В лесном доме весело болтают несколько хорошо знакомых людей. Один говорит, что сейчас придет некая необыкновенная личность, в которой говорящий заинтересован, а посему просит встретить гостя с максимально возможным почтением. Дверь открывается, входит грузный мужчина с густой черной шевелюрой и окладистой бородой. Одна из женщин, опередив меня, приветствует его у порога с чуточку подхалимским видом. Потом подхожу я, и сгорая от любопытства, с неуловимым смешком протягиваю гостю тарелку с угощением. Фамилия гостя (которую никто не называл) была «Семисвятский».
Встаю утром, с неудовольствием замечаю, что квартира покрыта пылью. Ее нанесло, наверно, через оставленные на ночь открытыми окна. Темно-серая пыль в отдельных местах свисает гроздьями. В ванной ее тоже полно, хотя дверь туда была закрыта. Готовлюсь приступить к уборке. В одной из комнат вижу двух уличных кошек (проникших, повидимому, через выходящее на крышу окно). Гоню их, но они, увлеченные выяснением отношений, на мое шиканье не реагируют. Входит Петя, посмеиваемся над этими самозабвенно орущими друг на друга созданиями. Пытаюсь подцепить одну шваброй. После нескольких попыток удается забросить ее через окно на крышу. Проделываю то же самое со второй. Кошки во время моих манипуляций не двигались, как бы замирали, одна из них — уже на крыше или еще в комнате — что-то грызла. Мы над этим тоже посмеивались. Это действительно выглядело смешно — кошки, поглощенные своими делишками настолько, что в упор не замечают людей, выгоняющих их из комнаты.
Красивый зал, очередная вечеринка на годовщину окончания школы. Сюда привозят и кладут посреди зала, на стол, тело убитого Клинтона (того самого). Голова его чуть запрокинута назад, на лице довольная улыбка (оно виделось совершенно вживую). Поблизости стоит киношник из Программы Новостей, бойкий парень с крепкой, коротко стриженой головой. Энергично командует нами, говорит, что и как следует делать, и еще, кажется, сортирует прибывающих на желательных и нежелательных на этой вечеринке.
За двумя обшарпанными столами большого зала люди обстоятельно обсуждают, как раздать (вернуть) самим себе дипломы (ранее собранные для какой-то надобности). Судя по рассуждениям, проблема невероятно сложна, и просто невозможно представить, как с ней можно справиться. Каждый уверяет, что он на это неспособен. Я (посторонняя) сижу за левым столом, напротив женщины-председателя. Стопка дипломов покоится на углу нашего стола, совсем близко от меня. Я не имею отношения к этим людям, и слушая их, не могу взять в толк, в чем затруднение — ведь как дипломы, так и их владельцы находятся сейчас здесь. На мой взгляд, просто никому не хочется себя обременять. Решаю помочь, предлагаю свои услуги. Председательница недовольна - возможно, я нарушила какой-то ритуал. Но, тем не менее, одобрение получено, приступаю к делу. Беру диплом, отыскиваю фамилию владельца, приглашаю к столу, с улыбкой вручаю диплом, мне улыбаются в ответ. Трудно было лишь отыскать и правильно прочесть фамилии (они вписаны невообразимо корявым почерком). Несколько дипломов в моих руках превращаются во что-то другое, более крупное, из мягкого (кажется, пушистого) материала. Фамилий на них я не нахожу, но на тыльной стороне обнаруживаются фотографии владельцев. На одной изображена симпатичная улыбающаяся, похожая на киноартистку блондинка, а владелица оказывается приятно похожей на свое фото. Беру последний диплом. Он мгновенно превращается в спальный мешок из толстого коричневого плюша. Не запомнилось, как удалось определить фамилию владельца (кажется, по нашивке на изнанке спальника). Оглашаю ее, кто-то с недоумением говорит: «Так он же с полгода как умер». Председательница собирается запереть спальник в большой, появившийся у нее за спиной сейф. Полагаю, что это несправедливо по отношению к членам семьи этого человека, все со мной соглашаются.
Пара белесых воздушных шариков, слабо подпрыгивая на ветру, перекатывается по поверхности земли. На одном грубо намалевано обрамленное платком женское лицо и туловище (до середины бедер) в платье с глубоким декольте. На втором - мужская физиономия (рожа) в головном уборе. Шарик-мужчина все время допрыгивает до шарика-женщины и целует ее в декольте, она всякий раз целомудренно отпрыгивает в сторону. Это выглядит так смешно, что стоящие неподалеку подростки (среди которых были Додо, Ролл и их приятель Эрил) покатываются со смеху. Шарик-мужчина в очередной раз допрыгивает до шарика-женщины и внезапно сильно кусает ее за левое бедро. Шарик-женщина хватается за укушенное место - оно предстает в виде настоящей, поврежденной укусом плоти.
