «Она, Люба, она — не Люба, а просто девушка».
Фрагмент мысленной тирады (мужским голосом, с оттенком раздражения или недовольства): «...а мы размазываем кровь жертвы по соплям...».
Невнятно видимый паук проворно ползет по верхней части стены, к потолоку.
Сон, персонажем которого была чему-то удивлявшаяся Ивона.
Строка моей банковской распечатки: "– 239 ".
Иду к выходу с территории университетского кампуса. Чтобы попасть на автобусную остановку, нужно лишь (как я хорошо помню) пересечь простирающуюся за воротами кампуса обширную площадь. Однако на этот раз площадь оказывается плотно застроенной смутно видимым комплексом серых производственных цехов, в беспорядочных узких проходах между которыми я застреваю, как в лабиринте. В какой-то момент ко мне примыкает пара студентов, юноша и девушка (я лет на десять старше них). Молча блуждаем среди непривлекательных сооружений, не в силах выбраться из ловушки. Иногда заходим внутрь зданий, и когда на пути попадается незакрытая комната (что-то типа конторки), предлагаю зайти и попросить помощи у сидящих там двух женщин. Одна из них охотно объясняет дорогу (сплошные повороты направо-налево). С удивлением замечаю, что конторка гораздо просторней, чем виделась сквозь дверной проем. Там, в правом ее крыле, стоят четыре больничные койки с тумбочками. На заправленных свежим светлым бельем кроватях молча лежат (на спине, укрытые до подбородка) четыре пациентки. Выходим из конторки, начинаем осознанное продвижение по лабиринту. В одном месте с удивлением вижу (сквозь незакрытую дверь) большую, человек на десять палату, копию первой (обе они, в отличие от невнятного, неряшливого нагромождения цехов, виделись ясно). В одном месте пришлось протискиваться по узкому проходу с серыми шершавыми бетонными стенами и кое-где торчащей ржавой арматурой. В этом месте с горячностью говорю своим молчаливым спутникам, что я всегда, когда предоставляется хоть малейшая возможность, спрашиваю подсказки, чтобы выбраться из затруднительного положения. Ребята сохраняют молчание, а я мысленно отмечаю, что горячность моя была чрезмерной, но мне хотелось, чтобы они взяли на заметку мои слова. Вскоре мы входим в пустое помещение (такое же, как и все тут, темное, невнятное) и ложимся отдохнуть на стоящие там условные кровати. Я засыпаю, а проснувшись, не могу разобрать в полумраке, спят ли или уже встали мои спутники. Мне кажется то так, то эдак, и я даже осознаю эту двойственность. Не знаю, как поступить, но потом решаю, что если ребята уйдут без меня, я не пропаду — ведь женщина подробно объяснила нам дорогу (само объяснение мной не запомнилось). Персонажи виделись условными, темными фигурами, а зона «лабиринта» была не только сама по себе (в отличие от всего остального) серой, но и как бы погружена в полупрозрачный сероватый туман.
Два-три сна, в которых я получала информацию. В том числе положительную оценку каких-то действий или событий.
Мысленная фраза: «Их секли и пускали в Интернет, а они восстанавливались». Речь идет о том, что кого-то карали (или истязали) поркой и запускали в заэкранное пространство Интернета. Но эти люди умудрялись восстанавливать свой человеческий облик и возвращались в нашу Реальность.
Мысленная информация о нюансе изменившейся ситуации в системе жертвы-мучители. Мучители оставили в покое жертв. Разъясняется, что это вовсе не было проявлением гуманности, мучители вынуждены оставить в покое жертв ради собственного спасения. Информация иллюстрировалась незапомнившимися блеклыми изображениями.
Мысленное слово (мужским голосом, плотоядно): «Мясо!»
В бескрайней толпе демонстрируют меткость стрельбы. На голове человека из толпы укрепляют мишень. Сверху, издалека, производят выстрел. Попадают именно туда, куда было задумано.
Стопка вкривь и вкось уложенных серебристых обручей диаметром с полметра. Чья-то рука поднимает верхний обруч, за ним тянутся непонятным образом зацепившиеся еще два.
