Кто-то невидимый ведет неторопливый рассказ-пояснение. Появляется группа из трех-четырех худых Существ с крыльями, похожими на крылья Ангелов. Невидимый комментатор поясняет, что Существа (кажется, он их как-то назвал) являются сочетанием «худых» (тощих) Сущностей (их он точно как-то назвал) с «крыльями Парок» (Богинь Судьбы). Существа повернуты левым боком, видятся не в цвете и имеют светло-серый оттенок. «Позови их — и услышишь хлопанье крыльев», - говорит комментатор. Существа бесшумно поводят вверх-вниз сложенными крыльями. «Но крылья Парок не разговаривают», - говорит комментатор. И поясняет (с легкой усмешкой): «Не пятая же часть домашней птицы». Он хочет подчеркнуть, что не следует уподоблять Существа болтливым птицам, составляющим пятую часть одомашненных пернатых.
Прибыла с визитом в селение Адамс, встречена доброжелательно. Элизабет приветливо улыбается, Барни доверчиво кладет мне на колени голенького четырехмесячного младенца (его возраст — свидетельство самого сновидения). Барни специально дожидалась меня, и вручив младенца, проявила по отношению ко мне безграничное доверие (это подчеркнуто сновидением). Нежно принимаю ребенка, он почти сразу поражает необычайными способностями. Сползает с колен, довольно уверенно ходит, взмахивая для равновесия руками. Разговаривает, свободно строя не по-детски глубокомысленные фразы. Не свожу с него глаз. И вдруг он видится мне не голеньким вундеркиндом, а живой куклой (такого же роста), искусно сшитой из лоскутков тканей. Лицо (не похожее на человеческое) - из гладкой темно-синей ткани, остальная часть головы - из пушистого рыже-коричневого материала. С профессиональным интересом всматриваюсь в безукоризненную линию стыковки материалов, думаю: «Как это у них получилось?»
На крошечном необитаемом острове, лицом к единственной пальме сидят, друг за другом, мужчина и женщина. Она: «Ты меня не слушаешь!» Он: «Дорогая, я так устал...».
Ко мне, живущей в многоэтажном общежитии, приезжает ненадолго Петя. Начались летние студенческие каникулы, он планирует съездить на море, а потом — в горы, покататься на лыжах. С Петей прибыла девушка-инструктор. Она держится обособленно, находится преимущественно в смежной комнате. Когда речь зашла о мере, сон показал его - далекое манящее, теплое живое море. Когда заговорили о горах, сон показал и их. Это были островерхие горы, покрытые снегом, на фоне которого темнели деревья. Поездка в горы стоит дорого (они находятся за границей), а кроме того необходимо дорогое лыжное снаряжение. Утром спрашиваю Петю, что приготовить на завтрак. Предлагаю яичницу, он не возражает. Бегло видятся ломтики аппетитного ржаного хлеба на кухонном столе. Наш разговор (или это только мои мысли?) крутится вокруг предстоящих поездок. Дороговизна поездки в горы акцентируется (в отвлеченной форме) неоднократно. Но меня если что и беспокоит, так лишь то, что горные лыжи Петя не освоил, и как бы он там с них не свалился. У Пети прекрасное, мягкое настроение. С полуулыбкой рассказывает, что в деканате, куда он зашел, чтобы ознакомиться с расписанием предстоящих занятий, сказали, что его группа не существует. «Представляете, не существует!» - с мягкой усмешкой говорит Петя. Деканат утверждает, что группа расформирована, так как родители студентов «отпустили вожжжи», перестали следить за учебой детей, и те перестали учиться. Отвечаю, что очень жаль, что Петя не знает, что это такое — учиться в классе, где все заинтересованы в учебе.
