На фоне нечеткого темноватого интерьера видны мужчина и женщина. Она стоит на ногах, а он, правее — на голове.

Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза (женским голосом): «А ... с одной стороны, никто же этого не знает».

Подросток решил заняться серьезными химическими опытами. Не можем сообразить, где  обустроить ему лабораторию, дома такую площадь выделить не представляется возможным. Вспоминаю, что квартире принадлежит помещение в подвале. Когда-то я там побывала, и сейчас мысленно увидела его. Нужно только уточнить, по-прежнему ли оно свободно. Отправляемся на проверку — я, еще одна женщина и Нико*. Идем не спеша (у Нико больное сердце), спускаемся по высоким ступеням, преодолеваем первый пролет. Ниже лестница раздваивается, каждая ветвь ведет в свою, изолированную половину. Не могу вспомнить, какая ветвь нам нужна. После непродолжительного раздумья поворачиваю влево. Оказываемся в бескрайнем, похожем на муравейник подвале. Изначально каждое из его помещений принадлежало какой-нибудь из квартир, но теперь ситуация изменилась. Помещения обрели непонятных хозяев, там оборудуются жилища, возводятся внутренние стены с дверными и оконными проемами, кое-где уже установлена мебель. Наше бывшее помещение занято. Проходим мимо в разной степени обустроенных жилищ, стараясь не привлекать ничьего внимания, видим людей, занятых своими делами. Чувствую, что если нас заметят, это может иметь для нас нежелательные последствия. Посреди одной из недостроенных комнат видим стоящий напротив телевизора деревянный, заполненный водой куб. В него погружены пятки двух пар ног, принадлежащих сидящим на диване перед телевизором мужчине и подростку (видны лишь ноги). Помещение ассоциируется у меня с притоном. Примкнувший к нам по пути паренек (не исключено, что тот самый любитель химии) объясняет, что для таких телезрителей (бездумно перескакивающих с канала на канал) создано устройство, переключающее программы автоматически. Оно мельком визуализируется (мои спутники виделись менее внятно, чем обитателей подвального этажа).

Нужно прибыть куда-то к назначенному времени. Ехать нужно на трамвае, спорим по поводу маршрута. Единого мнения не получается, группа распадается на подгруппы, каждая отправляется своим путем. Трамвай нашей подгруппы сворачивает не в ту сторону, приходится пересаживаться на другой маршрут. В конце концов все прибывают по назначению, хотят заняться чем-то заданным, но я говорю: "Нет, давайте сначала разойдемся и немножко отдохнем".

Обсуждаем проблемы предстоящей работы. Возникает мысленное резюме: «Да. А вот как выполнять — это совсем непонятно».

Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза: «Обычно ... все идут, никого дома не ос(тавляют)» (последнее слово не договорено).

Мысленное бормотание: «Чего-то они, чего-то, чего-то предупредят».

Мысленная фраза (усталым, идущим на уступку женским голосом): «Хорошо, до пяти она у нас лежит, с трех до пяти» (речь идет о пациентке, которую говорящая соглашается принять, на оговоренных условиях, в лечебное учреждение, сотрудницей которого является).

Окончание мысленной фразы (женским голосом, обеспокоенно): «...и машины, а как же люди?»

Мысленная фраза: "Гезер двух сестёр".

Стою на мшистой поляне. Ноги почти по колено утопают в куче крупных (кажется, свалившихся на меня) шишек. P.S. Возможно, имеет место аллегория — про человека, попавшего в определенную жизненную полосу, говорят, что на него все шишки валятся. P.P.S. Мое ночное Я не хотело записывать сон, но сон не оставлял меня в покое, пока не оказался записанным.

На занятие все принесли по листку с выборочными записями своих снов, и мы, повидимому, как-то с ними работали. Позже оказываюсь в этой учебной комнате одна, случайно замечаю несколько позабытых листков со снами. Я взволнована — такой интимный, личный материал находится в общедоступном месте. Ясно вижу разный формат, разные почерки, разный цвет чернил этих листов. Один из них опознаю как принадлежащий Арамису. Решаю позвонить ему по телефону, а пока что сую листки в недра парты — большой, грубой, допотопной (засунув в нее руку чуть ли не по плечо).

Мысленно, бессловесно сообщается, что эмоции по сути являются кусками пространства. Демонстрируются два-три куска пространства, заключенные в прозрачные, стоящие на попа параллелепипеды высотой в два-три метра.

