Смутно видимая, радостно смотрящая на мужчину женщина пытается придать улыбке нейтральный смысл, замаскировать свое чувство. Возникает мысленный, незавершенный комментарий: «Изображает улыбку служения, однако это...».
Просторная больничная палата со светлыми стенами, множеством застеленных светлым бельем коек, и пациентами в светлой больничной одежде. Свет из больших окон в задней стене заливает палату, и атмосфера здесь царит тоже светлая. Стоящий посреди палаты врач в распахнутом белом халате громко, для всех, объявляет, что теперь я «на верном пути». Этим дается знать, что я наконец-то на пути к выздоровлению (и значит, раньше мое состояние внушало опасения?) Импульсивно обыгрываю услышанное, трактуя слова «на верном пути» как на пути туда, куда неизменно ведет жизнь каждого из нас, смертных. Палата встречает экспромт веселым смехом, пациенты молоды и выглядят вполне бодро... А теперь я лежу под капельницей, введенной в правое запястье. Капельница мной не воспринимается, случайно замечаю лишь, что запястье с внутренней стороны странно вздулось. Внимательно осматриваю его, ощупываю, пытаясь понять, в чем дело. Говорю об этом врачу, он капельницу снимает (только в этот момент я вроде бы что-то ощутила)... А теперь я иду рядом с врачом по дорожке больничного двора. Дорожка завалена темными острыми камнями, через которые то и дело приходится перешагивать. Говорю, что считаю нужным рассказать о своем отношении к болезням. Рассказываю, что заболев, всегда покупаю прописываемые лекарства, но, как правило, не принимаю их, разве что в исключительных случаях. Говорю, что полагаюсь на защитные силы организма, доверяю им и стараюсь им не мешать.
Группу молодежи в светлых одеждах везут на автобусах на экскурсию. Периодически останавливаемся в деревушках, заходим в магазины сувениров. На околице очередной деревни все спускаются на покрытую тонким слоем белейшего снега землю (но было не холодно, все одеты по-летнему). Водим хороводы (без музыкального сопровождения). Девушка из левого хоровода объясняет мне танцевальные движения, включаюсь во внешний круг танцующих (двигающихся против часовой стрелки), убеждаюсь, что у меня неплохо получается. Оказываемся в автобусах, помчавшихся на этот раз с такой скоростью, да еще без остановок, что это вызывает беспокойство. Кто-то даже (впрочем, довольно хладнокровно) говорит: «Уж не угоняют ли нас?» Оказываемся на окраине села, не можем понять, где мы находимся. Часть разбредается по магазину сувениров. Узнаю одну из стоящих в витрине вещей, говорю попутчикам, что мы уже видели ее, а значит, в этом селе побывали раньше. Это резная деревянная кружка необычной, замысловатой формы, напоминаю, что еще тогда обратила на нее внимание. Это кружки председателей колхозов, и я еще тогда в шутку спросила, хочет ли кто-нибудь быть председателем колхоза.
Мы с Петей и друзьями (ощущаемыми) проводим летний отпуск в деревне. Приближается время отъезда, заводятся разговоры об обратных билетах. Все вдруг решают вернуться по домам, не дожидаясь конца отпуска, и если не окажется билетов напрямую, добираться через Москву. Бегло видятся полустанок в чистом поле и московский вокзал. Кто-то приносит несколько одинаковых флаконов духов. Кто-то говорит, что было бы лучше, если бы духи были разными. В комнате остаюсь я одна. Входит Петя, говорит, что совершит сейчас превращение. Берет флакон, проделывает пассы, и вот в его руках уже другой флакон. Интуитивно чувствую, что это фокус, ловкость рук. С недоверчивой улыбкой говорю, что это было не превращение, а фокус. Петя небрежно соглашается: «Ладно, все равно пролилось». Он имеет в виду духи, вижу следы влаги на пальцах его все еще не опущенных рук. Петя виделся неотчетливо, лица его я не видела, но воспринимала спокойное, безмятежное состояние духа и отстраненное, равнодушное отношение к результатам попытки превращения флакона.
Раздается мысленная команда: «Гарнизон, равняйсь!» Следует мысленный комментарий: «Гарнизон стоял навытяжку и перегонял страх из одной категории в другую». Смутно видится стройный крепкий солдат, вытянувшийся (в соответствии с приказом) в струнку. Этот солдат и именуется гарнизоном, не исключено, что в шутку (мягкую, добрую).