Взбираюсь по отвесной металлической лестнице на высокую черную земляную насыпь, по которой поезд должен доставить нас в кино. Лестница забита карабкающимися вверх людьми. У меня с собой мотоцикл, короткими рывками подтаскиваю его вверх, выпихиваю на насыпь, толкаю влево. Он проезжает пару метров и падает на бок. Преодолеваю последние перекладины, вижу вместо него мопед (или велосипед). Думаю, что, может быть, он провалился в щель, которая там обнаружилась, но она оказывается слишком узка. Сетую взобравшемуся на насыпь Пете, он говорит, что мотоцикл разбил полицейский. Объясняет, что когда он и его приятели мчались на своих мотоциклах по шоссе, неизвестно откуда возникший и неизвестно почему рассвирепевший полицейский схватил никому не мешавший мотоцикл, вскинул его над головой и изо всех сил шмякнул оземь. Петя говорит с полуулыбкой, удивляясь непонятной агрессивности полицейского. Сон смутно, сверху показывает группу мотоциклистов на шоссе. Потом, крупным планом, полицейского, хватающего, как разгневанный орангутанг, мой мотоцикл, играючи поднимающего его над головой и разбивающего об землю. Фрагмент с полицейским сон повторил два-три раза.
Нахожусь в странном городе, у каких-то людей. Выхожу, чтобы попасть в другой дом, не могу понять, как туда добраться. Кто-то объясняет дорогу, но все равно плутаю. Все вокруг кажется странным — и дома не похожи на обычные дома, и улицы не похожи на обычные улицы, и люди какие-то полупризрачные. Набредаю на крутой спуск в виде грубо выдолбленного в скальной породе желоба. По дну его сочится струйка воды, серо-зеленые стенки кажутся скользкими. Опасаюсь туда ступить, но вид спокойно идущих в обоих направлениях людей подбадривает. Еще раз окидываю взглядом желоб, вижу, что дно устлано светлыми шероховатыми камешками. Смотрю на покрытые слоем чистой, живой воды камешки (они видятся, в отличие от всего остального, отчетливо), и решаю, что если не наступать на стенки, то мне ничего не грозит. Как только решаю ступить в желоб, он превращается в сдвоенный туннель. Левая, узкая ветвь показалась мне непроходимой, решаю идти по правой. Вход в нее оказывается частично загороженным темным щитом из прессованных опилок. Спихиваю его в левую, неиспользуемую, как я полагала, ветвь, и иду по правой. Сон смутно показывает, как скользящий по левой ветви щит сбивает с ног идущую вверх девушку, ранит (или даже убивает) ее, а потом, кажется, задевает поднимающегося там же молодого человека. Не делая попытки помочь, продолжаю спуск (хотя и держу в уме произошедшее). Выйдя из туннеля, оборачиваюсь. Вижу сдвоенную горку, с которой весело съезжают вниз и карабкаются наверх люди, много людей в черной одежде. Полагаю, что в горки превратились туннели, успокаиваю себя тем, что если бы с девушкой в самом деле случилась беда, люди бы так не веселились, и уж во всяком случае оказали бы ей помощь. Немного погодя, отчетливо осознаю, что сдвоенная горка, на которой резвится масса людей — это вовсе не мои туннели. Ни люди, ни горка не имеют к туннелям никакого отношения.