«Мистер ..., мой знакомый, зайдет и спросит вас, где находится расположение компьютерного зала, примерно в восемь часов» (имя третьего лица не запомнилось). Эту фразу велеречиво произносит стоящий слева упитанный вельможа в бархатном берете, пышных бархатных штанах по колено и прочем. Стоящий справа вельможа в ответ почтительно, церемонно раскланивается. Комплекция и облачение правого вельможи совпадают с таковыми его визави, но социальное положение ниже - левый господин разговаривает с ним повелительно. Однако левый господин позволяет себе впасть в противоречие. Ведь только что перед этим он напыщенным тоном запретил правому вельможе вступать с кем бы то ни было в разговоры, и тот принял запрет с почтительным церемонным поклоном. Оба персонажа так серьезны, их наряд и манера изъясняться так (еще) далеки от эпохи компьютерных залов, непоследовательность левого вельможи так откровенна, а невозмутимость их обоих так восхитительна, что я уснула после этого сна с улыбкой (все происходит на открытом пространстве).
Идем с Петей (он в студенческом возрасте) в библиотеку. Стоит сухой холодный, еще бесснежный зимний день. Петя недавно перенес простуду, прошу, чтобы он оделся потеплей. Он, поупрямившись, возвращается домой, я продолжаю путь. Через круглую арку вхожу во двор, краем глаза замечаю в смежном дворе длинный, застеленный темной скатертью стол. Там готовится церемония, связанная с юбилеем Пушкина. Из толпы приглашенных выныривает и оказывается лицом к лицу со мной озорно улыбающийся молодой человек. Удивленно смотрю на бородатое лицо. Он называет себя. Оказывается, это Портос, бывший петин соученик. Интересуется, где Петя, говорю, что сейчас должен подойти. Портос просит, чтобы Петя заглянул к нему, в этот двор. Вхожу в библиотеку, иду по коридору, встречаю Петю, рассказываю про Портоса. Оказываемся сидящими на невысоком песчаном кольцевом (похожем из-за этого на кратер) валу. Он находится в летнем лесу, редкая пожухлая трава пробивается сквозь песок, вокруг высятся мощные хвойные деревья. Сидим друг напротив друга, неторопливо разговариваем, потом пускаемся в обратный путь, в библиотеку.
Мысленный диалог (завершивший сон): «Оставайся! А если тебя потеряют четыре рабочих, то это не беда», - полушутя предлагает мне женщина (интонации напоминают голос Подружки). Говорю, усмехнувшись: «Если меня потеряют четыре рабочих, то это действительно не беда». И добавляю, уже серьезно: «Но если меня потеряет мой сын...» (фраза обрывается).
Фесио Арфас* заезжает за мной, приглашает в селение Адамс. Отправляюсь с ним, прихватив лишь сумочку. По прибытии он спрашивает, где мои вещи. Отвечаю (лгу), что никогда не беру их с собой. Он говорит, что нужно было взять. Спрашиваю: «Сказать, почему я не взяла?» Добавляю, что с его проницательностью он мог бы сам догадаться - я приехала без вещей, потому что не поверила, что меня на самом деле зовут в селение, это показалось мне слишком невероятным. Фесио Арфас качает головой, повторяет, что вещи надо было взять. Он спокоен и доброжелателен (но видится неясно). В селении меня встречают приветливо. В большом, типа ангара, помещении с десяток женщин сидят на стульях в кружок, и я с ними. У некоторых на коленях дети. У женщины, что находится напротив меня, их даже двое — малышку она держит на коленях, а у той на руках грудничок. Мать бережно обоих поглаживает. Несколько селянок сидят поблизости, вне круга. Одна из них подходит, садится мне на колени (трогательно, доверчиво). Ее темные чистые пушистые волосы лезут мне в рот, то и дело их поправляю. У сидящей напротив меня малышки симпатичные тряпичные кольца на пальцах. Кто-то из женщин спрашивает, знает ли девочка, какая она красивая. Малышка отвечает: «Мне мама не разрешает говорить, какая я» (мама не разрешает ей обсуждать этот вопрос с другими). Любуюсь тряпичными колечками. Вижу перед собой то, из чего они сделаны - это полоски светло-серого холста с цветной продольной нитью, желтой на одной полоске, зеленой на другой (повисшие в воздухе полоски слишком крупны для детских пальцев, но на этом внимание не заостряется). Волосинки опять лезут в рот, поправляю их, задаюсь вопросом, с какой целью молодая женщина забралась мне на колени. Может быть, ей не удается забеременеть, и она полагает, что я каким-то образом могу помочь ей? Женщина напротив с улыбкой говорит, что пора кормить детей. Интересуется: «Знаешь, как мы делаем? Если она (малышка) играла с ниткой масляными руками, то мы эту нитку даем (ребенку, пососать) вместо масла». Улыбается, призывая оценить остроумную хитрость. На миг видится торчащий из небольшого тряпичного мяча обрывок нитки, которую теребят испачканные сливочным маслом детские пальцы. Атмосфера в ангаре мирная, доброжелательная. В очередной раз поправляю волосы продолжающей сидеть у меня на коленях женщины. Думаю, что, может быть, я и в самом деле способна приносить другим удачу? Что ж, если это так, буду только рада.
