Еду в автобусе с набитой сумкой, снимаю туфли. Автобус прибывает на конечную остановку, убеждаюсь, что проехала место назначения, спрыгиваю на покрытую толстым слоем желтоватой пыли землю. Спохватываюсь, что босиком, пугаюсь, что забыла в автобусе туфли. Удостоверяюсь, что сумка и туфли со мной, быстро обуваюсь, стряхнув с ног дорожную пыль. Остановка находится на краю площади, за которой виднеются белые домишки с лавками и магазинчиками, это что-то вроде окраины городка. Моего автобуса все нет, решаю прогуляться, и вернуться в нужное место пешком. Брожу по лавкам и магазинам, в одном вижу кошку с котятами. По соседству, где улочки сбегают вниз, на узкой каменной мостовой сидит (около смутно видимой родительницы) рыжий упитанный спокойный котенок. Не удержавшись, беру его на руки. Он спокойно сидит на ладони, глажу его по спинке, он пускает лужицу, несколько капель попадают на мою одежду. Опускаю котенка, вижу на ведущих во дворики ступеньках еще несколько таких же красивых, упитанных котят, сидящих около кошек. Котята (в отличие от всего остального) видятся отчетливо, вживую. Думаю, что жители квартала гуманны, оставляя кошкам по одному детенышу. Таким образом контролируется популяция, котята вырастают крепкими, красивыми, а кошки не страдают от приливов молока. Сон показывает кошачье брюшко, сквозь редкую светлую шерстку которого просвечивают нежные соски. Заметив, что все котята одного возраста, умозаключаю, что кошки (не только этого городка, а вообще), повидимому, приносят приплод в строго определенный сезон. На крыльцо выходит женщина в светлой одежде, темном коротком фартуке и светлом чепце. Говорю ей, что котята их квартала необычайно красивы.
Вышла на минутку из дома и заблудилась в квартале одинаковых темных двух-трехэтажных домов, окруженных буйной растительностью. Иду по дорожкам, потеряв ориентацию. Беспокоюсь, что не закрыла на замок входную дверь, ведь дом не принадлежит мне (он, будто бы, принадлежит Камиле, у которой я, на паях с соседом, его арендую). К тому же сосед сейчас отсутствует, так что на моей ответственности не только сохранность дома, но и сохранность имущества соседа. Да и своих вещей жалко, если что. Разыгравшееся воображение представляет, как дом обкрадывают, при этом оказывается, что красть особенно нечего. Тревожась и продолжая плутать, вдруг вижу проспект, испытываю облегчение — появился хоть какой-то ориентир. Но как вернуться домой сообразить все равно не могу. Спрашиваю у попавшихся женщин, как пройти «к дому номер 29 на Пальмовой улице». Женщины взмахом руки указывают направление. Радуюсь, что помню адрес, какое счастье, что я помню адрес, и опять теряю ориентацию. Огибая один из домов, слышу людские голоса. На крыльце, среди густой зелени, две сморщенные древние старушки разговаривают с высунувшимся из окна мужчиной. Одна рассказывает про свою знакомую, у которой была «связь» (мистическая) с Лениным, не оборвавшаяся и после его смерти. Старушка пускается рассказывать, как ее знакомая что-то косила с Лениным. Перебиваю ее, спрашиваю, как пройти «к дому номер 29 на Пальмовой улице». Опять радуюсь в душе, что помню адрес. Старушки выражают готовность помочь, по-детски берут меня за руки, при этом обнаруживается, что одна из них (не рассказчица) очень маленького роста, и вообще они обе походили на Лесовиков из СКАЗОК. Ступени высокого крыльца плавно поворачивают направо, за выступ каменной стены, и загромождены вещами, в том числе большим темным чемоданом. Мне кажется, что пройти тут невозможно, но старушки, не выпуская моих рук, спускаются с крыльца, доводят почти до дома и исчезают. Продолжаю путь одна, иногда навстречу попадаются люди, от которых исходят волны неприязни. Вижу на дорожках шмыгающих мышей, много маленьких быстрых темных мышей, это кажется мне предвестником надвигающейся разрухи.
На боковой поверхности серой бетонной стены сидит маленькая, с воробья, птица. Непонятно, как она может сидеть на гладкой вертикальной поверхности, но она непринужденно сидит там, и даже зевает, изо всех сил раскрыв клювик.
