Раскрытая книга.

Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза (женским голосом): «Как ... говорил: прижмите ухо (к земле), я вас слышу» (слова в скобках если и не произнесены, то подразумеваются).

Большая емкость из толстого бутылочного стекла с квадратным дном, на наружной поверхности которого скапливается влага. Медленно наклоняю емкость из стороны в сторону. Влага тяжелым полновеснымии чистыми каплями падает на песок, далеко простирающийся во все стороны — кажется, это была пустыня.

Стою спиной к общежитию (в котором только что остановилась?), смотрю на расстилающееся под кручей изумительное голубое море. В моих руках громоздкое, заправленное в пододеяльник одеяло (зачем-то нужное, как помечено ночью в блокноте). Решаю, что по утрам смогу спускаться к морю, радуюсь такой неожиданной возможности. У кромки воды видятся темные силуэты ранних купальщиков. Почему бы и мне не начать прямо сейчас? Иду к спуску. Вдруг вижу на полузасохшей траве у кромки кручи новый телевизор (или компьютер) в серебристом корпусе. Останавливаюсь, внимательно смотрю, он выглядит тут как элемент рекламного проспекта. Со стороны моря появляется воробей, телевизор превращается в (свой собственный?) темноватый остов. Воробей садится на его верхнее переднее ребро. Остов, как бы под весом воробья, плавно опрокидывается вперед. Воробей, благополучно приземлившись, вспархивает на верхнее заднее ребро, остов плавно возвращается в исходное положение (тут нарушены законы механики, но во сне все выглядело закономерным). Наблюдаю за проделками воробья. Становится ясно, что это компьютерная проекция, видимая вживую здесь, на краю обрыва. Это мнение разделяет появившийся слева стройный интеллигентный мужчина в элегантном костюме. В подтверждение отмечаем (не обмениваясь фразами) однообразие (естественных, однако) движений воробья. А тот напоследок усаживается, повернувшись к нам спиной, на верхнее левое ребро. Остов плавно опрокидывается. Воробьишка, вцепившись лапками в ребро и дурашливо распушив перья, препотешно приземляется загривком на засохшую траву. Звучит песня (патриотическая или просто популярная). Мужчина с рефлекторной готовностью подхватывает ее и удаляется вдоль обрыва, влево. Глядя вслед, думаю (имея в виду пение), что он настоящий патриот, истинный гражданин своей страны. Обхватываю покрепче одеяло и решаю спуститься к морю, так маняще голубеющему внизу.

Мысленные, с пробелом запомнившиеся фразы (женским голосом): «...и вернешься? Предлагаешь так снять свою обувь...» (фраза обрывается).

Мысленная фраза (мужским голосом, внешне спокойно, но сочащаяся безмерным внутренним отчаяньем): «Мне ничего не надо, только не трогайте меня, только не трогайте меня».

Мысленная, незавершенная фраза: «Человек, который истолковывает, имеет такое же отношение к Богу, как и...».

Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза: «Он примчался, как ... на горячем белом короле» (имеется в виду, на белом коне). Смутно видится конь.

Иду по Мушинской улице. На противоположной стороне, чуть впереди, бандитского вида парень волочит на веревке скорчившуюся от боли молодую женщину в черном платье. Она тихо взывает к нему и прижимает руки к животу, к тому месту, куда он (до того, как я их увидела) пнул ее. У подворотни парень останавливается, как-то по-особому укладывает женщину (лишившуюся платья и, кажется, скончавшуюся). В руках парня оказывается обнаженный ребенок (не новорожденный). Парень нагромождает тела друг на друга и думает, что наконец-то отомстил всем, эти двое были в цепочке последними.

Наблюдаем необычную ситуацию. Она символизируется толстостенной квадратной деревянной коробкой (без крышки), заполненной мелкими предметами. Окружающие находят ситуацию странной, и в этом есть резон. Мне видится простое, логичное доказательство заурядности наблюдаемого. Излагаю свою версию столпившимся вокруг коробки людям, как бы смещая их точку зрения (мне казалось, что их восприятие — это коллективная иллюзия).