В конце фантастического сна идем по тротуару малолюдной улицы. Сверху, из непонятного (нематериального?) источника звучит перечисление имен (или не только имен). Когда раздается имя «Рафаэль», мы проходим мимо уличного прилавка, на пустой дощатой поверхности которого торчком стоит крупная свежеотрубленная рыбья голова (округлой формы, с приоткрытым ртом). Голова соотносится с произнесенным именем, она и является Рафаэлем. Следующим произносится имя «Рафаель». На похожем, тоже пустом прилавке видим в этот момент вторую, стоящую торчком крупную свежеотрубленную рыбью голову (вытянутой формы). Эта голова является Рафаелем (обе головы виделись натуралистично, как и прилавки, а люди - более чем условно).
В конце сна мысленно сообщается, что у молодой женщины, молящейся на белом снегу, а до этого благополучно родившей ребенка, что-то произошло. Сообщение сопровождалось неотчетливой иллюстрацией, из которой запомнилась земля, припорошенная белым сверкающим снегом.
Автобус стоит на остановке, лампочка на пульте управления сигнализирует об этом. По истечении некоторого времени она гаснет, зажигается соседняя (правее). Когда ее регламент истекает, вспыхивает третья (еще правее) и горит дольше предыдущей. Автобус все еще на остановке, стою около кабины, перед раскрытой дверью, ни водителя ни пассажиров не вижу (хотя они подразумеваются), внимание направлено на сигнальные лампочки. Обнаруживаю симметрию в циклах их работы — такт крайних длинней такта средней. Я поняла, как действует система, но не смогла додуматься, почему она запрограммирована таким образом.
Мысленные слова: «Автозаправочные» и «Электротовары».
Высокий худощавый мужчина, миниатюрная женщина и я сидим, плечом к плечу, на предпоследнем сиденье автобуса. Эти двое будто бы являются моими родителями (я в студенческом возрасте, они лет на десять старше). Едем молча. Женщина пересаживается на сиденье по другую сторону прохода. Произносит (к чему-то?) фразу (или тираду), в которой звучит слово «папа». Энергично возражаю: «Ты — папа». Бесстрастно добавляю: «Который нас покинул» (движение автобуса не ощущалось; все персонажи, включая нас, были в черной одежде; ничьих лиц я не видела).
Светло-коричневые атласные суперобложки четырех книг (возможно, четырехтомника). Удается прочесть названия средних книг. На одной напечатано мелким шрифтом «Большевизм», под ним крупно, броско «Стрельба». На другой — мелким шрифтом «Большевизм», под ним крупно «Тайна».
Стою с мамой* и сестрой на железнодорожной платформе (кажется, мы встретили маму, так как у нее был с собой чемодан). Поздний вечер, идем на ночлег в какую-то квартиру, ложимся спать. На рассвете сестра появляется в моей комнате и говорит, что мама ушла. Разражаюсь слезами - для меня это является неожиданностью. Сестра спокойно объясняет, что мама решила покинуть нас, так как не хочет быть нам обузой. Говорит, что мама решила, по приглашению Креза, уехать на Урал, где на несколько дней собираются люди ее возраста. Спрашиваю, откуда сестре это известно, она отвечает, что кое-что рассказала сама мама, а кое-что содержится в записке, которую мама оставила в комнате. Идем туда, говорю, что заодно хочу рассмотреть квартиру. Как оказалось, она состоит из трех одинаковых комнат. В маминой имеется выход на лестницу, за ней следует комната сестры, моя оказалось самой удаленной (и самой аскетичной). В комнате сестры больше мебели, а в маминой много красивых старинных вещей - резной письменный стол, диковинная напольная лампа и прочее, и даже разукрашенная ниша (тайник), на задней стенке которой висит прозаический электрический счетчик. Возимся у выхода из квартиры, двери нет, проем занавешен рогожей. На лестнице кипит жизнь, лестничная клетка имеет по центру широкое сквозное открытое пространство.
По утоптанной дорожке деревенской околицы, между плетнями, бегут (или почти бегут) встревоженные девочки в темной одежде. За ними видится широкое (вскопанное?) поле с полоской леса на горизонте.
