Еду в автобусе с набитой сумкой, снимаю туфли. Автобус прибывает на конечную остановку, убеждаюсь, что проехала место назначения, спрыгиваю на покрытую толстым слоем желтоватой пыли землю. Спохватываюсь, что босиком, пугаюсь, что забыла в автобусе туфли. Удостоверяюсь, что сумка и туфли со мной, быстро обуваюсь, стряхнув с ног дорожную пыль. Остановка находится на краю площади, за которой виднеются белые домишки с лавками и магазинчиками, это что-то вроде окраины городка. Моего автобуса все нет, решаю прогуляться, и вернуться в нужное место пешком. Брожу по лавкам и магазинам, в одном вижу кошку с котятами. По соседству, где улочки сбегают вниз, на узкой каменной мостовой сидит (около смутно видимой родительницы) рыжий упитанный спокойный котенок. Не удержавшись, беру его на руки. Он спокойно сидит на ладони, глажу его по спинке, он пускает лужицу, несколько капель попадают на мою одежду. Опускаю котенка, вижу на ведущих во дворики ступеньках еще несколько таких же красивых, упитанных котят, сидящих около кошек. Котята (в отличие от всего остального) видятся отчетливо, вживую. Думаю, что жители квартала гуманны, оставляя кошкам по одному детенышу. Таким образом контролируется популяция, котята вырастают крепкими, красивыми, а кошки не страдают от приливов молока. Сон показывает кошачье брюшко, сквозь редкую светлую шерстку которого просвечивают нежные соски. Заметив, что все котята одного возраста, умозаключаю, что кошки (не только этого городка, а вообще), повидимому, приносят приплод в строго определенный сезон. На крыльцо выходит женщина в светлой одежде, темном коротком фартуке и светлом чепце. Говорю ей, что котята их квартала необычайно красивы.
Вышла на минутку из дома и заблудилась в квартале одинаковых темных двух-трехэтажных домов, окруженных буйной растительностью. Иду по дорожкам, потеряв ориентацию. Беспокоюсь, что не закрыла на замок входную дверь, ведь дом не принадлежит мне (он, будто бы, принадлежит Камиле, у которой я, на паях с соседом, его арендую). К тому же сосед сейчас отсутствует, так что на моей ответственности не только сохранность дома, но и сохранность имущества соседа. Да и своих вещей жалко, если что. Разыгравшееся воображение представляет, как дом обкрадывают, при этом оказывается, что красть особенно нечего. Тревожась и продолжая плутать, вдруг вижу проспект, испытываю облегчение — появился хоть какой-то ориентир. Но как вернуться домой сообразить все равно не могу. Спрашиваю у попавшихся женщин, как пройти «к дому номер 29 на Пальмовой улице». Женщины взмахом руки указывают направление. Радуюсь, что помню адрес, какое счастье, что я помню адрес, и опять теряю ориентацию. Огибая один из домов, слышу людские голоса. На крыльце, среди густой зелени, две сморщенные древние старушки разговаривают с высунувшимся из окна мужчиной. Одна рассказывает про свою знакомую, у которой была «связь» (мистическая) с Лениным, не оборвавшаяся и после его смерти. Старушка пускается рассказывать, как ее знакомая что-то косила с Лениным. Перебиваю ее, спрашиваю, как пройти «к дому номер 29 на Пальмовой улице». Опять радуюсь в душе, что помню адрес. Старушки выражают готовность помочь, по-детски берут меня за руки, при этом обнаруживается, что одна из них (не рассказчица) очень маленького роста, и вообще они обе походили на Лесовиков из СКАЗОК. Ступени высокого крыльца плавно поворачивают направо, за выступ каменной стены, и загромождены вещами, в том числе большим темным чемоданом. Мне кажется, что пройти тут невозможно, но старушки, не выпуская моих рук, спускаются с крыльца, доводят почти до дома и исчезают. Продолжаю путь одна, иногда навстречу попадаются люди, от которых исходят волны неприязни. Вижу на дорожках шмыгающих мышей, много маленьких быстрых темных мышей, это кажется мне предвестником надвигающейся разрухи.
На боковой поверхности серой бетонной стены сидит маленькая, с воробья, птица. Непонятно, как она может сидеть на гладкой вертикальной поверхности, но она непринужденно сидит там, и даже зевает, изо всех сил раскрыв клювик.
