Смотрим на кем-то доставленное НЕЧТО. Это полая, высотой с метр, человеческая фигурка, слепленная из чего-то типа пресного сероватого теста. Фигурка широкоплеча, грубовата, с почти полностью отсутствующим (отколотым? отколовшимся?) черепом. Она доверху заполнена бесформенными темными кусками. Слева стоят два-три человека, имеющих к ней отношение. Молча смотрим на нее (она видится достаточно отчетливо, по крайней мере верхняя часть, на которую направлен мой взгляд). Кто-то из наших спрашивает: «Так это что, любой может сделать?» Говорю: "Нет, они сначала молятся, потом замешивают тесто, там целый ритуал" (персонажи видятся невнятными, темными).
Новая машинка (или тележка) красивого темно-вишневого цвета, с четверть метра длиной, неторопливо едет по прямой (со стороны правой границы поля зрения). Мысленно (кажется, бессловесно) сообщается, что Некто вернулся (возвращается) к себе. Возврат имеется в виду Духовный.
Ирреально-фантастический сон запомнился с момента, когда я увидела кинотеатр и спонтанно вошла внутрь. Брожу по полупустому, погруженному в полумрак залу (расположенному амфитеатром), все не могу выбрать себе место. В первом ряду вижу на свободных креслах детскую одежду - там сидят малыши с родителями (экран с демонстрирующимся якобы кинофильмом я, кажется, не видела). Ни на чем не остановившись, решаю зал покинуть. Поднимаюсь к находящемуся за последними рядами выходу. Обнаруживаю не выход, а симметричный (правый) зал, спускающийся таким же амфитеатром (и ничем не отделенный от первого). Там тоже демонстрируется фильм (но экрана я не видела, кажется, и там). Покидаю и этот зал, думая, что неизвестно, в какой из них был у меня билет (не помню, чтобы билет был при мне, повидимому, он лишь мыслился). Оказываюсь в другом месте, мне что-то рассказывает Сафт. В том числе упоминает, что занимается КОЛДОВСТВОМ. Говорю: «Так это же запрещено». Он спрашивает: «Почему?» Рассказываю про свою маму*. Она пыталась что-то создать подобным колдовством во сне, и ей там сказали, что это запрещено, потому что «ВНОСИТ ДИССОНАНС В СОЗДАННЫЕ УЖЕ ВЕЩИ». Сафт относится к моим словам пренебрежительно. Перекидывается фразами с находящимися тут же приятелями, и лишь роняет в мой адрес скучное, безразличное «А-а-а». Держится раскованно, как человек, знающий себе цену. Не обращая на все это внимания, стараюсь довести до его рассудка осознание важности мной сообщаемого (сон не цветной, персонажи виделись условно).
Настоящий КОЛДОВСКОЙ СОН. Ко мне на несколько дней прибывает Петя. Раскладывает привезенные с собой складную кровать, матрац, постельное белье. На мой вопрос говорит, что взял их на работе, напрокат. Череда дней запомнилась фрагментарно. Однажды, когда Петя ложился спать, голова его была обмотана большим (шелковым?) черно-белым платком. Пете нездоровилось (простыл?), объясняю себе платок этой причиной. Однажды, во время нашего разговора меня посещает беглое, неуловимое видение, будто через открытое окно в комнату влетает молодая женщина. Не придаю этому значения, впечатление истаивает. Однажды вижу (уже не в смутном видении, а воочию, отчетливо) эту женщину невесомо влетающей в комнату через то самое окно. Вот она уже сидит, в яркой цветастой одежде, на стуле посреди комнаты, и я говорю ей, что знала (видела), что она прилетит. Женщина ничего не отвечает и вскоре исчезает. Вместо нее в комнате оказывается неприметная миниатюрная (похожая на Колдунью) старушка в темной одежде. Забирает складную кровать (с постелью), темную резную вазу и уходит. Возмущенная самоуправством, иду к ней. Оказываюсь в избушке похитительницы, требую вернуть вещи. Мне несколько раз выносят другие предметы (предлагаются не похожей на старушку женщиной). Отвергаю их, пытаясь заполучить то, за чем пришла. В конце концов спохватываюсь, что зря трачу время, что следует вернуться домой, к Пете, плюнув на спор о презренных вещах. Оказываюсь снаружи, неподалеку. Чтобы попасть домой, нужно вернуться к двери избушки и повернуть налево. Не успеваю сделать и нескольких шагов, как передо мной оказывается