Обговариваю с хозяйкой условия аренды дома на время ее отсутствия. По каким-то причинам не переселяюсь. В конце срока решаю наведаться, чтобы сделать уборку (дом простоял пустым около месяца). Приходится несколько раз прогуляться по тротуару, прежде чем дом опознан среди таких же одноэтажных старых домишек. Открываю ключом дверь, вхожу. Из глубины жилья появляется молодой человек, не понимаю, как он сюда попал и что тут делает. Молодой человек держится уверенно, что-то говорит, в том числе упрекает меня за оставленную открытой форточку. Смотрю в направлении его взгляда, вижу в смежной комнате открытую форточку, говорю, что с отъезда хозяйки ни разу сюда не заходила. Встревоженная, иду в дальние комнаты, везде идеальный порядок, дом если и нуждается в уборке, то чисто формально. В одной из комнат на краешке кровати сидят и что-то обсуждают две девушки. Недоумение и обеспокоенность возрастают. В доме нет ни малейших признаков того, что в нем кто-то обосновался, и вдруг откуда-то эти люди. Возвращаюсь в первую комнату, молодой человек все еще там, кроме него вижу Петю. Возникает ощущение, что эти люди подстроили нам ловушку. Смотрю в сторону открытой входной двери, к ней приближается (снаружи) еще один молодой человек. Чувствую, что мы должны немедленно выскочить на улицу, а если придется схватиться с молодыми людьми, то Петя для этого достаточно силен.
Сон о ПОЛЕТЕ внутри вещества. Я или уже начала полет или собираюсь лететь на ядре (вправо) внутри вещества. Вещество видится как состоящая из мельчайших частиц разреженная среда, в толще которой разбросаны плотные темные шарообразные ядра (размером с футбольный мяч). Я не очень уверена, но возможно, я была одним из этих ядер.
1537
В большой, заполненной людьми аудитории предстоит дискуссия на тему завершившегося семинара. Исписанная формулами доска, в беспорядке расставленные столы и стулья, на которых (и на тех и на других) сидят слушатели. Ведущий открывает заседание, предлагает желающим выступить. Поднимаюсь с места, докладываю о проведенных моей группой работах (тема относится к сложной отрасли науки, незнакомой мне наяву). Веду сообщение легко, с юмором, только все чаще перемежаю речь междометиями (типа «э-э-э» и «м-м-м»). Встает следующий оратор. Прежде чем он успевает сказать хоть слово, несколько слушателей просят его говорить более собранно, без междометий, не так, как предыдущий докладчик (называется мое имя, но это не мое нынешнее реальное имя). Аудитория сдержанным протестующим гомоном дает понять, что сообщение предыдущего докладчика было построено интересно и не заслуживает даже такой ничтожной критики.
1538
В конце сна любознательно спрашиваю: «А нельзя сократить это?» Собеседник отвечает: «По-моему, лучше сократить брюзжание».
1539
Вхожу в парадную, поднимаюсь по лестнице. На ступеньках лужицы чистой воды, свидетельствующие, на мой взгляд, что где-то прорвало трубу. Дохожу до второго этажа, где на крохотной лестничной площадке находятся двери двух квартир. Вода вытекает из той, к которой я имею отношение. Достаю ключ, чтобы войти в пустую квартиру и выяснить, в чем дело. Неожиданно слышу за дверью чьи-то шаги, прислушиваюсь, решаю не входить.
В конце странноватого сна спохватываюсь, что забыла передать людям (от которых только что вернулась) удостоверения личности. Узнаю, что туда идет молодой человек, протягиваю ему удостоверения. Одно из них заполнено необычным шрифтом на незнакомом языке, другое заключено в массивную фигурную рамку, в орнаменте которой преобладают элементы тел вращения. Возможно, поэтому молодой человек, забирая их, шутливо восклицает: «Ого! Они крутятся?» В том же тоне отвечаю: «Нет, они вертятся».
Сижу на галерке, положив руки на парапет и устремив взгляд вниз, на круглую площадку, во все стороны от которой круто взмывают ряды скамеек. Аудитория почти пуста, лекция или закончилась или еще не началась. За столом на круглой площадке сидит лектор (профессор), вокруг него бегает сынишка. Малыш бегает, дурачась, и вдруг звонко, на всю аудиторию кричит: «А у папы геморрой!» Сидящий неподалеку от меня мужчина сконфуженно, вполголоса басит: «Ой!» (сон был в темноватых тонах, люди скорей ощущались, чем виделись).
1542
В двух больших смежных комнатах живем я, мама* и сестра (в левой) и Петя с женой (в правой). Дверь в их комнату открыта, виден книжный стеллаж с телевизором на одной из нижних полок. Дома только мы с сестрой. Она говорит, что где-то прочитала, что для пользы телезрителей (или телевизора) не рекомендуется устанавливать его на книжных стеллажах, это отрицательно влияет на красочность изображения. Тут в нецветном сне на миг возникает реалистичное, живое изображение нескольких ярко-оранжевых апельсинов. Чувствую, куда клонит сестра, спрашиваю, что она хочет. Она говорит, что телевизор нужно перенести в нашу комнату. Он на миг, смутно предстает на столике посреди нашей комнаты. Говорю, что поскольку телевизор принадлежит Пете и его жене, об этом не может быть и речи, если сестре необходим телевизор, она должна купить его сама. Добавляю, что вообще невозможно пользоваться одним телевизором такому, как у нас, количеству людей, каждый из которых имеет свои предпочтения (развивая эту мысль, я считала себя, маму и сестру независимыми телезрителями, а Петю и его жену - чем-то единым). Сестра упорствует. Говорю: «Ты еще скажи, что они должны тебе одежду покупать». Сестра гнет свое. Теряя терпение, отчеканиваю: «Это личный их телевизор, Пети и его жены» (сестра виделась условно).