Несколько человек стоят у деревянного наклонного лотка с кусочками соленой рыбы. Обсуждается вопрос расширения производства рыбопродуктов. Сходятся во мнении, что перспектив не видно, весь возможный улов и так реализуется. Сон бегло, смутно показывает косяк рыб в морской глубине. Выслушав остальных, нахожу выход из положения в том, чтобы расширить ассортимент продукции, все соглашаются. Во время обсуждения лакомимся кусочками рыбы с лотка, прекрасно помню, какой соленой она была.
Нетвердо держащийся на ногах малыш дотопывает до веселой рыжей собаки. Плюхается животом поперек ее спины, медленно, головой вперед соскальзывает вниз и ловко опирается руками о землю, а ноги его болтаются над собачьей спиной.
В большом деревянном сарае чем-то заняты люди (среди которых нахожусь и я). Справа, в небольшом загоне, лежат, вплотную друг к другу, и пошевеливают ушами симпатичные буро-серые кролики.
Нахожусь в квартире, где за мной неотступно следует молодая черная собака с чистой красивой шерстью и темно-красными, почти без белков, газами (вызывавшими удивление). Собака ни минуты не остается в покое, крутится около меня, и куда бы я ни вошла, она уже прошмыгнула туда первой. Смотрит, всем своим видом показывая, что непрочь, чтобы ее наконец-то приласкали, ведь она такая милашка.
Вижу на газоне двух больших, с ладонь, кузнечиков. Не успеваю налюбоваться, как откуда-то выскакивает мышь. Подбегает к одному (он стоял вертикально), поднимается на задние лапки, принимается долго, неумело отгрызать ему голову. Кузнечик не шевелится, мышь трудится, забегая с разных сторон. Второй кузнечик, не сдвигаясь с места, безучастно наблюдает за происходящим.
Котенок, задрав хвост, расхаживает из стороны в сторону на небольшом возвышении. Чья-то рука охватывает хвост и быстро передвигает превратившегося в игрушку котенка то вправо, то влево.
На размазанном темно-сером фоне высветилось небольшое, с ладонь, четкое изображение. Вид изнутри пещеры на просунувшуюся туда голову динозавра, задумчиво ее осматривающего. Края пещеры, как и видимая часть динозавра, были белого, почти светящегося цвета.
Мастерю во дворе, из обломков мебели, клетку. Получается грубо, однако мне самое главное — обеспечить укрытием зверька. Чтобы он не мучился, как соседский, привязанный тут, на солнцепеке. Я должна мчаться куда-то по работе, но у меня и в мыслях нет бросить клетку недоделанной. Как только взглядываю на привязанного на солнцепеке соседского щенка, мне ясно, что соорудить клетку и обеспечить зверьку сносное существование важнее, чем любые неприятности на работе. А безмятежный зверек и не подозревает, что ему может грозить.
Стою в торце длинного узкого коридора, по обе стороны которого (или по крайней мере по правой стороне) множество открытых дверей в светлые комнаты. Около меня крутится черная, средней величины собака с чистой волнистой шерстью. Собака хочет играть. Швыряю вдоль коридора стеклянную банку. Неловко выскользнув, банка падает неподалеку, собака бросается к ней. Швыряю что-то другое более удачно, прямо до противоположной стены.
Открываю (снаружи) входную дверь своего нынешнего жилья, ставлю на пол пластиковые мешки с продуктами. В еще не закрытую дверь пытаются прошмыгнуть две-три крупные уличные кошки. Отгоняю их, они не оставляют своей затеи, но все же удается не позволить им проникнуть в квартиру.
Средних размеров собака отходит от стены. Вижу на тротуаре ее экскременты. Но также вижу, что это всего лишь искусно выполненный муляж, слишком крупный для такой собаки.
На спортивной площадке стоит лошадь. По обе стороны седла сидят, лицом друг к другу, двое взрослых, подстраховывающих девочек. Те по очереди разбегаются и вытянув вперед руки и скользя животами по седлу, перепрыгивают через лошадь.
Куда-то иду. Внимание привлекает яркий прямоугольник солнечного света на земле и стоящая около него птица (типа ворона). Подумалось, что вот — солнце, и вот — птица, и именно сюда стоит выпустить птенца, которого ношу в своей сумке - я как бы вдруг вспомнила про него. Извлекаю из темной глубины сумки маленького птенца. Опять думаю, что недра женской сумки совсем не подходящая среда обитания для птицы. И что птенец хоть и не относится к породе воронов, ему все же будет лучше с птицами, на воле, на солнце, чем в тесноте сумки.