В конце сна весело кружимся в быстром танце. Площадкой служит крохотный пятачок, где мы с трудом умещаемся, особенно если учесть, что вторую пару составляют упитанные кругленькие гладкокожие, «как новенькие изделия», барышня и кавалер. Руководитель (невысокого ранга, лишь ощущаемый) брюзжит, наблюдая за танцующими: «Сколько раз ругаю я этих». С притворной наивностью спрашиваю: «Каких этих?» «Этих», - повторяет он тем же тоном. «Каких?» - легкомысленно спрашиваю я. Задаю на разные лады свой вопрос, продолжая кружиться и получая неизменно один и тот же ответ. В конце концов убеждаюсь в том, что было понятно с самого начала — упрек относится не к нам, а ко второй паре.
Мысленная фраза: «Они уже хотели было улыбнуться, как вдруг - Стоп! Вы арестованы!» Смутно видятся два стоящих на тротуаре человека (о которых идет речь), к которым приближаются два-три незнакомца.
Малыш не любил возвращаться домой (из детсада?), хотя дом полон любви и уюта. Молодая мама говорит молодому папе (по поводу происходящего): «Надо убрать его любимые игрушки». Она полагает, что это сможет исправить ситуацию. На миг предстает аккуратный детский манеж с яркими привлекательными игрушками. В ответ на предложение жены муж срывается с места и убегает (полушутя, молча). Жена бросается вдогонку (тоже молча и, кажется, более серьезно). Недолгая гонка происходит за пределами квартиры, на улице, где молодая женщина в конце концов ловит мужа со словами «Стоп, моя любимая игрушка!» Пара выглядит милой, симпатичной и (по меньшей мере, внешне) благополучной.
Сижу с двумя женщинами (приятельницами?) на бульваре, в пустом открытом кафе. Вижу крадучись приближающегося Бербера, понимаю, что меня ждет сюрприз. Бербер с улыбкой садится напротив меня. Почти сразу возникает Польк, за ним еще несколько наших (лишь ощущаемых). Польк разглагольствует о том и о сем. Рассказывает, что у них на работе, после разговоров о психологической совместимости, женщины, вняв каким-то советам, сидят теперь с закрытыми платками лицами. В ответ пересказываю вычитанное в книжках по психологии. Там утверждается, что теперь уже твердо установлено, какой пыткой является для людей необходимость из года в год сидеть на работе среди одних и тех же лиц. Польк, развивая тему, добавляет, что иногда этот психологический дискомфорт приводит к трагедиям. Протягивает руку в сторону дорожки, на которой, неподалеку от нас, распростерлась темная фигура (труп), очередная жертва психологической несовместимости. Бегло взглянув в указанном направлении, возвращаемся к болтовне ни о чем, обо всем, о чем попало.
Исхудавший от голода варан в результате этого выпадает в щель между поддоном и нижним краем стенки клетки. Он длиной с полметра, с бугристой, пепельно-бурой кожей. Осторожно беру его, нежно целую, подставляю под теплый душ, медленно перемещая из стороны в сторону. Варан приоткрывает рот всякий раз, когда под струями оказывается его голова. Невозможно понять, нравится ли ему купание - открывает ли он рот от удовольствия или в знак протеста или же он таким образом пытается утолить жажду. Моментами в том, как он приоткрывал рот, виделись намеки на детскую простодушную игривость, дурашливость. После купания обтираю его бумажными полотенцами, собираюсь покормить, что-то говорю ему (щель, через которую варан вывалился, была слишком узка по сравнению с его габаритами, но во сне это прошло мимо внимания).
Мысленная фраза (мечтательным мужским голосом, с ностальгической полуулыбкой): «Все были в белых брюках, и наверно, любимые орехи были «Турист»» (имеется в виду сорт орехов).
Просыпаюсь, мысленно воспроизвожу сон (он был коротким), улыбаюсь — в завершившей сон фразе было что-то забавное, связанное с балетом, засыпаю, и наутро все забываю.
Смутно видимая женщина прогуливается с сидящим в коляске ребенком, неторопливо приговаривая: «...срочно. Срочно. Если нам понадобится срочно мама, мы позвоним ей. Пока — не срочно» (начало не запомнилось; имеется в виду мать ребенка).
Кладу в выкопанную в каменистом грунте лунку связку ключей, осторожно засыпаю их землей.
