В финале длинного спокойного сна, отвечая на уточняющие вопросы о ценах, говорю: «Потому что я спряталась где-то и подслушала». Я произнесла эту фразу наяву, шепотом, и она меня разбудила.

Мысленная фраза, напеваемая женским голосом на знакомый мотив: «Она дура, дура, она дура, дура».

Мысленная фраза (полувопросительно): «А, это ты».

Я в больнице, где Петя проходит обследование. На глаза попадаются истории болезни, внимание привлекает необычная манера печати - в листы бумаги вбиты пластмассовые объемные буквы. Одна буква валяется на полу, подбираю ее, с интересом рассматриваю. Пытаюсь представить, как осуществляется такая печать. На миг предстает предназначенная для этого громоздкая допотопная типографская машина. Представляю, что листы (в таком случае) должны быть соответствующей толщины, мысленно вижу их стопку с вбитыми буквами. Недоуменно думаю о неразумно возрастающем в таком случае объеме печатной продукции. Появляется пышнотелая молодая медсестра, садится за служебный столик перед папкой результатов обследования. Листает странички, что-то мне объясняет. Лихорадочно шарю глазами по скупым рукописным неразборчивым записям, пытаясь хоть что-нибудь прочесть. В нижней части одного из листов ухватились слова «мать и сын», удается также выяснить, что проблема связана с петиной спиной. Пользуясь добрым расположением духа медсестры, прошу: «Но вы мне потом расскажете, что случилось с Петей?» Она леденеет, строго говорит: «Нет» (имея в виду, что это относится к функции врача), после чего с прежней старательностью листает странички и что-то объясняет. Машинально верчу в пальцах подобранную с пола букву, вспоминаю все, с нею связанное. Критически осматриваю лист истории болезни, вижу его отчетливо, он выглядит, как и предыдущие, обычным. Говорю, что это не оригинал истории болезни, а копия. Медсестра запинается на полуслове, машинально собираясь возразить. Предъявляю ей букву, привожу свои объяснения, она со мной соглашается.

Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза (женским голосом): «А открывала ... - самый лучший тренер, по идее».

В конце сна любознательно спрашиваю: «А нельзя сократить это?» Собеседник отвечает: «По-моему, лучше сократить брюзжание».

Мысленный диалог. «Он оставался на час».  -  «На час?»  -  «Ну, час — это астрономическая минута».

«До свидания», - доброжелательно, несколько механическим голосом говорит мне мужчина. Живо откликаюсь: «А?» Он изготовился ответить, но в последний миг передумал.

Обрывки мысленной фразы: «И вот, между магазином и ... образовались...».

После длительного отсутствия возвращаюсь на работу, в светлый зал со множеством рабочих мест. Все так привыкли, что мой стол не занят, что и сейчас в нем по-хозяйски роется какой-то тип. Воспринимаю это без восторга (но и без гнева). Тип заявляет, что ищет конфету. Чтобы поскорей от него отделаться, беру лежащую среди карандашей конфету, сую ему. Отхожу к стойке с телефонными трубками (каждая закреплена за конкретным сотрудником), беру свою. Незнакомый мужчина просит позволения позвонить. Одна из сотрудниц мимоходом замечает, что не надо было ему разрешать, поскольку неизвестно, сколько будет стоить его разговор (мы расплачиваемся за них из своих средств). Звоню куда-то сама, не закончив разговора, отхожу по делу. Возвратившись, вижу, что телефон не отключился, думаю, что это тоже может влететь в копеечку. Возвращаюсь на свое место. Две девицы, полагая, что я отсутствую, придвинули к столу копировальную машину и переснимают содержимое моих папок. Наконец-то сержусь. Барышни пытаются улизнуть, хватаю одну за запястье, влеку к кабинету начальника.

Мысленная фраза: «Это нужно, нужно, они сами это придумали».

Мысленные, с пробелом запомнившиеся фразы (женским голосом): «Здесь нельзя держать ... Здесь температура воздуха, наверно, минус пять».