Мысленная фраза (неуверенным женским голосом): «Мы очень быстро бежим». Смутно, в сероватых тонах видятся несколько женщин, медленно бредущих по открытому пространству.

Мысленная фраза: «Я вам хочу что-нибудь помочь».

Оказываюсь свидетельницей разговора немолодой женщины с молодым мужчиной. Женщина напористо внушает ему необходимость немедленного (не буквально) исполнения действий, которые, на мой взгляд, совсем не должны совершаться в человеческой жизни по чьей-либо указке, да еще в непонятной спешке. Речь идет о женитьбе (причем в отсутствие на данный момент конкретной претендентки) и еще о чем-то. Нахожусь поблизости, слушаю протестующе, досадую, что речь женщины так некритично воспринимается мужчиной. Появляется вторая женщина (кажется, его мать). С раздражением излагаю ей действия первой, переполняясь сочувствием к слишком чистому душой и потому чрезмерно доверчивому молодому мужчине. Оказываюсь одна в комнате (не запомнилось, в той же ли самой). Держу листки, исписанные красивым размашистым почерком, принадлежащие тому молодому мужчине. Читаю (хотя они не предназначены для посторонних глаз). Читаю с единственной целью — попытаться понять, что лежит у него на душе. Читаю легко, без проблем (и отдаю себе в этом отчет). Читаю торопливо, лихорадочно, пытаясь охватить взглядом лист целиком и понимая, что в любой миг могу утратить способность читать (значит, я понимала, что это происходит ВО СНЕ?) Было ощущение, что и удержать его удастся ненадолго. Прочитываю все, целиком, от начала до конца, именно таким образом. Это было что-то типа страничек дневника, размышление, посвященное наркотикам. Запомнилось окончание одной из фраз, в которой говорилось о принятии наркотиков, в результате чего «и приходит успокоение».

Мысленные фразы (решительным мужским голосом): «Она пришла к нам, понимаешь? Она уже устала, понимаешь?»

Мысленная, утрированно ритмичная фраза: «В два/ раза мень/ ше оши/ бок-бок-бок».

Мысленная, незавершенная фраза: «В школе он был нелюдимым...».

У Норы День рождения. Гости находятся в глубине квартиры, мы с ней сидим друг против друга в кухонном углу (Нора видится условно, темновато). Говорю, что хочу спросить кое-что, готова ли она ответить мне искренне и серьезно. Добавляю, что это для меня очень важно. Нора, не выказывая заинтересованности, выражает готовность выслушать. Спрашиваю: «Вот тебе исполнилось сейчас (столько-то) лет. Можешь ли ты в это поверить? Осознаешь ли ты, что тебе уже столько лет?» Поясняю, что мне осознать свой возраст не удается. Нора отстраненно отвечает, что по этому вопросу можно посоветоваться с ее мамой, отцом и знакомыми ей психиаторами. Возражаю, что это не ответ. Но Нора продолжает в том же духе и напоминает о якобы общеизвестном МИФЕ «о прекрасной Амазонке, которая убегает от раввинов».

Мысленная фраза (полувопросительно, женским голосом): «Хорошо он себя чувствует?»

Незавершенная мысленная фраза (женским голосом): «У меня еще скорее, потому что, потому что самый нужный...».

Мысленная, неполностью запомнившаяся фраза (серьезным женским голосом): «... я хочу есть».

Брожу среди книжных полок пустого библиотечного зала. Появляется желание прилечь (или даже поспать). Библиотекарша разрешает воспользоваться стоящим у стены узким топчаном, застеленным чем-то темноватым. Ложусь, дремлю. В зал входит посетительница, узнаю Морсину*. Она отчетливо видится и прекрасно выглядит. Говорит библиотекарше, что заехала за книжками по дороге домой (в соседний город). Бродит между полками, обменивается фразами с еще одной женщиной. Не желая, чтобы Морсина меня увидела, прикрываю лицо уголком одеяла (продолжая каким-то образом видеть ее перемещения). Она приближается к топчану. Охота скрываться пропадает, открываю лицо. Морсина подходит, заговаривает, спрашивает, как я ко всему отношусь (имеется в виду давнее прошлое). Говорю: «В моей душе всё (это) умерло».