Вхожу в бывшую квартиру на Мушинской улице. Петя красит стены (в одной из комнат они стали светло-салатовыми). Берется за преобразование старой ванны, жирными мазками белил покрывает облупившуюся внутреннюю поверхность. Объясняет, что кто-то не разрешает ему красить так, как он считает нужным, но и так получится неплохо. Звонят в дверь. Иду открывать, оказываюсь на лестничной площадке. Три человека стоят перед нашей дверью, она не закрыта, а загорожена большим гипсовым щитом. Сдвигаю щит, входим в квартиру. Недоумеваю по поводу незапертой двери, ведь я хорошо помню, что закрыла ее, вернувшись домой. Вошедшие о чем-то со мной говорят (не запомнилось, о чем именно, отдельные фрагменты сна вообще были как бы затуманены, зато другие — например, окрашенная стена и покрытая жирными белилами ванна, виделись ясно).
Сон, в котором изображалось пугающе-безудержное женское вожделение. Если вообразить раскрытый клювик птенца, которому подносят пищу, и вместо этого широко, судорожно раскрытого клювика представить некий женский орган, то вот это и будет то самое, что было во сне.
Мысленная фраза: «А мне больше нет никакой заминки».
Часть находящихся в комнате людей занята сборкой полученного в подарок подержанного пеленального столика. Это что-то неудобоваримое, с разболтанными сочленениями, больше похожее на гладильную доску. Конструкцию собрали, установили посреди комнаты, уложили на нее грудного ребенка. Сижу поблизости, чем-то занимаюсь, присматриваю за малышом. В очередной раз взглянув в его сторону, вижу, что конец пеленального столика навис над образовавшейся в полу ямой. Ножки столика медленно сползают в нее, и прежде чем мне удается сбросить оцепенение, столик и ребенок исчезают в вырытой в черной земле (посреди комнаты!) круглой яме глубиной с полтора метра. Извлекаем мальчика (спокойного), нащупываем на темени кровь. Из страха обнаружить что-нибудь ужасное, непоправимое, не отваживаемся досконально исследовать его состояние. Кто-то бережно держит малыша на руках, я терпеливо восстанавливаю развалившуюся конструкцию, прилаживая наугад болты, гайки, шайбы. P.S. Утром я решила (сознательно) не записывать этот сон, поскольку в нем просматривался ряд вчерашних реальных впечатлений. Однако сон не давал покоя, крутился и крутился в памяти. И когда я села, чтобы записать следующий, этот добился того, чтобы быть записанным тоже.
Кто-то зовет меня рано утром, еще до того, как я побывала в ванной. Выхожу на зов в халате, принимаемся за какое-то дело (помню неприятное чувство оттого, что была неумыта).
Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза (женским голосом): «А... вы будете отправлены мной в Казахстан».
Стоило открыть дверь, как в квартиру хлынуло несколько крупных темных кошек (одна временами кажется черной). Разбежались во все стороны, принимаюсь их изгонять. Растопыриваю руки-ноги, и воспользовавшись подручным материалом, двигаюсь, наподобие бульдозера. Совсем было оттесняю кошек к раскрытой двери, но они разворачиваются и опять шмыгают в комнату, начиная носиться там с места на место. Опять гоню их к дверям, а они опять проделывают свой трюк, и так несколько раз. В конце концов кошки выпровожены, только с той, что временами казалась черной, пришлось повозиться подольше.
Открытая дамская сумка. Внутри, в сложенной во много раз газете, находится пластиковый пакетик с тремя квадратными шоколадными конфетами без фантиков.
Камила с семейством находится в стадии переезда с квартиры на квартиру, вещи сложены в опустевшей голой комнате. Говорю что-то ободряющее по поводу переезда, завершаю фразой "Чтоб не сглазить". Камила отвечает, что привыкла (взяла в привычку) переезжать каждые пять лет. Соглашаюсь, что это замечательно. Думаю, что хорошо это прежде всего для детей - они изучат город, заполучат новых друзей. Смутно, мельком видится жилой квартал и школа. А еще я подумала, что переезд является хорошей встряской и источником положительных эмоций.
Мысленная, незавершенная фраза (женским голосом): «Польской объединенной народной партии...».