«...и вообще сильный галтер из меня вышел. Из двух бух, которые тут поставили», - весело, громогласно заявляет мужчина (начало тирады не запомнилось). Мужчину поставили тут, у реки, за чем-то наблюдать, что-то подсчитывать. Энергия и простодушие распирают его. Вот он, шутки ради, и уподобил себя бухгалтеру, для вящего эффекта разодрав это слово надвое (не совсем ясно, почему у него удвоился «бух»). Ни собеседников мужчины, ни лица его самого я не видела. Речка за его спиной выглядит сероватой, вялой, берега заросли свисающими к воде травой и редким кустарником.
Франция, началась война. Мужскую половину класса мобилизовали в армию, предстоит отправка на фронт. Юношам (мальчикам!) страшно, в последний день они с шумом завалились к однокласснице. Хорохорятся, дурачатся, смеются, заперев на замок страх. Девушке ужасно их жалко - их, обреченных, возможно, на гибель, и так беззаботно сейчас смеющихся. Но она тоже скрывает чувства, держится сурово. Это эпизод Второй мировой войны. Не выдуманный, не аллегорический, а РЕАЛЬНЫЙ, как ожившая фотография (он даже выдержан в тонах старой фотографии).
Мысленный вопрос (женским голосом): «Сколько раз вы скакали на лошади и...?» (не запомнилось, что делали еще). Как бы выслушав ответ, тот же голос, в котором звучит покровительственное удивление и скрытая улыбка (что позволяет предположить, что обращение адресовано детям) переспрашивает: «Бегали на лошади? Тащили ее на себе?» (имеется в виду, что бегали по крупу лошади).
Спускаюсь по пандусу концертного зала, нечаянно задеваю стоящую у кресел каталку со смутно видимым человеком. Каталка съезжает с нескольких пологих ступеней, закатываю ее обратно. Чтобы загладить вину, с ободряющей улыбкой говорю человеку: «Живи наверху, не опускайся».
Толпа массовки киносъемки стоит в пустой комнате. Среди взрослых находится вертлявый худенький подросток, почти прижатый к спине высокого молодого человека в просторной мягкой куртке. Спина куртки исписана текстом, на который все мы то и дело бросаем взгляды, печатные буквы отчетливо видятся на ее светлом фоне. Молодой человек (исполнив роль?) выходит из толпы, останавливается у стены, на расстоянии вытянутой руки от нас (это увиделось мельком). И в то же время молодой человек лишь двинулся к стене, но мы вцепились в куртку, удерживая его на месте. Шутливо восклицаю: «Куда?! Я текст не знаю!» Носитель текста вынужден остаться на месте. И в то же время —на место вернуться, поскольку одновременно находился уже вне массовки, у стены. Считываю с куртки текст, который должны будем произнести: «Для подписки на «Подписную правду» надо было подписаться на «Письменную правду», а для подписки на «Письменную правду» надо было подписаться на «Подписную правду»». Кажется, я не читала текст слово за словом, а восприняла его целиком (финал нес явно юмористический оттенок).