Перед выходом тщательно привожу себя в порядок перед зеркалом (высоким, старинным, в темной деревянной раме). На улице обнаруживаю, что я по пояс (сверху) голая. Удивляюсь, как такое могло случиться, ведь я помню, что одевалась, стоя перед зеркалом. Вижу на тротуаре стойки с женской одеждой. Совсем было прохожу мимо, но вспомнив про наготу, решаю, что это более чем серьезный повод для покупки. Выбираю костюм, спрашиваю у одной из покупательниц, сколько он стоит. Она говорит: «Восемь тысяч». Спрашиваю, уверена ли она в этом. Она говорит, что уверена, в подтверждение добавляет, что мы с ней подошли сюда почти одновременно, почти одновременно принялись за примерку и примеряем почти одинаковые вещи. Мне мой костюм кажется привлекательней, радуюсь, что оказалась здесь чуть раньше и сумела завладеть им. Нагота же, судя по всему, меня уже не волнует (или я о ней забыла).

Мысленные фразы (бодрым женским голосом): «ПлАчу. ПлАчу. ПлАчу».

Мысленная фраза (женским голосом): «Восемьдесят четыре» (каких-то случая с птенцами).

Мысленная, незавершенная фраза (женским голосом, укоризненно): «Ну вот это зачем, Вероника, до сих пор...». Смутно видится худенькая изможденная, бедно одетая женщина, в согбенной позе которой чувствуется привычная покорность жизни. Женщина что-то перебирает на поверхности стола.

Мысленная фраза (завершившая сон): «А эти двое начали с необычным благоговением насыпать прах в урну». Смутно видятся две пар рук, пересыпающих алюминиевыми (или оловянными) ложками находящийся на листе бумаги прах в темноватую, с узким горлышком урну.

Прогуливаюсь с молодой местной женщиной по улочкам селения Адамс. Улочки то круто поднимаются вверх, то тут же сбегают вниз, так же неровно течет наша беседа. Когда я пытаюсь задавать вопросы (безобидные, нейтральные), собеседница выражает молчаливое недовольство. И в то же время парадоксальным образом не только поощряет задавать их (когда я, желая погасить ее недовольство, умолкаю), но и с готовностью на них отвечает. А потом все повторяется. Осознаю, что введена поведением этой женщины в противоречивую ситуацию, но не угнетена, поскольку пытаюсь лишь поддержать разговор. Женщина вдруг превращается в Петунью. Вскользь замечает, что испытывает тревогу в отношении мужа, живущего не в селении, и, кажется, в отношении самой себя тоже.

Мысленный диалог (между мной и Лучиком). «Что-нибудь хочешь?»  -  «Да нет. Возьми меня с собой».  -  «Куда, детка?»  -  Куда-нибудь».

Унга, путешествующая с молодым человеком, по пути заезжает к родственникам. Те не знают, как постелить гостям на ночь - вместе или раздельно. Принимается компромиссное решение, стелят отдельно, но кровати сдвигают почти вплотную. Утром выясняется, что гости спали вместе. Этот факт вызывает у клана родственников (их в квартире с десяток) облегчение из-за прояснения ситуации и упрощения отношений. Выясняется, что у себя, в Америке, эта пара, оказывается, уже давно вместе, что тоже воспринимается положительно.

Иду к Мими за остатками вещей. Она живет в запутанном, периодически снящемся мне месте - это беспорядочное нагромождение частных домишек с садами и огородами, где нет (или почти нет) улиц. Приходится блуждать, вслепую пересекая обнесенные заборами участки. Добираюсь до цели, говорю Мими, что хочу забрать оставшиеся коробки, а кроликов и кошек, может быть, она хочет оставить себе? Мими велит забирать всё. Иду в захламленный сарай, где лежат коробки. По дороге во второй, где живут кролики и кошки, думаю, что так как мне некуда их девать, выпущу-ка я их на волю. Мими просит придти еще раз, ради ее брата, который вскоре должен приехать. Рассказывает длинную историю необыкновенной жизни брата и говорит, что брат ее (с которым я не знакома) хочет меня увидеть.

Мысленная фраза: «Она как учительница напоминала себе об этом сама».

Мы с мамой* пришли в необыкновенный светлый зал роскошного светлого дворца. Зал заполнен людьми в ярких красочных нарядах. Сквозь толпу пробирается Петя в яркой пижаме. Говорит, что должен куда-то зайти, чтобы что-то взять, после чего мы трое, как и намеревались, отсюда уйдем. Следуем за Петей. Сверху громко объявляется, что запланированный спуск отменяется и всё остается по-старому. Направление спуска (глубоко вниз) вскользь демонстрируется темным вектором. Петя вещает что-то злое столпившимся около него людям. Держится уверенно, говорит тоном мажордома (Главного Управляющего Верховного Правителя). Понимаем, что мы тут застряли. Смотрим в петину сторону, рассеянно почесывая спины двух мощных крупных (нам по пояс) животных (видны лишь их широкие спины с грубой розоватой кожей, покрытой редкой белесой щетиной).   [см. сон №3246]

По горизонтальным полосам, нанесенным светлым составом на вертикальный лист бумаги, перемещается кто-то, ворующий энергию.