P.S. Приснившаяся птица была похожа на птиц из сна №1247.
Серия стремительных бесконтактных схваток между мной и группой из пяти-семи человек в вишнево-коричневых одеяниях. Я нахожусь в правом переднем углу поля зрения, они — в левом заднем. Периодически бросаемся друг на друга, причем они всегда всей группой. После молниеносного броска, очутившись нос к носу, но не касаясь друг друга, возвращаемся на исходные позиции. Вижу схватки и со стороны, как бы сверху - мы видимся тогда крупными, в метр-полтора длиной ящерицами болотного цвета. После нескольких бросков атаки прекращаются (по моей инициативе). Схватки не сопровождались никакими человеческими эмоциями, но при каждой происходил колоссальнейший, чудовищный выброс энергии с каждой из сторон. Проснувшись, несколько раз мысленно повторяю то, что больше всего поразило — что каждая стычка длилась ничтожный миг, а выбросы энергии были неописуемо огромны.
Крупный худой кролик с короткой блестящей черной шерсткой с трудом протискивается (наружу) в щель под дверью. Находясь внутри дома, каким-то образом вижу и переднюю часть кролика.
Мысленная фраза (женским голосом): «Вот, например, нога, ее не сдвинешь, она и так сдвигается с большим скрипом» (с трудом).
В финале сна сестра бросает мне в лицо фразу о том, что я умру. Фраза поражает меня как содержанием, так и тем, что произнесена именно сестрой, да еще в резкой форме. Поразмыслив, отбрасываю бесплодные, не такие важные в данном случае "почему", сосредоточиваюсь на содержании фразы. Говорю, почти с недоумением (не только сестре, но и находящимся тут же людям), что смертны мы все. Нет человека, который не должен умереть. Так что непонятно, зачем это было сказано. Говорю спокойно, искренне, с оттенком укора.
Я умираю. Сижу на полу, опершись локтем о свою кровать, и умираю. Жизнь медленно покидает меня, одна за другой отключаются части тела. Думаю: «Так вот как, оказывается, это происходит». Квартира пуста, лишь в дверях моей комнаты стоит сестра, никак на меня не реагирующая. Угасающее сознание наблюдает за происходящим - во рту появились следы рвоты, на миг перехватило дыхание. Отмечаю, что пока еще дышу, и что самым мучительным будет, наверно, прекращение дыхания, удушье. И тут я вспоминаю про Петю, про что-то, чего он может лишиться, если я сейчас здесь умру. Прекращаю наблюдать за процессом умирания, прошу сестру вызвать скорую помощь. Сестра не реагирует, а я не удивляюсь этому, озабоченная мыслями о Пете. Вот я уже слабо пошевелилась, вот с трудом, но встаю, чувствуя, как с каждым мгновеньем состояние умирания покидает меня. Вот уже иду в ванную прополоскать рот и выплевываю несколько небольших черных, непонятного происхождения сгустков.
Мысленная, незавершенная фраза: «Утром, когда комендант ничего не мог понять...».
Мысленные фразы (спокойным женским голосом): «А все-таки это безумие. Ну, как впечатление? До после...» (фраза обрывается; «безумие» - в смысле, безрассудство).
Я должна дать концерт (исполнить фортепианное произведение в сопровождении какого-то инструмента). Иду отдохнуть, засыпаю, должна встать за пару часов до начала (принять душ, переодеться, порепетировать). Просыпаюсь в назначенный срок, не могу заставить себя выбраться из постели, хоть и понукаю тем, что время идет. Вдруг начинает казаться, что не помню вещи, которую должна играть. Размышляю (не вставая), что, может быть, все не так страшно и вспомню пьесу, как только сяду за рояль (в утешение припоминаются давние экзамены в музыкальной школе, где происходило нечто подобное). Сон бегло показывает сцену со стоящим на ней белым роялем. Прикидываю, что произойдет, если выйду на сцену и не смогу играть. Отменят концерт? (думалось об этом без огорчения). Иду в душ. В большом помещении слева стоит унитаз, справа находится душ (без перегородок). Открываю кран, входит грузная тетенька в темном халате (уборщица), усаживается на унитаз. Я затосковала, но это было еще не все. Вдруг вижу в стене (напротив входной двери) распахнутые широкие двухстворчатые ворота, а сквозь них - залитые солнцем дорожную колею, траву, деревья. Я буквально остолбенела. Спохватившись, с силой толкаю правую створку ворот и, кажется, именно в этот момент просыпаюсь.