В большом многоэтажном здании ищу нужное помещение. Забредаю на этаж, где расположена детская больница с невероятным количеством пациентов - бледных, худых, коротко остриженных (плачевное впечатление усугубляется тем, что сон был в серых тонах). Выхожу на боковую лестницу, но пройти не могу, там лежит не поместившийся в отделении ребенок. Нахожу еще один выход, там та же картина - на ведущем вверх лестничном пролете лежат, как на кровати, больной малыш и его отец. Блуждаю в поисках выхода, ко мне прибивается один из пациентов, мальчик лет двенадцати. Решаю взять его на время с собой, чтобы он немного развеялся. Привожу к стоящей на уличном перекрестке кушетке (я не видела ни машин, ни прохожих, ни даже домов вокруг, и тем не менее, кушетка однозначно стояла посреди улицы, а мы чувствовали себя там как дома). С трудом открываю висячий замок, прицепленный к изголовью широкой, покрытой чем-то светло-серым кушетки. На левой (не моей) половине лежит ее хозяин (или хозяйка), садимся на моей половине, беседуем. У моего лица возникает морда овчарки, прогуливаемой на поводке молодой женщиной. Собачья морда (в отличие от всего остального в этом сне) видится вживую, легонько глажу ее, собака мягко гавкает: «Ай!» Это получается у нее совсем по-человечески, шутливо говорю ей: «Что такое Ай? Нет такого слова». Хозяйка собаки смеется. Спохватываюсь, что мальчику пора возвращаться. С трудом закрываю тугой замок, обдумываю, как объяснить в больнице временное исчезновение ребенка.
Старый темный деревянный двухэтажный дом. Хозяева отсутствуют, здесь временно живу я. Дом мне нравится, он просторный, со множеством красивых старинных вещей. Появляется Петя с молодой женщиной, забирают часть вещей, поднимаются на второй этаж, к выходу. Вижу, как Петя выходит в дверь (типа балконной), делает шаг — и мгновенно исчезает из поля зрения. Значит, он упал вниз? С такой высоты?!! Я парализована страхом, ужасом! Не помня себя, кидаюсь к двери. Так и есть, дверь выходит В НИКУДА, вижу, как высоко она от земли. Последние силы покидают меня, неестественным от ужаса голосом хриплю вниз: «Петя!!!» Вижу внизу, под этой дверью, несколько мелких сообщающихся прудов, окруженных мягкой землей с редкой травой, но не вижу Петю, хоть он и откликнулся веселым голосом на мой вопль. Внимательно вглядевшись, наконец вижу его, он с довольным видом плавает в прудах. Вода там прозрачная, мелкая, буквально по щиколотку, и несмотря на это, я не вижу Петю. Хотя каким-то образом и ВИЖУ, как он дурачится в мелких прудах. С невероятным облегчением возвращаюсь в комнаты. Мимоходом замечаю отсутствие отдельных вещей (которые забрал Петя), беззаботно думаю, что смогу уладить эту проблему с хозяевами - по сравнению с только что пережитым остальное кажется мне сущей ерундой. Телефонный аппарат замотан темным одеялом (интересно, зачем Петя это сделал?) Вместо телевизора, который тут был, стоит другой, диковинной конструкции (корпус его укреплен на гибком стержне). Потом, наверно, постучали или позвонили в дверь, в доме появляется несколько незнакомых мне молодых людей, и кажется, начинаются новые заморочки.
Завожу (наяву) будильник, чтобы не опоздать на ужин. Засыпаю. Кто-то мысленно, с явной насмешкой (или легкой издевкой) начинает потешаться над уверенностью человека, воображающего, что он сам программирует свою жизнь. Этот Некто утверждает, что нет ничего проще, чем смешать планы человека (неясно, имелся в виду Человек вообще или конкретно я). В качестве доказательства многократно, мысленно твердится одно и то же: ты, мол, полагаешь, что сможешь проснуться в нужное тебе сегодня время, но ты не проснешься, ты проспишь, ты проспишь. Однако будильник (о котором Некто, возможно, не подозревал) дребезжит в нужное время, и я не опаздываю к ужину в том месте, где наяву гощу эти дни.
Находящиеся, кажется, вне поля зрения люди, заливаясь смехом, перечисляют свойства чего-то, подлежащего охарактеризованию. Свойства демонстрируются в виде абстрактных предметов.
Очаровательный малыш, лучезарно улыбаясь, говорит: «Мазелейс Вероника» (имя произносится с шутливым раскатистым р). Отвечаю: «Yes», хоть и не понимаю первого слова. Малыш вторит: «Yes, yes».
Провожу занятие с группой малышей. От души веселюсь их выходкам, со смехом пересказываю забавные эпизоды пришедшему мне на смену мужчине (сон не был цветным).
Куда-то идем, перебрасываясь шутками и периодически уточняя дорогу у местных жителей. Один раз взбираемся для этого по наружной металлической лестнице, попадаем в большой мрачный цех. Нам указывают направление, говорят, что путь неблизок. С улыбкой отвечаю, что это далеко по местным меркам, а по меркам большого города это совсем не далеко. Попутчики смеются, топаем дальше.
