В лесном доме весело болтают несколько хорошо знакомых людей. Один говорит, что сейчас придет некая необыкновенная личность, в которой говорящий заинтересован, а посему просит встретить гостя с максимально возможным почтением. Дверь открывается, входит грузный мужчина с густой черной шевелюрой и окладистой бородой. Одна из женщин, опередив меня, приветствует его у порога с чуточку подхалимским видом. Потом подхожу я, и сгорая от любопытства, с неуловимым смешком протягиваю гостю тарелку с угощением. Фамилия гостя (которую никто не называл) была «Семисвятский».
Встаю утром, с неудовольствием замечаю, что квартира покрыта пылью. Ее нанесло, наверно, через оставленные на ночь открытыми окна. Темно-серая пыль в отдельных местах свисает гроздьями. В ванной ее тоже полно, хотя дверь туда была закрыта. Готовлюсь приступить к уборке. В одной из комнат вижу двух уличных кошек (проникших, повидимому, через выходящее на крышу окно). Гоню их, но они, увлеченные выяснением отношений, на мое шиканье не реагируют. Входит Петя, посмеиваемся над этими самозабвенно орущими друг на друга созданиями. Пытаюсь подцепить одну шваброй. После нескольких попыток удается забросить ее через окно на крышу. Проделываю то же самое со второй. Кошки во время моих манипуляций не двигались, как бы замирали, одна из них — уже на крыше или еще в комнате — что-то грызла. Мы над этим тоже посмеивались. Это действительно выглядело смешно — кошки, поглощенные своими делишками настолько, что в упор не замечают людей, выгоняющих их из комнаты.
Красивый зал, очередная вечеринка на годовщину окончания школы. Сюда привозят и кладут посреди зала, на стол, тело убитого Клинтона (того самого). Голова его чуть запрокинута назад, на лице довольная улыбка (оно виделось совершенно вживую). Поблизости стоит киношник из Программы Новостей, бойкий парень с крепкой, коротко стриженой головой. Энергично командует нами, говорит, что и как следует делать, и еще, кажется, сортирует прибывающих на желательных и нежелательных на этой вечеринке.
За двумя обшарпанными столами большого зала люди обстоятельно обсуждают, как раздать (вернуть) самим себе дипломы (ранее собранные для какой-то надобности). Судя по рассуждениям, проблема невероятно сложна, и просто невозможно представить, как с ней можно справиться. Каждый уверяет, что он на это неспособен. Я (посторонняя) сижу за левым столом, напротив женщины-председателя. Стопка дипломов покоится на углу нашего стола, совсем близко от меня. Я не имею отношения к этим людям, и слушая их, не могу взять в толк, в чем затруднение — ведь как дипломы, так и их владельцы находятся сейчас здесь. На мой взгляд, просто никому не хочется себя обременять. Решаю помочь, предлагаю свои услуги. Председательница недовольна - возможно, я нарушила какой-то ритуал. Но, тем не менее, одобрение получено, приступаю к делу. Беру диплом, отыскиваю фамилию владельца, приглашаю к столу, с улыбкой вручаю диплом, мне улыбаются в ответ. Трудно было лишь отыскать и правильно прочесть фамилии (они вписаны невообразимо корявым почерком). Несколько дипломов в моих руках превращаются во что-то другое, более крупное, из мягкого (кажется, пушистого) материала. Фамилий на них я не нахожу, но на тыльной стороне обнаруживаются фотографии владельцев. На одной изображена симпатичная улыбающаяся, похожая на киноартистку блондинка, а владелица оказывается приятно похожей на свое фото. Беру последний диплом. Он мгновенно превращается в спальный мешок из толстого коричневого плюша. Не запомнилось, как удалось определить фамилию владельца (кажется, по нашивке на изнанке спальника). Оглашаю ее, кто-то с недоумением говорит: «Так он же с полгода как умер». Председательница собирается запереть спальник в большой, появившийся у нее за спиной сейф. Полагаю, что это несправедливо по отношению к членам семьи этого человека, все со мной соглашаются.
Пара белесых воздушных шариков, слабо подпрыгивая на ветру, перекатывается по поверхности земли. На одном грубо намалевано обрамленное платком женское лицо и туловище (до середины бедер) в платье с глубоким декольте. На втором - мужская физиономия (рожа) в головном уборе. Шарик-мужчина все время допрыгивает до шарика-женщины и целует ее в декольте, она всякий раз целомудренно отпрыгивает в сторону. Это выглядит так смешно, что стоящие неподалеку подростки (среди которых были Додо, Ролл и их приятель Эрил) покатываются со смеху. Шарик-мужчина в очередной раз допрыгивает до шарика-женщины и внезапно сильно кусает ее за левое бедро. Шарик-женщина хватается за укушенное место - оно предстает в виде настоящей, поврежденной укусом плоти.