Мы, несколько детей младшего подросткового возраста, путешествуем по сказочной красоты саду на лодке, которой управляет наш слуга. Лодка плавно передвигается по сухопутным дорожкам (когда этот факт на мгновенье овладевает моим сознанием, отчетливо вижу перед лодкой участок дорожки, покрытый черной рыхлой землей). Дорожки идут по периферии сада, в центре которого стоит великолепная, в восточном стиле резиденция. Через одно из нижних окон вижу угол стоящего у стены дивана и спящего на нем человека, владельца резиденции, моего отца (сновидческого, видны его босые ступни и лодыжки). Мы что-то требуем от слуги (что-то, связанное с лодкой), спорим, слуга отказывается исполнить наше желание. Говорю, что то, что мы хотим, сделать можно, поскольку отец сейчас спит, я сама это только что видела через окно.
Мысленная фраза: «Он заранее представлял нас стартовыми фигурами разного веса» (Он — это Бог, мы — это люди, понятие веса использовано в переносном смысле).
Лежу в своей постели, на спине. Слышится легкий звук порхания, в комнату через открытое окно влетает птица с пучком сухих травинок в клюве. Садится на кровать, прилаживает травинки между пододеяльником (в зоне моей ступни) и выемкой в стене. Ясно вижу молодого, только что оперившегося воробья. Запихав травинки, он выпархивает наружу. Думаю, что у него не получится соорудить гнездо между моей ступней и стеной, не могу же я ради этого не покидать кровать. Размышляю, до какой степени может быть слеп инстинкт, он может натолкнуть птицу строить гнездо в самом неподходящем месте. Но зато тот, кто живет инстинктами, избавлен от огорчений, этого спутника неудач. И воробьишка, притащив следующую порцию травинок и не обнаружив первого пучка, автоматически, без эмоций приткнет свою ношу где-нибудь в другом месте.
1546
Молодая пышнотелая женщина (моя знакомая?) просит помочь в распродаже предметов одежды (упакованных в красивые целлофановые пакеты). Вещи свалены грудой на импровизированном прилавке. Не имея понятия, что находится в пакетах, извлекаю товар (красивое, ручной работы, женское белье), объясняю появившейся хозяйке придуманную мной систему раскладки.
Где-то сижу, вдруг меня охватывает предсмертная дурнота. Она нарастает, меня сильно, однократным толчком рвет, после чего вместо смерти наступает улучшение — очищение, просветление (рвотные массы были символическими). С удивлением рассказываю об этом грузному молодому человеку. Говорю, что ощущение приближения смерти не вызывало неприятия, потому что в моем представлении Смерть — это возможность найти ответ на вопрос, что ждет нас там, по другую сторону Жизни.
1548
Две светлые красивые соосные цилиндрические ширмы вращаются в разные стороны. По их оси стоит человек. Высота ширм метра три, диаметры, соответственно, порядка шести и семи метров. Сквозной ажурный резной узор (в восточном стиле) делает их, вращающихся с разной скоростью, полупрозрачными.
Кто-то излагает длинную историю. Видно не рассказчика, а однородную серую субстанцию, являющуюся будто бы излагаемой историей. Лишь один раз в ней появляется смутный образ — спина в темном пиджаке с воткнутым в нее большим ножом (типа финки). Рана неопасна, нож застрял в ребре, так что крови не было. По завершении истории поучаю рассказчика: несколько раз повторяю, что в слове «шейка» обязательно присутствие буквы «й», что в середине этого слова буква «й» должна быть обязательно, в отличие от слова «кошка».
1550
Мысленные фразы (энергичным тоном): «Здравствуйте! Валерий есть? Щенка отдам».
Занимаюсь чем-то типа гематрии. Видны цепочки слов, изображенные крупными печатными буквами. Надписываю под ними числовые эквиваленты (возможно, это делаю не я), суммирую их. Почти все эквиваленты кратны десяти и лежат в пределах первой сотни. Лишь крайние правые в отдельных словах имели эквиваленты, равные, кажется, единице, на что я обратила внимание. [см. сон №1552]
Мне нужно попасть на кухню, расположенную в отрыве от квартиры (роскошной, находящейся в многоэтожном доме, где под кухни выделен подвальный этаж). Разветвленная сеть подземных переходов соединяет выходы квартир со входами кухонь. В руках у меня бумажный пакет с объедками заварных пирожных. Я спросила, следует ли их выбросить или скормить домашним животным (кошкам и собакам, которых видела в комнатах). Хозяева апартаментов сказали, что недоеденные пирожные нужно обжарить для матери-старушки одного из них. Оба они, муж и жена, богато одетые, красивые, холеные, подробно объяснили, как нужно будет обжарить объедки (впрочем, объясняла, кажется, жена, муж присутствовал рядом молча). Выхожу с кульком из квартиры, не могу отыскать кухню, хотя когда-то уже была в ней. Плутаю, иногда возвращаюсь к дверям квартиры (что дается без труда). Надеюсь, что ноги выведут к цели, но прием не срабатывает. В ярко освещенных подземных коридорах (местами выходящих на поверхность) изредка попадаются жильцы этого дома-муравейника. Набредаю на играющих детей, спрашиваю, как пройти на кухню такой-то квартиры (не запомнилось, как я ее обозначила, но еще до этого подумала, что кухню было бы легче найти, если бы я знала номер квартиры). Дети объясняют дорогу, что не мешает опять заблудиться. На одной из развилок вижу огороженную решеткой каменную плиту. На ней высечено сообщение, что по решению правления жильцов квартире номер «108» вместо кухни выделен легковой автомобиль такой-то марки. Каким-то образом понимаю, что это та самая квартира. Удивляюсь неадекватной замене (кухни на автомобиль). Еще больше удивляет сообщение как таковое, поскольку кухня у этой квартиры есть. Продолжаю поиски, плутаю в надежде отыскать кухню, где ждет ужина старушка.