Одна из мысленных реплик при обсуждении вопросов, связанных с усыновлением детей: «На ребенка узнаёт». Это произнесено серьезно, рассудительно, мужским голосом.
Мысленная фраза (безапелляционно): «Близко, близко от мочевой извилины».
Съемочная группа обращает внимание на попавшегося на глаза грудного ребенка. Точнее, на издаваемые им необычные, своеобразные звуки. Группа решает, что они (а не человеческая речь) как нельзя лучше подойдут к озвучиванию отснятого ими материала. Заключается договор, представителями младенца оформляются находящиеся около него взрослые (младенец выделялся светлым пятном на фоне всего остального, видимого невнятно).
Мысленная фраза (глуховатым женским голосом): «Ищи себя там».
Бесконечно путаясь и каждый раз упорно начиная снова, пытаюсь обозначить годичную череду дней буквами латинского алфавита.
Мысленный диалог (мужскими голосами). «Начальной школы?» - «Начальной школы». - «Я не знаю, что это такое».
Бурный сон о бурной любви с Вероном. Запомнилось, что он захотел меня убить — в его руке пистолет, а я полужива от страха (но выстрела не было!).
Я с мамой* в гостях у бабушки* (маминой мамы). Бабушка дарит мне красивые туфли на высоком каблуке. Пускаемся в обратный путь, новые туфли не очень удобны, иду с трудом. Тротуары покрыты густой черной скользкой грязью. Говорю маме: «Давай руку, тут падают». Вижу упавшего мужчину в темной одежде. Он лежит на спине, на обочине проезжей части, под моросящим дождем, и держит в руке кусок темноватого подтаявшего, выковырянного из грязи льда. «Дай руку», - повторяю я. Но мама, поскользнувшись, падает в своем зимнем пальто навзничь, в толстый слой черной влажной грязи. Смотрю на нее, она говорит: «Сильно головой ударилась. Бедная моя мама».
Фрагмент мысленной фразы: «...с этим приходили и записывали в школе на русский».
Мысленная фраза: «А у вашего папы, такая есть у вашего папы?»
Стою с Ежей у парапета неширокого, перекинутого над шоссе мостика. Обе мы призрачно-неуловимые - скорее, просто угадываемся. Оказываюсь у противоположного парапета. Разглядываю большого, с ладонь, темного паука (нестрашного), неторопливо топающего влево (а Ежа исчезла). Носком туфли легонько трогаю его. Паук от этого садится, совсем как медвежонок, а потом топает дальше (паук и носок туфли виделись отчетливо).
На дне белой, почти замкнутой сферы лежит белый комок (типа мягкой глины). Деревянным шпателем осторожно счищаю его.
Умывальник в углу нашего дачно-деревенского двора. Под ним, в крошечном (с кулак) закутке случайно замечаю два крупных куриных яйца, надбитых и наполовину выпитых какой-то зверюшкой. Понимаю, что хозяйская курица облюбовала себе здесь новое место для кладки, выбрасываю поврежденные яйца. Зачем-то снова сую туда нос, вижу еще пару яиц - целых, матово-белых, бугристых, более крупных. Хочу их присвоить (хозяйка понятия не имеет об этом закутке). В телефонном разговоре признаюсь Пете, что хотела стащить яйца, просто из-за того, что они свежие. Петя моего дурного порыва не одобряет.
На импровизированный прилавок в углу двора перенесли с грузовика рухлядь, кто-то говорит, что дешевые распродажи устраиваются здесь регулярно. Иду выяснить, как это выглядит, и может быть, чем-нибудь поживиться подешевке, не свожу глаз с груды темных предметов давнего быта. При подходе вплотную прилавок оказывается меньшим, чем казался издали, а вместо груды рухляди предстают несколько новых изделий из светлого камня. Выбираю прямоугольную резную раму, сомневаюсь, что это продают за бесценок (такая вещь должна стоить дорого, что и подтверждает кто-то из наших). Отказываюсь от покупки.
Фраза, завершившая сон: «Хорошо, отвечаю я спокойно, но внутренне содрогнувшись».