Прохожу по просторному вестибюлю (учреждения?) Краем глаза замечаю большую, занавешенную шторкой классную доску. Она укреплена (довольно высоко) на стене, вдоль которой пролегает мой путь. Испытываю строптивое, сопровождающееся затаенной торжествующей улыбкой удовлетворение от того, что все-таки увидела эту доску.
Приношу требуемое заключение, продавец обувного магазина без слов принимает бракованную пару сандалет. Конфликт исчерпан. Но тут к прилавку подходит второй продавец (похожий на Жана Габена). Уверяет, что сандалеты были в полном порядке. Потешается над тем, что заключение о браке я принесла от шляпника, что экспертизу обуви выполнил шляпник. Отвечаю, что куда мне велели пойти (в какой-то инстанции), туда я и пошла. Мне все равно было, куда пойти, говорю я, «хоть в конюшню» (сандалии приняли, так что можно было позволить себе отвечать бойко и добродушно). Жан Габен предлагает: «Иди в продавцы тогда». Импульсивно отвечаю: «Ой, нет». Объясняю, что с покупателями надо этому возразить, этому поддакнуть, третьего выслушать, и так без конца. Нет, это не для меня. Посетители магазина встречают мою речь безобидными смешками, и даже Жан Габен снисходительно улыбается.
Веселый задорный мохнатый щенок с наслаждением мчится по пустой (заснеженной?) широкой дороге посреди бескрайнего поля. Рядом мчится кто-то еще, темноватый, неразличимый.
Малыш лет трех сидит за столом и сосредоточенно рисует. В поле зрения появляется рисунок (в анфас) светло-рыжей сидящей кошки. Рисунок выполнен взрослым. Во все стороны от кошки нетвердой детской рукой проведены корявые радиальные линии. Отец мальчика (его не видно, он находится справа от сына) с наигранным восторгом восклицает: «Ах, какая красивая кошка!» Появляется еще один, смутно видимый рисунок, мужчина (с тем же энтузиазмом) восклицает: «Какая замечательная капуста!» И поддав оптимизма, завершает тираду: «Ну, а когда мы напишем план?» «План? А при чем здесь план? Ты уходи, далеко, к кухне», - ненатуральным басом недовольно говорит ребенок, не отрываясь от занятий и даже не взглянув на отца. Родитель объясняет незримым слушателям что-то про план. Это было окрашенное юмором наглядное пособие о том, как ребенок не хочет делать то, что он не хочет делать. И какое это непростое искусство - подвести дитя к выполнению неинтересных ему вещей.
Мысленная, незавершенная фраза: «Больше всего — на первую сторону, он был сопровожден неурочным...».
Смотрим на кем-то доставленное НЕЧТО. Это полая, высотой с метр, человеческая фигурка, слепленная из чего-то типа пресного сероватого теста. Фигурка широкоплеча, грубовата, с почти полностью отсутствующим (отколотым? отколовшимся?) черепом. Она доверху заполнена бесформенными темными кусками. Слева стоят два-три человека, имеющих к ней отношение. Молча смотрим на нее (она видится достаточно отчетливо, по крайней мере верхняя часть, на которую направлен мой взгляд). Кто-то из наших спрашивает: «Так это что, любой может сделать?» Говорю: "Нет, они сначала молятся, потом замешивают тесто, там целый ритуал" (персонажи видятся невнятными, темными).
Находимся с Петей в просторной комнате нашего жилья, каждый занят своим делом. Невольно подмечаю кое-что из того, чем занят Петя, изредка докучаю комментариями (на которые он не обращает внимания).
Две собаки, большая и маленькая, играют друг с другом.
Неторопливо пишу (в зеркальном отображении) и одновременно мысленно произношу: «И я беру то, что изложено выше».
Мысленная фраза (женским голосом): «А это изумительно ... правда?» (не правда ли).
Вижу себя в домашней одежде — в черных шароварах и темной футболке. Изучающе смотрю (извне сна), и зная (или предполагая), что намереваюсь заняться чем-то по дому, мысленно заключаю: «В хозяйственной одежде» (удивляясь странному прилагательному). Тут же следует мысленная поправка (женским голосом, педантично): «В темной хозяйственной одежде».