Стою на кухне, у старого холодильника. Около меня находится (или оказывается) человек, держащий бутылку благородного матово-черного цвета (без надписей и этикеток). Человек (я его почти не вижу, мое внимание приковано к бутылке) медленно поднимает ее, выливает капельку жидкости на верхнюю грань дверцы холодильника, приказывает: «Лизни!» Внимательно смотрю на неопределенного цвета каплю, осторожно слизываю ее край, прислушиваюсь к вкусу. Прислушиваюсь вдумчиво, сосредоточенно, и устанавливаю, что вкус — нейтрально-химический. А потом — или это уже следующий сон? - начинает мысленно, на все лады провторяться легкомысленным, игривым тоном одно и то же слово: «Мираж! Мираж! Мираж!»

Неотчетливый сон, среди персонажей которого был Сефич*, чье незапомнившееся заболевание мы обсуждали.

Мысленный, неполностью запомнившийся диалог. «Всё это ... когда ... в классе прочла...» (фраза не завершена).  -  «В классе?»  -  «В классе».

Мысленная фраза (женским голосом): «Мало получаешь — так и получаешь мало».

Полнометражный красочный спокойный сон, в котором мы, несколько взрослых и четверо детей, держим путь домой. Дети (младшие школьники, две девочки и два мальчика) были будто бы детьми моей (отсутствующей в этом сне) сестры. В конце пути заходит речь о том, что она дала им имена в честь бывших пассий. Дети (возможно, услышав это) буднично, деловито увязывают свои имена с именами бывших увлечений матери. Не в силах сдержать удивления, говорю попутчикам, что вот какие времена настали, теперь все происходит в открытую. Входим в нашу просторную квартиру. В салоне вольготно развалилась собака, которую мы когда-то нашли на улице. Ласково тормошу ее, она с довольным видом поворачивается на спину, но тут же поспешно вскакивает. Догадываюсь, что мы отсутствовали слишком долго, собаку нужно срочно вывести на прогулку (в этом реалистичном сне только взрослые персонажи виделись условно).

Мысленные фразы: «Нам надо... , -   фраза приостанавливается, и после небольшой паузы следует призыв:  -  Выходи. К Богу».

Мысленный, с пробелом запомнившийся диалог (женскими голосами). Неторопливо, глуховато: «Еще ... мне ее нужно освободить».   -  Быстро: «И еще платьице вам не нужно?»

Мысленная, незавершенная фраза (женским голосом): «Потому что было для него объяснение, что ужинать...».

Старая каменная стена со сводчатым дверным проемом, без дверей (по крайней мере они не видны). А в проеме — чернота.

В унылой казенной полупустой комнате, где сидят еще два заказчика, жду с мамой*, когда нами займется перевозчик вещей. Этот крупный мужчина бестолково топчется туда-сюда, но дело не движется. На настенной доске приколот листок с нашим новым адресом. Мама полна скептицизма, грустно говорит, что до нас очередь дойдет не скоро. Перевозчик внезапно переключается на нас, спрашивает адрес. Указываю на лист — он теперь почему-то лежит на столе и написан не моим, а маминым почерком. Перевозчик садится за стол, смотрит на лист, заявляет, что «так не пишут» (сон был не цветным, персонажи виделись неотчетливо).

Стою перед зеркалом в ванной, повернув голову, приглаживаю волосы. Сзади они отросли неровно, думаю, что пора их подровнять (наяву в таком ракурсе можно себя увидеть только с помощью двух зеркал).

Открытая старинная книга с пожелтевшими от времени листами. На левой странице, вверху, восточная вязь. Не умея ее прочесть, предполагаю, что это перечень авторов. Ниже, через широкий пробел, идет заголовок, напечатанный на другом языке (во сне я его определила, но сейчас не могу вспомнить). Под ним - заключенное в рамку смутное изображение, занимающее оставшуюся часть листа. На правой странице идет уже сам тест (на каком-то, не арабском языке).

Прогуливаюсь с молодой местной женщиной по улочкам селения Адамс. Улочки то круто поднимаются вверх, то тут же сбегают вниз, так же неровно течет наша беседа. Когда я пытаюсь задавать вопросы (безобидные, нейтральные), собеседница выражает молчаливое недовольство. И в то же время парадоксальным образом не только поощряет задавать их (когда я, желая погасить ее недовольство, умолкаю), но и с готовностью на них отвечает. А потом все повторяется. Осознаю, что введена поведением этой женщины в противоречивую ситуацию, но не угнетена, поскольку пытаюсь лишь поддержать разговор. Женщина вдруг превращается в Петунью. Вскользь замечает, что испытывает тревогу в отношении мужа, живущего не в селении, и, кажется, в отношении самой себя тоже.