Серая птичка в стоящей на полу просторной клетке вспрыгивает на отогнутый прут, легко выбирается наружу и почти сразу же, никуда не удаляясь, возвращается в клетку.
Нахожусь в бывшей квартире на Рябинной улице. Вижу там кошек, ящериц, длинного (с ладонь) богомола, еще кого-то. Начинаю спокойно выпроваживать. Млекопитающих за дверь, насекомых в окно, и ящериц туда же. Одна с громким стуком шлепается на асфальт, вызывая явственные угрызения совести.
Мысленная фраза (женским голосом): «Я сказала: пойдем морем, а она сказала: нет». Видится небольшая морская отмель.
Нажимаю на клавишу автоответчика, воспроизводится доброжелательное «О'кей». Это произнесено спокойным, приятного тембра мужским голосом, как бы в знак согласия.
Мысленная, незавершенная фраза: «Это всё ни о чем...».
Обрывки мысленной фразы (моей): «...точно так же и в ... я держала его (птенца) и...». Речь о том, что я держала птенца и беспокоилась, что не найду билет на самолет (из второго сна этой ночи). Вижу себя со стороны - держащей крупного, с индюшонка, плохо еще оперившегося птенца - это видится неясно, не в цвете, в неразборчивом интерьере. [см. сны №4937, 4940]
В глубокой, квадратного сечения яме растет дерево, его верхушка не выступает над поверхностью земли. Вижу, что дерево почти засохло, решаю его полить.
Продолжение темы устойчивости, такое же обстоятельное. Запомнилась последняя фраза: «Чтобы именно вот тот участок». На этот раз тема устойчивости увязывается "с нами тремя" (так я записала ночью, но кем являлись остальные двое проясненно не было). Мы соотносимся с тремя углами квадрата, на котором надстроен параллелепипед (квадрат стал его нижним основанием). Графика такая же безукоризненная, как и в предыдущем сне, только линии на этот раз были не цветными. [см. сон №7280]
Танцующие на городской площади мужчины в белых одеждах.
Ярмарочная территория с красочными балаганами, киосками, аттракционами, кафе и толпами гуляющих. Иду влево с маленькой (лет шести) девочкой. Вдруг девочка падает (будто бы в изнеможении от подразумеваемой мастурбации). Лежит, обессилев, условной темной грудой (на фоне необычайно отчетливого всего остального). Бросив презрительный, отвергающий взгляд, набрасываю на нее что-то темное (бывшую в руках кофту?), продолжаю путь... Эпизод повторяется (дублируется). На этот раз сон показывает также, что происходит за моей спиной. Девочка слабо пошевеливается. С ней сочувственно заговаривает молодой человек, сидящий за ближайшим столиком открытого кафе, она ему что-то отвечает. Потом, не меняя положения, разговаривает (по подразумеваемому сотовому телефону) еще с одним молодым человеком, сидящим в отдалении. Оба ее собеседника, приличные, серьезные, в аккуратных светло-серых костюмах и белых рубашках, видятся (как и всё, за исключением девочки) совсем вживую. Лица их были серьезными, видно, как второй плечом прижимает к уху серебристый сотовый телефон.
Мысленно произношу фразу, глядя на строку текста. Убеждаюсь, что вижу не то, что произношу. Пытаюсь прочесть. Слово, на котором остановился взгляд, оказывается бессмысленным, это беспорядочный набор согласных, отчетливо вижу его. Мысленно возвращаюсь к произнесенной фразе, но она уже истаяла.
Мысленная фраза: «Мудрости вам что-нибудь надо». Фраза произносится спокойным мужским басом, с вопросительной интонацией, которая внезапно нарушается тем, что последнее слово звучит совсем по-иному — глухо, издалека, утвердительно, как ответ, вялым женским голосом.
Мысленные, неполностью запомнившиеся фразы (мужским голосом): «УжЕ ... пожиже. Он на Витебском вокзале...».
Мысленная фраза: «Страна света и тен... и светотеней?» (на недоговоренном слове «теней» произошла заминка, оно было отвергнуто и заменено другим).