Нахожусь в гостях, разговариваем. В комнату входят, бок о бок, две серые кошки. С улыбкой спрашиваю, что это за парочка. Хозяйка отвечает, что парочка вот-вот ожидает прибавления семейства, и что третья кошка, акушерка, уже готова принимать роды. Парочка продолжает двигаться бок о бок. С удивлением отмечаю, что у кошки нет видимых признаков беременности.
Бывшая секретарша одного из бывших моих мест работы распределяет жилье в аккуратном поселке одноэтажных, с небольшими участками, домишек. Вижу, как она подбирает дом для моего соседа. Подбор проводится по трем параметрам - по длине, ширине и высоте дома. Третий параметр особенно удивляет (какие уж там параметры, если все дома были, на мой взгляд, одинаковыми).
Мысленная фраза (женским голосом): «Тут у нас такой, синенько-розовенький».
Нахожусь в гостях. Женская половина в углу салона присматривается к жене Яшмана, рядом с которой сейчас находится его неофициальная пассия. Перемываем им косточки, единодушно отдавая предпочтение пассии с ее «тонкой шейкой и тонкой талией». Персонажи сна виделись без лиц, мои собеседницы были полупризрачными, объекты наших пересудов виделись отчетливей, но не до такой степени, которая позволила бы сравнивать талии и шейки.
Кто-то покончил с собой (выстрелом в живот). Одежда в области раны и постель испачканы темной кровью. Возникает мысленный комментарий: «Может ли быть что-нибудь более ужасное и более глупое».
Демонстрируется процесс усвоения пищи (неизреченное слово «пища» воспринято мной из сна). Имеется в виду полупрозрачный светлый поток (энергии? излучения?) Он поступает сверху, чуть отклоняясь влево от вертикали, и входит в тело человека через кожный покров в области правого плечевого сустава. Человек (или искусно выполненный манекен?) стоит спиной, по пояс обнаженным. Подробно, неспешно демонстрируется и объясняется, что и как происходит при этом в организме. [см. сон №3813]
Несколько раз повторившаяся мысленная фраза: «Мадам Безант».
Мысленные фразы (быстрым женским голосом): «Вообще-то сырыми. Девочки — да. А может, попробовать?»
Смутновато видится молодая женщина в длинной темной юбке и коричневом свитере, эффектно обтягивающем ее стройную фигуру.
Мысленная фраза: «И надо отстоять меня и его».
Во второй половине ночи было несколько снов ТАКОГО, повидимому, содержания, что просыпаясь поутру под их впечатлением, я отреагировала спокойной (деловитой) мыслью: «В какие-то дебри влезла сегодня».
На танцплощадке, где среди других танцует Петя с миловидной девушкой, ненадолго оказываюсь я. Как следует меня рассмотрев, девушка роняет Пете что-то неодобрительное в мой адрес. Слышу ее реплику, воспринимаю ее спокойно (отдавая себе в этом отчет). То есть сознательно признаю за девушкой право видеть меня такой, как ей видится. [см. сон №4443]
Мысленные фразы (серьезным женским голосом): «Я стараюсь, да. Я очень стараюсь».
Мысленные, с пробелом запомнившиеся фразы (женским голосом): «Мы в ... ездили в прошлом году. Таких он присосок наделал...» (фраза обрывается).
Обрывки мысленной фразы (женским голосом): «... а по ... пешком». Смутно, в сероватых тонах видится женщина, осторожно идущая вправо, по скалистой горной тропинке.
Мысленная, незавершенная фраза: «Мы как раз срезали штучку для...». Смутно видится дерево с небольшими темноватыми плодами. Одна из женщин срезает ветку. Не находясь в этом сне, думаю, что плоды можно было просто оборвать.
На столах расположенной амфитеатром аудатории множество неисправных телефонов. Чиню их (или ищу исправные).
Незавершенная мысленная фраза: «Школу здесь оставили много лет тому назад — это всё шумы...».
Давлю противного паука, сползшего с белой кафельной стены на белый пол.
«Это мой самый лучший друг, мы с ним дружим», - говорит Лейла по поводу смутно видимого мужчины в толстом темно-зеленом спортивном костюме. С живейшим интересом откликаюсь: «Да? Это твой любовник, а, Лейла?» Она не отвечает, и я взываю: «Лейла!» (сама она лишь ощущалась).