Сижу с Норой на балконе высокого этажа старого жилого дома. На балконе противоположного дома вижу престарелого мужчину, признаю в нем отца Норы, предлагаю окликнуть. Улица узка, машем руками, мужчина поднимает голову. Несколько мгновений поразительно отчетливо вижу его лицо - старчески бессмысленное, с выцветшими, некогда голубыми, а теперь незрячими глазами, интеллигентное некогда лицо. Я ошиблась, это совсем не отец Норы. Импульс сочувствия к дожившему до такого состояния человеку проходит через мое сознание.
Стою на Воробьиной набережной. Разговариваю (не из телефонной будки, а непонятно как) с девушкой, позвонившей, чтобы сообщить, что Петя (в младшем школьном возрасте) не пришел на занятия кружка. Тревожусь, куда он пропал, выйдя из дома два часа назад. Девушка предлагает поговорить с руководительницей кружка. Звоню, узнаю, что на занятии Петя был, но ушел пораньше, чтобы в чем-то мне помочь.
В третьем сне луплю мухобойкой мачеху малышей, дурно с ними обращавшуюся. Помню детей и неотчетливые сведения о том, что они попали к жестокой мачехе. Помню, как нервничали бедные дети перед ее возвращением домой. При первых же признаках ее придирок к детям я налетела на нее и принялась лупить, вкладывая в удары всю свою силу и злость, удвоенные видом испуганных детей. Мачехе это не причиняет страданий - обряженная, на манер прошлого века, в пышные юбки и белоснежный фартук, она хоть и валялась во время экзекуции у меня в ногах, но не вопила, не стонала, не защищалась от ударов, и вообще была, как манекен. [см. сны №0062, 0063]
С трудом ориентируюсь в незнакомом городе, периодически мысленно отмечая схожие с моим городом ориентиры, расположенные здесь по-иному (то есть город этот был, в каком-то смысле, запутанным двойником моего), мне нужно попасть на автобусную остановку. Иду по жилому кварталу, дохожу до широкого длинного крутого спуска. Останавливаюсь, изучающе осматриваюсь, замечаю каменистый V-образный водосток, решаю спускаться по его, сухому сейчас, дну. Чуть ли не неожиданно для самой себя лихо съезжаю по камням, почти без усилий сохраняя равновесие. Внизу, у тротуара, устье водостока расширено, там, по левую руку от меня, лежит живой крокодил (которому, как я тут же представляю, ничего не стоит сожрать меня в этом V-образном устье). Лягнула его разок, и примерялась пнуть еще раз (другой ногой). Крокодил не реагирует, оказываюсь на тротуаре. С автобусом вышла накладка, чувствую, что опаздываю, прибавляю ходу. Мимо проезжает старая разболтанная легковушка, хватаю ее за дверцу багажника, та откидывается вверх, машина останавливается. Сажусь рядом с водителем, трогаемся в путь (с поднятой дверцей, что меня слегка беспокоит), долго не могу замкнуть пряжку ремня безопасности. Спустя некоторое время продолжаю путь пешком, поглядывая на истрепавшиеся при спуске по камням туфли и прикидывая, как их можно привести в порядок. Добираюсь до нужного места (оказавшегося музеем), вхожу в просторный, украшенный экспонатами холл. Служительница музея, навалившись грудью на черную мраморную мемориальную плиту, стирает с нее заметный слой пыли, что-то думаю по этому поводу (сон был цветной, все виделось живьем).
Мысленно рождаю строку: «Реформы, поэмы и...». Последнее слово еще не найдено, для завершения ритмического узора оно должно быть двухсложным, с ударением на первом слоге. Воспроизвожу окончание строки бессловесно, на интонационном повышении.
Мне нужно удалить от центра круга стоящие по его периметру V-образные детские кресла с малышами. Приподнимая их, вижу под каждым темную густую грязь. Поскольку кресла низкие, грязью испачканы попки детей. С беспокойством думаю, что детей нужно срочно переодеть, но у меня ничего для этого нет. Утешаюсь, что малыши в подгузниках, так что на кожу грязь не попадет. Кресла переставлялись на залитую солнцем каменную площадку. Собственно говоря, все это место представляло собой скальную поверхность, И НИКАКОЙ ГРЯЗИ ТАМ НЕ БЫЛО И БЫТЬ НЕ МОГЛО. Грязь непонятным образом обнаруживалась, лишь когда я приподнимала креслица. Дети были спокойными, около одного их кресел обнаружилась отвратительная на вид, агрессивная жирная карликовая кошка.