большое дерево с густым переплетением голых темных ветвей. Останавливаюсь, не зная, как поступить. Справа, почти впритык к дереву, вижу старую каменную стену. Чтобы там пройти, придется продираться сквозь ветки. Слева смутно видятся идущие в сторону дерева люди, везущие каталку, на которой (как я вообразила) лежит покойник. Отдаю себе отчет, что это лишь мои домыслы, но не исключаю, что они обоснованы. Остерегаюсь проходить между деревом и каталкой, полагая, что проходить перед покойником — плохая примета. Стою, примериваясь то к одному, то к другому варианту. Незапомнившимся образом дерево огибаю. Во встречном направлении едет на старом двухколесном взрослом велосипеде ворона. Она сидит на раме, велосипед медленно едет сам по себе. Но воспринимается это так, будто приводит его в движение, управляет им ворона, и будто бы дается ей это с превеликим трудом. Сочувственно говорю вороне: «Тяжело тебе». Мне и самой теперь нелегко, участок до избушки покрыт толстым слоем вязкой черной грязи. Медленно, с трудом вытаскиваю ноги, перемещаясь черепашьим темпом - избушка как бы и не приближается (хотя до нее рукой подать). С беспокойством думаю, когда же доберусь до Пети (сон был не цветным, дух его был КОЛДОВСКИМ, все виделось с разной степенью смутности, лишь платок на петиной голове и яркое платье влетевшей в комнату женщины виделись отчетливо).
«А где пепел? Ты сохранил его — пепел этого года?» - спрашиваю я Петю. Он с жаром говорит: «Да, ... энергии...» (часть незавершенной фразы не запомнилась). Мы говорим о пепле от сожженного листа бумаги, в нижней части которого была изображена диаграмма завершившегося года. Жирная черная запутанная линия (что-то вроде искореженной синусоиды) тянулась вправо. Она привлекла мое внезапное внимание тем, что ее правый кончик ОЖИЛ - сам себя продлевая, он аккуратно, неторопливо продвигался вниз и влево (образуя полупетлю). С изумлением глядя на удивительный маневр, я возбужденно воскликнула, обращаясь к Пете: «Ты видел? Смотри! Ты видел? Всё возвращается назад!» Я истолковала увиденное как факт того, что всё повторяется из года в год, возвращаясь (всегда?) к истоку года предшествующего (Петя лишь ощущался; процесс сжигания листка показан не был, сон ограничился беглой демонстрацией темной стеклянной квадратной пепельницы; сон изложен так, как был законспектирован ночью в блокнот — от конца к началу).
День рождения Тимура. Десятки гостей молча сидят (как на собрании) на выставленных плотными рядами стульях, заполнивших почти все помещение. Лишь за последним рядом имеется свободное пространство, где я орудую шваброй. Закончив подметать, присаживаюсь в одном из задних рядов. В одном из передних рядов поднимается со своего места Тимур в новой красивой, оригинальной куртке. Вздымает руки, с возрастающим напряжением страстно вещает (как шаман). Слов не слышу, взираю на это со сложным чувством. Тимур потрясает руками, напряжение достигает апогея. Встает сидевшая справа от него жена — и вот Тимур уже возвышается над всеми, в горизонтальном положении, вниз лицом. Его держит на вытянутых руках, за ляжки, жена. Со словами «Синий-синий весь» она, не сходя с места, медленно, без усилий, разворачивает Тимура вправо и влево. Присматриваюсь к его голым ногам (он без брюк), ноги действительно отдают синевой (как у замерзшего человека). Тимур продолжает сотрясать руками и, повидимому, что-то произносить (по-прежнему не слышу ни звука). На обращенных в его сторону лицах читается туповатое недоумение. Воспринимаю происходящее с неодобрением, мне кажется это слишком уж запредельным. А оно продолжается, под неизменный рефрен «синий-синий весь, синий-синий весь» (пластиковые стулья и Тимур виделись вживую, у Тимура я не видела лица).
Сижу за столом, перед несколькими условно видимыми, темноватыми фигурами. Они делятся со мной Знаниями. По завершении беседы один говорит, что во всем сказанном - кроме вопроса о смерти, в существование которой он лично не верит — безусловно есть резон. Так что я должна отнестись к услышанному соответствующим образом.