Выйдя из автобуса попадаю в плотную толпу людей с детьми, сумками, баулами. Остановка обнесена временным ограждением. Вспоминаю, что сегодня на зеленом поле за железной дорогой организуется пикник. Бегло думаю, что такого рода мероприятия не для меня. Пробираясь к выходу, окидываю рассеянным взглядом толпу, в глаза бросается стоящий у ограды высокий несуразный тип с недочеловеческим лицом. Добираюсь до своего участка. Двухэтажный деревянный дом состоит из двух квартир, нижнюю занимает семейство Ланы, верхнюю я. Во дворе Политен и пара их кошек. Кошки ластятся ко мне, глажу одну, она цапает меня, играючи, за рукав свитера, вытянув из него нитку. Политен укоризненно выговаривает кошке. Открываю старый массивный навесной замок, вхожу в сени, поднимаюсь к себе. Кошки крутятся у ног. Открываю теперь свой замок, такой же старый и массивный. Дом чуть дрогнул, как бы освободившись от вызванного замком перекоса. Это служит мне знаком, что в мое отсутствие сюда никто не входил. Очутившись у себя, в просторной мансарде, с привычным удовольствием окидываю ее взглядом. Приходит мысль, что именно так и нужно жить в наше время - чтобы снаружи ничто не привлекало внимания, а внутри, где никто не видит, все было бы по вкусу и со вкусом.
Кто-то, перепрыгивая с островка на островок, направляется к какой-то цели.
Иду к выходу с территории университетского кампуса. Чтобы попасть на автобусную остановку, нужно лишь (как я хорошо помню) пересечь простирающуюся за воротами кампуса обширную площадь. Однако на этот раз площадь оказывается плотно застроенной смутно видимым комплексом серых производственных цехов, в беспорядочных узких проходах между которыми я застреваю, как в лабиринте. В какой-то момент ко мне примыкает пара студентов, юноша и девушка (я лет на десять старше них). Молча блуждаем среди непривлекательных сооружений, не в силах выбраться из ловушки. Иногда заходим внутрь зданий, и когда на пути попадается незакрытая комната (что-то типа конторки), предлагаю зайти и попросить помощи у сидящих там двух женщин. Одна из них охотно объясняет дорогу (сплошные повороты направо-налево). С удивлением замечаю, что конторка гораздо просторней, чем виделась сквозь дверной проем. Там, в правом ее крыле, стоят четыре больничные койки с тумбочками. На заправленных свежим светлым бельем кроватях молча лежат (на спине, укрытые до подбородка) четыре пациентки. Выходим из конторки, начинаем осознанное продвижение по лабиринту. В одном месте с удивлением вижу (сквозь незакрытую дверь) большую, человек на десять палату, копию первой (обе они, в отличие от невнятного, неряшливого нагромождения цехов, виделись ясно). В одном месте пришлось протискиваться по узкому проходу с серыми шершавыми бетонными стенами и кое-где торчащей ржавой арматурой. В этом месте с горячностью говорю своим молчаливым спутникам, что я всегда, когда предоставляется хоть малейшая возможность, спрашиваю подсказки, чтобы выбраться из затруднительного положения. Ребята сохраняют молчание, а я мысленно отмечаю, что горячность моя была чрезмерной, но мне хотелось, чтобы они взяли на заметку мои слова. Вскоре мы входим в пустое помещение (такое же, как и все тут, темное, невнятное) и ложимся отдохнуть на стоящие там условные кровати. Я засыпаю, а проснувшись, не могу разобрать в полумраке, спят ли или уже встали мои спутники. Мне кажется то так, то эдак, и я даже осознаю эту двойственность. Не знаю, как поступить, но потом решаю, что если ребята уйдут без меня, я не пропаду — ведь женщина подробно объяснила нам дорогу (само объяснение мной не запомнилось). Персонажи виделись условными, темными фигурами, а зона «лабиринта» была не только сама по себе (в отличие от всего остального) серой, но и как бы погружена в полупрозрачный сероватый туман.
Сон о несоответствии следствий по отношению к вызвавшим их причинам. Я, будто бы, подверглась насилию (сексуальному, но оно не было агрессивным). Оно было анальным (но, вопреки моим теоретическим представлениям, безболезненным, если не сказать больше). От застигнувшего нас человека веет страшной, смертельной угрозой (но почему-то не только и не столько насильнику, сколько мне, причем мне в первую очередь). Все это подразумевается. Сон, как таковой, начинается с того, что я опрометью бросаюсь куда глаза глядят. Вижу небольшую дверцу с открывающимися в обе стороны створками, толкаю их, оказываюсь внутри комнатушки, где сидит привратник. Шмыгаю влево, за дверь, сворачиваюсь на полу, прижавшись к стене. Туда же, мгновенье спустя, влетает насильник, плюхается около меня на пол. Обнаружить нас было проще простого, поскольку дверца была на виду, но по каким-то причинам преследователь туда не заглядывает.