Мысленная фраза (женским голосом, решительно): «И вообще куклы мне наименьше всего понравились».
Мысленная тирада, напичканная словом «известно» и его однокоренными сородичами. Запомнилась одна фраза (возможно, завершающая): «Известно, что он был широко известен в известных кругах Москвы» (или Санкт-Петербурга, не запомнилось точно; возможно, было сказано не «он», а «имя его»).
Мысленная фраза (неторопливым женским голосом): «Очень доброе она заседание производит».
Мысленный, с пробелом запомнившийся диалог. «Они тут...». - Неуверенно: «Они тут двигают». Видится подготовляемое к ремонту помещение, отодвинутая от стен мебель частично накрыта полотнищами ткани.
Мысленная фраза: «Такой хороший мальчик».
Мысленная фраза: «Три — к холодному» (три является числительным).
Мысленные фразы (серьезным мужским голосом): «Погоди, она хоть что-то делает? Так она что-то делает или только расхаживает туда-сюда?»
Мысленная фраза: «Чтобы не нарушить индивидуальность».
Мысленная фраза: «Всегда требовал всего себе мозг».
Обрывок мысленной фразы: «...с унитазом...».
Фрагмент мысленной фразы: «...с этим приходили и записывали в школе на русский».
Мысленная фраза (возможно, моя): «Разведенные, которые угрожали».
Мысленные фразы (тягучим женским голосом): «Ну, по возрастной щетке. Если вы что-то ждете...» (фраза обрывается).
Иду за покупками. Как почти всегда в такого типа снах, нахожу магазин далеко не сразу. Мои бедра непомерно широки, трусики съезжают вниз, врезаются в тело (платье из тонкой ткани не может этого скрыть). Посетители магазина периодически указывают мне на беспорядок в моем облике. Подтягиваю трусики, но скоро они опять оказываются не там где надо, и снова кто-нибудь из доброжелателей обращает на это мое внимание.
Мысленная фраза (женским голосом): «Скажите, больше не могу отсюда выйти?»
Мысленные фразы (женским голосом): «Переулок, переулок, переулок. Там, где дождь идет — там переулок».
Завершающие мысленную тираду фразы: «Хоть посмотреть. Хоть посмотреть. Хоть посмотреть. Хоть посмотреть» (эмоциональная окраска возрастает от нейтрально-спокойной до форсированно-жесткой).
Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза (женским голосом): «И коробка и обязанность...».
Мысленная фраза: «Приятно please your number...» (последнее слово не запомнилось).
Мысленные фразы: «Плясал. Либо тогда, когда умел, либо тогда, когда хотел».
Смутно видится человек, с полуживотным урчанием, вызванным соблазнительным запахом пищи, готовящийся приступить к трапезе.
Непростая коллизия, связанная с поисками работы. Приходится выбирать между местом, о котором почти ничего не известно, и прекрасно известной Лабораторией. Первый вариант содержит неопределенность, не позволяющую сопоставить его со вторым. К тому же в обоих местах плетутся интриги, связанные с подбором новых сотрудников. Оказываюсь сидящей за накрытым белой скатертью столом в Лаборатории, среди нескольких смутно видимых людей (тоже претендентов или членов отборочной комиссии). Грызу принесенное с собой печенье (что выглядит неуместным). Стройная женщина ставит на наш стол тарелку с нарезанным кексом (кажется, она его нарезала тут же, на столе). Проникаюсь подсознательным недоверием к угощению (хотя вообще-то, совсем как наяву, угощаться люблю). Сидящий напротив мужчина говорит мне, что я «маменькина дочка». Отвечаю (с усмешкой): «Я человек сложный, во мне много чего намешано».
Повидимому из-за жары, ложусь спать на импровизированном ложе на земле, у стены веранды. Ночь, темно, начинается мелкий дождь. Капли чисты, легки, не обращаю на них внимания. Дождь не унимается, раскрываю зонт. Дождь припускает сильней. В конце концов говорю себе: «Надо перебираться, что это я, в самом деле!» Откладываю зонт, хочу встать, не могу выпутаться из того, во что закуталась (с головой). Сосредоточена на попытках высвободиться.