Мысленная фраза: «Папочка, произнес он громко, покажи мне вот это и вот это!» Фраза начинает один из абзацев мельком представшей книги.

В финале незапомнившегося четкого, светлого сна справа от меня оказывается смутная темноватая фигура и протягивает темную таблетку (пилюлю). На мою недоуменную бессловесную реакцию фигура поясняет: «А это у вас температурка повышена. Принимаем ее» (последняя фраза является призывом, речь идет о таблетке).

Мысленные, с пробелом запомнившиеся фразы (женским голосом): «...за этими словами. И девчонкам не советую!»

Мысленный на что-то ответ (женским голосом): «Нет, нет, нет, нет, нет, нет».

Приготовила пищу для большой группы людей, заслужила их благодарность.

Мысленная, с пробелом запомнившаяся, незавершенная фраза (быстрым женским голосом): «Нет, раньше, когда я была ... и мне надо было нравиться мужчинам...».

Мысленная фраза (завершившая сон): «А эти двое начали с необычным благоговением насыпать прах в урну». Смутно видятся две пар рук, пересыпающих алюминиевыми (или оловянными) ложками находящийся на листе бумаги прах в темноватую, с узким горлышком урну.

Тяжело заболевший человек рассуждает о постигшей его участи. Монолог состоит из фраз-противопоставлений. Одну (возможно, главную), я записала ночью в блокнот: "Раньше я видел помощь на Небесах, а теперь меня..." (одно слово не запомнилось). Записала лишь одну, хотя в памяти держались по крайней мере две. Смутно припоминается, что первая имела отношение к пище, что-то типа того, что человек думал, что каши полезны, а оказалось совсем наоборот.

Мысленная фраза: «Разрешает войти». Мысленно комментирую: «Туда разрешается войти».

Мысленная фраза (бодрым мужским голосом):«А мне, а я еще один пощелкаю, а потом заведу крошку». Одинокий, независимый мужчина хочет сказать, что намерен еще какое-то время жить бобылем, а потом заведет небольшую собаку.

Спокойное, обстоятельное мысленное рассуждение, бойко начатое мужским голосом и сопровождавшееся смутными изображениями в сероватых тонах. Воспринимаю информацию сонным, постепенно пробуждающимся сознанием. И как только достигаю, повидимому, какого-то порога восприятия, все происходящее вмиг шмыгает влево, за границу поля зрения, стерев заодно из моей памяти запомнившуюся часть.

Мысленная фраза (женским голосом, мягко): «Пожалуйста, ну-ка, скажи мне».

Мысленная фраза (вялым женским голосом): «Ира, с акцентом, скорее, ну».

В коонце сна с жаром говорю: «Да, но ведь в то, что им только кажется, они же верят».

Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза: «И корейские ... потерпев полное поражение, удалились». Фраза сопровождается невнятной иллюстрацией.

Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза: «А потом ... продуктивно работали».

Обрывок мысленной фразы (спокойным мужским голосом): «...человек этот...».

Мысленные, с пробелом запомнившиеся фразы: «Дело в том, что ... а ты лопал. Ты лопал, упрямо повторил он».

Мысленные фразы: «Расскажите, как вы добиваетесь такого результата с людьми? Вы занимаетесь людьми или животными?» (речь идет о дрессировке, обучении). Фразы сопровождаются незапомнившейся иллюстрацией.

Мысленная фраза (моя, позитивная): «Возможно, я встречу папу* или маму*, и они изведут меня на расходы?»

Мысленная, с пробелами запомнившаяся фраза: «Вот до чего ... - проломали ... да и давай на пляже слоновой костью кидаться» (принялись кидаться).

Мысленный диалог. «Как бы хнычь сверху», - говорит мужской голос. «Хнычь. Хнычь», - вторит женский.

Мысленная фраза: «Как рассматривают нового, любого нового человека, появившегося в их обществе».

Мысленная фраза (женским голосом, отстраненно): «Попробуйте, может, вы сами себе поможете, поможете».

Обрывки мысленной фразы (неторопливым женским голосом): «...зеленью. ... оконная зелень». Смутно видится стоящий на подоконнике цветочный лоток со странного вида растением, похожим на приплюснутую румяную булочку. Из его сердцевины торчит что-то ярко-зеленое, напоминающее свежепроросшую курчавую траву.