Малыш получает удостоверение. Ребенку кажется, что он получил мало. Его уверяют, что, наоборот, он получил больше, чем получат другие: ведь он получил содержимое одного из конвертов, а между остальными будет поделено содержимое второго конверта. Малыш успокаивается, ему и невдомек, что его удостоверение случайно оказалось в отдельном конверте, а удостоверения взрослых — в другом.
Мысленная фраза: «А тетка говорит: не думай, не валяй дурака» (не помышляй).
Полнометражный сон (среди персонажей которого была и я) развивался в каком-то сомнительном месте.
Мысленная фраза (женским голосом): «У тебя совсем нисколечко занятий нет?»
Обрывки мысленной фразы (мужским голосом, деловито): «Это ... здесь ... рвет, рвет» (имеется в виду рвота).
Мысленная фраза: «Но это бесполезно».
Мысленная фраза: «И скажет это Творение своему Создателю: Папа, это не я?» (не могу вспомнить, вопросительной или утвердительной была цитата).
Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза (спокойным мужским голосом): «Я массирую ... ну, вижу обстоятельства».
Светлый мешок с вывернутыми наружу краями. Он заполнен чем-то вроде крупной фасоли, которую перебирает чья-то толстая, с пухлыми пальцами рука (кисть руки человеческая, но гораздо крупней реально человеческой).
Сижу напротив служащей, оформляющей мой бланк, который должна буду подписать. В бледно-сером тексте с вкрапленными блеклыми фотографиями белеют островки свободных мест, которые заполняет служащая. На фотографиях изображена я (в разном, начиная с детского, возрасте), это будто бы репродукции реальных снимков. Ничего не могу сказать по поводу детских (две из них были групповыми), но на взрослых я совсем не похожа на себя (воспринимаю это, кажется, без удивления). Нечитабельный текст является, как я догадываюсь, чем-то типа досье. На глаза попадается слово «Гиги». Служащая придвигает бланк на подпись. Спрашиваю: «А что такое Гиги?» Она говорит, что судя по тексту, так называли меня в детстве родители. Недоуменно пожимаю плечами, потому что ничего подобного не помню.
На занятие все принесли по листку с выборочными записями своих снов, и мы, повидимому, как-то с ними работали. Позже оказываюсь в этой учебной комнате одна, случайно замечаю несколько позабытых листков со снами. Я взволнована — такой интимный, личный материал находится в общедоступном месте. Ясно вижу разный формат, разные почерки, разный цвет чернил этих листов. Один из них опознаю как принадлежащий Арамису. Решаю позвонить ему по телефону, а пока что сую листки в недра парты — большой, грубой, допотопной (засунув в нее руку чуть ли не по плечо).
Мысленные, неполностью запомнившиеся фразы (женским голосом): «...спали. А-а, давно не спали. Спать. Спать. Спать. Спать».
Мысленная фраза (бодро, припеваючи): «И пойду детей лечить».
Мысленная фраза: «Обязательнейше и всенепременно». Фраза отвечает на вопрос, произойдет ли опять НЕЧТО, если повторится ЧТО-ТО. То есть будет ли реакция на это ЧТО-ТО опять такой же («нечто» и «что-то» являются моими вынужденными подставками, не запомнилось, о чем шла речь).
Мысленная, незавершенная фраза: «Такое (решение) обошло бессознательными путями то, что...». Видятся крупные металлические кольца, часть которых насажена на горизонтальный стержень, а часть — на изогнутый дугой гибкий шнур под этим стержнем.
Мысленная фраза (вялым женским голосом): «Что еще делать я не знаю».
Петя дает мне, одну за другой, пару покрытых аппетитной корочкой цыплят табака. Они странно мягки на ощупь и воспринимаются чуть ли не как тряпичные (на что я бегло обращаю внимание). Я должна буду повесить их (на просушку?) на балконе, на плечики для одежды. Мое будущее действие смутно, бегло визуализируется.
Три-четыре серпантиноподобные нити тянутся сверху (дело происходит в помещении). Нижними концами они прикреплены к серому, похожему на валун предмету (видна его верхняя, округлая часть). Обрезаю нижницами, одну за другой, у самого основания, эти фиолетовые нити.