В нашей просторной квартире Петя (ему лет пять) самозабвенно играет с пришедшим товарищем. Носятся, размахивая деревянными саблями. Вижу их, пару раз пересекая комнату по своим делам, но сон показывал мальчиков и в мое отсутствие. Эта часть сна была полупризрачной, в блекло-серых тонах. Отчетливо увиделась однажды лишь сабля, показанная крупным планом. Во второй половине сна, красочной, натуралистичной, Петя сидит у меня на коленях. Прочно, крепко вжался в меня, полный решимости не сдвигаться с места. Глаза его закрыты (будто его одолела сонливость). Какое-то время отчетливо вижу (хоть и не должна была бы, ведь он сидит ко мне спиной) вижу его лицо, и не удивляюсь этому. Как не удивляюсь и тому, что ребенок стал ростом чуть ли не с новорожденного. Смотрю на него, такого крепенького, симпатичного, и не могу понять, что с ним случилось, ведь только что он носился с товарищем. К тому же, вдруг вспоминаю я, мужчина дал ему ПАРОЛЬ. Бегло, смутно, в блекло-серых тонах воссоздается (якобы уже виденный мной?) эпизод первой половины сна - худощавая, полубесплотная мужская фигура в комнате, где играли дети. ПАРОЛЬ (судя по контексту, в котором он припомнился) повидимому имел отношение к энергетическому состоянию Пети. Так что у меня нет никаких зацепок, чтобы понять, что и почему произошло с сынишкой. Ласково наклоняюсь, тихо спрашиваю: «Ослаб, что ли, а?»
Смотрю на титульный лист книги. С удивлением вижу в его нижней части вместо полагающихся исходных данных краткие характеристики Знаков Зодиака. Отчетливо вижу название первого: «Рыбы», ниже ухватилось взглядом еще одно: «Близнецы».
В конце сна сижу в уставленной рядами белых пластмассовых стульев комнате. На коленях у меня грудной ребенок. Справа подходит мальчуган лет двух, жмется ко мне. Пересаживаю грудничка на левое колено, мальчугана сажаю на правое, ласково приобнимаю обоих. Справа появляется и тихо садится рядом молодой человек «двадцати двух лет» (как мне каким-то образом известно). Сидим вчетвером в последнем ряду пустой (или не совсем пустой) комнаты. Отчетливо ощущаю всех троих внетелесно.
Действие происходит в квартире, где находится Гуру и его группа. Один из мужчин предлагает мне рассадить по клеткам нашу живность. В комнате на темном столе стоят, друг над другом, две одинаковые клетки. Мужчина сажает в верхнюю клетку крупную пухлую куропатку и запирает дверцу. Пухлое животное самостоятельно (привычно) заходит в нижнюю клетку, ее дверца лишь прикрывается (животное, как и куропатка, было светло-бежевым, в крапинку). Оказываюсь перед зеркалом, намереваясь (по указанию Гуру?) снять свою черную шапку. Вижу, что выступающая из под нее полоска волосяного покрова сбрита, решаю (из эстетических соображений), что без шапки появляться не стоит. На голове вместо шапки оказывается парик из прекрасных черных гладких волос, ниспадающих на лицо, оставляя неприкрытым левый глаз. Выгляжу потрясающе (не могу на себя налюбоваться). Не в силах не похвастаться, вхожу в комнату, где у правой стены, на низком старом диване сидит невысокий худощавый немолодой человек , наш Гуру. Говорю, что не могу ходить без шапки, потому что наголо острижена. Он заявляет , что в таком виде (в парике) я похожа на... (не запомнилось, на кого). Оказываюсь дома, в кровати. Сквозь сон чувствую, как кто-то мягко вспрыгивает на одеяло, осторожно ложится на ноги. Понимаю, что это наше животное, которое, как я вспоминаю, может в любое время выходить из клетки. Голень правой ноги чувствует вес зверюшки, ощущение не пропадает даже когда я начинаю медленно просыпаться (чуть ли не ожидая увидеть зверька наяву). Но открыв глаза убеждаюсь, что на одеяле никого нет (перья птицы, шерсть зверюшки и те части моей головы, на которые я направляла взгляд, виделись вживую). [см. сон №7718]
Ко мне, в просторную квартиру, явились Айс и еще одна-две женщины из группы, занимающейся духовными практиками. Принесли немного еды (нам на трапезу), разговариваем. Подходит Мицци (кошка). Беру ее на руки, как всегда преисполняясь нежности. Закрадывается подозрение, что кошка давно не кормлена. Иду (с чувством вины) на кухню, решаю дать ей кусочек принесенного визитершами мяса. Открываю холодильник (несколько раз), он забит продуктами, часть разместилась на примыкающем к нему столе. Догадываюсь, что визитерши временно пристроили здесь свои личные покупки. После недолгого раздумья отщипываю пару кусочков мяса для Мицци. Сажаю ее на подоконник, с сочувствием смотрю, как она, бедняжка, не в меру изголодавшись, жадно жует мясо, и будучи не в силах сразу его проглотить, в голодном нетерпении перебирает (лежа на спине) задранными вверх лапами (передними она еще подправляла мясо во рту).