Взбираюсь по отвесной металлической лестнице на высокую черную земляную насыпь, по которой поезд должен доставить нас в кино. Лестница забита карабкающимися вверх людьми. У меня с собой мотоцикл, короткими рывками подтаскиваю его вверх, выпихиваю на насыпь, толкаю влево. Он проезжает пару метров и падает на бок. Преодолеваю последние перекладины, вижу вместо него мопед (или велосипед). Думаю, что, может быть, он провалился в щель, которая там обнаружилась, но она оказывается слишком узка. Сетую взобравшемуся на насыпь Пете, он говорит, что мотоцикл разбил полицейский. Объясняет, что когда он и его приятели мчались на своих мотоциклах по шоссе, неизвестно откуда возникший и неизвестно почему рассвирепевший полицейский схватил никому не мешавший мотоцикл, вскинул его над головой и изо всех сил шмякнул оземь. Петя говорит с полуулыбкой, удивляясь непонятной агрессивности полицейского. Сон смутно, сверху показывает группу мотоциклистов на шоссе. Потом, крупным планом, полицейского, хватающего, как разгневанный орангутанг, мой мотоцикл, играючи поднимающего его над головой и разбивающего об землю. Фрагмент с полицейским сон повторил два-три раза.
Нахожусь в странном городе, у каких-то людей. Выхожу, чтобы попасть в другой дом, не могу понять, как туда добраться. Кто-то объясняет дорогу, но все равно плутаю. Все вокруг кажется странным — и дома не похожи на обычные дома, и улицы не похожи на обычные улицы, и люди какие-то полупризрачные. Набредаю на крутой спуск в виде грубо выдолбленного в скальной породе желоба. По дну его сочится струйка воды, серо-зеленые стенки кажутся скользкими. Опасаюсь туда ступить, но вид спокойно идущих в обоих направлениях людей подбадривает. Еще раз окидываю взглядом желоб, вижу, что дно устлано светлыми шероховатыми камешками. Смотрю на покрытые слоем чистой, живой воды камешки (они видятся, в отличие от всего остального, отчетливо), и решаю, что если не наступать на стенки, то мне ничего не грозит. Как только решаю ступить в желоб, он превращается в сдвоенный туннель. Левая, узкая ветвь показалась мне непроходимой, решаю идти по правой. Вход в нее оказывается частично загороженным темным щитом из прессованных опилок. Спихиваю его в левую, неиспользуемую, как я полагала, ветвь, и иду по правой. Сон смутно показывает, как скользящий по левой ветви щит сбивает с ног идущую вверх девушку, ранит (или даже убивает) ее, а потом, кажется, задевает поднимающегося там же молодого человека. Не делая попытки помочь, продолжаю спуск (хотя и держу в уме произошедшее). Выйдя из туннеля, оборачиваюсь. Вижу сдвоенную горку, с которой весело съезжают вниз и карабкаются наверх люди, много людей в черной одежде. Полагаю, что в горки превратились туннели, успокаиваю себя тем, что если бы с девушкой в самом деле случилась беда, люди бы так не веселились, и уж во всяком случае оказали бы ей помощь. Немного погодя, отчетливо осознаю, что сдвоенная горка, на которой резвится масса людей — это вовсе не мои туннели. Ни люди, ни горка не имеют к туннелям никакого отношения.
В большом многоэтажном здании ищу нужное помещение. Забредаю на этаж, где расположена детская больница с невероятным количеством пациентов - бледных, худых, коротко остриженных (плачевное впечатление усугубляется тем, что сон был в серых тонах). Выхожу на боковую лестницу, но пройти не могу, там лежит не поместившийся в отделении ребенок. Нахожу еще один выход, там та же картина - на ведущем вверх лестничном пролете лежат, как на кровати, больной малыш и его отец. Блуждаю в поисках выхода, ко мне прибивается один из пациентов, мальчик лет двенадцати. Решаю взять его на время с собой, чтобы он немного развеялся. Привожу к стоящей на уличном перекрестке кушетке (я не видела ни машин, ни прохожих, ни даже домов вокруг, и тем не менее, кушетка однозначно стояла посреди улицы, а мы чувствовали себя там как дома). С трудом открываю висячий замок, прицепленный к изголовью широкой, покрытой чем-то светло-серым кушетки. На левой (не моей) половине лежит ее хозяин (или хозяйка), садимся на моей половине, беседуем. У моего лица возникает морда овчарки, прогуливаемой на поводке молодой женщиной. Собачья морда (в отличие от всего остального в этом сне) видится вживую, легонько глажу ее, собака мягко гавкает: «Ай!» Это получается у нее совсем по-человечески, шутливо говорю ей: «Что такое Ай? Нет такого слова». Хозяйка собаки смеется. Спохватываюсь, что мальчику пора возвращаться. С трудом закрываю тугой замок, обдумываю, как объяснить в больнице временное исчезновение ребенка.