Мысленная, с пробелом запомнившаяся, незавершенная фраза: «Он ворвался, белый, как ... сказал Солме: проснись и..».

Текст, в котором содержались исходные данные (или рассуждения), промежуточное умозаключение и глобальный вывод.

Мысленная фраза (спокойным женским голосом): «(В результате) они будут совершать всё новые и новые ошибки» (за слова в скобках не ручаюсь).

Просторная аудитория, слушателей еще немного, пересаживаюсь с места на место — хочу сидеть в стороне от всех. В конце концов это удается, занятие начинается. Преподавательница, невысокая, средних лет женщина, читает лекцию, заводит речь о психологических проблемах людей, не имеющих собственного жилья.

Обдумываю, каким образом уничтожить пауков, находящихся в закрытой чашке Петри (это мое рабочее задание). Вспоминаю, что однажды использовала для этого хищных пауков. Всплывший в памяти опыт бегло предстает — в левой руке у меня чашка Петри с подлежащими уничтожению пауками, в правой - с хищными истребителями. Прижимаю (сверху, не открывая) правую чашку к левой — и дело сделано. Решаю попробовать повторить процесс, тем более, что ничего другого пока в голову не приходит (пауки видятся невнятно, а чашки — отчетливо).

В большой, заполненной людьми аудитории предстоит дискуссия на тему завершившегося семинара. Исписанная формулами доска, в беспорядке расставленные столы и стулья, на которых (и на тех и на других) сидят слушатели. Ведущий открывает заседание, предлагает желающим выступить. Поднимаюсь с места, докладываю о проведенных моей группой работах (тема относится к сложной отрасли науки, незнакомой мне наяву). Веду сообщение легко, с юмором, только все чаще перемежаю речь междометиями (типа «э-э-э» и «м-м-м»). Встает следующий оратор. Прежде чем он успевает сказать хоть слово, несколько слушателей просят его говорить более собранно, без междометий, не так, как предыдущий докладчик (называется мое имя, но это не мое нынешнее реальное имя). Аудитория сдержанным протестующим гомоном дает понять, что сообщение предыдущего докладчика было построено интересно и не заслуживает даже такой ничтожной критики.

Делю коммунальную квартиру с двумя мужчинами лет тридцати пяти — солидным высокомерным брюнетом и стройным подвижным блондином. Живем мирно, каждый сам по себе, контакты сведены до минимума. Но однажды брюнет обращается ко мне с личной просьбой. Он собирается что-то покрасить, и просит, если кто-нибудь придет к нему в это время, сказать, что его нет дома. Решив уточнить поручение, нахожу брюнета грузно сидящим посреди комнаты и красящим тумбочку. Задаю вопрос. Не удостоившись не только ответа, но и вообще никакой реакции, удаляюсь ни с чем. Возвратившийся домой блондин протягивает мне в прихожей несколько мелких монет. Говорит, что получил эти, в скором времени подлежащие отмене монетки от расщедрившихся кассирш университетского магазина. Хотела было сказать, что у меня имеются такие — они даже предстали на миг в корзинке на моем книжном стеллаже - но решаю не перегружать соседа неинтересной ему информацией. Беру монетки (они мне подарены). Блондин вдруг дружелюбно говорит: «Оставайся (с нами и впредь) в одном вагоне» (в совместном жилище). С полуулыбкой парирую (обыграв  неоднозначность последнего слова его фразы): «В одном составе».

Темные женские трусики с белым бумажным ценником, на котором напечатана цена «7.65».

Мысленно, бессловесно сообщается, и абстрактно иллюстрируется, что меня морочили, обманывали, но в конце концов правда прояснилась, обман ушел. Ситуация изменилась явно в лучшую сторону (сон был в серых тонах).

Глянцевая, в коричневых тонах суперобложка. Взглядываю не ее пустую белую внутреннюю сторону - в правом верхнем углу мерещится призрачный портрет Ясера Арафата.

Мысленный диалог (женскими голосами): «Катечка!»  -  «Ну, спасибо, Наташенька».

Обрывок мысленной фразы: «...это которые были помняты, наверно...». Речь идет о стихах («помняты» образовано от глагола «помнить»).

Стою около веретенообразных светлых, чуть выше человеческого роста, Существ. Спрашиваю у ближнего, кто они такие. Их было порядка четырех, но лишь ближний виделся отчетливо. Остальные - гораздо хуже, возможно, из-за того, что они стояли позади и правей первого. Те, остальные, не виделись такими светлыми, они были как бы подернуты легкой серой дымкой.