Иду по улице с маленьким мальчиком на руках. Он пересказывает речи людей, вменяющих мне неблаговидные поступки (последний был связан с моим неумеренным пристрастием к вину, остальные не запомнились). Услышанное вызывает удивление. В отношении, например, первого проступка происходит искажение времени - мальчик пересказывает нечто, совершенное мной, будто бы, в данный момент(?!). Говорю, как же я могла это совершить, если сейчас просто иду по улице с ним, мальчиком, на руках: он сам может убедиться, что сказанное не соответствует действительности. Так же неопровержимо доказываю несостоятельность остальных обвинений и лишь в отношении последнего в нерешительности умолкаю - если это и верно в какой-то степени, то от этого ни мне, ни другим нет вреда.
1555
Меня в чем-то обвиняют, привожу доказательства своей невиновности.
1556
Мне выдвигают обвинения. Утверждаю, что не только не делала этого, но и «не прикасалась к этому даже подушечками своих пальцев». И не только не прикасалась, но даже мысленно не планировала совершить то, в чем меня обвиняют.
1557
В конце полного событий сна у меня появляется Петя. Светящийся внутренним светом, обновленный, перерожденный, говорит, что перешел в другую веру. Я лежала на кровати, усталая, изможденная, думая, что Петя подойдет и расскажет подробней. Он не подходит. Выждав, решаю выйти в салон, чтобы поговорить с ним, спускаю с кровати ноги, нащупываю комнатные тапки.
Мысленные, с пробелом запомнившиеся фразы (мужским голосом): «Сколько ... для юноши. Для юноши».
В полудреме вспоминаю подробности предыдущего сна, оживляю его в памяти. Появляется четкая мысленная (моя) фраза по этой теме: «Приветливая Луна». [см. сон №4466]
Восьмигранная, со сплющенными боками, канистра из прозрачной пластмассы. Сквозь открытое отверстие видна черная жидкость, занимающая с половину объема.
Мысленно, бессловесно сообщается, что мы с Петей оказались там где надо. Сообщение несет позитивный оттенок. Демонстрируются тела (не в форме человеческих фигур), медленно влекомые вправо по призрачному то ли каналу, то ли туннелю, в зону мягко-светлого цвета.
Мысленная фраза: «Ему снимается его наказание».
Мысленная фраза (быстрым женским голосом): «Ой, хотела я сегодня вечером спросить».
Активный полнометражный сон с рядом персонажей, состоящий из перемещений (в том числе на городском транспорте) и преодолении препятствий. В финале оказываюсь в большом старинном каменном кубе-водохранилище. Высоко над уровнем неподвижной сероватой воды тянется там узкий выступ, по которому мне нужно пройти. Иду осторожно, боясь оступиться, упасть в воду. Шаркаю ногами, подбадриваю себя тем, что справились же с этим переходом другие, значит, и я смогу (и справилась). Потом (не запомнилось, сразу или нет) мне нужно пройти по выступу в обратном направлении. Этот переход дается гораздо труднее (может быть потому, что я уже знаю кое-что о нем). Иду еще медленней, шаркаю сильней, подбадриваю себя мыслями о других, прошедших тут до меня. Среди них был, между прочим, ребенок, маленький мальчик, темную фигурку которого сон тут же показал. Все это мало помогает. Почти случайно бросаю взгляд в сторону противоположного конца выступа. Вижу мощную струю живой воды, дугой ниспадающую вниз. Понимаю, что вода не позволит мне сойти там с уступа, решаю, что идти дальше не стоит (к этому моменту мной преодолена половина пути). Приняв это решение, делаю шаг вправо (за край выступа), на объявившийся тротуар светлой оживленной улицы (ничуть этому не удивившись, и вообще никак не прореагировав). Около меня останавливается небольшой светлый автобус, в который я, кажется, намереваюсь сесть (все в этом сне виделось вживую, но лучше всего — отшлифованные тысячами людей неровные камни выступа, по которому я пробиралась).
Я у Камилы, где сейчас находится лишь ее старший сын (спит в своей комнате). Звонит телефон, поднимаю трубку - кто-то настойчиво повторяет: «Анат, Анат, Анат». Понимаю, что зовут Тони, и поскольку он спит, говорю: «Он... он... вы не можете оставить ему сообщение?»