Старый темный деревянный двухэтажный дом. Хозяева отсутствуют, здесь временно живу я. Дом мне нравится, он просторный, со множеством красивых старинных вещей. Появляется Петя с молодой женщиной, забирают часть вещей, поднимаются на второй этаж, к выходу. Вижу, как Петя выходит в дверь (типа балконной), делает шаг — и мгновенно исчезает из поля зрения. Значит, он упал вниз? С такой высоты?!! Я парализована страхом, ужасом! Не помня себя, кидаюсь к двери. Так и есть, дверь выходит В НИКУДА, вижу, как высоко она от земли. Последние силы покидают меня, неестественным от ужаса голосом хриплю вниз: «Петя!!!» Вижу внизу, под этой дверью, несколько мелких сообщающихся прудов, окруженных мягкой землей с редкой травой, но не вижу Петю, хоть он и откликнулся веселым голосом на мой вопль. Внимательно вглядевшись, наконец вижу его, он с довольным видом плавает в прудах. Вода там прозрачная, мелкая, буквально по щиколотку, и несмотря на это, я не вижу Петю. Хотя каким-то образом и ВИЖУ, как он дурачится в мелких прудах. С невероятным облегчением возвращаюсь в комнаты. Мимоходом замечаю отсутствие отдельных вещей (которые забрал Петя), беззаботно думаю, что смогу уладить эту проблему с хозяевами - по сравнению с только что пережитым остальное кажется мне сущей ерундой. Телефонный аппарат замотан темным одеялом (интересно, зачем Петя это сделал?) Вместо телевизора, который тут был, стоит другой, диковинной конструкции (корпус его укреплен на гибком стержне). Потом, наверно, постучали или позвонили в дверь, в доме появляется несколько незнакомых мне молодых людей, и кажется, начинаются новые заморочки.
Завожу (наяву) будильник, чтобы не опоздать на ужин. Засыпаю. Кто-то мысленно, с явной насмешкой (или легкой издевкой) начинает потешаться над уверенностью человека, воображающего, что он сам программирует свою жизнь. Этот Некто утверждает, что нет ничего проще, чем смешать планы человека (неясно, имелся в виду Человек вообще или конкретно я). В качестве доказательства многократно, мысленно твердится одно и то же: ты, мол, полагаешь, что сможешь проснуться в нужное тебе сегодня время, но ты не проснешься, ты проспишь, ты проспишь. Однако будильник (о котором Некто, возможно, не подозревал) дребезжит в нужное время, и я не опаздываю к ужину в том месте, где наяву гощу эти дни.
Находящиеся, кажется, вне поля зрения люди, заливаясь смехом, перечисляют свойства чего-то, подлежащего охарактеризованию. Свойства демонстрируются в виде абстрактных предметов.
Очаровательный малыш, лучезарно улыбаясь, говорит: «Мазелейс Вероника» (имя произносится с шутливым раскатистым р). Отвечаю: «Yes», хоть и не понимаю первого слова. Малыш вторит: «Yes, yes».
Провожу занятие с группой малышей. От души веселюсь их выходкам, со смехом пересказываю забавные эпизоды пришедшему мне на смену мужчине (сон не был цветным).
Куда-то идем, перебрасываясь шутками и периодически уточняя дорогу у местных жителей. Один раз взбираемся для этого по наружной металлической лестнице, попадаем в большой мрачный цех. Нам указывают направление, говорят, что путь неблизок. С улыбкой отвечаю, что это далеко по местным меркам, а по меркам большого города это совсем не далеко. Попутчики смеются, топаем дальше.
Нахожусь в гостях, разговариваем. В комнату входят, бок о бок, две серые кошки. С улыбкой спрашиваю, что это за парочка. Хозяйка отвечает, что парочка вот-вот ожидает прибавления семейства, и что третья кошка, акушерка, уже готова принимать роды. Парочка продолжает двигаться бок о бок. С удивлением отмечаю, что у кошки нет видимых признаков беременности.