Мысленные, с пробелом запомнившиеся фразы: «...приносит счастье. Что это приносит людям счастье».

Вижу в ванной, под раковиной, странно приклеенные (внахлест) облицовочные плитки. Догадываюсь, что это последствия устраненной неисправности. Замечаю еще какие-то мелкие дефекты, а потом — большую несквозную дыру над дверью. Эдакую пещеру, а в ней - змею и небольшого зверька (пытающегося загрызть не реагирующую на него змею). На миг растерявшись, быстро соображаю, что можно предпринять. Занавешиваю дыру половой тряпкой (дыра хоть и находилась над дверью, но при этом каким-то образом была на уровне моей головы). Слежу за колыханиями тряпки, вижу, что одна из змей (их там стало две) пытается выползти. Надавливаю (через тряпку) на ту часть змеи, которая находится на ребре дверного проема, и рассекаю змею надвое. Караулю вторую, таким же образом расправляюсь с ней (змеи были скрыты за тряпкой, но в какие-то моменты каким-то образом я их видела).

Оказываюсь на окраине городка, в огромной старой крепкой избе, где проживает большое крестьянское семейство. Они виделись сероватыми, но вполне конкретными - сильными, рослыми (чрезмерно рослыми), бородатыми (я видела лишь мужчин). Садятся за огромный старый, грубо сколоченный стол с такими же лавками по бокам. Сцена трапезы (в которой принимала участие и я, случайно сюда ненадолго попавшая) не запомнилась (а возможно, не была развита). После еды в кухне остается один, смутно видимый человек (обычного роста), моет груду больших мисок и огромные кастрюли. Осматриваюсь (ни этот человек, ни остальное семейство не обращали на меня внимания, я как бы, повидимому, для них не существовала). Кухня была гигантской, с низковатым потолком, крепкая, прочная, с крепкой старой мебелью и крупной кухонной утварью. Во всем этом, на первый взгляд, нет никакого порядка, все стоит, висит, лежит, казалось бы, как попало. И однако в целом ощущается безукоризненная гармония. Все такое прочное, основательное. Мне неловко, что я ничего не делаю, принимаюсь влажной тряпкой обтирать один из комодов. Тру тщательно, а сознание переваривает впечатления от гигантской кухни. Мысленно дается знать, что длина ее «сто метров» (называлась и ширина, тоже впечатляющая). Чтобы соотнести ее с чем-нибудь знакомым, пытаюсь высчитать в уме ее площадь. Мойщик посуды уходит, остаюсь одна, продолжая тереть комод.

Мысленные фразы: «До чего дошло! Даже не (ам) на своем разорилась, а (тём) на своем» (за слова в скобках не ручаюсь, они были неразборчивы).

Уминаю вилкой, на дне бачка, перемешанную с фасолинами землю.

Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза: «Котлеты, ... пянинское».

Жилой массив с несколькими выступающими над общим уровнем высокими зданиями, одно выделяется своим серым цветом, на этом здании останавливается внимание сна, и в его же адрес произносится мысленная фраза: «А вот этот дом покрасят» (последнее слово произнесено врастяжку).

Худой, просивший подаяние мужчина, сидевший на улице Джирдинг, встает, берет на руки уснувшего мальчугана и собирается уходить (это видится смутно, в сероватых тонах).

Раскрываю одну из своих старых тетрадей (дневников). С изумлением вижу, что многие записи смыты, многие небрежно выстрижены. Иду к сестре, в соседнюю комнату. Показываю тетрадь, признаюсь, что напугана, спрашиваю, как к этому относиться. Сестра отвечает: «Легко». Спрашиваю, где теперь хранить тетради, сестра что-то советует. Видим на задней стене комнаты, на фоне теплого солнечного пятна, тень движущейся электрички. Вагон за вагоном, в уменьшенном масштабе, видятся, вплоть до мельчайших деталей. Издалека доносится стук колес. Смотрим на тень (она движется вправо, наискосок), удивляемся четкости изображения. Видим силуэт человека, идущего вдоль одного из вагонов (по ходу движения поезда). Сестра со смехом говорит: «Вот кто-то пошел в туалет».