«Вот, вот, вот, вот едет эта игрушка! Мам, давай немного уходи в сторону», - говорю я маме*, глядя на груженый самосвал, останавливающийся перед закрытыми воротами в наш двор. Мы чаевничаем за небольшим столиком внутри двора.
В конце сна решаю переодеться у садовой скамьи безлюдной городской аллеи. Когда было снято почти все, справа появляется пешеход. Поспешно хватаю с земли ворох одежды, прикрываюсь. Пешеход, проходя мимо, бормочет: «Надо же, как...». Опускаю одежду, вижу на земле небольшую пластмассовую коробку, заполненную белесым инеем. Необдуманно вытряхиваю его, иней засыпает часть валяющейся на земле одежды. Начинаю одеваться. Вижу стоящую почти вплотную к скамье газовую плиту. Одна горелка светится живым оранжевым, красиво смотрящимся пламенем, на огне стоит ковш. Он будто бы поставлен мной, чтобы растопить иней из коробки(?) Закипающая вода вздымается белой пеной, бросаюсь к плите уменьшить огонь. Сон был живым, натуралистичным, лишь прохожий виделся условно, темновато (и я не припомню, чтобы у меня там был запасной комплект одежды).
Сочиняются стихотворные строчки. Первая уже готова и мысленно произносится: «И тут такое, Пушкин, дело». К ней придумана рифма, теперь идет формирование второй строки под заданный ритм.
Мысленное, несколько раз повторившееся слово «Изгнание».
Транслируемый по телевизору балет, главный герой которого - утрированный идиот, не вынимающий палец изо рта.
Неторопливо формируется начало мысленной фразы: «Пока пробирается к выходу в лес..». Речь идет о выходе из зоопарка — служебном, вспомогательном выходе или просто о проломе в ограде. Смутно, сверху видится этот выход, за которым начинается лес.
Мысленная фраза: «Что читаешь, там и говоришь».
Средних размеров собака отходит от стены. Вижу на тротуаре ее экскременты. Но также вижу, что это всего лишь искусно выполненный муляж, слишком крупный для такой собаки.
Девочка-подросток сидит на диване, смотрит на входящего в комнату мужчину. Он здоровается. Она спрашивает: «Ты откуда?» Он отвечает: «Откуда папа твой» (оттуда же). Девочка странно на него смотрит, медленно (демонстративно медленно) встает, делает несколько ленивых шагов в сторону, медленно наклоняет голову, медленно подносит руки к лицу и изо всех сил, беззвучно, чихает. В этом чувствуется кураж, вызов.
Из моей руки в дикой панике вырывается шарообразное Существо. Мелкий пакостник (размером с теннисный мяч) с темной толстой упругой кожей, усеянной торчащими во все стороны короткими шупальцеобразными отростками. Ему нужно удрать во что бы то ни стало, причем сила стремления скрыться (как я осознала, излагая сон) превышала степень вины его проделок. С туповатой (не окрашенной эмоциями) настойчивостью, из последних сил удерживаю это вертлявое Существо. Вынужденная все крепче сжимать пальцы, в конце концов протыкаю (неумышленно) его плотную упругую кожу, под которой оказывается влажно-мягкое нутро. Не испытывая по отношению к Существу никаких чувств, я лишь стремилась (почему-то) не дать ему скрыться. И нечаянно повредив его тело, понадеялась, что Существо не оправится от раны, погибнет, а значит, не скроется. Он же, как мне кажется, рвался скрыться, чтобы никто не узнал, кто он такой и откуда явился (сон был очень живым). P.S. Спустя какое-то время я начала (и продолжаю поныне) испытывать огорчение, что причинила Существу ущерб. Надеюсь, что Существо благополучно оправилось от нанесенной мной травмы.
Карта города, занимающая все поле зрения. Белый, неестественно длинный тонкий кривоватый указательный палец (принадлежащий кому-то, стоящему спиной и находящемуся вне поля зрения) водит по карте. Это сопровождается незапомнившимися высказываниями. Палец выглядит так отвратительно, будто принадлежит какому-нибудь Монстру.