Брожу с приятельницей по территории выставки, болтаем обо всем понемногу. Рассказываю, что где-то вычитала утверждение, что «БЕЗ ГРЕХА МИР НЕ МОГ БЫ СУЩЕСТВОВАТЬ». Приятельница не воспринимает эту идею в голословной форме. Привожу (для наглядности) пришедший сходу пример, электронную лампу. Приравниваю грех к газу в колбе лампы. Разглагольствую, полагая, что человек с самым разгуманитарным образованием должен знать со школьной скамьи про анод и катод. А в уме все настойчивей шевелится подозрение, что говорю что-то не то. Решаю, что ошибка несущественна, важно, что пример нагляден. Не умолкаю даже на эскалаторе. Покинув его, приятельница, до тех пор не проронившая ни слова, говорит, что стоявшие за нами на эскалаторе молодые люди сказали друг другу: «Такие интересные женщины, а о какой ерунде разговаривают».
Мысленная фраза (моя?), завершившая длинный сон и периодически повторявшаяся до моего утреннего пробуждения: «Физические и психические параметры его (этого человека) мне ни к чему». Из содержания сна запомнилась лишь неоднократная демонстрация какого-то абзаца (или абзацев) печатного текста, ни содержание которого, ни язык текста я даже не пыталась разобрать.
Лана, опираясь на тросточку, идет мне навстречу по Мушинской улице. Спрашиваю, почему она с тросточкой. Отвечает, что потому что очень холодно, особенно в одной из комнат. Продолжая говорить, взбирается по наружной лестнице к себе, на седьмой этаж. Оказываюсь в своей бывшей квартире на этой улице. Сестра дома, входная дверь открыта, в прихожей крутится небольшая короткошерстная светлая собака. Недоумеваю, почему дверь не заперта и почему дверные замки обшиты грязными матерчатыми чехлами, говорю, что чехлы нужно выбросить. Сестра отвечает, что не смогла закрыть дверь, потому что замки старые, их нужно сменить. Большим ржавым допотопным ключом с трудом запираю входную дверь. Думаю, что новые замки, может быть, и лучше, зато старые надежней, так что менять, пожалуй, не стоит.
Разговорившись на улице с симпатичной молодой женщиной, узнаю, что она связана с издательским делом, и что у них есть типография. Вспоминаю, что дома лежит что-то растрепавшееся, спрашиваю, нет ли у них переплетной мастерской. Женщина говорит, что есть, заверяет, что мне там помогут. Прихожу по указанному адресу, обращаюсь к одному из сотрудников. Он отвечает отказом, в его тоне сквозит непонятная подозрительность. Из глубины офиса доносится странное монотонное бормотание (голосом давешней женщины). На мой недоуменный вопрос кто-то небрежно бросает, что женщина так «разряжается». Собираюсь уходить. Один из сотрудников на прощанье говорит, что если у меня в связи с полученным отказом возникнут на работе проблемы, я могу адресовать свое начальство к нему. Говорю, что этого не потребуется, поскольку у нас "каждый отвечает за себя сам".
В большое, уставленное компьютерами и прочей техникой помещение входит посетитель. Суюсь что-то подсоединить, делаю неправильно, передаю Жерару, он спокойно все налаживает. Появляется Петя с большой плоской коробкой, извлекает очередной прибор. Интересуюсь, что это. Петя словоохотливо объясняет, что это «аппликатор», тренажер для отработки новых процедур на компьютерах.
Служащая стоит в кабинете начальства. Прижав к груди папку с бумагами, говорит, что что-то (или кто-то, не запомнилось точно) вызывает у нее острое беспокойство. Начальник велит ей молчать и не сообщать об этом матери сослуживца, с которым это связано. Проникаюсь сочувствием к женщине. Увидев слезы на ее глазах, говорю, что молчать не нужно, нужно сказать о происходящем матери, только осторожно, в мягкой форме. Выходим из кабинета, хочу поговорить подробней. Но тут появляется секретарша с бумагами, сообщает: «Туманный поток информации есть». В воздухе повисает туманный поток. Говорю: «Давайте его мне». Секретарша указывает на ведомость, где мне нужно за него расписаться. Отмечая нужную строку, добавляет: «Каждое слово (этой информации) стоит двадцать (денежных единиц)». Говорю, что это не имеет значения, готовлюсь поставить подпись.
Мысленное слово: «Апрополис».
Мысленные фразы (женским голосом, обеспокоенно): «Чего-то его нет. Нет и нет. Несколько дней не было...» (фраза обрывается; речь идет о ребенке).
Мысленная, издалека, глухо донесшаяся фраза (женским голосом): «Дело в том, что в Настоящем мне совсем не нравится, потому что я не могу его проверить» (начало звучит спокойно, отстраненно, а окончание — ускоренно, с нажимом).