Сон, в котором участвовала (в необычном амплуа) пани Деянира.

«Ужин еще не...», - отрезает пышнотелая женщина в ответ на мой вопрос (окончание фразы не запомнилось). Женщина исчезает, в воздухе повисает новый алюминиевый ковшик, запаянный в пластиковую оболочку.

Незавершеная мысленная фраза (женским голосом, прозвучавшая как жалоба): «Жену мою, Ирину Николаевну...» (имеется в виду, что указанного человека чему-то подвергают).

Средних размеров озеро (или пруд) с сероватой водой и крупной малоподвижной овальной рыбиной серовато-белого цвета. Кто-то (возможно, я) хочет с этой рыбой СОВМЕСТИТЬСЯ, но в последний момент передумывает. Точнее, просто спонтанно, в последний миг не совмещается с ней.

Мысленная фраза: «Держись немножко наверху».

Петя пошел в девятый класс в новую школу на Рябинной улице. Утром протягивает мне справку. В суете сборов на работу забываю вернуть ее ему (однако суета не помешала заметить краем глаза, что Петя кладет в портфель что-то вроде парика с короткими черными волосами). Выскакиваю из дома, вспоминаю про справку, решаю, что она важная, устремляюсь в школу. Редкие учительницы с отрешенным видом пересекают вестибюль, прижав к груди классные журналы. Не решаюсь их беспокоить. Пробую отыскать класс самостоятельно. Поднимаюсь этажом выше, коридор пуст, тих, ни звука не доносится из-за закрытых дверей классов. Возвращаюсь в вестибюль. Там появилось новое лицо — молодая женщина стоит у стойки, огораживающей место вахтера. Спрашиваю, где находится такой-то класс. Женщина не самым любезным тоном отвечает, что не знает, что она тут не работает, но ее родственница служит тут секретаршей, ее кабинет находится выше этажом. Отправляюсь было туда. Останавливает опасение, что если появлюсь в классе, новые соученики Пети могут расценить это не в его пользу. Решаю отдать справку вечером, дома. Выхожу из школы. Из стоящей в отдалении стайки школьников вздымается чья-то рука. Перевожу взгляд туда — это машет мне Петя. Нижняя часть его лица скрыта за коротко стриженой черной бородой, выглядящей, как щетина мачо. Вот, оказывается, что клал мой сын сегодня утром портфель. Припоминаю, что он уже ходил когда-то раньше в школу не как все (не в школьной форме). Сую ему справку, мчусь к метро (Петя и стоящие с ним мальчики выглядели двенадцатилетними).

Мысленные, с пробелом запомнившиеся фразы (мужским голосом): «Их в заморози... Или нет — придется размораживать». Смутно, в серых тонах видятся два мужчины.

Держу один из петиных башмаков, заглядываю внутрь. С изумлением вижу торчащую в щели между лопнувшей подметкой и верхом башмака крупную гусеницу с хитиновой оболочкой, усеянной мелкими шипами. Как она могла туда попасть? Поспешно извлекаю ее, радуясь, что мне это удалось. На всякий случай проверяю второй башмак, там тоже гусеница. Мое изумление возрастает. Быстро вытряхиваю и эту. Эпизод с гусеницами повторился несколько раз.

Груженый воз неторопливо движется среди полей, по безлюдному тракту. Мужик в подпоясанной блузе, широких шароварах и разношенных сапогах шагает справа от лошади. На укрытом черной попоной возу сидит паренек в бедной серой одежде и в картузе. Повидимому, воз приближается к селу, паренек ловко соскальзывает на землю, нахально бросив мужику (своему приемному отцу): «Расплатишься ты сам» (за товары на возу).

Мысленные фразы: «Почему? От неожиданности? Но ты же не ставил себе это целью?» (во  второй фразе звучит предположение, в третьей — убеждение).