Мысленная, незавершенная фраза: «И когда он сказал, что пробыл всего два дня на допросе...».
Мысленная, утрированно ритмичная фраза: «В два/ раза мень/ ше оши/ бок-бок-бок».
Мысленные, несколько раз повторившиеся фразы: «Здоровенького? Вызываем на пляж».
Смутно, в сероватых тонах видится, как малышка лет трех с серьезным видом катает по комнате в (кукольной?) коляске грудного братишку. Наблюдая за этим (извне сна), думаю, что в таком возрасте ребенок действительно воспринимает младших детей как игрушки.
Мысленные фразы (женским голосом, сначала безразлично, потом все более раздраженно): «Бабуся надоедает. Она всегда надоедает. Она всегда надоедает».
Мысленная фраза (женским голосом): «А разве сами по себе они не несут (... смысл)?» ((слова в скобках, первое из которых не запомнилось, не произнесены, но уже заготовлены).
Мысленная фраза: «Прославляющий лидер». Проснувшись, сомневаюсь в прилагательном - в голове шевелится, сменяя друг друга, созвучная пара «прославляющий» и «ославляющий».
Въезд в подземный транспортный туннель. К арке примыкает идущий параллельно шоссе участок высокой серой стены. Перед ней видится (такой маленький на ее фоне) человек, обращенный лицом в сторону туннеля.
Спускаемся по широкому пологому склону (похожему на въезд в подземный гараж), оказываемся в большой мрачноватой пещере. Нас пригласил сюда приятель, у него в задней части пещеры оборудовано место отдыха, есть кусочек пляжа и лодка. Пляж и река с сероватой водой воспринимаются то как подземные, то как наземные. Все раздеваются. Стою в растерянности в стороне, стесняясь раздеваться (мы все в студенческом возрасте). С раздеванием медлит еще один человек. Его останавливает мысль, что лодку до воды придется тащить волоком, что его совсем не прельщает. Представления человека о внушительном участке между лодкой и водой на миг визуализируются (свои мысли человек не озвучивал, и тем не менее, я их восприняла).
Полупросыпаясь (после сна?) вижу зоны соприкосновения Сновидческого и Несновидческого пространств (Реальностей). Судя по уместившемуся в поле зрения фрагменту, Несновидческая Реальность представляла гигантскую сферу, равномерно заполненную умеренно ярким светом. К ее четкой, невидимой границе примыкает (охватывает ее) Сновидческая Реальность, светлое пространство которой заполнено множеством беспорядочно набросанных плоских цветных изображений (похожих на слайды?) Они образуют ровный слой в приграничной с Несновидческим пространством полосе. Рассмотреть их не удалось, видно было лишь живые яркие сочные краски. Казалось, я вижу именно свой участок соприкосновения Реальностей. Он находился высоко надо мной, и я подумала, что вижу что-то типа кладовой своих снов.
На опустевшем рынке осталось два торговца. Они стоят за старым рассохшимся потемневшим прилавком. Правый продает рыбу. У левого на чуть прикрытом водой дне большого аквариума разложены восхитительные крошечные матово-белые рачки и ракушки. Рядом выставлены отшлифованные, переливающиеся перламутром пластинки. Чуть ли не с восторгом спрашиваю: «Что это?» Старенький, невзрачный на вид торговец с увлечением рассказывает, как он изготавливает пластинки - придает округлую форму и с обеих сторон шлифует.
У Норы День рождения. Гости находятся в глубине квартиры, мы с ней сидим друг против друга в кухонном углу (Нора видится условно, темновато). Говорю, что хочу спросить кое-что, готова ли она ответить мне искренне и серьезно. Добавляю, что это для меня очень важно. Нора, не выказывая заинтересованности, выражает готовность выслушать. Спрашиваю: «Вот тебе исполнилось сейчас (столько-то) лет. Можешь ли ты в это поверить? Осознаешь ли ты, что тебе уже столько лет?» Поясняю, что мне осознать свой возраст не удается. Нора отстраненно отвечает, что по этому вопросу можно посоветоваться с ее мамой, отцом и знакомыми ей психиаторами. Возражаю, что это не ответ. Но Нора продолжает в том же духе и напоминает о якобы общеизвестном МИФЕ «о прекрасной Амазонке, которая убегает от раввинов».