Многоэтажный дом с большим сквозным пустым пространством по центру и узким серпантином лестничных пролетов, площадки в некоторых местах загромождены хламом. Я должна прибыть куда-то с какой-то целью в сжатые сроки. Сначала мешает хлам на лестнице, потом долго жду лифта, он везет куда-то не туда. Вспоминаю, что что-то забыла, вынуждена, с теми же заморочками, вернуться домой (не исключено, что это повторилось не раз). Оказываюсь в подземном метро, состоящем из фантастически разветвленной, запутанной сети эскалаторов, движущихся с угрожающе большой скоростью во всех направлениях. Нужно перепрыгивать с одного на другой, пока не попадешь к месту назначения. Система настолько сложна, что непонятно, как многочисленным пассажирам (в черной одежде) удается с этим справляться, да еще на дикой скорости (жуть какая-то!) Из метро приходится вернуться домой - обнаружилось, что я еще что-то забыла. Вхожу в лифт, теперь вдруг тесный и узкий. Он разгоняется, передняя стенка исчезает. Чтобы не вывалиться, сажусь на пол, упираюсь спиной в правую стенку, полусогнутыми ногами - в левую, плечом прижимаюсь к задней. Мчусь все выше и выше, в нескольких дюймах от разверзшегося открытого края кабинки. Мне очень страшно, мне кажется, что еще немного - и я вывалюсь. Дом исчез, видится свободное пространство, природа, земля уже далеко. Говорю себе: «Только не смотреть вниз, только не смотреть вниз!» Возношусь, вжавшись в стенки, изо всех сил отвожу взгляд от открытого края, и уставившись в обшарпанный драный линолеум пола, твержу: «Только не смотреть вниз!»
Мысленные фразы (задумчиво, неторопливо): «Что такое финкс? Это кусочек маленькой материи».
Молодой кот бесится в комнате, скачет по мебели, воюет с чьей-то, тискающей его рукой, и опять принимается носиться. Спрыгнул откуда-то на тумбочку, что-то уронил. Ласково говорю: «Ты что тут вытворяешь, разбойник?»
Унга, путешествующая с молодым человеком, по пути заезжает к родственникам. Те не знают, как постелить гостям на ночь - вместе или раздельно. Принимается компромиссное решение, стелят отдельно, но кровати сдвигают почти вплотную. Утром выясняется, что гости спали вместе. Этот факт вызывает у клана родственников (их в квартире с десяток) облегчение из-за прояснения ситуации и упрощения отношений. Выясняется, что у себя, в Америке, эта пара, оказывается, уже давно вместе, что тоже воспринимается положительно.
В конце сна, отвечая на связанный с возрастом вопрос, замысловато говорю, что если сложить мамин* и мой возраст, получится такая-то сумма. Во сне удивляюсь, что получилось круглое число, а проснувшись — что сложила правильно.
Разбираем хлам в большой пустой комнате. Выуживаем мало-мальски пригодные вещи из остатков чьего-то быта. Сгребаем ненужное в большую картонную коробку. Наклоняясь за очередной порцией, вижу на полу листок папиросной бумаги, письмо (в наше время на такой уже не пишут). Поднимаю, протягиваю одной из товарок, говорю, что, может быть, не стоит его выбрасывать. Она читает (не вслух) и вдруг заливается слезами. Смотрю с удивлением, а она говорит: «Завтра тебе нужно сходить в ... и...» (часть слов не запомнилась). Смотрю на нее, не перестающую плакать, спрашиваю: «Что случилось? Что случилось?» (женщины виделись условно, листок — ясно, сам листок, но не его текст).
Мысленная фраза: «Почитаемый в...» (последнее слово не запомнилось).
Справа от меня женщина разговаривает по беспроволочному телефону. Какое-то время слушает, потом говорит, что, мол, нет, это ты беременна, так что иди на аборт и не бойся, их делают под общим наркозом, удачи тебе (судя по всему, женщина является врачом, а ее приятельница полагала, что заболела, и перечисляла симптомы).
Сижу с женщиной у стола. Напротив прислонилась к углу темного серванта моя сестра. Вдруг вдоль левой ее ноги (от колена и ниже, с наружной стороны) выступил край чего-то белого. Такое впечатление, что что-то, что было совмещено с сестрой, нечаянно сдвинулось. Присматриваюсь, вижу еще в одном месте такую же выступающую полоску. Смотрю, не отрываясь. Сидящая рядом женщина произносит удивленно: «Ой!» Сестра спрашивает, в чем дело, женщина говорит про полоски. Смотрим на мою сестру во все глаза. На уровне ее левого виска вдруг ярко вспыхивает маленькая зеленая сигнальная лампочка. Еще несколько таких же, но белых, вспыхивает поочередно на уровне ее лица. Пересказываем ей это.
Длинный, с незапомнившимся началом сон. Иду с Дайной по безлюдным местам, по заброшенным дорогам в умеренно лесистой местности. Путь изобилует препятствиями, Дайна преодолевает их без труда, я то и дело застреваю. Мне трудно спускаться с крутых, заваленных валунами обочин дороги. Первое такого рода препятствие одолеваю (не с первой попытки), второе не дается, спуститься не получается. Дайна терпеливо ждет, то уходя вперед, то возвращаясь (взбираясь) ко мне, без малейших усилий. Случайно замечаю вход в туннель, подземный переход под тем участком дороги, который мне не преодолеть. Говорю, что попробую пройти там. Оказываюсь в широком, с тупиковыми ответвлениями туннеле. Появляется бродячая кошка, чистая, с пушистой светлой шерсткой, беременная, голодная. Принюхивается к газете на земляном полу туннеля. Газета выглядит странно, между ее листами как будто что-то проложено. Не сходя с места, смотрю, каким-то образом вижу внутри листов ряды уснулых рыб (газета топорщится для этого слишком слабо, но это проходит мимо внимания). Значит, это рыбу учуяла кошка, пытающаяся теперь сдвинуть носом листы. Осторожно подхожу, и не наклоняясь (чтобы не спугнуть кошку), ногой приоткрываю верхний слой. Кошка жадно впивается в ближайшую рыбину, но поняв, что рыбы много, расслабляется. Вижу ее развалившейся на боку, лениво пожевывающей. Слева появляется кот, тоже уличный, светлый, с более грубыми повадками. Походит к еще одной, возникшей на полу газете, тоже нашпигованной рыбой, с уже открытым верхним слоем. И вот я вижу его нагло развалившимся на боку, презрительно пожевывающим, и чуть ли не с отвращением разевающим пасть, чтобы вытолкать языком остатки рыбы. Необычное поведение кошек вызвано избытком пищи. Стереотипность поведения наводит на мысль, что они попадают в такую ситуацию не впервые. Кошки и газеты исчезают. В туннель входят (слева) три-четыре смутно видимых полубесплотных худощавых субъекта в черной одежде. Они не вызывают любопытства, не присматриваюсь, но все же вижу, как они топчутся у входа (они были похожи на уличную шпану). В руках одного оказывается пила (ножовка) с широким, наполовину обломанным полотном. Тип вдруг молча, без видимой причины, резко всаживает его, почти по рукоятку, в живот другому типу. Пила входит неправдоподобно легко, как во что-то полутелесное. Однако последовавший за этим ужасающий вопль, почти звериный, свидетельствует, что поражена настоящая плоть (этот жуткий вопль меня и разбудил).