В последнем эпизоде длинного красочного сна наклоняюсь к малышке, застегнуть кнопки комбинезона. Малышка говорит, что скажет няньке (приходящей), что та всегда приносит грудного младенца у себя на груди, засунутым под одежду. Сон бегло показывает молоденькую симпатичную девушку с засунутым под одежду младенцем. Удивляюсь, поскольку ни разу не видела, чтобы к девочке приходила нянька, да еще с дополнительным подопечным. Предполагаю, что девушка вынуждена так поступаеть ради заработка.
Рассказываю что-то Лесе. Она говорит: «Это еще что, а вот у моего сына в классе несколько учеников оказались лишними людьми». Объясняет, что школьная администрация признала лишними, подлежащими отбраковке несколько мальчиков с атипичными поведенческими (и/или психическими) характеристиками.
Дважды повторившаяся мысленная фраза (несерьезным тоном): «Господину Кюарэ».
Мысленные фразы (женскими голосами): в первых, невнятных, коротких повторяется слово «пляж», после чего следует недовольное: «Где тут пляж-то?»
Экскурсия на завод плохо организована, теряем массу времени. Сидим в помещении, подолгу ждем чего-то (или кого-то), это вызывает недовольство (спокойное, без раздражения). Напоминаем друг другу, что у нас экскурсии всегда организуются четко. Мне не сидится, отправляюсь побродить по территории. Теряю ориентацию, каким-то образом умудряюсь вернуться в исходную точку, где обнаруживаю остальных все в том же положении.
Большой захламленный подвал, в центре которого большой железный бак (с метр высотой, почти доверху заполненный водой и являющийся унитазом). Вокруг него и по стенам, на кривобоких старых полках и длинных лавках нагромождена всякая всячина, в том числе тарелки с едой. Намереваюсь использовать бак по его назначению. То, что я собиралась сделать, происходит несколько преждевременно и интенсивно. Хлам и тарелки с едой оказываются забросанными экскрементами. В страшной панике хватаю их и бросаю в бак (на ощупь они воспринимались как муляжи, плавающие, однако, как настоящие).
Страничка с текстом. Вверху несколько строк жирного черного шрифта, ниже — разбитый на две колонки перечень, отпечатанный обычным шрифтом и снабженный порядковыми номерами. Удается прочесть первую позицию перечня (после чего текст уплыл): «1. Легор».
Свободно читаю рукописные листы с широкими пробелами между абзацами и множеством подчеркнутых фраз. Текст излагает какие-то положения с разных, взаимоисключающих точек зрения, чтобы в них разобраться, нужно как следует сосредоточиться. В дополнение к тому, что я читаю, звучит подробный мысленный комментарий, но заключения по поводу прочитанного я строю самостоятельно.
Несколько человек занимаются (в студии?) музыкальными импровизациями. Запомнилось как ударник, пользуясь перерывами в игре, отрабатывал движения палочками — мягко касался ими определенных зон на размалеванном вертикальном щите, находящемся от него на расстоянии вытянутой руки.
«Нет, подумать только, каков!» - возмущенно восклицает женщина. Рассказывает, как некто (кого она называет «он») предлагал купить у него наклейки. Сон смутно показывает их - небольшие, светлые, прямоугольные. Женщина (за ненадобностью) от наклеек отказывалась, тип наращивал напор. Внимание женщины рассеялось, она наклейки купила, со стороны типа это вызвало бурную радость. Его реакция отрезвила женщину, она тут же от покупки отказалась. Смутно, в серых тонах виделась рассказчица и несколько еще более смутных слушателей (рассказчицей была, возможно, я).
Мысленная, частично запомнившаяся фраза (женским голосом): «... кончилось, уже и в школу придется идти» (на собрание?)
Мысленная, незавершенная фраза: «Я только стремлюсь уведать, правда ли...».