Из соседнего дома внезапно доносятся отчаянные, протестующие крики мальчишки: «Бой, бой, они специально там...!» (фраза обрывается). С беспокойством говорю находящемуся за пределами поля зрения собеседнику: «Слышишь? Они там, мерзкие, бьют ребенка» (слова «бой, бой» воспринимаются мной как «бей, бей»). Подхожу к окну, смотрю на соседнюю темную многоэтажку. В окне (напротив нашего) вижу маленького мальчика, стоящего на четвереньках на придвинутом к окну столе. Полагаю, что его в такой позе бьют по попе. Почти сразу убеждаюсь, что это мне померещилось. Вижу там сидящую за столом молодую женщину, сосредоточенно склонившуюся над книгами. У противоположной стены комнаты сидит спокойный малыш, подоконник над его головой уставлен мягкими игрушками. Атмосфера в комнате так спокойна, миролюбива, что я предлагаю взглянуть туда своему собеседнику (а сама думаю, что может быть какого-то другого ребенка бьют в другой квартире, хотя крики уже смолкли).
Полновесный сон с моим участием. В какой-то момент вдруг вижу (со стороны, не без удивления, с удовольствием) свое лицо, смугловатое от загара, с еще по-отрочески припухшими губами, оно виделось совсем вживую.
В многокомнатной квартире живем мы с мамой* и, возможно, еще какие-то люди. Мама ведет несвойственную ее преклонному возрасту, активную жизнь (это причиняет неудобства, но я мирюсь с ними). На пике очередного всплеска активности, когда я и еще кто-то помогаем ей, она вдруг, без видимой причины, утрачивает интерес к жизни, превратившись в беспомощное (психически) существо, нуждающееся в опеке иного рода. Впадаю в растерянность, недоумеваю по поводу необъяснимо резкого изменения в мамином состоянии (прежняя ее активность состояла в организации свиданий с лицами противоположного пола, она была поглощена этим и только этим).
Незавершенная мысленная фраза (с вопросительной интонацией): «А что ты знаешь, если ты хочешь..».
Сквозь большое, с переплетениями окно заглядываю в пустую комнату. Задняя половина отгорожена несколькими выстроенными в ряд обшарпанными письменными столами. Говорю себе мысленно, что задняя половина комнаты отделена «множеством столов».
Из моей руки в дикой панике вырывается шарообразное Существо. Мелкий пакостник (размером с теннисный мяч) с темной толстой упругой кожей, усеянной торчащими во все стороны короткими шупальцеобразными отростками. Ему нужно удрать во что бы то ни стало, причем сила стремления скрыться (как я осознала, излагая сон) превышала степень вины его проделок. С туповатой (не окрашенной эмоциями) настойчивостью, из последних сил удерживаю это вертлявое Существо. Вынужденная все крепче сжимать пальцы, в конце концов протыкаю (неумышленно) его плотную упругую кожу, под которой оказывается влажно-мягкое нутро. Не испытывая по отношению к Существу никаких чувств, я лишь стремилась (почему-то) не дать ему скрыться. И нечаянно повредив его тело, понадеялась, что Существо не оправится от раны, погибнет, а значит, не скроется. Он же, как мне кажется, рвался скрыться, чтобы никто не узнал, кто он такой и откуда явился (сон был очень живым). P.S. Спустя какое-то время я начала (и продолжаю поныне) испытывать огорчение, что причинила Существу ущерб. Надеюсь, что Существо благополучно оправилось от нанесенной мной травмы.
Мысленные фразы (энергичным женским голосом) «Побольше уроков. Кто быстрее сделает, тому и...» (фраза обрывается).