Большая поляна, место отдыха горожан, расположившихся на зеленой траве. Я устроилась на одной из массивных темно-коричневых скамей. Подходит религиозный юноша, заводит нейтральный, безобидный разговор. Не успеваем обменяться и десятком фраз, как юношу мягко, деликатно отзывает пастырь. Он сидит неподалеку, на траве, в кружке молодых людей. Юноша возвращается к ним, я спохватываюсь, что на мне нет юбки. Здесь это не возбраняется, можно даже загорать, но голые ноги неуместны при разговоре с религиозным человеком. Запоздало натягиваю юбку... Это уже третье воспроизведение одной и той же ситуации. В предыдущих юноша подходил более издалека, каждый раз с другой стороны (в напоенном чистым воздухом уголке пространства под бледно-голубым летним небом все виделось реалистично).
Демонстрируется работа Комиссии по отбору кандидата на пост Премьер-министра (без привязки к стране). По одну сторону стола переговоров сидят несколько смутно видимых персон в темных костюмах, по другую — претендент. Он виден лучше и является Нестандартно Мыслящей Личностью. У меня зарождается подозрение, что из-за нестандартности Комиссия его не пропустит... По истечении какого-то времени предстает это же заседание. Претендент доведен Комиссией до того, что начал заговариваться, неадекватно отвечать на вопросы. Предполагая этот исход (правда, не в такой безжалостной форме), испытываю сочувствие к претенденту и неприязнь к Комиссии. С запоздалой досадой думаю, что не пойди претендент на собеседование, у него был бы более простой путь занять пост не Премьер-министра даже, а Президента. Досада вызвана тем, что претендент (мне совсем не знакомый) как бы своими руками довел дело до такого финала. А можно было без труда скопить некую сумму и вручить ее (взяткой) нужному чиновнику. Претенденту известно о такой возможности, но он ею по каким-то соображением не воспользовался (претендент подразумевался сновидением пригодным как для того, так и для другого поста, хотя внешне был похож на нелепого толстяка, стоявшего вчера передо мной, наяву, в очереди на почте).
Темный экран телевизора в светлой рамке корпуса. Возникает мысленная фраза, целиком воспринимаю ее, но она тут же ускользает из памяти.
Мысленная фраза (женским голосом, с энтузиазмом): «Слушайте, это так интересно!» (первое слово является обращением).
Два карапуза, неумело и неуклюже барахтаясь, возятся на полу. Один то и дело сопровождает возню довольным смехом.
Окончание мысленной фразы: «...и эпидемией не изменишь чудес».
На дне кухонной раковины вода (хотя сливное отверстие открыто). В ней лежит лист бумаги, с которого смыло текст. Связанный с ним, очень нужный квадратный листок случайно обнаруживается там же, под первым. Его текст тоже, к сожалению, смыт.
Сижу перед банковской служащей, занимающейся моими делами. Чувствую приступ сонливости, вешаю верхнюю одежду на стенку кабинки, ложусь на скамью подремать. Снова оказываюсь напротив служащей, она все еще работает над моей проблемой, говорит, что это займет несколько часов. Поскольку мое присутствие не необходимо, покидаю банк. Иду унылыми дворами между серыми унылыми жилыми домами. Навстречу попадается незнакомый мальчик, обмениваемся какими-то фразами. Начинается дождь. У меня нет зонта, беспокоюсь, как бы вода не натекла за шиворот. Запускаю туда руку, чувствую, как там тепло и уютно. Сон на миг показывает сухой нарядный шелковый шарф, торчащий над воротником набрякшего от дождя пальто. Вхожу в убогую комнатушку, ставлю на пол сумки, полураздевшись ложусь на грубо сколоченный топчан. Немного подремав, в беспокойстве просыпаюсь. Вспоминаю, что служащая не сказала, до которого часа открыт банк, полагаю за лучшее вернуться туда. Встаю, собираю сумки (в этом сером сне яркий шарф и редкие чистые, почти живые капли дождя виделись отчетливо).
Мысленная полувопросительная фраза (женским голосом, озабоченно): «А больше вы не сможете доставать» (возможно, было сказано не «А», а «Но»).
Мысленная, с пробелами запомнившаяся фраза: «Моя ... была ... просто под влиянием слепого момента».