Пара белесых воздушных шариков, слабо подпрыгивая на ветру, перекатывается по поверхности земли. На одном грубо намалевано обрамленное платком женское лицо и туловище (до середины бедер) в платье с глубоким декольте. На втором - мужская физиономия (рожа) в головном уборе. Шарик-мужчина все время допрыгивает до шарика-женщины и целует ее в декольте, она всякий раз целомудренно отпрыгивает в сторону. Это выглядит так смешно, что стоящие неподалеку подростки (среди которых были Додо, Ролл и их приятель Эрил) покатываются со смеху. Шарик-мужчина в очередной раз допрыгивает до шарика-женщины и внезапно сильно кусает ее за левое бедро. Шарик-женщина хватается за укушенное место - оно предстает в виде настоящей, поврежденной укусом плоти.
Листаю подшивку копий выдержек. Вижу, что нарушен порядок следования страниц. Думаю, что это нужно исправить.
Чьи-то руки прилаживают на швейную машинку сумку (чтобы вшить молнию). Возникает мысленная фраза: «На расстоянии от заземленной ручки...» (фраза обрывается).
По не зависящим от меня причинам должна перебраться из города в селение (то ли обдумываю переезд, то ли уже решилась на него, то ли почти переехала). В качестве дополнительного, ничего в данном случае не определяющего (смиряющего) довода было ЗНАНИЕ о том, что переехать нужно уже потому, что городу грозит опасность.
Эротический сон.
Мысленная фраза (женским голосом, полувопросительно): «Бестолковый начальник» (возможно, вместо последнего слова было сказано «молчальник»).
Нахожусь в светлом многоэтажном административном здании. Подхожу к двери, ведущей в туалет, читаю над ней вывеску: «Для женщин». Вхожу, вижу несколько кабинок (часть которых занята) и нескольких женщин в проходе. Вдруг появляется несколько мужчин, с недоумением смотрю на них, выхожу наружу, проверяю надпись, убеждаюсь, что прочла верно. Замечаю левее, почти впритык к этой двери, еще одну, над которой написано «Для всех». Иду туда, вижу такое же чистое, аналогичного назначения помещение, пустое. Предполагаю, что мужчины ошиблись дверью, выхожу наружу, говорю об этом Пете (он был в дошкольном возрасте и копошился на полу, около правой двери; лица его я не видела).
Мысленная, неполностью запомнившаяся фраза (артистично, тоном конферансье): «...сказал, что выступает на поле особа особого пола Алла...».
Нахожусь в гостях у Пети, в селении Адамс. Одна из селянок изъявляет готовность рассказать, что происходит с Петей. Мгновенно прихожу в волнение, прошу подождать, отхожу с сигаретой в сторону. Взбодрившись, сообщаю, что готова слушать. Садимся друг против друга (кажется, не в помещении). По мере того как женщина что-то рассказывает, к нам поодиночке приближаются и тихо рассаживаются вокруг другие селяне. Испытываю дискомфорт от того, что часть их сидит у меня за спиной, нет уверенности, что я смогу контролировать ситуацию. Сидящие за спиной люди не дают мне покоя - я их не вижу, их намерения от меня скрыты.
Мысленная фраза (возможно, связанная с каким-то сном): «Жадность фрайера погубит».
Прихожу на выставку, покупаю билет (за "$12"), иду к выставочным павильонам (удаленным от входа). На пути возникает небольшой крутой подъем, снабженный ступеньками и обнесенный справа перилами. Правее (параллельно) вьется крутая тропа. У подножья служитель спрашивает, какой путь я ищу, мужской или женский. Отвечаю, что женский, он указывает на ступени. Протягивает аляповатый значок, говорю, что у меня нет на это денег, он отвечает, что раз так, можно не платить. Поднимаюсь наверх, решаю на этот раз все бегло осмотреть, чтобы потом придти еще раз и побыть подольше. Возвращаюсь по подземному туннелю, просторному, светлому, со скамьями по стенам. Решаю, что незачем приходить еще раз (и тратиться на входной билет), лучше вернуться в павильоны сейчас. Вижу сестру, она интересуется, что я здесь делаю, отвечаю, что решила вернуться в павильоны. Оказываюсь у давешнего подъема, служитель опять вручает значок, на обороте которого вижу выбитую цену ("$4"). Оказываюсь на покрытой травой и лужицами воды обочине широкой, мокрой от дождя дороги. Слышу за спиной шум приближающейся машины, сторонюсь. Огромный грузовик проезжает почти впритык, теряю равновесие, падаю навзничь, оказываюсь скользящей (уже на животе, головой вперед) за правым задним колесом. Опасаясь, как бы оно не втянуло меня под себя, упираюсь в него рукой. Водитель высовывается из кабины, на ходу знаками требует, чтобы я отцепилась. Сигналю, что не могу ничего поделать, мчимся дальше. На обочине появляется кучка белого щебня, водитель притормаживает, застреваю на щебне, грузовик уносится прочь. Иду к автобусной остановке. В руках оказываются две дорожные сумки, снимаю испачканный намокший плащ, кладу в одну из сумок, сажусь в автобус. Входит старушка с ребенком, уступаю им место, пересаживаюсь подальше, сижу, роясь в сумках.