Отправляюсь на несколько дней в гости к Пете, в селение Адамс. Спохватываюсь, что не взяла ничего из одежды. Удивившись, решаю вернуться за вещами. Плутаю по улочкам и проходным дворам в районе Мушинской улицы, не могу найти свой дом среди похожих мрачных зданий этого квартала. Выхожу на Главный проспект, в изумлении замираю. Вижу его необычайно живо (в отличие от всего предыдущего), он ослепительно, фантастически прекрасен, сверкающ, переливается всеми красками, рекламными огнями, полон неиссякаемой энергии. Смотрю вправо, вдоль Гиловки, вижу и там светящиеся веселыми красками дома. Разговариваю по телефону с Петей, рассказываю про увиденное, про свою оплошность и намерение приехать попозже.
Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза (возможно, завершившая сон): «Как показало ... аптилона не мешает».
В финале светлого активного красочного сна (среди персонажей которого была и я), кто-то раcсказывает о рыбной ловле (на удочку). Говорит, что то ли дело, эти пойманные рыбы - несешь их, а у них «слезы на глазах» (это сообщается с удовольствием). Смутно, в серых тонах видятся несколько висящих на удочках рыб. Из глаз их медленно скатываются отчетливо видимые, крупные прозрачные слезы.
Мысленная фраза: «О, птица, безобразная до вариации с наговором!»
Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза (возможно, адресованная мне): «Они берут ... из тревог, из дождей, а мы...» (фраза обрывается; речь идет об источниках энергии).
Сентиментальные мысленные фразы: «Японская зима. Вот она».
«Одна ... говоришь?» - переспрашиваю я кого-то по поводу поющей птицы (одно слово не запомнилось).
Чтобы доставать документацию с верхних полок, я пользовалась высокой табуреткой Ганса. Пирамидальный остов ее сварен из прочных черных металлических полос, а массивное круглое сидение было деревянным. В очередной раз ухватившись за край табуретки, чтобы оттащить ее к полкам, чувствую, что остов разболтался, стал хлипким. Озадаченно обдумываю ситуацию, и поскольку пользоваться табуреткой опасно, решаю ее разломать (надеясь, что это не вызовет неудовольствия Ганса). Принимаюсь за дело, почти без усилий отдирая куски ставшего (вдруг) трухлявым сиденья, и не удивляясь ни этому, ни тому, что остов теперь прочен, как прежде (табуретка виделась и осязалась вживую).
Мысленная фраза: «Даже в Царство прошлого пришлось прогулять(ся)».
Мысленная, незавершенная фраза (женским голосом): «Даже на чужом техникуме...».
Мысленные фразы: «Каков! Лесорубом был я, идея принадлежала мне».
Мысленная фраза: «Да, только нашу газету почитали».
Обрывки моей мысли (из сна): «С помощью ... мы с ... еще задолго до ... додумались...».
Мысленная фраза: «Тут меня друзья назвали хлорофилловой женой» (имеется в виду не хлорофилл, а хлороформ).
Фрагмент улочки. Несколько строений разрушены, здесь собираются возводить новые дома. Площадка частично расчищена, начата прокладка подземных коммуникаций. Точка обзора сдвигается (к моему удивлению) с места, неторопливо перемещается вперед.
Мысленная фраза: «Стал скаредным».
Мысленная фраза (отчеканенная женским голосом и отозвавшаяся гулом в смутно видимой пустой комнате): «Иди сюда!»
Женщина приготавливает купание ребенка - либо потому, что подоспело время, либо потому, что малышу захотелось поплескаться, либо женщина решила занять его, чтобы без помех продолжить общение с приятельницей, либо по всем причинам одновременно. Допотопная оцинкованная ванночка стоит на полу посреди комнаты. В ванне, по бедра в воде, сидит малыш. Женщина осторожно, понемножку доливает туда (из глубокой тарелки) поносного вида фекалии. Малыш спокойно играет с водой и так же спокойно размазывает попадающиеся под руку фекалии по стенкам ванны. Женщина добавляет их с разных сторон, стараясь не попасть на ребенка (как если бы она добавляла горячую воду). Одновременно она полуосознанно, отстраненно фиксирует (мысленно), что сама не знает, зачем это делает (не подумав? не сосредоточившись, потому что ждет подружка?), и что этого можно было не делать. Но делать продолжает. Изнывающая от нетерпения приятельница, почувствовав запах, с отвращением говорит: «Фу-у», заявляет, что все это «противно». Женщина буднично отвечает: «Ой, не говори. Дети иногда такого захотят, чего ты бы никогда не захотел, не будь их матерью» (возможно, этой женщиной была я).
Мысленная, незавершенная фраза: «Нет, ты несколько раз говорил «чистенький», а...».