Несколько человек стоят у деревянного наклонного лотка с кусочками соленой рыбы. Обсуждается вопрос расширения производства рыбопродуктов. Сходятся во мнении, что перспектив не видно, весь возможный улов и так реализуется. Сон бегло, смутно показывает косяк рыб в морской глубине. Выслушав остальных, нахожу выход из положения в том, чтобы расширить ассортимент продукции, все соглашаются. Во время обсуждения лакомимся кусочками рыбы с лотка, прекрасно помню, какой соленой она была.
Нетвердо держащийся на ногах малыш дотопывает до веселой рыжей собаки. Плюхается животом поперек ее спины, медленно, головой вперед соскальзывает вниз и ловко опирается руками о землю, а ноги его болтаются над собачьей спиной.
В большом деревянном сарае чем-то заняты люди (среди которых нахожусь и я). Справа, в небольшом загоне, лежат, вплотную друг к другу, и пошевеливают ушами симпатичные буро-серые кролики.
Нахожусь в квартире, где за мной неотступно следует молодая черная собака с чистой красивой шерстью и темно-красными, почти без белков, газами (вызывавшими удивление). Собака ни минуты не остается в покое, крутится около меня, и куда бы я ни вошла, она уже прошмыгнула туда первой. Смотрит, всем своим видом показывая, что непрочь, чтобы ее наконец-то приласкали, ведь она такая милашка.
Вижу на газоне двух больших, с ладонь, кузнечиков. Не успеваю налюбоваться, как откуда-то выскакивает мышь. Подбегает к одному (он стоял вертикально), поднимается на задние лапки, принимается долго, неумело отгрызать ему голову. Кузнечик не шевелится, мышь трудится, забегая с разных сторон. Второй кузнечик, не сдвигаясь с места, безучастно наблюдает за происходящим.
Котенок, задрав хвост, расхаживает из стороны в сторону на небольшом возвышении. Чья-то рука охватывает хвост и быстро передвигает превратившегося в игрушку котенка то вправо, то влево.
На размазанном темно-сером фоне высветилось небольшое, с ладонь, четкое изображение. Вид изнутри пещеры на просунувшуюся туда голову динозавра, задумчиво ее осматривающего. Края пещеры, как и видимая часть динозавра, были белого, почти светящегося цвета.
Мастерю во дворе, из обломков мебели, клетку. Получается грубо, однако мне самое главное — обеспечить укрытием зверька. Чтобы он не мучился, как соседский, привязанный тут, на солнцепеке. Я должна мчаться куда-то по работе, но у меня и в мыслях нет бросить клетку недоделанной. Как только взглядываю на привязанного на солнцепеке соседского щенка, мне ясно, что соорудить клетку и обеспечить зверьку сносное существование важнее, чем любые неприятности на работе. А безмятежный зверек и не подозревает, что ему может грозить.
Стою в торце длинного узкого коридора, по обе стороны которого (или по крайней мере по правой стороне) множество открытых дверей в светлые комнаты. Около меня крутится черная, средней величины собака с чистой волнистой шерстью. Собака хочет играть. Швыряю вдоль коридора стеклянную банку. Неловко выскользнув, банка падает неподалеку, собака бросается к ней. Швыряю что-то другое более удачно, прямо до противоположной стены.
Открываю (снаружи) входную дверь своего нынешнего жилья, ставлю на пол пластиковые мешки с продуктами. В еще не закрытую дверь пытаются прошмыгнуть две-три крупные уличные кошки. Отгоняю их, они не оставляют своей затеи, но все же удается не позволить им проникнуть в квартиру.
Средних размеров собака отходит от стены. Вижу на тротуаре ее экскременты. Но также вижу, что это всего лишь искусно выполненный муляж, слишком крупный для такой собаки.
На спортивной площадке стоит лошадь. По обе стороны седла сидят, лицом друг к другу, двое взрослых, подстраховывающих девочек. Те по очереди разбегаются и вытянув вперед руки и скользя животами по седлу, перепрыгивают через лошадь.
Куда-то иду. Внимание привлекает яркий прямоугольник солнечного света на земле и стоящая около него птица (типа ворона). Подумалось, что вот — солнце, и вот — птица, и именно сюда стоит выпустить птенца, которого ношу в своей сумке - я как бы вдруг вспомнила про него. Извлекаю из темной глубины сумки маленького птенца. Опять думаю, что недра женской сумки совсем не подходящая среда обитания для птицы. И что птенец хоть и не относится к породе воронов, ему все же будет лучше с птицами, на воле, на солнце, чем в тесноте сумки.