Большая поляна, место отдыха горожан, расположившихся на зеленой траве. Я устроилась на одной из массивных темно-коричневых скамей. Подходит религиозный юноша, заводит нейтральный, безобидный разговор. Не успеваем обменяться и десятком фраз, как юношу мягко, деликатно отзывает пастырь. Он сидит неподалеку, на траве, в кружке молодых людей. Юноша возвращается к ним, я спохватываюсь, что на мне нет юбки. Здесь это не возбраняется, можно даже загорать, но голые ноги неуместны при разговоре с религиозным человеком. Запоздало натягиваю юбку... Это уже третье воспроизведение одной и той же ситуации. В предыдущих юноша подходил более издалека, каждый раз с другой стороны (в напоенном чистым воздухом уголке пространства под бледно-голубым летним небом все виделось реалистично).
Обрывок мысленной фразы (спокойным женским голосом): «...помнишь, какая ситуация была...».
Мысленные фразы (мужским голосом): «Мне опять подбили глаз», - констатируется спокойно, философски, и с детской запальчивостью добавляется: «Эти членские мальчишки...» (фраза обрывается).
Смотрюсь в зеркало. Вижу, что волосы не темени совсем поредели, стали тусклыми, тонкими. Ерошу их, как бы не веря своим глазам. Оказавшись в другом месте, рассказываю об этом Лане, она обещает спросить у кого-то, чем можно помочь.
Мысленная фраза: «Она их просто не возвращает». Смутно видится чья-то рука, перебирающая комплекты набросанных на прилавок темно-зеленых вафельных полотенец.
В конце сна восклицаю с изумлением: «Но послушайте! Мне даже в голову не могло придти, что там могут быть такие ляпы!»
Воспринимаю какую-то Реальность как что-то переливающееся, голубовато-белого цвета. Это было похоже на Северное сияние, и я находилась внутри него.
В финале сна кричу изо всех сил, тяну вопль, пока хватает дыхания.
Вдергиваю резинку в черные изношенные шаровары. Шаровары эти, в то же время, и не шаровары, а что-то, охватывающее большое пространство, вместе со всем, что на нем расположено.
Мысленные, с пробелом запомнившиеся фразы: «Это тяжелая работа, когда ... Вообще дома лучше».
Мысленная фраза: «На диване несколько пушистых кошек».
Мысленная фраза-стих: «Я мерял все не меркой правоверной».
Мама* с Петей (ребенком) на даче, в лесу, за железной дорогой (во сне лес был большим, настоящим). Поздний вечер, мне все никак не уйти с работы. Возимся с Диспетчером над двумя тяжелыми чемоданами, не можем сообразить, как их перенести, Лэр пробует нам помочь. Диспетчер вертит чемоданы, придумывает всякую ерунду. Нервничаю, говорю, что не могу валять дурака, уже поздно, я должна ехать к сыну, и мне будет страшно идти по темному лесу, да еще с тяжелым чемоданом.
Мысленные фразы: «Малюток, маленьких детей. И очень быстро они отучились...» (фраза обрывается).
Мысленная фраза: «Я была бы рада, если бы вы не чужой рукой раздевались».
Идем куда-то (Лейла, Мона, МонЪ и кто-то еще) в поисках работы. Отстаю ото всех, натыкаюсь на них лишь на остановке транспорта. Они говорят, что подали документы на работу в Университет и заказали билеты «на шестое число». Я уязвлена их предательством до глубины души.
Мысленные, с пробелами запомнившиеся фразы, произнесенные одним из персонажей в финале сна: «Они совсем сдурели. Это на тетю ... а она... Кем она вам приходится?»
Мысленные, неполностью запомнившиеся фразы (женским голосом): «...транспортом. Вот к концу лета будет хорошо».
Мысленная фраза (женским голосом): «Пришла новая соседка и рассказала ей о своем разборе».
Стул, на нем еще один, перевернутый и, кажется, без спинки, а на нем - большой блестящий гвоздь.
Медленно вписываю зеленым фломастером какое-то слово в строчку настенного календаря.