Мысленные, с пробелом запомнившиеся фразы (спокойным женским голосом): «Да и Бог с ним ... Ныне я пребываю там, где хочу».

Обрывки мысленных фраз: «...в Ганновере. Места паники...».

Мысленные, с пробелами запомнившиеся фразы (недовольным мужским голосом): «Неужели к ... обращаешься. Но не все время такое...».

Сообщение о том, что некто построил замок. Аляповатое, безвкусное строение видится издалека, но отчетливо.

Сон, в котором фигурировали Арамис, три раздела промышленного (практического) электричества и некий старожил. Я обидела старожила насмешками, а заметив, что он не на шутку расстроен, принялась утешать и извиняться.

Сон о том, как молодой человек неосознанно, и тем не менее, самым рациональным образом изживал душевную травму (суть ее не раскрывалась). Будучи не в силах забыть произошедшее, он снова и снова мысленно возвращался к травмирующему событию. В итоге, после многократных воспроизведений, произошедшее утратило остроту, трансформировалось в привычное, будничное. Блекло, не в цвете видится темноватая, заставленная старой мебелью жилая комната, где находится этот молодой человек. Смутно видимый, бедно, не по-современному одетый, он неотвязно припоминает произошедшее — точнее, мысли о произошедшем всплывают в его сознании. В этой же комнате присутствует смутно видимая мать молодого человека, бесхитростное, как и ее сын, существо. По простоте душевной она то и дело припоминает (на словах) случившееся с сыном, тем самым неумышленно помогая ему изжить травму. Ко всему этому имеет отношение раскрытая книга, появившаяся на смену всему предыдущему. В книге с очень белыми, плотными листами излагается (на одном из европейских языков) то ли что-то, имеющее отношение к данной теме, то ли описание этого конкретного случая.

Мысленная фраза: «Довольствоваться руководством в малом».

Мысленная фраза: «Второй уходил к первому, а первый уходил ко второму».

Мысленная, неполностью запомнившаяся фраза: «...для дополнительного риска повесила на спине...». Смутно виден небольшой темноватый рюкзак на чьей-то спине.

Мысленная фраза (мужским голосом): «Быстро вообще вращать не надо».

Пластинка, носитель сна (похожая на лист бумаги) поднялась почти до границы двух сред. Но вместо того, чтобы пересечь границу и войти в область сознания, соскользнула (вильнула) вбок (вправо).

Мысленная, незавершенная фраза: «Для меня этот раздел присутствует...». Речь идет о том, что впечатления о недавнем путешествии все еще очень живы. Бегло предстает серое северное море (похожее на Балтийское).

Иду к Мими за остатками вещей. Она живет в запутанном, периодически снящемся мне месте - это беспорядочное нагромождение частных домишек с садами и огородами, где нет (или почти нет) улиц. Приходится блуждать, вслепую пересекая обнесенные заборами участки. Добираюсь до цели, говорю Мими, что хочу забрать оставшиеся коробки, а кроликов и кошек, может быть, она хочет оставить себе? Мими велит забирать всё. Иду в захламленный сарай, где лежат коробки. По дороге во второй, где живут кролики и кошки, думаю, что так как мне некуда их девать, выпущу-ка я их на волю. Мими просит придти еще раз, ради ее брата, который вскоре должен приехать. Рассказывает длинную историю необыкновенной жизни брата и говорит, что брат ее (с которым я не знакома) хочет меня увидеть.

Мысленная фраза: «Дальняя дорога», предваряющая появление лица Иосифа Кобзона и относящаяся именно к Кобзону.

Мысленная оценка некоей личности. Перечисляются достоинства, придающие личности особую ценность. Появляется небольшой ромб с полупрозрачными прямоугольными лепестками, поочередно отгибающимися от его наружных кромок. На лепестки вписываются достоинства (их было как раз четыре): на первом лепестке появилась надпись «за чистоту», на втором - «за науку», на третьем - «за открытость», на четвертом - «за радость». Полупросыпаюсь после первых двух надписей, так что две последние как бы уже и не снятся, а чуть ли не формулируются мной самой.

Стою в редком светлом лесу. Осторожно беру в руки странного зверька с длинной, почти неправдоподобно густой пятнистой (в песочных тонах) шерстью. Размером он с барсука, мордочка (из-за густой шерсти) почти не видна, а темпераментом он напоминает коалу. Вижу у своих ног еще одного такого же, отпускаю первого, наклоняюсь, чтобы взять второго (просто подержать в руках).