P.S. Приснившаяся птица была похожа на птиц из сна №1247.
Серия стремительных бесконтактных схваток между мной и группой из пяти-семи человек в вишнево-коричневых одеяниях. Я нахожусь в правом переднем углу поля зрения, они — в левом заднем. Периодически бросаемся друг на друга, причем они всегда всей группой. После молниеносного броска, очутившись нос к носу, но не касаясь друг друга, возвращаемся на исходные позиции. Вижу схватки и со стороны, как бы сверху - мы видимся тогда крупными, в метр-полтора длиной ящерицами болотного цвета. После нескольких бросков атаки прекращаются (по моей инициативе). Схватки не сопровождались никакими человеческими эмоциями, но при каждой происходил колоссальнейший, чудовищный выброс энергии с каждой из сторон. Проснувшись, несколько раз мысленно повторяю то, что больше всего поразило — что каждая стычка длилась ничтожный миг, а выбросы энергии были неописуемо огромны.
Крупный худой кролик с короткой блестящей черной шерсткой с трудом протискивается (наружу) в щель под дверью. Находясь внутри дома, каким-то образом вижу и переднюю часть кролика.
Мысленные фразы (оживленно): «Я, товарищи, не знаю, но я игроками буду довольна. Как же...» (фраза обрывается).
Мысленные, с пробелом запомнившиеся фразы (деловито): «...думает. Ну, пусть сидят, послушаем, что говорят».
В общественном месте случайно взглядываю в зеркало. Обнаруживаю, что забыла дома причесаться, всклокоченные волосы торчат во все стороны.
Мысленная фраза в стадии построения. Части ее, еще не отлаженные, не увязанные друг с другом, представлены бегло, неясно, символически в виде беспорядочного нагромождения чего-то, вроде старой мебели. Четко видится угол роскошного (биллиардного?) стола, обтянутого нарядным зеленым сукном.
Мысленная фраза, прозвучавшая (возможно, неумышленно) как стихотворная строка: «Ежик тоже был вообще-то человек горячий» (имеется в виду конкретный, настоящий ёж).
Мысленный диалог (мужскими голосами). Вяло произносится длинная фраза, на что второй собеседник бесцеремонно, нетерпеливо говорит: «Есть хочу!»
Мысленно пою романс: «Выхожу один я на дорогу/ Сквозь туман кремнистый путь блестит/ Ночь темна, пустыня внемлет Богу/ И душа с душою говорит».
Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза: «Художник ... взлет крыла, чтобы восстановить, как это произошло у Икара».
Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза: «На ... квадраты и на ненависть их к себе». Это произносится на фоне незапомнившихся действий.
В бескрайней пустыне, на песке, головой вправо возлежит в величественой позе Сфинкса Петя. Он (возможно, не целиком) покрыт черной блестящей материей, правый угол откинут, открывая лицо, левый край материи Петя подтягивает вперед, чтобы лицо виделось на ее фоне, все выглядит необычайно живописно - песок, яркое солнце, покрытая блестящей черной тканью человеческая фигура в такой величественной позе, и неописуемо прекрасное светлое, очень живое петино лицо на оттеняющем черном фоне. Идет кино- (или фото-) съемка, снимается эпизод, где Петя должен лизнуть отпечатанный перед ним на песке след, Петя медленно склоняется к следу и как бы лижет его (было сделано три-четыре дубля).
Лежу на морском берегу, на дощатом настиле, приподнятом над уровнем земли и покрытом слоем земли, густо заросшей газонной травой. Случайно опустив вниз глаза, замечаю вырытую в прибрежном песке, у края настила, круглую лунку, заполненную мутноватой морской водой. Из нее появляется верхняя часть головы дельфина. Дельфин делает глубокий вдох, выпустив кучу пузырей выдыхает в воду и скрывается из глаз. Так повторяется несколько раз. Чувствую, что он избегает быть замеченным, высовывает голову осторожно и так же осторожно снова погружает ее в лунку. Обнаруживаю, что он не уплывает каждый раз в море (как я поначалу вообразила), сквозь слой мутноватой воды в лунке видится его морда, напряженная, с мутными, нездоровыми глазами. В моих руках оказываются клочки листов, предназначенных для конспектирования снов. Рассматриваю их - на обороте они кем-то исписаны. С удивлением разглядываю чужие записи, не делая попытки прочесть и не отвергая возможности воспользоваться чистой стороной для записи снов. Листки выпадаю из моих рук в мутноватую неглубокую воду справа от мостков — туда, где я до этого видела лунку и дельфина.