На фоне чего-то темноватого мысленно сообщается о (прижизненном) психическом здоровье (нездоровье) Саши*.

Мысленные фразы: «Выглядел лучше. Он уже с двумя гла...» (окончание последнего слова неразборчиво).

С меня, как с мериносной овцы, молниеносным приемом состригают густой, плотный пласт черных, чуть курчавых волос. При этом я не ощущаю физического воздействия стригущей машинки и не вижу ее. Вижу лишь - со стороны — приподнимающийся пласт волос.

Мысленные фразы (женским голосом, оптимистично): «Прощай! Без меня веди себя хорошо...» (фраза не завершена).

В верхней части круглой рекламной тумбы сиротливо красуется объявление. Часть текста удается прочесть.

Мысленный диалог.  «...ей уже года четыре с половиной».  -  «Да?»  -  «Да».

Мысленные фразы: «Тогда другая ... занимается этим выпрямлением. Другая» (одно слово разобрать не удалось).

Зрительно возникшее число «1832». С легкостью опознаю его, удивляюсь, что смогла это сделать, что оно не уплыло. Значит, я понимала, что это ВО СНЕ?

Мысленный зов (женским голосом, издалека): «Вероника!»

Несколько раз повторившаяся в обрывках мысленных фраз фамилия (женского рода, в родительном падеже): «Карасеву».

Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза: «Для Ишки — вот эта гитара, а если на ... так это не она».

Перед красивой входной дверью облицованного светлым камнем здания — широкое крыльцо. По нему, к двери, бодро передвигается на четвереньках худощавый старик в чистом сером рубище, с всклокоченными седыми бородой и шевелюрой. 

Мысленная фраза: «Они встретили незнакомца, который чрезвычайно заинтересовал их» (речь идет о двух женщинах).

Мысленный, с пробелом запомнившийся диалог (мужскими голосами). Рассудительно: «...так после двадцатого марта».   -  Жизнерадостно: «После двадцатого мая».

Мысленная фраза: «Дальняя дорога», предваряющая появление лица Иосифа Кобзона и относящаяся именно к Кобзону.

Обрывки мысленной, незавершенной фразы: «Он сто раз ... а ... как раз не для того, чтобы...».

Мысленное слово: «Полюс».

Долговязый юноша идет, нелепо размахивая руками, и беспечно, детским тоном говорит: «Ладно, я схожу в медпункт». Внешне для этого причин не виделось, юноша шагал бодро.

Мысленная, неполностью запомнившаяся фраза (женским голосом): «О, буквы ... появляются, но я все равно позвоню» (окончание фразы произнесено в ускоренном темпе).

Извещение (на незнакомом языке) о почтовом отправлении. В нижней части прямоугольного бланка  впечатано (по центру, по-русски) имя «Эотав».

Бегло, намеками излагается история человека, посетившего Светлую страну, не давшего там подаяния нищему и поплатившегося за это.

Полнометражный сон, среди персонажей которого была и я.

Мысленная, неполностью запомнившаяся, незавершенная фраза: «...помещался дом в качестве леса, а потом лес в качестве дома, где-то находился этот хибук...».

Подвальное хранилище с низковатым потолком, до которого по всем четырем стенам тянутся светлые металлические стеллажи. Полки забиты разномастными папками с торчащими бумагами. У левого стеллажа стоит неотчетливо видимая молодая женщина.

Разновозрастные дети в светлой одежде активно проводят время в уличном сквере.

Мысленная фраза (недовольным женским голосом): «Они только сделали ерунду какую-то».