В конце спокойного полнометражного сна готовлю для кого-то овощное блюдо. Горячие тушеные овощи в стеклянной миске стоят передо мной на столе общественной кухни. Нарезаю полосами свежие красные перцы, ломтики падают в миску, поверх овощей, и прямо на глазах, в ускоренном темпе переходят в состояние тушеных, что меня слегка заинтересовывает и удивляет.
Мысленная фраза: «Тебе перед 'Стыдливостью' читать 'Студенчество'?» (речь идет о словарных или энциклопедических статьях).
Мысленная фраза (строгим женским голосом): «Ну-ка, пошли-ка домой-ка, действительно!» (похоже, что это адресовано непослушной ребятне).
Иду по дикой живописной пересеченной местности. На скалистом выступе ничком лежит маленькая мышь, которую пожирает небольшая, с воробья, птица с хищным клювом. Оказываюсь в большом здании, отправляю за окно каких-то букашек. В пустом зале этого же здания подхожу к окнам, занавешенным плотными темными гардинами. Решаю открыть хоть одно, чтобы впустить свежий воздух, отдергиваю гардину, открываю окно. С удивлением вижу, что уже стемнело, хотя до вечера еще далеко (по моим представлениям было около четырех часов дня). Маленькая девочка, забавляющаяся в кресле на колесиках, говорит, что я ей мешаю. Она сбросила обувь, и не хочет босыми ногами касаться холодного каменного пола. Смотрю на нее, на ее старшую подружку, осторожно обхожу их. Подготавливается планетарная реформа по переходу от денежных знаков к кредитным карточкам. Один из разработчиков, молодой мужчина, говорит, что все получается, лишь врачей придется оставить на старой системе. Кто-то переспрашивает насчет врачей. Разработчик говорит, что их не переведут, «так как невозможно отличить плохого врача от деревенского». Имеется в виду, что как у плохого врача, так и у деревенского (правда, по разным причинам) мало пациентов (запомнились лишь разрозненные эпизоды этого сна).
Идем с мистером Krackом по университетскому кампусу, входим в подземный переход. По перпендикулярной ветви идет, приближаясь к нам, друг мистера Kracka. Сон показывает его, идущего по своей ветви, повстречавшего на пути девушку, на миг остановившегося, потрепавшего ее по плечу (или по щечке), произнесшего несколько приветственных слов и продолжившего путь. Мистер Krack, тоже почувствовавший приближение друга и не пожелавший, чтобы тот нас увидел, приостанавливается (к этому моменту мы, как и друг мистера Krackа, уже почти дошли до угла). Говорю: «Не надо стоять, выходи». Добираемся до угла, заглядываем в перпендикулярную ветвь - там никого нет, переход пуст.
Полупроснувшись, пытаюсь припомнить предыдущий сон, понять его. Ничего не вспомнив, засыпаю. Меня будит собственная мысленная фраза, представляющая умозаключение по предыдущему сну. Фраза повторялась все более отчетливо, пока я не записала ее: «Что-то в режиме автоматики». [см. сон №4140]
Фрагмент мысленной фразы: «...и все время ныл, что так не бывает».
Мою голову над ванной. Потом два водопроводчика споласкивают ванну, из верхнего сливного отверстия льется грязная вода. В смущении, со смешком говорю: «Вот как плохо быть брюнеткой, вот какая черная вода, когда голову моешь». Водопроводчики, не обращая внимания, продолжают с серьезным видом лить воду. К моему облегчению, она постепенно светлеет.
Предоставилась возможность задать вопросы этому человеку. Дело происходит в людном месте, около рыночной площади. Мне мешает находящаяся во рту конфета. Не только ощущаю, но и (каким-то образом) ясно вижу беловатую, с темным повидлом, карамельку, только что из фантика. Выплевывать жалко, разговаривать с конфетой во рту - невежливо. Можно выложить конфету на зажатый у меня в руке, исписанный с обеих сторон клочок бумаги, но тогда не удастся прочесть то, что я хочу спросить. Стою, как Буриданов осел, непростительно злоупотребляя временем этого человека. Не могу сказать, кем он был, виделся же он такой же безликой фигурой в темной одежде, как и попадавшие в поле бокового зрения прохожие.
Исследование исследования, анализ анализа, подробный и скурпулезный.
Мысленный, мне адресованный совет: «Ты должны выбросить из головы страшные мысли».
Очередная встреча нашего класса, нам по тридцать с чем-то лет. Встреча странна тем, что на ней присутствуют лишь женщины, десятка два незнакомых мне женщин. А ведь в нашем классе было четыре девочки и двадцать мальчиков. Удивляюсь, почему ни один не пришел на встречу. Мысленно представляю некоторых, в том числе ставшего артистом Кукольника.