В финале сна мама* передает мне грудного младенца, чтобы я его покормила. С трудом высвобождаю уголок стола большой коммунальной кухни, кормлю ребенка куриным супом (мама, ребенок и соседи виделись условно, сама кухня — поотчетливей; малыша ни в руках, ни на коленях я не ощущала).
Распутываю связку ключей.
Мысленная, незавершенная фраза: «Мы с ней учились в одном классе...».
Мысленно сообщается, что в периоды (моменты), когда я оказываюсь не в состоянии управлять собой, мною управляют Свыше. Демонстрируется движение условной человеческой фигурки по горизонтальным линиям (как на листе линованой бумаги). Фигурка проходит линию до конца и спускается на следующую. Подробно объясняется суть управления. Темная прямоугольная голова фигурки похожа на футляр. Когда все в порядке (когда я управляю собой сама), голова слабо светится изнутри. Когда же голова прерывает работу, сверху протягиваются к ней тонкие светлые связующие нити.
Мысленные, с пробелом запомнившиеся фразы (веселым мужским голосом): «А ... у сАмого телевизора. Короче говоря...» (фраза обрывается).
Над несколькими стоящими друг возле друга предметами (похожими на кегли) нависает что-то бесформенное, как бы сгущенное облако. В его окраске преобладают оттенки светло-серого цвета (с вкраплениями белого). Кегли имеют яркую глянцевую окраску, каждый свою, однотонную, густую, насыщенную — бордовую, фиолетовую, бутылочную, вишневую и прочие. На этом контрастном фоне следует бессловесный мысленный запрет облаку зависать над кеглями (не удалось понять, что те и другие символизируют).
Мы размещены в гостинице, где будут происходить заседания международного совещания. Встретившийся в коридоре англичанин делится со мной (по собственной инициативе) советами. В числе прочего говорит, что к началу заседания нужно приобрести оконную занавеску и полотенце (которое сон бегло показывает). Про занавеску разъяснений не дано, пытаюсь отыскать кого-либо из английской делегации. Вижу в коридоре семейство, принятое за английское — два одинаковых ребенка чинно идут перед четой солидных родителей. Дети были такими аккуратными, такими белоголовыми, в таких новых свободных, в крупную серо-белую клетку пиджачках, доходящих им почти до пят (чему я слегка удивилась), что у меня не было никаких сомнений, что передо мной настоящие англичане. Увы, они оказались туристами. Обращаюсь к обслуживающему персоналу. Горничная подводит меня к нужному окну. Внушительные размеры оконного проема не вызывают у меня энтузиазма, решаю, по возможности, покупки избежать, говорю: «Зачем же мне бросаться деньгами» (взрослые персонажи виделись смутно, а дети - отчетливо).
Мысленная фраза: «Хотя нередко после таких занятий вес превосходил семьдесят — восемьдесят процентов своего первоначального значения». Имеется виду, что в результате каких-то практик вес человека снижается до указанных значений или еще ниже.
Резкое единогласное возмущение нескольких смутно видимых человек по тому же, что и в предыдущем сне, поводу (меня на этот раз там не было). [см. сон №7327]
Мысленная, незавершенная фраза (женским голосом): «Хотя она, Лиза, ничего этого не делала...».
Мысленная фраза (вожделенно): «Причем так, чтобы лето было радостным».
Иду по студенческому городку, в библиотеку. Зима, все вокруг бело от снега, в том числе большой островерхий холм, к которому я приближаюсь. Дорога на нем переходит в узкую тропинку, слева склон круто уходит вниз. Останавливаюсь, но увидев идущих во встречном направлении людей (в черной одежде), решаю, что тропа проходима. Бросаю взгляд вниз, подбадривая себя тем, что обрыв хоть и глубок, но по крайней мере засыпан мягким снегом. Вопреки ожиданиям, внизу громоздятся ледяные глыбы, а на одном участке (в форме вертикального полуколодца) нет ни снежинки. Понимаю, что опасность упасть и разбиться велика, но решаю идти. Ступаю на тропу, теряю равновесие, падаю вниз. Помню дикое ощущение страха в момент падения, потом на какое-то время происходящее выпадает из сознания. А потом я очнулась, ощущая, что ЛЕЧУ над холмом по дугообразной траектории. Осознав, что упала с обрыва, а теперь возношусь наверх и скоро приземлюсь по правую сторону холма, прихожу к выводу, что такого наяву быть не может. И значит, мне это СНИТСЯ. Деловито думаю, что все, предшествующее полету, было настолько реалистично, что совсем не казалось сном. Оказываюсь в нужном здании, иду в справочно-библиографический отдел. Перед входом две уборщицы моют пол, лужица чистой воды подбирается в двери отдела. Осторожно перешагиваю, открываю дверь, в удивлении останавливаюсь. Каталожных ящиков нет и в помине, комнаты полны света и воздуха, по стенам стоит несколько старинных шкафов, сквозь стеклянные дверцы видны старинные изделия из фарфора. Спрашиваю, где теперь находится нужный мне отдел, сидящая у входа женщина отвечает, что ниже этажом. P.S. Ощущение, что я нахожусь во сне, было только во время полета, а потом сразу исчезло.