Захваченные террористами пленники сидят на залитой солнцем завалинке. Один из террористов тщательно обследует нас ультразвуковым прибором (на предмет выявления внутренних заболеваний). Предполагается, что больных отпустят или по крайней мере не будут истязать. Наведенный на меня прибор запищал, чуть ли не выговаривая название болезни. Значит, во мне существует хворь, о которой мне ничего не известно? Мысленно бессловесно сообщается, что выявленное - не болезнь, а лишь потенциальная и совсем не обязательная возможность ее возникновения. Окончательный исход зависит от множества факторов будущего (сон был эмоционально спокойным). P.S. Спустя три месяца после этого сна я перенесла (наяву) неожиданную, экстренную операцию.

Подземно-наземное метро, туннели, горы земли, снег, развороченные места, по которым пробираются темные неясные люди (и я среди них). Кто-то (мои знакомые?) просят меня узнать, что такое «Мешуитские ворота» (станция метро?) Отвечаю на их вопрос, они воспринимают это «с невыразимым облегчением».

Лежим с Петей на краю большой площадки. По дощатому мостку переползаю по-пластунски вправо, на соседнюю. Воображаю себя (в шутку) как бы на сцене. Желая позабавить Петю и позабавиться самой, пытаюсь (не вставая) что-нибудь изобразить. За отсутствием идей остается ползти, изображая ящерицу. Ползу вдоль края площадки, останавливаюсь, распластываюсь, как бы в изнеможении, на животе, дурашливо говорю: «Ой, устал». Петя смеется.

Мысленный диалог (женскими голосами). «В другую сторону».  -  Неодобрительно: «Вы делаете такие вещи» (не заслуживающие одобрения поступки).

Мысленная фраза: «И тогда ваш черный сыр не будет солить».

Объясняю тонкости сновидений сидящему рядом, условно видимому мужчине: «Если во СНЕ хлеб видится сыром, это означает, что явный СОН перевернулся».

Центральным персонажем является спокойный грудной младенец. Все происходящее соотносится с ним. В финале эта, и без того ясная идея символизируется демонстрацией (сверху) голенького, условно видимого дитя в центре огромного горизонтального серого диска (с выходящим за пределы поля зрения ободом).

Мысленная фраза: «Человек будет помнить, только если он будет помнить».

Стопка книг.

В центре писчего листа клеем прихвачена полоска (такой же ширины). Она заполнена рукописным текстом, обведенным жирной фиолетовой линией. Кто-то (видны лишь руки) медленно выводит тонкую зеленую линию по внешнему контуру фиолетовой. Возникает мысленная фраза, содержащая слово «Маг» (а возможно, состоявшая из одного этого слова).

Мысленные, с пробелами запомнившиеся фразы (женским голосом): «...Зачем? Я пойду вместе ... Завтра вы все будете знать, что делать».

Мысленная фраза: «А я не помню, когда и после чего вообще».

Мысленная фраза: «Почему о них не говорят и не пишут?» (речь идет об уплотнительных прокладках).

Мысленная фраза (женским голосом): «Понимаешь, ... я же тебя жду с семнадцатого октября» (ласковое обращение — женское имя — не запомнилось).

Мысленная констатация стадии процесса: «Плохо, еще не доработана».

Идем с Петей (он в студенческом возрасте) в библиотеку. Стоит сухой холодный, еще бесснежный зимний день. Петя недавно перенес простуду, прошу, чтобы он оделся потеплей. Он, поупрямившись, возвращается домой, я продолжаю путь. Через круглую арку вхожу во двор, краем глаза замечаю в смежном дворе длинный, застеленный темной скатертью стол. Там готовится церемония, связанная с юбилеем Пушкина. Из толпы приглашенных выныривает и оказывается лицом к лицу со мной озорно улыбающийся молодой человек. Удивленно смотрю на бородатое лицо. Он называет себя. Оказывается, это Портос, бывший петин соученик. Интересуется, где Петя, говорю, что сейчас должен подойти. Портос просит, чтобы Петя заглянул к нему, в этот двор. Вхожу в библиотеку, иду по коридору, встречаю Петю, рассказываю про Портоса. Оказываемся сидящими на невысоком песчаном кольцевом (похожем из-за этого на кратер) валу. Он находится в летнем лесу, редкая пожухлая трава пробивается сквозь песок, вокруг высятся мощные хвойные деревья. Сидим друг напротив друга, неторопливо разговариваем, потом пускаемся в обратный путь, в библиотеку.