В конце полнометражного сна (с рядом действующих лиц) лежу в своей постели (реальной). Чувствую, что по тыльной стороне ноги ползет паук. Нога прикрыта одеялом, и тем не менее каким-то образом вижу паука. Опознаю тот тип, представители которого изредка проникают в комнату и наяву. Паук доползает до ягодицы, приостанавливается, как бы под ее укрытием. Просыпаюсь. В панике, с омерзением ощупываю ногу. С облегчением убеждаюсь, что паук приснился.
Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза: «Уже никто туда не ходит, через ... все говорят, что ноги там сломают» (про ноги — идиома).
Мысленные фразы (упрямо, решительно): «Больше ничего брать не буду. Мне надо было (бы) уйти и ничего не сказать».
Рассматриваю растение, думаю: «Это растение вообще-то увидят только...» (окончание не запомнилось).
В конце сна мысленно сообщается, что у молодой женщины, молящейся на белом снегу, а до этого благополучно родившей ребенка, что-то произошло. Сообщение сопровождалось неотчетливой иллюстрацией, из которой запомнилась земля, припорошенная белым сверкающим снегом.
Мысленно произнесенное и визуализировавшееся (повисшее в воздухе) слово: «interry».
В старинном каменном эдании, где разместилась организация, разговариваю с Вейкой. Она важно восседает за столом, роскошная, дебелая, холеная. Там же встречаю Лесю, набрасываюсь на нее с расспросами. Беседу прерывают три собачонки (кажется, карликовые терьеры). Суетливо носятся и потявкивают на нас. Появляется их хозяин. Иду к выходу. Спускаясь с каменного крыльца, спотыкаюсь, судорожно хватаюсь за стену, смотрю вниз и думаю, хороша бы я была, если бы тут свалилась.
Мысленные фразы (женским голосом): «И ничего не будет. Освобожусь и отпущу всех...» (фраза обрывается).
Мысленная фраза: «Быстро передает генерируемую им мощность другому телу». Смутно виден небольшой шар около допотопного механизма (генератора?)
Прохожу мимо установленного на морском берегу небольшого темноватого судна. Корму украшает скульптурное изображение передней половины рыбы. Говорю: «Всё рыбкой (быть) мечтает. А назад — в форме рыбки быть хочет».
Мысленная фраза (женским голосом, с расстановкой): «Изолировать, понимаете?»
Длинный сон, в котором я помогала слепому пареньку, сопровождала его куда-то, присутствовала с ним там. На обратном пути думаю, что в следующее место (в кинотеатр) не пойду, пусть идет сам.
Мысленные фразы: «И там ты ее достанешь. (Дом) поставишь, водичку нальешь...» (фраза обрывается, за слово в скобках не ручаюсь).
Нахожусь в многолюдной части незнакомого города (в котором временно остановилась). Неторопливо прогуливаюсь по этому светлому месту, среди молодых стройных горожанок в нарядной светлой одежде и их ребятишек. Кто-то из прохожих доброжелательно говорит, что у меня испачкано лицо. Оказавшись около зеркала (магазинного?), убеждаюсь, что лицо чисто (отражение видится не вызвавшим удивления белым диском соответствующего размера). Прохожие еще несколько раз мягко говорят, что у меня испачкано лицо, а я всякий раз вижу в попадающихся на пути зеркалах белый, без признаков загрязнения диск (зеркала были круглыми, с четверть метра в диаметре, а белизна диска напоминала грим). Я не очень уверена, но кажется, в те моменты, когда меня предупреждали о загрязнении, на миг бегло виделось несколько мелких черных точек на нижней части лица. Настоящей же моей заботой на протяжении прогулки была невозможность припомнить дорогу к моему временному жилью — ну никакой зацепки! (сон был потрясающе реалистичен).
Нахожусь в Москве, в командировке, привычно хожу по министерским инстанциям. Одна из сотрудниц (по завершении наших с ней переговоров) говорит, что мне нужно зайти в такой-то кабинет, на предмет разговора о возможном переходе в Министерство. Для меня это более чем неожиданно, я сбита с толку. Иду в указанный кабинет, лишь повинуясь. Восседающая там дама полунамеками сообщает, что Министерство заинтересовано в свежем пополнении, я являюсь одной из претенденток. В моей ошарашенной голове вяло всплывает беспорядочный сонм эмоций — удивление, растерянность, сомнение и т.п. Придя в себя, неуверенно говорю, что вообще-то удовлетворена своей нынешней работой и положением (это была святая истинная правда). Дама многозначительным кивком дает понять, что это известно, и что это ничего не меняет. Оказываюсь (по командировочным делам) в кабинете высокого начальства. По завершении разговора оно собственноручно названивает по своим каналам, чтобы раздобыть мне обратный билет (с этим всегда была проблема). Я опять ошарашена (происходящее неслыханно!) Начальство объясняет, что следует сделать, куда поехать, кому звонить и что сказать, чтобы получить билет. Добавляет, что ехать нужно прямо сейчас. Оказываюсь в коридоре. «Прямо сейчас» меня совсем не восторгает, лишает традиционного предотъездного вечера (проводимого всегда в свое удовольствие). Тут я с прискорбием убеждаюсь, что не запомнила инструктаж. Наверно, у меня был такой вид, что два проходящих мимо молодых энергичных мужчины (здешние сотрудники) по собственному почину берутся мне помочь. Один делает несколько телефонных звонков и доводит дело почти до конца, оставив на мою долю самую малость. Уходя, спрашивает (почти случайно), по какому из номеров мне велел звонить начальник. Не могу вспомнить, мямлю что-то невразумительное. Собеседник отстраненно смотрит на меня, и оба они исчезают (персонажи виделись неотчетливо; первые трое держались степенно, а два последних, худощавые, более темные, двигались резкими рывками).