Начинаю делать Додо полостную операцию. Обвожу неглубоким овальным надрезом грудь и брюшную полость (Додо, которому лет семь, сидит спокойно). Вспоминаю, что операцию нужно проводить в стерильных условиях, иду к Камиле (это происходит у них дома). Ей, оказывается, плохо, Ким собирается везти ее в больницу. Объясняю, что положение ее сына сейчас таково, что она должна отбросить свое «плохо» и заняться помощью ребенку. Прошу ее позвонить в больницу медсестре (для консультации и помощи).
«А ... все эти дела. Я почему-то думал (о том), что это такое», - говорит мужчина (часть слов не запомнилась). Мужчина стоит рядом с женщиной и смотрит, как и она, на смутные, быстро перемещающиеся темные облака.
Проходя через гостинную, машинально взглядываю на стоящий посреди комнаты диван. На нем сидят трое мужчин и три мальчика. Головы подростков опущены на грудь, как бы в глубокой дреме. С шутливым удивлением мысленно говорю (обращаясь в никуда): «Вы что, хотите сказать, что у нас три слуги?» Поправляюсь: «Четыре слуги», обнаружив на диване еще одну детскую фигурку. Однако почти сразу признаю в дремлющей девочке дочь одного из гостей (она сидит, прижавшись к отцовскому боку). С интересом задумываюсь, сами ли мальчики-слуги приготовили сегодня все для великосветского приема или у них есть шеф. Или же слугами руководил кто-нибудь из нас, хозяев дома.
Обрывок гулкой мысленной, незавершенной фразы: «...не успеет все (сдавать) над ними...» (за слово в скобках не ручаюсь).
Стычка между противоборствующими группировками, в толпе, в узком проходе рынка. Все происходит молча, без единого звука. Крепкий, средних лет мужчина получает несколько весьма ощутимых тычков (для удара в толпе было не размахнуться). Захваченный схваткой, не обращает на них внимания.
Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза (женским голосом): «И вновь ... свои рты терзает».
Мысленная фраза: «Восемнадцатый день».
Яркий беззаботный солнечный день, наша веселая компания чем-то занята на берегу бассейна. Вхожу в воду, вижу чечевицеобразную светло-серую резиновую ножку от нашей микроволновой печки, ловлю ее. Стоящие на берегу указывают на еще одну, плавающую в отдалении, устремляюсь туда. Бассейн превращается в узкий канал. Подплыв ближе, обнаруживаю, что это не ножка, а торчащий из воды нос большой коричневой змеи. Пытаюсь понять, почему нос змеи показался нам издали похожим на ножку печки. Змея медленно всплывает, вот уже видно всю ее голову. Задорно, энергично брызгаю на нее водой, призываю стоящих на берегу друзей включиться в игру. Некоторые, не приближаясь к змее, обдают ее брызгами. Змея постепенно смещается вправо, к бортику канала, и превращается в большого живописного изумрудного дракона. Слева появляется коричневая игуана. Призываю друзей полюбоваться на эти диковинки, от которых сама в восторге. Изумрудный дракон ухватывает пастью игуану, я все еще нахожусь в воде, неподалеку, а с берега несутся вразнобой радостные вопли: «Динозавр! Динозавр!»
Освобождаю свою связку ключей от всего, бывшего у меня во временном пользовании. В результате на кольце сиротливо болтаются всего два ключа — от квартиры и от почтового ящика.