Задняя стенка общественного туалета (похожая на внутреннюю сторону дверцы холодильника) так грязна, что я беру скребок и начинаю ее очищать. Слышу, как посетительницы ругают смотрительниц туалета за грязь, те невозмутимо отвечают, что за всем следит начальство, не позволяющее ничего делать без специального указания - раз начальство ничего по поводу туалета не приказывает, значит тут чисто. Закончив скрести стенку, заявляю, что ничего подобного (кабинки туалета были без дверей).
Мысленные, с пробелами запомнившиеся фразы: «Еще ... еще обнаружили. Еще ... еще обнаружили». Фразы произносятся ритмично и сопровождаются поочередными синхронными перемещениями с клавиши на клавишу чьих-то указательных пальцев (перемещения начинаются с крайних клавиш и сходятся в центре однорядной клавиатуры).
Мысленная фраза (женским голосом, обличающе): «И вы считаете это нормальным?» (речь идет о неправдоподобно малом количестве стариков, нуждающихся в помощи в зимний период).
Подравниваю тонкую стопку растрепавшихся листов с текстом. Возможно, это копии сдвоенных книжных страниц. Их нижняя половина пуста, а верхняя испещрена печатными, идущими в вертикальном направлении строчками.
«Имейте в виду, что нам, Детям, уже известна тайна последней трети времени», - заявляют Дети Взрослым. Речь идет о последней трети человеческой жизни как таковой. Тайну Дети выяснили путем наблюдений, состоит она в том, что в последней трети жизни человек должен в себе что-то обуздывать. Этим заканчивается длинный динамичный сон, персонажами которого были с одной стороны Дети (младшего подросткового возраста), с другой - Взрослые. Между ними несколько раз вспыхивало противостояние. Дети держались независимо, Взрослые действовали молча, по возможности, незаметно. Я была в стане Детей (похоже, что категории Детей и Взрослых являлись аллегорией).
Мысленная, неполностью запомнившаяся фраза: «...СКАЗКИ, вы помните, как было интересно, когда он их рассказывал?»
Хороший сон, в котором происходили веселые события, и Петя кому-то охотно и удачно помогал.
Мысленная фраза: «Уже девяносто раз в неделю».
Мысленный, с пробелом запомнившийся диалог (мужским и женским голосами). «... шатаетесь». - «М-м-м?» - «Всасываетесь».
Мысленная, завершившая сон фраза: «Существуют издавна правила, и этих правил никто ни для меня, ни для других не отменял». Фраза будто бы формулирует основания для решения проблемы этого сна.
Спокойный, в темноватых тонах сон, в котором фигурировало несколько больших, вертикально висящих полотнищ тканей.
Группу молодежи в светлых одеждах везут на автобусах на экскурсию. Периодически останавливаемся в деревушках, заходим в магазины сувениров. На околице очередной деревни все спускаются на покрытую тонким слоем белейшего снега землю (но было не холодно, все одеты по-летнему). Водим хороводы (без музыкального сопровождения). Девушка из левого хоровода объясняет мне танцевальные движения, включаюсь во внешний круг танцующих (двигающихся против часовой стрелки), убеждаюсь, что у меня неплохо получается. Оказываемся в автобусах, помчавшихся на этот раз с такой скоростью, да еще без остановок, что это вызывает беспокойство. Кто-то даже (впрочем, довольно хладнокровно) говорит: «Уж не угоняют ли нас?» Оказываемся на окраине села, не можем понять, где мы находимся. Часть разбредается по магазину сувениров. Узнаю одну из стоящих в витрине вещей, говорю попутчикам, что мы уже видели ее, а значит, в этом селе побывали раньше. Это резная деревянная кружка необычной, замысловатой формы, напоминаю, что еще тогда обратила на нее внимание. Это кружки председателей колхозов, и я еще тогда в шутку спросила, хочет ли кто-нибудь быть председателем колхоза.
Мысленная, с пробелами запомнившаяся фраза: «Мурату тоже ... суммировать сумку на пятьдесят ...».