В большой студии две группы малолетних гимнасток (соперничающих не только на помосте) нападают друг на друга с упреками, относящимися к школьным занятиям. Худеньким белокожим бледным девочкам в простых спортивных купальниках лет по десять. В профессиональном плане это уже вышколенные мастера, но в бытовом остаются детьми. Сощурив глаза и вытянув тоненькие шейки, маленькие вреднючки наскакивают друг на друга со своими «А у вас...», «А у вас...».

Обрывки мысленного диалога: «Я не хочу сниматься в таких...». - «Фи, да ты провинциальная, а нам нужны...».

Полупроснувшись, пытаюсь припомнить предыдущий сон, понять его. Ничего не вспомнив, засыпаю. Меня будит собственная мысленная фраза, представляющая умозаключение по предыдущему сну. Фраза повторялась все более отчетливо, пока я не записала ее: «Что-то в режиме автоматики».  [см. сон №4140]  

Преодолеваю опасности в переходах запутанного метро.

В старом общественном туалете между мной и моей знакомой (мы обе молоды) заходит речь об абортах. Говорит она, молча с ней не соглашаюсь. Она с жаром аборты защищает, приводя все новые доводы и примеры. Под конец ссылается на нашу общую знакомую, относящуюся к ним легко, без предубеждения, как к чему-то неизбежному в нашей жизни, и назвавшую будто бы эту процедуру «убийством без убийства».

Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза: «И ... и у тебя литр молока».

Мысленный диалог. «Ты оказался прав», - говорю я. Человек переспрашивает: «А что?» Объясняю: «Правильный ответ на твой правильно заданный вопрос лежит на...» (фраза обрывается). Хочу сказать, что правильный ответ, записанный на свернутом клочке бумаги, я только что, на ходу, выбросила на замусоренную землю. Это смутно, бегло видится.

Мысленная, незавершенная фраза: «Пока в Знатике крутилась пустышка, в...». Знатик является (фамильярным?) обозначением понятия Знак Зодиака, а пустышкой пренебрежительно обозначена какая-то личность. В недоговоренной части фразы должна пойти речь о том, что в то время, когда пустышка крутилась, где-то происходило что-то серьезное.

Мысленный диалог (завершивший сон): «Оставайся! А если тебя потеряют четыре рабочих, то это не беда», - полушутя предлагает мне женщина (интонации напоминают голос Подружки). Говорю, усмехнувшись: «Если меня потеряют четыре рабочих, то это действительно не беда». И добавляю, уже серьезно: «Но если меня потеряет мой сын...» (фраза обрывается).

Будто бы проснувшись ночью, вижу на углу постели, справа от подушки, перевернутый вниз текстом лист, якобы с записями моих снов.

Отдыхаю с мамой* в Прибалтике. Удачный отпуск показан условно, теперь нам пора возвращаться домой. Стою в небольшой спокойной очереди к железнодорожной кассе, спохватываюсь, что забыла что-то важное. Явившись повторно, попадаю в жуткую давку. Ситуация повторяется похожим образом еще раз, только теперь я не знаю, как найти в толпе маму. Чисто случайно замечаю ее у окошка кассы. Мама виделась условней окружающих - молчаливых, в темной одежде, замкнутых на себя людей. Одна я проявляла интерес (спонтанный) вовне. Помню, что внимательно присматривалась к стоявшей неподалеку, чем-то привлекшей внимание женщине. Давка в очереди за билетами так натуралистична, что я, в конце концов, бурчу: «Нет, это никуда не годится».  [см. сон №5152]