На столе сбились в кучу выставленные нами маленькие живые человечки. Они были сантиметров в десять ростом, абсолютно черные (либо тщательно закутанные в черную одежду, либо чернокожие). Их черные заплечные мешки набиты белейшей мелкозернистой солью, которую сон пару раз мельком показывает. Нам нужно сделать так, чтобы о содержимом мешков не догадался никто из находящихся поблизости людей. Осторожно обминаем пальцами котомки, придавая им вместо обтекаемой прямоугольную форму (исключающую представление, что в котомках находится сыпучий продукт). Котомки, особенно уже обмятые, виделись отчетливо, как и соль, белизна которой контрастировала с сажеподобным цветом человечков (обычные люди этого сна воспринимались условно).

Мысленный диалог (мужскими голосами). Степенно: «Что начинается с изюмом».  -  С поспешной  готовностью: «А с изюмом начинается с изюмом».

Некая С.Фогюстон развивает бурную деятельность по спасению мужа, совершившего крупное хищение. Страстно и неоднократно выступает публично, убеждая, что супруг ни в чем не виноват. Действие переносится в большой загородный дом (в какие-то мгновенья похожий на коттедж моего детства). Там находится эта женщина, ее муж и разновеликие дети (среди которых была и я). Вокруг забора усадьбы стягиваются полицейские в темно-зеленой форме. Разводим два костра по обе стороны от дома. Взрослые велят нам развести еще один, в большой сковороде, заполненной углями прежнего костра. Костры должны, по преставлению взрослых, являться свидетельством нашей невиновности в глазах подбирающихся полицейских (которых сон иногда мельком показывает). Угли сковороды служат уликой, так как там сжигали то, что не должно попасть в руки полиции. Говорю взрослым, что для полиции не составит труда определить, когда именно горели угли. И если мы разведем поверх них новый огонь, полиция, если что-нибудь заподозрит, сможет с помощью лабораторного анализа установить, что в сковороде следы двух костров. Взрослые говорят, что ни на что уже нет времени, и чтобы мы живо развели в сковороде огонь и сели вокруг него с невинным видом. Все исчезает. Оказываюсь в душевой кабинке, где принимаю душ, и где мыло взбивается в фантастически густую белоснежную пену. Каким-то образом оказывается, что стою я под душем в одежде - будто бы собираясь лишь вымыть голову (покрытую шапкой белоснежной пены) и по неосторожности немного замочив одежду на спине. Удивляюсь, как это я вошла под душ в юбке, блузке и свитере. Одежда полностью намокает, начинаю ее стягивать. Это дается с трудом и не до конца. Свитер снялся, а в блузке застреваю с поднятыми вверх руками, не в силах продвинуться ни взад, ни вперед, и от этого весьма и весьма неприятного чувства просыпаюсь.

Разбирается конфликтная ситуация в любовном треугольнике. Треугольник (два мужчины и женщина) находится тут же, намечаются пути смягчения конфликта. «Э-э-э, нет», - говорю я и объясняю, в чем допущена ошибка, мне это ясно как Божий день: все ошиблись в исходной предпосылке, полагая, что чувства мужчины, находящегося сейчас с этой женщиной, не изменились. В действительности же они претерпели изменение (просто с течением времени), и в рассуждениях нужно отталкиваться именно от этого (персонажи сна виделись смутно).

Мысленные фразы (женским голосом, запальчиво): «А учительница знает! И поэтому она...» (окончание фразы не запомнилось).

Мысленная, незавершенная фраза (женским голосом): «Как только он получил статус временного жителя, его жена Нелли сразу же...».

Мысленная фраза (полувопросительно, женским голосом): «Хорошо он себя чувствует?»

Большая светлая жилая комната. В правой ее части укладываю (рядышком) двух симпатичных запеленутых, только что якобы появившихся на свет новорожденных. Возникает еще один, такой же симпатичный и спокойный. Подправляю его пеленку, кладу рядом с братцами и кричу маме*, лежащей слева, на  старой большой деревянной кровати: «Мама, ребенок родился, еще один ребенок родился!» Она, обессиленная многократными родами и, повидимому, после третьего ребенка впавшая в прострацию, молчит (чуть ли не протестующе). Подскакиваю к кровати, где она тихо лежит, накрытая (с головой) большим тяжелым светлым одеялом, хватаю его, рывком тяну на себя и кричу: «Ты будешь! Будешь! Ты будешь их воспитывать!!» (дети и одеяло виделись превосходно; мама в недрах кровати лишь угадывалась, но ее настроение ощущалось отчетливо).