Прихожу на примерку сарафана. Он практически готов, портной спрашивает, не хочу ли я, чтобы он опрыскал сарафан каким-то средством. Вижу, как он опрыскивает другие изделия, спрашиваю, для чего это делается. Для улучшения качества изделия, говорит портной, и не дожидаясь ответа, прыскает на сарафан. Верхняя часть его, особенно плечи, темнеет (увлажняется). Возникает число "12" (или 21), означающее сумму доплаты. Решаю, что это дорого, но когда приходит в голову сравнить доплату со стоимостью пошива, сумма оказывается сущей ерундой. [см. сон №1006]
Мысленная фраза (издалека, будничным тоном): «Лучше снять все, снять все с себя».
Мысленные фразы (женским голосом): «Нет, внутри. Внутри этой (интонации). Вот так снимается...» (фраза обрывается; за слово в скобках не ручаюсь). Смутно видится женщина, объясняющая (невидимым собеседникам?) действие допотопного фотоаппарата. Засовывает палец внутрь аппарата, чтобы что-то показать.
Нам грозит опасность (не очень серьезная), что-то предпринимаем, выходим из темной избы. Холмистая местность покрыта снегом. В какой-то момент остаюсь одна, снег набивается в высокие грубые сапоги, выковыриваю его, спрыгиваю в неглубокую яму. Слышу шум, издаваемый враждебными людьми. Замечаю (внутри ямы) уходящий наклонно вниз, освещенный туннель. В дальнем конце видна большая светлая пещера, где несколько человек в темной одежде пилят и колют дрова (поглощенные делом люди меня не замечают). Понимаю, что создаваемый ими шум и есть тот самый, что я слышала раньше.
Мысленная фраза (мужским голосом, обеспокоенно): «Подождите, у меня же точно не получается» (на самом деле).
Мысленная фраза: «А в 1861 году был снят запрет на отправления человеческих масс» (отправления имеются в виду физиологические).
Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза (женским голосом): «Как ... говорил: прижмите ухо (к земле), я вас слышу» (слова в скобках если и не произнесены, то подразумеваются).
Мысленная фраза: «Довоенная цыганка» (война имеется в виду Вторая мировая). Фраза повторялась до тех пор, пока я не проснулась и не записала ее.
Мысленная фраза (наивным женским голосом): «Большие у тебя глаза?» (последнее слово произнесено врастяжку).
Мысленная фраза (деловитым женским голосом): «А чем не выделяться?»
Мысленная, сбивчивая фраза (быстрым женским голосом, полувопросительно): «И они по этим шли, по этим свитер, одеялам».
Обрывки мысленной фразы (женским голосом): «Как будто ... жил в ... и в мучительной надежде действовал...».
Сон, в котором я что-то напевала из оперы Бизе «Кармен».
Обрывок мысленной фразы: «Конь ... был невысокого роста, а...». Смутно, на невнятном фоне видится конь.
Мысленная, незавершенная фраза: «Я, это, взяла квитанцию, накопила немного денег...».
Многократно повторившаяся мысленная фраза (глуховатым женским голосом, ритмично): «Летающей части» (имеется в виду воинское подразделение).
Ветер поднимает с тротуара блекло-желтые осенние листья, среди которых особенно много очень мелких листов.
Мысленная, неполностью запомнившаяся фраза (женским голосом): «...и кроме этого».
Мысленная, с пробелом запомнившаяся, незавершенная фраза (женским голосом): «...находится в такой цветущей форме...».
Стою перед зеркалом в ванной, повернув голову, приглаживаю волосы. Сзади они отросли неровно, думаю, что пора их подровнять (наяву в таком ракурсе можно себя увидеть только с помощью двух зеркал).
Смутно видится фасад старого, в восточном стиле, двухэтажного дома. На перилах галереи верхнего этажа развешены старые блеклые (как и сам дом) ковры.
Мысленная фраза: «Антиохий Фракий».
Демонстрируется принцип, гласящий, что то, что ничего не стоит, не стоит ничего. Появляется груда мелких светло-желтых квадратов. Над ними возникает число "2.12", означающее их низкую (суммарную) цену. Под ними образуется воронкообразная дыра (с закругленными, грязно-коричневыми кромками), в которой они исчезают. Изображение было плоским, как на экране.
На дисплее появляется, становясь все более отчетливым, текст, напечатанный готическим шрифтом. Каким-то образом становится известным, что текст имеет отношение ко мне (или к моим снам, не запомнилось точно).