Иду по какому-то делу и вдруг обнаруживаю, что я голая. В моих руках был большой детский цветной мяч, прижимаю его к себе, приседаю. Но тут же понимаю, что ничего не остается как вернуться и одеться. Иду домой, с утешением отмечая, что никто не обращает на меня внимания. Появляются две девушки-солдатки в зимней военной форме, просят следовать за ними на предмет ареста. Безропотно следую. На ходу объясняю, что периодически оказываюсь на улице голой и вынуждена возвращаться домой. Оборачиваюсь к девушкам, но их уже нет, они исчезли, не дослушав моих объяснений (в этом сне иногда все виделось со стороны, сверху, и хорошо еще, что я была там совсем молодой, так что нагота была хотя бы не безобразной).
Мысленная фраза (молодым энергичным женским голосом): «Понимаете что, что вот самое главное?»
Мысленные фразы (женским голосом): «Мост. Мост. Как полетела...» (фраза обрывается).
Мысленная, неполностью запомнившаяся, незавершенная фраза (женским голосом): «...с семимесячной он обращался так же, как...».
Находимся с Петей в кампусе учебного заведения, где он сдает вступительные экзамены, остался последний, ищем нужный корпус. Появившийся Сафт берется (под видом знающего местные порядки) помочь, но лишь морочит голову - направляет нас не туда, и проделывает это не единожды. Все же добираемся до места, Сафт теперь убеждает Петю, что бланк направления на экзамен не тот, что нужен, и пытается его забрать. Петя простосердечно доверяет Сафту, а я — не доверяю, перехватываю бланк, засовываю в карман (свой или петин), бланк мнется, но решаю, что это не страшно. Этим заканчивается визуальная часть сна. Возникает мысленная информация, что последний экзамен (в отличие от предыдущих) будет очень трудным, поскольку СИЛЫ, по которым сдавались предыдущие экзамены, имели стремление к возрастанию (имеются в виду законы развития этих СИЛ), а СИЛА ТВОРЕНИЯ, по которой предстоит сдавать экзамен, имеет, в отличие от них, тенденцию к убыванию (речь идет об экзаменах теоретических).
Мысленная фраза (женским голосом): «Если его не слушаешься, то послушаешься меня, понял?»
Кто-то (невидимый) мысленно, с мягкой усмешкой говорит о том, что он так устал, что даже отвертка вываливается у него из рук.
Фрагмент мысленной фразы: «...покрасили эту зеле(ную)...».
В театральном зрительном зале мужчина и женщина жестами приглашают друг друга к себе. Один из них стоит в партере, другой - на невысоком балконе, оба демонстрируют, что около них есть свободное место.
Мысленная фраза (проникновенным женским голосом): «Спросите, познакомьтесь, и вы увидите» (убедитесь).
Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза: «За ... шестинедельной давности» (речь идет о прегрешении).
Мысленная, незавершенная фраза:«Да, но одиннадцать человек скоро...».
Мысленная, почти неуловимая фраза (женским голосом): «Где-то наш детеныш».
Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза: «На ... квадраты и на ненависть их к себе». Это произносится на фоне незапомнившихся действий.
Мысленная, незавершенная фраза (задорным молодым женским голосом): «Я и на джентльмена на таких, и ума...».
Поднимаюсь по уличной лестнице, ширина ступеней такова, что преодолеваю их в два шага каждую.
Мысленная, неполностью запомнившаяся фраза (женским голосом): «Он начал, не без напоминания, второй раз...».
Мысленный, с пробелом запомнившийся диалог. «Какова доля ранних овощей, с которой вы контактируете?» - «Я говорил уже, что мы контактируем с ... частью ранних овощей, включая авокадо».
Мысленные фразы (слегка возбужденным женским голосом): «Три ножницы. Три ножницы, понимаете? Ножницы — это цветное» (а "три" - это количественное числительное).
У кромки воды (реки, озера или моря) стоит молодая, по-летнему одетая, нечетко видимая женщина. В ее опущенной руке — неподвижная, средней величины серебристая рыба с плоским, почти круглым телом. Женщина, не сходя с места, начинает вдруг неестественно размахивать рукой (делая вид, что рыба хочет вырваться?) На пасти рыбы видится темный металлический зажим, именно за него держит рыбу женщина, продолжающая нелепые взмахи. Все исчезает. Раздается дружелюбный зов (женским голосом): «Игуана! Игуана!»
Мысленная, незавершенная фраза: «Even cool встреча не смогла...» (не смогла на что-то повлиять).
Несколько человек болтают о том, о сем. Яркая красивая женщина рассказывает, как к ней сватался аж Президент Грузии (или Армении), награждает его (используя языковый акцент) эпитетом «серая прэлесть». Во сне это прозвучало остроумно.