Огромный, безупречно правильной формы купол, установленный на земле. Я (или мы) должны (или хотим) на него взобраться (или уже забираемся, или уже взобрались, не помню точно).
На туманном, густо-сером фоне, занимающем все поле зрения, идеально круглое отверстие (окошко), сквозь которое льется чистый свет. В нем появляются головы двух живых одинаковых динозавров на длинных шеях. Динозавры представлены в уменьшенном виде, на физиономиях красуется одно и то же симпатичное выражение — слегка наивное, слегка удивленное.
Чистая мятая, не новая футболка с английским, кажется, словом, напечатанным на груди крупными блекло-бордовыми буквами.
Группу людей обучают премудростям, в том числе способу соединения соосных систем с помощью стопорного винта. Говорят, что если резьба винта не совпадает с резьбой высверленного для него отверстия, то винт можно не завинчивать. Переходят к практике, каждому выдается по паре отрезков труб и винт. Большинство слушателей, вставив одну трубу в другую, не завинтили винты, так как резьба у всех не совпадала. Лишь несколько человек, понимая абсурдность сказанного, настойчиво пытаемся вогнать винты и в конце концов нам это удается.
Мысленные, с пробелом запомнившиеся фразы: «Ну ладно ... Потерплю я и без него» (речь идет о вещи).
Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза: «Не дай ей проникнуть содержание, которое ... поверх формы».
Мысленная фраза: «Через оптику Мира».
Мысленная фраза (женским голосом): «Да, но только не так, (а) чтобы не шлепнуться».
Мысленная фраза (мягким женским голосом): «Ребята, встаньте». Смутно видится скромная пожилая женщина, протянувшая руку к нескольким сидящим на скамье подросткам (обоего пола). Женщина деликатно просит уступить ей место, никто не реагирует, а та девушка, что находится напротив женщины, строит недовольную гримасу (чуть ли не оскалившись — сон отчетливо это показывает) и беззвучно что-то произносит.
Мысленные, с пробелами запомнившиеся фразы (женским голосом): «...ты наезжаешь. То есть ... огромные пространства».
Мысленная фраза: «Пурпур его чувств сотворил золото слов».
Мысленные, с пробелом запомнившиеся фразы (женским голосом): «Я не собираюсь ... Собираюсь куда-то поехать. Ведь сколько можно ждать».
Дело происходит в нашей бывшей квартире на Рябинной улице (на седьмом этаже). Вижу на кафеле, вокруг раковины ванной, тучу мельчайших черных насекомых, смываю их. В руках оказываются обнаруженные там же пара земноводных (лягушка и что-то среднее между головастиком и рыбкой без чешуи) и насекомое (помесь кузнечика с толстопузым пауком). Все симпатичные, светлые, крупные, а насекомое — фантастическое. Длинные тонкие паучьи лапки придавали ему эфемерный вид, и оно было усыпано слабо светящимися белыми искрами. Показываю маме*, говорю, что их нужно выпустить на волю. Сбрасываю с балкона лягушку. Она падает на газон, надеюсь, что она не расшиблась. Второе, более хрупкое земноводное бросаю осторожней. Рука случайно дрогнула, с огорчением вижу, что Существо должно шлепнуться на тротуар (и разбиться!) Сердце мое заныло. Однако перед приземлением траектория полета, как бы под воздействием Невидимой Силы, изменяется, Существо благополучно опускается на мягкие ветки куста. Сбрасывать оставшееся в руках насекомое я уже не могу (хотя именно насекомые наиболее приспособлены к планированию с высоты). Опускаю его на пол балкона, говорю, что оставлю здесь, пусть улетает само.
Комнатушка библиотеки, под самой крышей. В заднюю стену вделан шкафчик, возбудивший мое любопытство. Библиотекарша выходит, открываю темную деревянную дверцу, ничего интересного не вижу (так, какие-то бумаги). Шкафчик (от моих манипуляций?) частично выдвигается из гнезда, не удерживается на прежнем месте, упорно выползает наружу. Это кажется странным, пока я не обнаруживаю, что гнездо имеет уклон. Подсовываю кусок картона, и шкафчик становится на место.