Выхожу из нашей комнаты, вхожу в помещение, расположенное по другую сторону длинного казенного коридора. За столиком сидит регистраторша, рядом толпится несколько человек. Справа, на двух топчанах, кто-то спит. Узнаю в одном из спящих Петю (по фигуре, лица его не видно, он спит на животе). Из-за скопления людей здесь душновато, думаю, что спать в таких условиях не очень хорошо (непонятно, зачем я туда заходила). Возвращаюсь в нашу комнату, почти сразу же появляется Петя, спрашиваю: «Я тебя разбудила?» Он непонимающе переспрашивает: «Чего?» Повторяю: «Я тебя разбудила? Я заходила в ... и ты спал» (название помещения не запомнилось). Петя говорит: «Нет. То-то я думаю...» (фраза обрывается).
Мысленная фраза (деловитым женским голосом, как бы в ответ кому-то): «Трудно найти такое счастье, чтоб было написано».
Мысленная фраза (из сна): «Если вы свидетель 1873-го года, то вот вам, пожалуйста, иллюстрация».
Оказываюсь с визитом в селении Адамс. Брожу между разбросанными в редком лесу шатрами, глазея по сторонам и пытаясь отыскать Петю. В финале сна я и еще кто-то даем совет красивой чернокожей девушке. Они прибыла сюда впервые, в умопомрачительных, на высоком каблуке туфлях (показанных крупным планом). Советуем впредь приезжать в обуви попроще. Говорим, что если каблуки и удастся сберечь, бродя по территории, они почти неминуемо попортятся щелястым полом танцевального павильона.
В крошечном туалете и так не повернуться, а тут еще эта дверца от антресолей, которую (за отсутствием другого места?) поставили здесь. Она мешает мне подмести пол, решаю отнести ее в кладовку. Бегло видится дверь находящейся в подвале кладовки. И раз уж спущусь в подвал, думаю я, заодно досконально исследую содержимое двух стеллажей, все эти мелочи, безделушки, сложенные (прежней?) хозяйкой квартиры (они давно теребят мое любопытство). Бегло видится фрагмент разветвленного, запутанного подвала и пара стоящих там темных стеллажей, заставленных пыльными вещицами. В комнате, где я предаюсь предвкушению удовольствия, появляется маленькая подвижная белокурая девочка. От избытка чувств решаю порадовать и ее, говорю, что возьму с собой в интересное место. В моих руках оказывается батон, пытаюсь нарезать его безопасной бритвой (заведомо непригодной для этого). Входит мама*, говорю, что мы собираемся спуститься в подвал. «Но вы вернетесь оттуда?» - спрашивает мама. «Нет», - ангельским голоском отвечает девочка. Ее ответ, ошеломив меня, заставляет отказаться от мысли взять ее с собой, я за нее пугаюсь (по контексту относившийся к нам обеим ответ я почему-то соотношу только с девочкой).
Мысленные, с пробелами запомнившиеся фразы (спокойным, глуховатым женским голосом): «Только знаете, что ...? Вы ... звоните в какую цепь?»
Вижу себя со стороны, от макушки до лопаток. Тело ничем не прикрыто, волосы сзади длинноваты, их пора подстричь. Вижу, как поправляю их на темени левой рукой.
На фоне смутно видимого дверного замка возникает мысленная фраза (задорным писклявым женским голосом): «Оказывается, он мечтает номер получить». Смутно видится женщина.
Массивная, вертикально стоящая книга, в верхней части корешка которой вытиснены (в два ряда) слова: «Юбилей Бин-Ладена».
Мысленная фраза (решительно): «И отсюда выбирать надо». Смутно видимая женщина указывает рукой на плетеную светлую корзину, доверху заполненную темными (размером с куриное) яйцами. Фраза, возможно, принадлежит женщине, а содержимое корзины является чем-то типа шаров для лотереи.
Подхожу к выходу из квартиры. Толкаю, и даже легонько трясу решетчатую (со сквозными отверстиями) дверь, убеждаюсь, что она заперта. Ничего не остается как позвать хозяина жилья, отлучившегося в продуктовую лавку на противоположной стороне улицы. Кричу находящимся там, смутно видимым людям: «Вы можете позвать...?» (имя хозяина не запомнилось или не воспринялось).
Приготовила пищу для большой группы людей, заслужила их благодарность.
Мысленная фраза: «Хана уверяла в этом и доктора, когда...» (окончание фразы неразборчиво).
Петя рассказывает о планах на летний отдых. Говорит, что хочет куда-то поехать, а как запасной вариант упоминает загородный дом Белга и Атоса. Говорит, что был там с их отцом, и что они вдвоем передвинули одну из внутренних стен. Сон показывает загородный дом — старый, громоздкий, несуразный. Нахожусь там, вижу, как (усилиями каких-то людей?) одна из стен передвигается (смысл сна был именно в перемещении стены).