Мысленное слово: «Пластменд» (кажется, это название материала).
Мысленные фразы (женским голосом): «Ты поняла? Вчера она готова была, на работе...» (фраза обрывается).
Мысленные, с пробелом запомнившиеся фразы (женским голосом): «...а теперь... Я не знаю, куда они девались» (первая фраза не завершена).
Мысленная, неполностью запомнившаяся фраза: «Полет займет еще много часов, и это...». Фраза заканчивается видимым (или подразумеваемым) пожиманием плечами.
К человеку, занимающемуся научными исследованиями, является незнакомая женщина. Пришла с протестом против эксплуатации психических возможностей ребенка, находящегося для этой цели у исследователя. Около смутно видимых мужчины и женщины появляется смутно видимый мальчик младшего школьного возраста. Речь идет о том, что ученый использует ребенка для исследования СНОВИДЕНИЙ. Искусственно вызываемые ночные кошмары подвергают психику мальчика непозволительным стрессам. К тому же ребенок, в силу возраста, неспособен оценить степень опасности экспериментов. В ответ на изреченное женщиной (не имеющей непосредственного отношения к мальчику) ученый (для которого мальчик является нашедшим тут приют найденышем) с энтузиазмом пускается в объяснения исследований. Говорит так страстно, что невозможно не понять, что он руководствуется исключительно научным интересом, не видит никаких злоупотреблений и находится вне рамок общепринятой морали. Он не оправдывается перед женщиной, а искренне, увлеченно рассказывает о своих успехах. Признается, что недавно нашел и приютил еще одного, совершенно уникального ребенка, у которого нарушены все стандартные системы восприятия. Вот этот-то ребенок дает поистине удивительные результаты. Вместо первого, незаметно исчезнувшего мальчика возникает смутно видимый второй, ровесник первого, калека ( аутист? слепоглехонемой?) С помощью этого найденыша удалось проникнуть в дотоле недоступную область. Это не обычные сны-кошмары, а нечто принципиально иное, потрясающее, уверяет ученый. Его энтузиазм нарастает, он не может остановиться, он трепещет, он готов продемонстрировать этой женщине, тут оказавшейся (он не помнит, почему и как), продемонстрировать ей образец уникальных сновидений. И он почти торжественно объявляет: «Ну что, мы сегодня наблюдаем СТРАШНЫЙ СОН».
В конце сна с удивлением говорю условно видимым окружающим: «Первую половину срока я там только...» (конец фразы не запомнился). Речь идет о неожиданно благоприятном для меня завершении ситуации. Начало ее не содержало (вследствие заурядности) даже намека на ошеломивший меня финал.
Мысленные, с пробелом запомнившиеся фразы (жизнерадостным женским голосом): «...и труб. Сколько было трубочек» (много).
Яркий беззаботный солнечный день, наша веселая компания чем-то занята на берегу бассейна. Вхожу в воду, вижу чечевицеобразную светло-серую резиновую ножку от нашей микроволновой печки, ловлю ее. Стоящие на берегу указывают на еще одну, плавающую в отдалении, устремляюсь туда. Бассейн превращается в узкий канал. Подплыв ближе, обнаруживаю, что это не ножка, а торчащий из воды нос большой коричневой змеи. Пытаюсь понять, почему нос змеи показался нам издали похожим на ножку печки. Змея медленно всплывает, вот уже видно всю ее голову. Задорно, энергично брызгаю на нее водой, призываю стоящих на берегу друзей включиться в игру. Некоторые, не приближаясь к змее, обдают ее брызгами. Змея постепенно смещается вправо, к бортику канала, и превращается в большого живописного изумрудного дракона. Слева появляется коричневая игуана. Призываю друзей полюбоваться на эти диковинки, от которых сама в восторге. Изумрудный дракон ухватывает пастью игуану, я все еще нахожусь в воде, неподалеку, а с берега несутся вразнобой радостные вопли: «Динозавр! Динозавр!»
Высокий, похожий на прямостоящую Пизанскую башню дом со множеством окон. Рыхлая, бесформенно-тучная женщина средних лет и две-три молодых из-за нехватки денег подрабатывают мытьем окон. Толстуха моет у молодых, молодые - у нее, и они друг у друга получают за эту работу деньги.
С десяток легковых машин припаркованы на маленькой площади. Правая их шеренга медленно приближается к левой — такое впечатление, что машины совершают маневр как сознательные существа.
Яркий красочный телевизионный мультфильм про природу и зверят. Войдя в комнату, вижу на экране большую цветочную клумбу. Стоящий там на задних лапках забавный еж старательно намывает мордочку обильной росой. Ахнув от удивления, обращаю на него внимание сидящей у меня на руках малышки и подзываю сестру.
Кратковременное четкое изображение фиолетового конверта.
Выписываю в тетрадь длинную цитату. Мысленно выделяю несущую особый смысл фразу, собираясь ее подчеркнуть. Но когда беру карандаш и пробегаю глазами выписку, смысл текста, а потом и сам текст тихо истаивают.
Серое неуютное многоэтажное здание с темными металлическими лестничными пролетами и такими же галереями, на которые выходят двери квартир. Переговариваюсь в сердцевине здания с несколькими нечетко видимыми мужчинами. Пытаюсь чего-то добиться у нечетко видимой женщины, она возражает, хочет поступить по-своему. Несмотря на ее своевольный, невежливый тон, в глубине души признаю, что она, пожалуй, права.