Брожу в знакомом месте, среди красивых, не совсем обычных зданий. Вхожу в одно, вспоминаю, что была когда-то здесь, вхожу в зал. На сцене мальчик-калека декламирует стихи, сопровождая это пантомимой — неуклюже размахивает длинными безвольными руками. Ему помогает находящийся позади него взрослый. С моего места мальчик видится над краем сцены лишь по пояс, напоминая управляемую куклу. Концерт этим заканчивается. Возникшие около меня несколько человек расхваливают мои волосы, уверяют, что «ни у кого нет таких». Сон бегло показывает мою (профессионально выполненную) прическу - торчащие в стороны короткие волосы яркого (как у клоуна) красновато-каштанового цвета. Незнакомцы исчезают, остается одна, коротко стриженная женщина. Хвалит мои волосы, потягивая через соломинку напиток (соломинка зажата зубами, бутылочка болтается на ней, как рожок на соске). Спрашивает, почему я ношу шапку, которая мне велика. Сон бегло показывает разноцветную, крупной вязки шапку, скрывающую мои волосы. Говорю: "Чтобы голова дышала". Женщина уверяет, что это неправильно. Присматривается к моему лицу. Сон бегло показывает шелушащуюся кожу. Женщина говорит, что это дело поправимое, в ее руках появляются авторучка и бланк. Посасывая напиток, спрашивает (приготовившись писать направление): «Так тебя послать к доктору Корнеру?» Сбитая с толку, не имея понятия о докторе, машинально, неуверенно киваю. Женщина начинает писать (всё, кроме людей, виделось натуралистично; люди были полупризрачными, темными; нескладное тело мальчика, напоминающее тряпичную куклу, виделось более-менее ясно).
Мысленное веселое энергичное восклицание: «Ух! Какая нам разница!»
Мысленное слово: «Фаринелли».
Мысленная, неполностью запомнившаяся фраза (женским, похожим на детский, голосом): «...то среднюю полосу России закроют окончательно» (речь идет о части территории России).
Предстоит вечеринка, в которой будет участвовать Петя. Пока его нет, занимаюсь (за него) соответствующими приготовлениями. Несколько раз отлучаюсь из еще не оформленной к вечернему приему квартиры, по которой бродят нечетко видимые персоны. Мне нужно привезти из дому подобающую случаю одежду для Пети. На остановке каждый раз оказывается стоящий в ожидании пассажиров автобус. Подхожу к нему — и каждый раз тут же, скачком, снова оказываюсь в только что покинутой квартире, с очередной порцией одежды (часть которой почему-то привозила одетой на себя, помню, что петина рубашка доставлена именно таким образом). В результате оказывается излишек одежды, сгребаю его с пола, кладу в сумку, решаю отвезти домой. Автобуса нет, время поджимает, иду на трамвай. Подход к нему завален девственным снегом, облепившим кабину до самой крыши. Приходится, в числе других пассажиров, обходить трамвай сзади. Из вагона спускается женщина-кондуктор. Объявляет, что тем, кто ...(не запомнилось, что именно), предлагается в качестве бесплатного подарка ёжик или щенок (возможно, вместо ёжика назван кролик). Кто-то из пассажирок переспрашивает, в чем дело. Ей объясняют, она говорит: «Давайте возьмем кролика (ежика). Потом, в случае чего, о нем позаботимся». Она имеет в виду, что если кролик (ёжик) нам надоест, мы не бросим его на произвол судьбы.
Два молодых человека заделывают (кусочками хлеба) дыры, образовавшиеся в результате неумелой установки замков в трех жилых комнатах. В первой двери дыра была большой, на ее заделку ушло много хлеба. Молодые люди идут к следующей, исчезая за границей поля зрения. Я (не находясь в этом сне) решаю взглянуть на результат их работы. Оказываюсь в пустой, свежепобеленной первой комнате. Убеждаюсь, что от дыры не осталось следа, хочу выйти, дверь оказывается запертой. Внимательно осматриваю ее по периметру, нахожу две задвижки, открываю их, выхожу. Раздумываю, как могла пустая комната оказаться запертой изнутри. Решаю, что один из молодых людей закрыл ее и вылез в окно (невысокого первого этажа). То-то они удивятся, обнаружив, что дверь теперь не заперта. В третьем, финальном эпизоде я уже сама заделываю хлебом одну из дыр. Отверстие (размером с блюдо) находится в горизонтальной плоскости (как будто дверь сняли с петель и положили на стол). Запихиваю все новые и новые куски темного хлеба, утрамбовывая их светлой дощечкой (персонажи виделись условно, остальное, в том числе свежий, аппетитный хлеб - отчетливо).
Мысленная, с пробелом запомнившаяся, незавершенная фраза (мужским голосом): «Ради ... ищет в женщинах чего-то, типа подставки или...».
Мысленная фраза: «Словом, он там вошел в кабинет, черный такой, мр(ачный)» (недоговоренное слово характеризует кабинет).