Нахожусь в гостях у Киры. Под влиянием неудержимой сонливости засыпаю на диване. Просыпаюсь, перед зеркалом привожу в порядок всклокоченные волосы, долго прилаживаю берет, одеваю демисезонное пальто. На периферии поля зрения то и дело появляется Унга. Спохватываюсь, что берет и пальто в помещении ни к чему, снимаю их. Кира неуверенно рассказывает, что с некоторых пор к ним стали поступать письма якобы из Высших Духовных Сфер. Говорит, что не знает, как воспринимать эти послания, приносит образцы. Один вид представляет собой полностью заполненный текстом печатный лист. Печать красивая, аккуратная, со щедрыми пробелами между строчками, часть слов выделена цветным подчеркиванием. Здесь излагаются общие положения. Второй вид попроще, монотонный текст занимает лишь нижнюю часть листа. В этих посланиях излагаются (в каждом — своя) частные истории невзгод попавших в тяжелое положение семей. И там и там содержатся просьбы о пожертвовании чисто символических, мизерных сумм (и указывается адрес, куда их отсылать). Кира говорит, что они решили этим посланиям верить. Спрашиваю, что думает Юджин (на миг смутно обозначившийся в недрах квартиры). Кира говорит, что он принимает послания за чистую монету. Я же думаю, что в наше, мягко выражаясь, своеобразное время такого рода послания могут быть как истинными, так и нет (персонажи виделись условно, а письма, особенно первое, - ясно).
Мысленная фраза: «И после того только...», - решительно говорит женский голос, я подхватываю и завершаю фразу: «...как эти слова всё пропитают». Речь идет о Святых Словах, произнесение которых должно пропитать жилую комнату, смутно в этот миг показанную.
Нахожусь в гостях у молодых мужчины и женщины, сижу посреди комнаты (у стола). Хозяева вдруг, как по уговору, встают один передо мной, второй сзади (не впритык), намереваются осуществить воздействие. Отхожу в сторону (влево), оказываюсь у торца кровати. Раздумываю, можно ли тут сесть, отчетливо вижу темно-красную простыню, присаживаюсь на краешек. Мое отступление встречается высокомерными ухмылками. Кратко объясняю: «Я не хочу причинять вам вреда». Дело в том, что вещи, подобные ими задуманной, караются Свыше. Отступив, лишаю этих людей возможности реализовать намерение (тем самым защищая их от кары).
Петя (в младшем подростковом возрасте) сидит со своим корректором (и, по совместительству, редактором) в кабинете издательства. Обсуждаются вопросы нескольких (двух-трех) вышедших петиных книг. Переговоры ведет корректор, по их завершении сотрудница издательства отсылает визитеров в еще один кабинет. Корректор с живейшим интересом относится к указанному месту (внутри пустого вертикального пространства по оси этого многоэтажного здания), удивляется, что здесь сохранилось такого рода помещение. Сон показывает цилиндрическое пространство, часть которого, на одном из срединных этажей, занята темноватой комнатой, заставленной и завешенной культовыми предметами и символами. Корректор со знанием дела осматривается, обращает внимание на пятиконечные звезды, что-то говорит по их поводу стоящей рядом сотруднице издательства (промелькнуло слово «мистический»)... Во втором эпизоде в издательстве (уже в другом) нахожусь я (не запомнилось, с Петей или без него). Веду переговоры по поводу издания его очередной книги. Объясняю, что у него уже вышло несколько полуофициально изданных книг, а теперь он хочет выпустить книгу официально, это будет что-то типа научной фантастики по вирусологии. Сотрудница издательства задает вопросы по теме книги, отвечаю, что ничего не знаю - могу только сказать, что автор перенес в недавнем прошлом инфекционную болезнь. «Так он (написал) по этим мотивам?» - спрашивает сотрудница. «Не знаю, понятия не имею», - говорю я. Сон нецветной, персонажи виделись условно, ясно предстало лишь светлое пустое пространство по центру здания.