На развороте глянцевого журнала переливающийся всеми цветами радуги каталог образцов воды. Образцы заключены в прозрачные герметичные кармашки. Заинтересованно вглядываюсь — наполнение кармашков видится то водой, то ее искусной имитацией.
Мысленная, неполностью запомнившаяся фраза: «...что помимо наслаждения есть еще влияние обычной жизни» (под наслаждением подразумевается селение Адамс). Фраза бегло воспроизводится как фрагмент текста.
Мысленная, неполностью запомнившаяся фраза (женским голосом): «...хотя даже на пятьдесят процентов».
Активный сон, среди персонажей которого был незаурядный ребенок. В конце сна он вступает в контакт с членами правительства, а в начале — совершает что-то еще, такое же поразительное. Заканчивается сон мысленной, неполностью запомнившейся фразой (принадлежавшей, возможно, мне и имеющей в виду подвиги ребенка): «Мне хочется побыть первым первоклассником, поразившим наше правительство, мне хочется побыть...».
Мысленная фраза (завершившая сон): «А эти двое начали с необычным благоговением насыпать прах в урну». Смутно видятся две пар рук, пересыпающих алюминиевыми (или оловянными) ложками находящийся на листе бумаги прах в темноватую, с узким горлышком урну.
Отчетливо видится обширный участок шоссе, с которого срезан тонкий слой асфальтового покрытия.
Будто бы припоминаю, что первый сон этой ночи начался по-иному. Оказываюсь в душевой кабинке. Бойлер вдруг покачнулся на своем креплении, задев кисть моей руки, которой я оперлась о стену (вода не была включена). [см. сны №4684, 4685, 4687, 4688]
Около жилого дома стоит высокое засохшее дерево с отваливающимися ветками и расщепленной верхушкой. Кто-то (возможно, я) его спиливает. Отламывает фрагменты длиной в полтора-два метра, иногда помогая пилой, но всегда сначала ломая.
Мысленная фраза (женским голосом): «Пришла новая соседка и рассказала ей о своем разборе».
В чьих-то руках овальный лоскутный коврик, обшитый по периметру светло-коричневой каймой. Лоскуты коврика одновременно являются кусками мягкого темного кровавого мяса.
На крышке зеленого уличного мусорного бака громоздится гора керамических облицовочных плиток. По мере того как я на них смотрю, они превращаются в книжки, примерно такого же размера, в той же, песочно-коричневой цветовой гамме.
Несколько молодых женщин (и я среди них) любознательно обсуждают вопрос о соблазнительных ямочках на женских телах (демонстрируя свои собственные).
Угощаю гостей жареным арахисом. Гости (те же или другие) появляются снова. На этот раз мне нечем их угостить, так как в первый раз были предложены все имевшиеся у меня орешки.
Чье-то мощное левое плечо, обтянутое футболкой с небольшой дыркой. На этом фоне возникает мысленная, неполностью запомнившаяся фраза: «...а за анфилогическое поведение...».
Мысленные, с пробелом запомнившиеся фразы (быстрым голосом): «Вот и ... Познакомься с нами».
Спускаемся и поднимаемся по высокой, покрытой мягким грунтом, отвесной горе. Делать это совсем не трудно - во-первых, нет страха, во-вторых, помогает грунт. Спускаюсь в несколько ловких приятных скользящих прыжков, а при подъеме в грунте образуются под ногами вмятины (ступеньки). Мы сервируем внизу столы, за комплектами столовых приборов для которых нужно каждый раз взбираться наверх. Комплекты иногда были простыми, разрозненными, иногда - изысканными, в футлярах. Беда в том, что они часто пропадали со столов, их кто-то похищал, так что приходилось покупать наверху новые. Говорю Пете, что раз уж все равно воруют, лучше покупать что-нибудь попроще, разрозненное.
Мысленные фразы (медлительным женским голосом): «Нет, я занята сейчас. Ой, чем раньше, тем лучше».