Ослепительная вспышка белого света. Вижу яркую лампу, свисающею с потолка унылой казенной комнаты. Лампа висит над лежащим на столе покойником в темноватом костюме и ботинках (лицо не виделось). Этот мужчина был моим отцом (сновидческим). Излучающая мощный белый свет лампа до этого горела тусклым желтоватым светом, что бегло теперь демонстрируется. Я, не находящаяся в этом сне, вспышкой света разбужена, спросонья не могу понять, что произошло. Стоит глубокая ночь, кругом темень. Пытаюсь понять что-нибудь про вспышку света, не сразу обращаю внимание на включенное бра в изголовье своей кровати. Оно светит слабым, отдающим желтизной светом. Предполагаю, что, наверно, именно это, почему-то не выключенное мной бра послужило толчком для такого сновидения. Вяло обдумываю сон, решаю его не конспектировать, ну его. Включается установка бодрствующего сознания, что записывать следует всё, и что я утром, как всегда в таких случаях, пожалею, что сон упущен. Решение не конспектировать пересиливает, ничего не записываю, утешаясь, что, может быть, и так не забуду сон до утра. Сон действительно сохранился, и весьма неплохо. Излагаю его сейчас, оживляя в воображении. Оживив бра, внезапно осознаю, что оно не мое теперешнее, а бывшее у нас на Рябинной улице. Это там оно некогда висело в изголовье моей постели (но светило без желтизны). Заостряю на этом внимание, вспоминаю, что во сне, как бы проснувшись от яркой вспышки света, не выключила горящее ночью бра, а наяву сделала бы это непременно (первые три эпизода сна шли против общепринятого течения времени - от более позднего к более раннему).

Произвожу действия на клавиатуре, похожей на гибрид компьютерной панели управления и панели банковского автомата (у этой еще мигали лампочки).

Мысленный, с пробелом запомнившийся диалог (женскими голосами).  Быстро: «Вот ... ты куда думаешь?»   -  Жестко: «Куда мне думать?» (думать не о чем).

Мысленные, с пробелом запомнившиеся фразы: «...что все спят, что бы он тогда ответил? Ему надо на концерт...» (фраза обрывается).

Нахожусь в странном городе, у каких-то людей. Выхожу, чтобы попасть в другой дом, не могу понять, как туда добраться. Кто-то объясняет дорогу, но все равно плутаю. Все вокруг кажется странным — и дома не похожи на обычные дома, и улицы не похожи на обычные улицы, и люди какие-то полупризрачные. Набредаю на крутой спуск в виде грубо выдолбленного в скальной породе желоба. По дну его сочится струйка воды, серо-зеленые стенки кажутся скользкими. Опасаюсь туда ступить, но вид спокойно идущих в обоих направлениях людей подбадривает. Еще раз окидываю взглядом желоб, вижу, что дно устлано светлыми шероховатыми камешками. Смотрю на покрытые слоем чистой, живой воды камешки (они видятся, в отличие от всего остального, отчетливо), и решаю, что если не наступать на стенки, то мне ничего не грозит. Как только решаю ступить в желоб, он превращается в сдвоенный туннель. Левая, узкая ветвь показалась мне непроходимой, решаю идти по правой. Вход в нее оказывается частично загороженным темным щитом из прессованных опилок. Спихиваю его в левую, неиспользуемую, как я полагала, ветвь, и иду по правой. Сон смутно показывает, как скользящий по левой ветви щит сбивает с ног идущую вверх девушку, ранит (или даже убивает) ее, а потом, кажется, задевает поднимающегося там же молодого человека. Не делая попытки помочь, продолжаю спуск (хотя и держу в уме произошедшее). Выйдя из туннеля, оборачиваюсь. Вижу сдвоенную горку, с которой весело съезжают вниз и карабкаются наверх люди, много людей в черной одежде. Полагаю, что в горки превратились туннели, успокаиваю себя тем, что если бы с девушкой в самом деле случилась беда, люди бы так не веселились, и уж во всяком случае оказали бы ей помощь. Немного погодя, отчетливо осознаю, что сдвоенная горка, на которой резвится масса людей — это вовсе не мои туннели. Ни люди, ни горка не имеют к туннелям никакого отношения.

Мысленные, с пробелом запомнившиеся фразы: «А ... представит сил для новой композиции. Представит силы».