Самыми загадочными, на мой взгляд, являются Мысленные Фразы. Часть из них обезличена настолько, что даже невозможно определить, чьим голосом это произносится. В произношении других не составляет труда уловить все, вплоть до интонаций, что делает их похожими на обыденные обрывки речи, доносящиеся до человека из окружающего пространства. Но я не могу понять, каким образом мне становиться известным содержание недоговоренных частей чужих фраз и смысл неоднозначных высказываний. И если можно предположить, что само по себе улавливание Мысленных Фраз становится доступным, когда система восприятия человека доведена до соответствующей кондиции, то «доразгадка» чужих мыслей  все же кажется непостижимой.

Сон о ПРЕВРАЩЕНИИ. Но что это было за превращение, обратимым оно было или необратимым, со мной ли оно совершалось или не со мной, не запомнилось.

Мысленные фразы (женским голосом): «Не очень откровенно. От-кро-венно».

Полнометражный сон, истаявший из памяти, как только я после него проснулась. Вместо него слева, у нижней границы поля зрения предстало серо-дымчатое сгущение в форме диска (или шара). Несколько раз на протяжении ночи полупросыпаюсь, пытаясь припомнить этот сон, но вижу лишь серо-дымчатое сгущение у левой нижней границы поля зрения. P.S. Может быть, это свертка его содержания?

Мысленно, на разные лады произносится слово «Вишня».

Мысленная, несколько раз повторившаяся фраза: «Акрон — это нечто среднее между кроной дерева и Форумом Александрийского собрания» (имеется, кажется, в виду не крона дерева как таковая, а собрания под кронами деревьев).

Мысленные фразы (женским голосом): «Какие изменения? Оба? Без страны?».

Мысленная информация о нюансе изменившейся ситуации в системе жертвы-мучители. Мучители оставили в покое жертв. Разъясняется, что это вовсе не было проявлением гуманности, мучители вынуждены оставить в покое жертв ради собственного спасения. Информация иллюстрировалась незапомнившимися блеклыми изображениями.

Просыпаюсь, вставать совсем не хочется. Молодой человек (родственник?) периодически подгонят меня. Твердит, что нам пора идти, что скоро полдесятого, и это крайний срок. А мне так хочется полежать. Внезапно ноги утрачивают способность двигаться, пытаюсь расшевелить их руками. Зачем-то лизнула палец правой руки, почувствовала солоноватый привкус, удивилась. Функции тела восстанавливаются.

Мысленная, незавершенная фраза (женским голосом): «Она же могла увязаться за каким-нибудь...». Смутно видится один из рядов рынка, по которому, в толпе покупателей, спокойно бредет малышка.

Мысленная тирада: «Все люди — свиньи? - как бы не веря своим ушам, переспрашивает изумленный женский голос, и заявляет:  -  Как же можно так думать, да еще и баюкать этим людей?»

Находящемуся (запертому?) в комнате мужчине необходимо помочиться. Он приближает пенис к месту стыка дверной ручки с дверью, роняет несколько капель. Кто-то Невидимый говорит: «Нельзя». Мужчина пробует сделать это у другой двери, ему опять запрещают. Он повторяет попытки еще пару раз, с тем же результатом. Виделись (смутно, условно, не в цвете) части дверей с ручками (во всех случаях это были левые края дверей) и часть мужской фигуры.

Мысленная фраза (с выпавшим словом): «Не ... так словом» (это конструкция типа «Не мытьем, так катаньем»).

Мысленная фраза (мужским голосом, насмешливо): «Про ето, про ето и дальше, да?»

Молодой, обнаженный по пояс мужчина лежит на берегу моря, девушки окропляют водой его грудь. Мысленно сообщается, что нет, с ним ничего не случилось, его не приводят в сознание, а просто совершают ритуальное (символическое) действие.