Разговорившись на улице с симпатичной молодой женщиной, узнаю, что она связана с издательским делом, и что у них есть типография. Вспоминаю, что дома лежит что-то растрепавшееся, спрашиваю, нет ли у них переплетной мастерской. Женщина говорит, что есть, заверяет, что мне там помогут. Прихожу по указанному адресу, обращаюсь к одному из сотрудников. Он отвечает отказом, в его тоне сквозит непонятная подозрительность. Из глубины офиса доносится странное монотонное бормотание (голосом давешней женщины). На мой недоуменный вопрос кто-то небрежно бросает, что женщина так «разряжается». Собираюсь уходить. Один из сотрудников на прощанье говорит, что если у меня в связи с полученным отказом возникнут на работе проблемы, я могу адресовать свое начальство к нему. Говорю, что этого не потребуется, поскольку у нас "каждый отвечает за себя сам".
Мысленные фразы (женским голосом): «Понятно. В психологии?»
С меня, как с мериносной овцы, молниеносным приемом состригают густой, плотный пласт черных, чуть курчавых волос. При этом я не ощущаю физического воздействия стригущей машинки и не вижу ее. Вижу лишь - со стороны — приподнимающийся пласт волос.
Несколько ярких красочных диванных подушек, разбросанных по какой-то поверхности.
Мысленная фраза: «ЧТОБЫ УМЕТЬ ... С БОГОМ, НУЖНО УМЕТЬ ДОГОВАРИВАТЬСЯ С БОГОМ» (за то мгновенье, которое понадобилось, чтобы открыть авторучку, из памяти выпало одно слово).
Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза (повествовательным тоном): «...и давай записывать — наш Бунин им как писатель русский понравился» («давай» - в смысле, принялись).
Мысленные, с пробелом запомнившиеся фразы (женским голосом, издалека, деловито): «Нет, нажмите ... Я сейчас сдохну».
Останавливаемся с Петей (школьником) в незнакомом городе. Выходим на крыльцо помпезного многоэтажного здания (гостиницы?), где обрели временное пристанище, идем с попутчиками осматривать окрестности. Оказываемся у неглубокой узкой речушки с буйной растительностью и мелькающей в воде живностью. Все это (из-за отсутствия цвета, в серых тонах) производит довольно унылое впечатление. Останавливаемся, чтобы рассмотреть бойких обитателей воды... А теперь мы с Петей вдвоем спускаемся с того же крыльца, преодолеваем тот же путь, оказываемся на том же месте у речушки. Смутно видимая женщина что-то выуживает руками из воды и выкладывает на темный, торчащий над водой валун. Присматриваюсь — на камне распростерто несколько светлых ленточных червей (по крайней мере я их приняла за червей). Подходим к воде. Участок земляного берега, на котором мы в прошлый раз стояли, засыпан мелкими белыми камешками, приятно хрустящими под ногами. В воде на этот раз лишь микроскопические мальки и несколько улиток. Подумываю, не прихватить ли улиток для аквариума, пусть там будут пока хоть они.
Смутно видится фасад старого, в восточном стиле, двухэтажного дома. На перилах галереи верхнего этажа развешены старые блеклые (как и сам дом) ковры.
Мысленно, бессловесно утверждается, что МИР (в широком смысле этого слова) состоит как из Светлого, так и из Темного, и каждая из половин (в моем представлении, изолированных) содержит примеси противоположной. Предстает Светлая часть, в субстанцию которой слева проникает разреженная добавка в виде сероватого тумана (это выглядит как диффузия). Потом предстает Темная часть, в субстанцию которой слева вторгаются ощутимые клубы в виде плотных светлых облаков. Завершается всё мысленной фразой: «Тут одна проблема — как бы он не развалился» (имеется в виду МИР). Сон, повидимому, задался целью опровергнуть мое вИдение МИРА, откорректировать его. Полупроснувшись, воспринимаю сон как намеренный обман. Не могу объяснить - почему, как не могу объяснить и смысл слова «развалился» - имеется ли в виду распад МИРА на две половины или распад его как крушение.
Мысленная, с пробелами запомнившаяся фраза: «Та еще малютка, интересуется ... спрашивает...».
Молодая гибкая женщина, стоявшая у невысокого, утопающего в зелени дома, отходит от сушилки для белья, и на что-то обернувшись, входит в парадную.