В приемной врача что-то оживленно обсуждается. Не вникаю в суть не имеющего ко мне отношения разговора. Но когда кто-то занавешивает газетным листом одну из картин на стене, внимание включается. Обсуждают проблему привлечения новых пациентов. Говорят, что нужно убрать картины, воздействие которых может быть устрашающим, заменить их более привлекательными. Приводят в пример оформление приемной удачливого врача-конкурента, работающего по соседству. Смотрю на картины. Левая (закрытая газетным листом) изображает фрагмент дивана с направленным на него пылесосом. На сиденье дивана, у спинки, лежит человеческая фигурка с отчлененной головой. По мере того как я на нее смотрю, она незаметно превращается в искусное изваяние из терракотового камня, отбитая (или отбившаяся?) голова лежит у ног. На второй картине изображены пациент и врач с большим, с длинной иглой, шприцем. Перевожу взгляд с картины на картину, с усмешкой говорю, что они действительно не очень подходящи для приемной врача.
Сон, связанный, повидимому, с Интернетом. Под его впечатлением то и дело полупросыпаюсь, размышляя о терминах «сайт», «атар» и т.п. И никак не могу вспомнить к ним же относящееся слово «файл».
Мысленный, с пробелом запомнившийся, дружелюбный диалог (мужскими голосами). «Вот, смотри ... Никто не отвлекает?» - «Нет».
Мысленный, с пробелами запомнившийся диалог. «...и торт можно было бы уже...». - Плотоядно: «Уже начинать есть».
Мысленная фраза: «Мирным путем пока еще не дошли до такой степени».
Закупив продукты к празднику, возвращаемся с переполненными сумками. Осталось заняться пирожными, кто-то предлагает купить вместо пирожных пончики. Видим румяные аппетитные пончики в нитяной сетке, отказываться нет причин, предложение принимается.
Вхожу на кухню все еще будто бы моей квартиры на Рябинной улице. Отчетливо вижу симптомы того, что здесь изрядно напакостила мелкая Нечисть — где-то надорваны обои, что-то разбито, что-то испачкано, на полу следы, ведущие к двери. Чувствую, что пакостили Существа не злобно и не агрессивно, а просто в соответствии со своей натурой, по зову, так сказать, души.
Мысленная, несколько раз повторившаяся фраза: «Витает в облаках».
Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза: «Контрабанда ... без контрабанды классов».
Сон, в котором что-то сообщается про Петю (без визуального ряда). Проснувшись, я помнила последнюю фразу. Сосредоточилась на попытках вспомнить предшествующие, но уснула, не записав даже то, что помнила.
Окончание мысленной фразы: «...плоха, и все лицемеры плохи».
В большой полупустой казенной комнате с голыми стенами поправляю сбившиеся пеленки, в которые завернут грудной младенец. Он, совсем крошечный, лежит в картонной, по его размеру, коробке и пеленки сбивает потому, что ему мешает гул голосов находящихся в комнате людей. Снова и снова бережно извлекаю дитя из коробки, расправляю пеленки и кладу малыша обратно.
Худой больной изможденный человек в белой, болтающейся на нем рубахе лежит в постели и из последних сил пишет (или процарапывает) слово «больно». P.S. Этот сон был сверхреалистичным.
Мысленные фразы: «Зачем говорят? Чтобы утвердить кого-то в чем-то, да?»
Мысленная фраза: «Сначала была тишина, а потом кто-то сказал: здесь кто-то есть». Речь идет о том, что один из находящихся в комнате людей вдруг почувствовал присутствие среди них кого-то Невидимого.
Мои гости сидят за столом. Одна настойчиво просит другую чайную ложку взамен той, которую держит в руке и считает грязной (хотя серебряная ложка просто потемнела от времени). Решаю дать гостям более нарядную посуду. Достаю из кухонного стола стопку белых тарелок, вижу на верхней крошки кекса. Не могу понять, почему это произошло, украдкой стряхиваю крошки в мусорное ведро (посуда и крошки, в отличие от всего остального, виделись отчетливо).
Окончание мысленной тирады: «...совсем не убивает» (речь идет, кажется, о мысли).
Мысленная фраза: «Хоть караул кричи».