На тротуаре, у раскрытой дверцы в цоколе здания, сидит на корточках мужчина. Что-то чинит или проверяет (за дверцей видны трубы). Прохожу мимо, навстречу идет молодой человек. На ходу, преувеличенно индифферентно взглядываем друг на друга.
Писклявым мышиным голосом, чуть растягивая окончания слов, несколько раз мысленно восклицается: «Ой! Новый искус! Пропали!» Демонстрируются потенциальные жертвы искуса. Судя по всему, отчаянные проказники. Это нечеткие серые Сущности на светло-сером фоне.
Мысленно, бессловесно сообщается, что человек, в совершенстве владеющий теорией электричества, на практике претворяет свои знания крайне топорно. Предстает плоское безграничное электрическое поле, состоящее из светлых и светло-серых частиц (символизирующее теоретические знания). В центре этой, почти горизонтально расположенной поверхности красуется что-то типа бруска тусклого, серо-бурого пластилина со вмятинами от пальцев. Брусок символизирует практику с ее ошибками и ляпами (вряд ли можно было придумать более впечатляющую иллюстрацию). Не запомнилось, в какой ипостаси имеется в виду человек - как Homo Sapiens или кто-то конкретный (может быть, я сама?).
Мысленная фраза (ритмично, нараспев): «Понимаем, понимаем, как же не понять».
Стою между странных зданий, похожих на неестественно, непропорционально вытянувшиеся вверх домишки с балконами. Задрав голову, смотрю на неправдоподобно быстро мчащиеся облака. Они были мелкими, частыми, четкими, очень белыми и неслись лавиной вправо (на фоне божественно голубого неба). Пытаюсь понять, что происходит — ведь в действительности такого быть не может. Это похоже на кинематографический прием, но я-то вижу живую природу, вижу собственными глазами. Начинаю думать, что возможно, в каких-то исключительных случаях облака и в самом деле могут так мчаться. А они, тем временем, превращаются в темные размазанные тучи, так же стремительно несущиеся вправо.
Мысленная фраза (женским голосом): «Сто двадцать пять».
Мысленная фраза (женским голосом): «По статье «Бесхозность, исключительность»». Смутно видится птица, о которой идет речь.
Мысленный диалог (мужскими голосами). Вяло: «А температура — сто лет таких». - Энергично: «Вы уже не видели?»
Запеленутые грудные младенцы лежат на земле в несколько длинных рядов. Нижний ряд отделен от остальных черной чертой. Детей нижнего ряда нужно (для безопасности?) перенести в верхние ряды, и это уже начали делать.
Мысленный, с пробелом запомнившийся диалог. «Много ...?» - «Нет, что могло (быть)? Много ушло спящих...» (фраза обрывается).
Мысленная фраза (женским голосом): «Во-первых, шесть с половиной».
Человеку дают завуалированную взятку. Не деньгами, а гарантией оплатить услуги сиделки на время его непродолжительной отлучки из дома.
Пришла к Моне, по ее просьбе, чем-то помочь. Помощь была, повидимому, сопряжена с физической работой, Мона показывает, где находится душ - за дверью, в левом углу темноватого салона. В правой половине салона сидит, как бы ожидая чего-то, молодой интеллигентный мужчина. Принимаю душ, ныряю (чтобы вытереться) в изножье стоящей рядом постели. Заканчиваю туалет, подходит сидевший на стуле мужчина, вежливо дает понять, что он пользуется этой, временно предоставленной в его распоряжение кроватью. Смущенно спрашиваю, надолго ли он приехал. Что-то ответив, мужчина выходит в коридор, где смутно видятся Мона и еще несколько человек. Одна из женщин подходит ко мне, говорит: «Похоже, что они (семейство Моны) так и уедут, ничего не сказав». Спрашиваю, в чем дело, она говорит, что у них неприятности. Спрашиваю: «Ну они хоть живы-здоровы все?» Она отвечает: «Да». Говорю: «Ну, тогда не страшно, остальное поправимо».
Мысленная, ритмичная фраза, повторившаяся, возможно, несколько раз: «Но захотИм ли мЫ с ними бЫть/ Если онИ захотЯт нас захватИть».
Мысленная фраза (завершившая умозаключение): «Злоупотребление такой властью могло привести к человеческим жертвам».
В конце сна говорю окружающим: «Две сегодняшние штаты...», - и просыпаюсь, не успев завершить фразу.
Мысленная фраза: «Чтобы не лазили разные любопытные».