Оказываюсь на окраине городка, в огромной старой крепкой избе, где проживает большое крестьянское семейство. Они виделись сероватыми, но вполне конкретными - сильными, рослыми (чрезмерно рослыми), бородатыми (я видела лишь мужчин). Садятся за огромный старый, грубо сколоченный стол с такими же лавками по бокам. Сцена трапезы (в которой принимала участие и я, случайно сюда ненадолго попавшая) не запомнилась (а возможно, не была развита). После еды в кухне остается один, смутно видимый человек (обычного роста), моет груду больших мисок и огромные кастрюли. Осматриваюсь (ни этот человек, ни остальное семейство не обращали на меня внимания, я как бы, повидимому, для них не существовала). Кухня была гигантской, с низковатым потолком, крепкая, прочная, с крепкой старой мебелью и крупной кухонной утварью. Во всем этом, на первый взгляд, нет никакого порядка, все стоит, висит, лежит, казалось бы, как попало. И однако в целом ощущается безукоризненная гармония. Все такое прочное, основательное. Мне неловко, что я ничего не делаю, принимаюсь влажной тряпкой обтирать один из комодов. Тру тщательно, а сознание переваривает впечатления от гигантской кухни. Мысленно дается знать, что длина ее «сто метров» (называлась и ширина, тоже впечатляющая). Чтобы соотнести ее с чем-нибудь знакомым, пытаюсь высчитать в уме ее площадь. Мойщик посуды уходит, остаюсь одна, продолжая тереть комод.
Мысленная фраза (молодым энергичным голосом): «Что такое, нельзя ли издавать классику?»
Кто-то, условно видимый разложил несколькими ровными рядами (друг под другом) штук тридцать колец (сантиметров пятнадцати в диаметре). Кольца сооружены из гибкой темной проволоки, концы которой просто сведены внахлест. Решаю (для прочности) обвязать их шнуром, беру (для красоты) шнуры разной расцветки, приступаю к делу — и просыпаюсь.
Мысленная фраза (драматически): «Да ... да просто до слез довели» (одно слово не запомнилось).
Нахожусь (молодая) в роскошных апартаментах (в качестве второстепенного лица, возможно, обслуживающего персонала). Обуреваемая строптивым протестом (неясно, по какому поводу вспыхнувшим) появляюсь донага раздетой. Хожу, как ни в чем не бывало, голая, испытывая упрямое удовлетворение от своей акции. Смотрю на свои отражения в зеркальных вставках многостворчатых дверей великолепного светлого зала (отражение видится условно, бесформенным силуэтом телесного цвета). Через зал изредка проходят смутно видимые аристократы, сосредоточенные на чем-то своем. Поглядываю в зеркала, и вдруг замечаю отражение (такое же условное) приближающегося обнаженного мужчины.
В моей постели оказывает непонятно откуда взявшаяся серая кошка. Позже, находясь уже вне кровати, решаю ее выкупать (она выглядела замусоленной). Бережно, осторожно мою ее в небольшом количестве воды. Почти сразу вместо кошки в ванне оказывается маленькая девочка. Превращение (или подмена?) проходит мимо сознания. О кошке не вспоминаю, сосредоточившись на мытье (под душем) девочки. По мере мытья постепенно снимаю с нее одежду — платье, рубашонку, трусики. Мягко упрекаю малышку, что она не хочет постоять спокойно. Пару раз в просторной ванной комнате, за моей спиной, бесшумно появлялся полубесплотный, неразличимый человек в черной одежде, входивший как бы по своим делам (девочка виделась условно, а кошка — совсем вживую).
Обращаюсь к стоматологам по поводу проблемы с одним из зубов (не беспокоящим болью). Стоматологини после консилиума решают зуб удалить. И удаляют - с непонятной поспешностью, не поставив меня в известность и вообще в мое отсутствие. Когда мне становится об этом известно, звоню одной из них с претензиями. Зуб не болел, поэтому не нуждался в экстренном удалении. Удаление (при отсутствии острых показаний) не производят без уведомления пациента. Намекаю даже на намерение возбудить протест, но говорю, что не буду этого делать, поскольку спокойствие мне дороже.
Сижу на галерке, положив руки на парапет и устремив взгляд вниз, на круглую площадку, во все стороны от которой круто взмывают ряды скамеек. Аудитория почти пуста, лекция или закончилась или еще не началась. За столом на круглой площадке сидит лектор (профессор), вокруг него бегает сынишка. Малыш бегает, дурачась, и вдруг звонко, на всю аудиторию кричит: «А у папы геморрой!» Сидящий неподалеку от меня мужчина сконфуженно, вполголоса басит: «Ой!» (сон был в темноватых тонах, люди скорей ощущались, чем виделись).
Мысленная фраза: «В одной седьмой лошади» (имеется в виду одна из семи лошадей). Фраза сопровождается невнятной иллюстрацией.