Мысленный диалог. Нервозно: «Всё, что дословно». - Спокойно: «Дословно прошло».
Перед визитом квартировладельца выхожу во двор, укрываюсь среди густых кустов. В сумерках смутно вижу остановившуюся на дорожке машину, за рулем которой сидит хозяин, а рядом еще один человек. Решаю вернуться, но не по дорожке, а правее кустов. Совсем стемнело, земля, к моему удивлению, превратилась в густую черную грязь. Не могу понять, в чем дело. Обнаруживаю, что идет дождь. Его редкие чистые капли контрастировали с тем, чему именно они, и только они, были причиной — с черной густой размокшей землей под моими ногами. Было довольно мрачно. В одном месте вижу большую, в рост человека, фигуру, слепленную из размокшей земли. Думаю, что в снегопад лепят из снега, а во время дождей — из размокшей земли. Добираюсь, поплутав, до парадной, с удивлением вижу, что хозяин уехал.
Мысленная, с пробелами запомнившаяся фраза: «...так что оживший уже ... уже понял, что к чему».
Мысленные фразы: «В свете отчаянья ... открывать. При свете отчаянья ... открывать» (пропущенное, дважды повторившееся слово было записано ночью в блокнот неразборчиво).
Мысленный призыв к какому-то действию (мужским голосом): «Ну, так давай!»
Мысленное двустишье (строчки которого заканчиваются возвратными глаголами прошедшего времени). В женском голосе, его произносящем, к концу второй строчки чувствовалась улыбка, чуть ли не сдавленный смешок.
Четыре одинаковые квадратные фотографии, образующие суммарный квадрат. На них изображен неясно видимый человек в темной одежде (лыжник?), стоящий среди темных, припорошенных белейшим снегом островерхих гор.
Редактируем стандарт, зачеркиваем абзац, вписываем между его строк новую редакцию. Вдруг в нашем распоряжении оказывается самоклеящаяся бумажная полоса, соответствующая размеру только что зачеркнутого абзаца, на ней идентичным шрифтом напечатана новая редакция (только что сформулированная!), я удивлена, озадачена, остальные принимают появление полоски без эмоций (эти два-три человека лишь ощущались).
В состоянии полусна думаю, что одним из вариантов поиска подсказки для решения нерешаемого является чтение наугад выбранной фразы какого-нибудь текста. В качестве иллюстрации (или ответа на вопрос?) предстает газетный лист. Читаю огромный, бросившийся в глаза заголовок (возможно, он и не был заголовком): «ЧТО ТЫ ОБ ЭТОМ ЗНАЕШЬ». Воспринимаю его преисполненным скептицизма — мол, ничего ты не знаешь, понятия не имеешь. Не могу сказать, о чем идет речь, поскольку никаким конкретным вопросом не задавалась. Разве что предположить, что имеется в виду вопрос по поводу гадания (по тексту) как такового.
Мысленная фраза (женским голосом): «Мне чего-то не хватает».
Мысленная, неполностью запомнившаяся фраза: «...сделал ей ребенка».
Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза: «Сегодня не ... вашего супруга создавшегося» (последнее слово произнесено с подтекстом).
Мысленная фраза: «Так что у меня такое сделать?»
Сортировка (систематизация?) предметов. На роскошной плотной мелованой бумаге напечатан (на незнакомом мне языке) перечень признаков. Предметы подлетают по воздуху к соответствующей строке перечня, а потом исчезают. Вижу старинную дудочку теплого темно-коричневого цвета и еще пару предметов. Они поочередно откуда-то выныривают, мягкими зигзагами скользят над текстом, зависают над соответствующими строчками и незаметно исчезают, был — и нет его.
Мысленная фраза: «Ой, сказал он и скрылся».
Обнаруживаю дефект в приглянувшемся в ателье платье. Недостроченный шов практически незаметен, но я его учуяла, говорю: «Дефект». Сидящая за швейной машинкой портниха нелюбезно откликается: «Иди сюда». Резким движением забирает (чуть ли не выхватывает) платье, кладет на колени, наклоняется к коробке за нужной катушкой. Портниха не осмотрела платье, не спросила у меня, в чем дело. Держится так, будто заведомо знает о браке, и недовольна тем, что я умудрилась его заметить. Этими мыслями реагирую на ее поведение.
Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза: «Непонимание со стороны ... новых для него людей».
Хомячка пустили на пол, он скрылся. Проверяю, не нагадил ли он где-нибудь (это было единственным проблематичным штрихом). Вижу на коврике у кресла темноватые пятна. Осторожно притрагиваюсь — но нет, пятна сухие - наверно, кто-то когда-то пролил сок. Продолжаю обследовать комнату. Вдруг вижу на полу не хомячка, а маленького ребенка. Воспринимаю это так, будто хомячок превратился в мальчика. Ребенок сидит у раскрытого рюкзака, на дне которого завалялась всякая мелочь. В руке малыша колечко с нанизанными мелкими предметами, в том числе с поблескивающим бутафорским бритвенным лезвием. Малыш бросает колечко в рюкзак, собирается выудить еще что-нибудь. Ласково говорю: «Что ты там нашел? Бритву? Сейчас я тебе дам что-нибудь, безобразный мальчишка». Ищу что-нибудь, более пригодное, типа кубиков, думаю, что их нужно сложить около малыша в неглубокую коробку.