Полярные льды, подготовка к отбору лучших полярников. Претенденты - шеренга из пары десятков крепких мужчин в толстых темных комбинезонах, сапогах, перчатках, капюшонах и солнечных очках. Силой веет от этих людей, их темный ряд контрастирует с бескрайней белизной снега и торосов. Из находящейся на заднем плане палатки появляется прибывшая с Большой земли отборочная комиссия, состоящая из нескольких, кажущихся изнеженными неполярников. Подспудно навевается сопоставление (противопоставление) силы Выбираемых и интеллекта Выбирающих. Первые - тип исполнителей, вторые - раса вершителей (первые ничего такого не осознают).
В мое жизненное пространство (жилище) вторглась сестра со своими домочадцами и намерением пробыть непредсказуемо долго. Сон состоит из наших перепирательств. Когда они достигли апогея, мы с ней оказываемся стоящими по щиколотку в мутной грязной воде, ровным слоем покрывающей поверхность большой деревянной двухспальной кровати. Исчерпав словесные доводы, перехожу к попыткам выпихнуть сестру, и кажется, мне это удается (все, кроме грязной воды, виделось условно).
У меня с визитом находятся три женщины, имеющие отношение к медицине (их визит с этим не связан). Из чисто профессионального интереса пробегают они глазами попавший им в руки бланк с результатами петиных анализов, обнаруживают (на глазок) якобы серьезные отклонения от нормы, с беспокойством говорят об этом мне. Решаю, что такого быть не может (или что, по меньшей мере, отклонения несущественны). Смотрю на ничего не говорящие мне термины и числа, по какому-то наитию быстро вычисляю отклонение от нормы одного из показателей. Убеждаюсь, что оно незначительно, говорю об этом женщинам. Они принимаются за доскональные расчеты. Испытываю неловкость по поводу того, что невольно злоупотребила их временем, бормочу извинения. Добавляю, что с профессиональной точки зрения им и самим, наверно, это интересно. Говорю, что если бы мне попалась интересная, нестандартная задача по специальности, я бы ухватилась за неё «как сумасшедшая». Одна из женщин (молодая) на минуту отвлекается, чтобы что-то мне ответить. Видя, что дело затягивается, спрашиваю, не хотят ли они перекусить (мысленно досадуя, что холодильник пуст). Говорю: «Могу фрукты вам предложить» (женщины виделись смутно, лист с анализами — четко, термины были латинскими).
Мысленные, с пробелом запомнившиеся фразы: «Они и не думали ... Они там чем-то своим занимались».
Ровно в полночь приснилось число «229», являющееся шифром какого-то вызова.
Мысленные фразы (женским голосом): «Нет, нет. Они даже Люде сказали: ну, смотри, посмотрим».
Нахожусь в большом светлом конструкторском отделе с просторно расставленными столами и спокойно работающими людьми. Разыскиваю и собираю в банку крупных жирных отвратительных пауков и еще каких-то, тоже не вызывающих симпатии насекомых. У меня это потихоньку получается, только сопровождается сильным волнением из-за необходимости преодолевать страх и отвращение. Не запомнилось, откуда выползали эти твари, часть из них свисала с листьев высоких пышных комнатных растений, расположенных в нескольких местах зала.
Моя подчиненная докладывает что-то начальству. Сижу напротив них, слушаю и безуспешно пытаюсь съесть сваренное вкрутую, полуоблупленное яйцо. Ложка с поразительным постоянством соскальзывает с упругой мякоти яйца, верхушка которого испачкана чем-то фиолетовым (свекольным соком?)
Говорю (по телефону): «Алло, попросите, пожалуйста, Николая Леона».
Мысленные, с пробелом запомнившиеся фразы: «Джорджа ... на этот раз задержал. Это был первый день пленения».
Что-то сообщаю. В моей интерпретации ситуация представляется в лучшем, чем на самом деле, виде. Возможно, мой оптимизм оказывал благотворное влияние на ход событий, меняя их в лучшую сторону. Возникает лист бумаги, разграфленный на три колонки (узкой в центре и широких по бокам). На фоне бледного шрифта в нижней половине средней колонки видна яркая красная звездочка.
Мысленная фраза: «Мудрости вам что-нибудь надо». Фраза произносится спокойным мужским басом, с вопросительной интонацией, которая внезапно нарушается тем, что последнее слово звучит совсем по-иному — глухо, издалека, утвердительно, как ответ, вялым женским голосом.
Мысленные, неполностью запомнившиеся фразы (женским голосом): «...сидишь? И правильно делаешь. Потому что...» (фраза обрывается).
Мысленные фразы (недовольным женским голосом): «Надо будет списывать потом. Это песенка появится на тысяче торцов».