На огражденной территории раскинулись павильоны временной международной выставки. В нескольких местах расставлены столы с пирамидами фасованных пищевых продуктов. Кто-то из нас замечает ошибку на наклейке жестяной банки. Вместо слова «гастроном» напечатано «гатроном». Умеренно возмущаемся, я говорю: «И главное, здесь столько русскоговорящих, а переводил наверняка человек, не знающий языка». Посыпались смешки. Кто-то, передразнивая стереотипы руcской экзотики, с насмешкой изрекает: «На траве на корыте гастроном».
На прилавке пустого, безлюдного рынка сидит малыш. Переворачивается на четвереньки, резво добирается до невысокого бортика, готов перевалиться через него. Сон намеком демонстрирует предстоящее падение. Не находясь в этом сне, поспешно открываю глаза, чтобы этого не произошло.
Видится слово, висящее в воздухе на фоне оглавления (или перечня) книги.
Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза (женским голосом): «А... вы будете отправлены мной в Казахстан».
Короткая мысленная фраза, улетучившаяся из памяти, когда я собралась ее записать.
Мысленная, завершившая сон фраза (пренебрежительно): «Он без загадочности, а человек без загадочности — это...» (фраза обрывается).
Рекламный проспект на плотной глянцевой бумаге. Он складывается гармошкой, но сейчас частично раскрыт. Крайняя правая секция испачкана кровью, аккуратно стираю ее влажной сероватой тряпкой.
Одинокое белое многоэтажное красивое здание, из одного из верхних окон которого льется уютный желтый свет.
Далеко, во все стороны обозримое холмистое пространство, заполненное редкими строениями и частыми людьми. В центре, у одного из строений, я принимаю душ (точнее, там был большой, наполняемый водой таз, который я на себя опрокидывала). Появившиеся экскурсанты, сгрудившись, приближаются к этому месту. Поворачиваюсь к ним боком, зная, что в профиль мои ноги кажутся длиннее (прозаический эпизод фантастического сна).
Кому-то (или чему-то) мешаю, решено меня ликвидировать, но не простым и быстрым способом, а медленным подмешиванием в пищу чего-то смертоносного. Мне это известно, но я лишь мысленно отмечаю, что отравленная пища имеет обычный вкус и не вызывает какого-либо необычного эффекта. Сон был в светлых тонах, мы занимались там какой-то трудовой деятельностью (на открытом пространстве), еду нам приносили прямо туда, это были порции чего-то светлого, аппетитно выглядевшего, похожего на непышные, аккуратные торты.
Мысленный призыв к какому-то действию (мужским голосом): «Ну, так давай!»
Мысленный диалог. «Убрать книжку». - «Книжку. И какую?» Смотрю на полку с детскими книгами, не могу определиться, какую следует убрать.
Несколько человек поднимаются в старом разболтанном лифте, где пассажиры могут стоять лишь друг другу в затылок. Люди собираются на вечеринку к одному из соседей. Выходят на своих этажах, чтобы быстро привести себя в порядок и явиться к месту сбора. Мне, единственной посторонней в доме, советуют ехать прямо туда. Оставшись в лифте одна, не могу остановить его на нужном этаже - лифт пролетает то выше, то ниже. Пульт управления не поддается никакому описанию. Это что-то, сляпанное немыслимым образом, и нужна немалая сноровка (которой у меня нет), чтобы успешно им управлять. Так и продолжаю болтаться между небом и землей, неизменно проскакивая нужный этаж.
Мысленные фразы: «Он возвращается, вместе со мной. Он возвращается вместе со мной».
Мысленные фразы: «Плясал. Либо тогда, когда умел, либо тогда, когда хотел».
Слово «дождливый» из незавершенной мысленной фразы.
Мысленная фраза (женским голосом): «Пока ящичек только-только, а не в этой».
Мысленные слова (в конце сна): «Дафна», «керен» и «посмотреть».
Обрывки мысленной фразы: «Для ... заболевшей матери» (речь идет о сиделке). Смутно видится больничная палата с сиделкой около одной из пациенток.
Смутно улавливаемое, доносящееся издалека мысленное размышление по поводу предстоящей поездки. Если уж выехать в другую страну (в Англию?), то только с тем, чтобы оттуда вернуться обратно в тепло (в Индию?) Полупризрачно видится расплывчатая географическая карта. Внимание заостряется на той части, где находится Англия, потом - на той, где находится Индия (названия стран лишь подразумевались).
Обрывки мысленных фраз: «... они очень любезны. А ...».