Случайно взглянув на Небо, вижу огромную, в серых тонах композицию из четырех, стоящих в затылок друг другу человек: трое взрослых (передний похож на Ленина) и (перед ним) мальчик с ружьем наизготовку. Меня охватывает восторг, вспоминаю, что не впервые вижу Небесные видения. Обнаруживаю, что видимое является малым фрагментом развернувшейся в Небе картины, у меня аж дух захватило! На голубом Небе простирается гигантское кольцо с размещенными (как, например, Знаки Зодиака) композициями, пытаюсь рассмотреть остальные, это не удается (та, которую вижу, располагалась в правом нижнем квадранте). Подходит Петя, тоже видевший небесную картину (уже исчезнувшую), радуюсь за него, возбужденно пересказываю то, что удалось рассмотреть самой, обозначаю цифрой «7» порядковый (координатный) номер виденных мной фигур (отсчитывая от верхней точки по часовой стрелке). Говорю, что во всем необычном, что попадается мне на глаза, всегда пытаюсь отыскать знак, подсказку для разрешения терзающей меня коллизии (связанной с пережитым в 1999 году потрясением). Петя бурчит что-то неодобрительное. Горячо добавляю, что так и не могу перестать верить тому, что некогда видела, и в то же время не могу поверить тому же самому. Петя недовольно бурчит. Раздается выстрел, подходим к окну (очутившись в нашей бывшей квартире на Рябинной улице). Сквозь ночной мрак видим внизу, на проезжей части улицы допотопный трактор, из вертикальной выхлопной трубы которого вырывается облачко огня. Так это он издал такой звук? Справа от трактора появляются двое напряженных мужчин, у одного в руке пистолет - кажется, они собираются стрелять по окнам. Быстро выключаем свет, переходим на кухню. С лестничной площадки доносятся голоса соседок, одна говорит, что если эти мужчины позвонят в дверь, нужно открыть им «как ни в чем не бывало» (ради собственной безопасности). Совет кажется странным, решаю уточнить, высовываюсь на лестницу, спрашиваю: «Так дверь не открывать?», Зея вежливо, но холодно отвечает: «Нет, дверь не открывать» и мягко, но совсем не вежливо прикрывает нашу дверь (голова Зеи совсем седая, и это меня удивило больше всего, лицо виделось ясно, но это было не ее лицо). И откуда, думаю я, Зее может быть известно, как нужно поступать в этой ситуации? И почему в ее отношении ко мне сквозит такая неприязнь? 

Смутная сценка из века паровых машин. Один человек, встретив другого на вокзале, куда-то сопровождает его.

Преодолеваю (без напряжения) усеянный препятствиями путь, вхожу в большое административное здание, разговариваю с незнакомой женщиной (рассказываю ей что-то о себе). Потом беседую еще с одной незнакомой женщиной.

Окончание мысленной тирады: «...как называется книга. Забытое название».

Металлический (или гипсовый) бюст в натуральную величину, с отсутствующими головой и руками (они выглядят отколотыми, но возможно, это художественный прием). Бюст стоит на краю стола. Кто-то (возможно, я) обматывает его широкой бледно-серой лентой под ритмично произносимые слова: «Меркантильность и надежда».

Из энергичной мысленной тирады более-менее четкой оказалась лишь последняя фраза: «Места любви обв..ы» (последнее, неполностью ухваченное слово было трехсложным, с ударением на среднем слоге).

Сон, сопровождавшийся комментариями. Запомнилась последняя фраза: «Иногда она ловила себя на мысли, что надо...» (окончание оборвано или не воспринялось).

Мысленные, с пробелами запомнившиеся фразы (женским голосом, доброжелательно): «Не надо ... Пусть он вас ... и пусть он вас выплевывает...» (фраза обрывается).

Мысленная фраза (спокойным женским голосом): «Для меня давно давно кончилось». Имеет место неумышленная игра слов — первое «давно» означает прошлое.

Мысленная фраза, какое-то время пассивно сохранявшаяся в полупроснувшемся сознании. Когда же спохватываюсь ее записать, она тут же мягко улетучивается из памяти.

Незаметно для себя переведена в измененное состояние сознания (чтобы выяснить, что при этом произойдет). Я должна воспринимать это как произошедшее спонтанно (без постороннего вмешательства). Те, кто это проделывает, не показаны. Появляются два одинаковых, смутно видимых прямоугольных элемента, расположенных над чем-то неразличимым. Левый элемент означает (или включает?) обычное состояние сознания, правый — измененное. В момент переключения левый элемент расплылся, расфокусировался, а правый стал более четким, навелся на резкость.   [см. сон №2551]

Мысленная фраза: «Это очень чайник». Фраза сопровождается невнятным сероватым изображением.

Мысленные фразы (строгим женским голосом): «Что ты делаешь? Тебе (это) что, нужно?»

Обрывки мысленного диалога.  «...требований».  -  «А записывать их...».