Моя мысль по поводу предыдущего сна: «Я должна их включить» - то есть то, что я делала, являлось включением глыб. [см. сон №3241]
Мысленный диалог. «Убрать книжку». - «Книжку. И какую?» Смотрю на полку с детскими книгами, не могу определиться, какую следует убрать.
Все части сна мысленно комментировались краткими остроумными фразами. Каждый эпизод — своей фразой, после которой шло подробное пояснение.
Листаю журнальчик «The Guide». Возникает мысленная фраза: «Моя дочь смеялась, говоря про это».
Мысленная фраза: «И тогда ваш черный сыр не будет солить».
Мысленная фраза: «Испытывая неотс...», после заминки оборванное слово исправляется на «неусыпным».
Мысленная, незавершенная фраза (женским голосом): «А эти вот факты, которые...».
Фраза (финальная?) из сна: «Какое уртитмимЕпе».
Иду по проспекту, проезжая часть которого разделена узким газоном. В потоке машин одна движется задом наперед, на довольно большой скорости, немного боком (такое впечатление, что не едет, а скользит). Улица идет под уклон, решаю, что машина, возможно, сорвалась с тормозов, смотрю в кабину - водитель, повернув голову назад, совершает задуманный маневр. Переключаюсь на свои заботы. Я ищу организацию, расположенную «в доме номер семь» (название улицы не помню или не знаю). Неторопливо обхожу улочки, отыскивая на каждой дом номер семь, искомое место находится где-то здесь, но пока что попадаются лишь ординарные темные жилые многоэтажки. Оказываюсь далеко от этого места, покинутый город видится слева, за большим полем, оврагом и полосой леса. Бреду, заглядывая в непрезентабельные безлюдные кафе, нахожу маленькую невзрачную, но действующую кофейню. Она пуста, сажусь за столик, от нечего делать счищаю с подноса налипшие по углам крошки. Замечаю слева, у входной двери, официанта (подростка в несвежем белом фартуке), молча, терпеливо ждущего, когда я закончу свое занятие и пожелаю сделать заказ (а он сможет забрать поднос). Спрашиваю, можно ли получить кофе, он говорит: «Да, но я пойду через балку». Он хочет сказать, что пойдет за кофе в оставленный мной город (балкой назван овраг). В кофейню входят, весело гомоня, новые посетители, официант с удивлением говорит: «Ой, все из Ленинграда», берет поднос и удаляется. Пытаюсь догадаться, по каким признакам он опознал ленинградцев.
Смутно видится зажатый в моей руке газетный лист с заключенным в рамку объявлением о предстоящем культурном мероприятии. Показываю его стоящему рядом высокому худощавому мужчине.
Между двумя поколениями живущих под одной крышей людей происходят резкие перебранки. Молодой человек и девушка (сестра?) воюют с четой стариков (бесформенных, дымчатых, почти незаметных). Похоже, что именно те (родители?), умышленно или неумышленно провоцируют молодежь на выпады. Среди этих людей находится молча стоящий у стола мальчик лет десяти. Я (не являясь участницей сна) с сочувствием думаю о бедном ребенке, вынужденном расти в такой нездоровой атмосфере. Сон дает понять, что мальчик находится здесь лишь на время отъезда своих родителей. Мне кажется, что в таком случае ребенка тем более жалко. Я и к юноше с девушкой отношусь сочувственно, поскольку, даже не зная причин раздоров, видно, что они в этой ситуации являются, скорей всего, невольными жертвами.
Мысленная констатация стадии процесса: «Плохо, еще не доработана».
Снятся пустые тарелки, несколько произвольно расставленных простых суповых тарелок. Можно было бы сказать о них просто тарелки, но я их восприняла именно как пустые тарелки.
Мысленная фраза (жеманным женским голосом, адресованная лицу противоположного пола): «Скажите пожалуйста, это вы на чернослив похожи?»
Мысленная фраза: «Превращ... превращение одно» (первое). Смутно видятся пластмассовые, вставляемые друг в друга стаканчики (недоговоренное слово произнесено в начале этой операции, остальное — по завершении).
Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза (женским голосом): «Она ... но не болела». P.S. Любопытно, что когда я после этой фразы проснулась, фраза тут же из памяти исчезла. Записываю время ее появления, помечаю, что она истаяла. И фраза тут же возвращается.