В коридоре общественного здания со мной заговаривает незнакомый молодой корреспондент (журналист) и просит его поцеловать. Отвечаю, что сейчас не посмею, но что если бы мне было восемнадцать лет, выполнила бы просьбу с удовольствием (тут на миг даже промелькнула я, восемнадцатилетняя). Журналист говорит, что хочет дать мне БРАСЛЕТ, и поясняет, что сейчас у меня нет проблем со здоровьем, а с помощью браслета так будет всегда. Ведет меня для этого в какое-нибудь укромное место, заглядывает по дороге в помещения, но везде людно. Машинально, молча следую за ним, и вдруг бегло чувствую, что браслет уже на моем правом запястье (сон даже смутно показал этот серый, туманообразный обруч). Журналист входит в небольшую секцию, направляется к дальней правой комнате (предварительно заглянув в остальные). Комната оказывается больничной палатой, здесь находится пара пациентов и их посетители. Пусты лишь две койки у задней стены, под окном, заправленные чистым светлым бельем с пышными одеялами. Только было присаживаемся на краешек левой, как вдруг одеяло на правой кровати приходит в движение, из-под него высовываются голова и рука тщедушного, до черноты высохшего калеки. Черной тростью калека пытается дотянуться до одного из черных выключателей в изголовье кровати. Журналист с доброжелательной готовностью приходит ему на помощь, после чего направляется в мою сторону (сон был не цветной, отчетливо виделась лишь комната, в которой мы оказались, но сам журналист был фигурой более чем условной).
У меня находится Духовидец — человек в черном костюме, с седой фрейдовской бородкой. Наша одноразовая встеча предусматривает разговор на какую-то тему, молча ждем чего-то, чтобы его начать. Духовидец вдруг спрашивает: «Который час?» Отвечаю, а он, чуть помедлив, говорит: «Я, пожалуй, съезжу домой, перекусить» (вместо последнего слова был, возможно, использован синоним). Сон бегло, смутно показывает направление в сторону жилья Духовидца — довольно далеко, за железной дорогой, в соседнем районе. Нерешительно предлагаю: «Давайте я вас покормлю» (у меня нет опыта общения с такого типа людьми, не знаю, допускается ли предлагать им еду). Духовидец соглашается, я устремляюсь на кухню. Пытаюсь сообразить, что можно предложить. Прекрасный сыр (но купленный вчера)? Или что-нибудь сварить сейчас, на скорую руку? Картошку? Это займет с четверть часа, и чем там еще можно поживиться в моем холодильнике? Предаваясь смятенным размышлениям, пока что навожу на кухне порядок. Красочная клеенка почему-то снята со стола, решаю водворить ее на место, и довольно ловко подсовываю ее под стоящую на столе посуду (дело происходит в нашей бывшей квартире на Рябинной улице; отчетливо виделись лишь бородка Духовидца и аппетитный сыр).
Мысленные, с пробелом запомнившиеся фразы (страстно, с обидой, с болью): «На меня никто не смотрит! ... но меня не любят».
Зачерпываю поварешкой щи из кастрюли, пробую, суп оказывается холодным.
Спускаемся и поднимаемся по высокой, покрытой мягким грунтом, отвесной горе. Делать это совсем не трудно - во-первых, нет страха, во-вторых, помогает грунт. Спускаюсь в несколько ловких приятных скользящих прыжков, а при подъеме в грунте образуются под ногами вмятины (ступеньки). Мы сервируем внизу столы, за комплектами столовых приборов для которых нужно каждый раз взбираться наверх. Комплекты иногда были простыми, разрозненными, иногда - изысканными, в футлярах. Беда в том, что они часто пропадали со столов, их кто-то похищал, так что приходилось покупать наверху новые. Говорю Пете, что раз уж все равно воруют, лучше покупать что-нибудь попроще, разрозненное.
Стою на краю глубокой канавы, собираясь и побаиваясь перепрыгнуть.
Мысленная, незавершенная фраза: «Отсюда следует, что ни автор, ни главный герой — ни положительный, ни отрицательный — не имели представления о...».
Мысленная фраза (быстрым женским голосом): «Ничего не написано, получается».
В разговоре с несколькими, условно видимыми персонажами я допустила какую-то невинную ложь. Однако в процессе дальнейшего общения невинная ложь повлекла за собой нагромождение лжи, все более серьезной. Почувствовав, в конце концов, что мне из этого не выпутаться, почитаю за лучшее признаться во всем одной из собеседниц. Женщина мягко, деликатно помогает мне найти выход из создавшегося положения. Сон символически продемонстрировал разрастающуюся груду лжи и действия женщины, начинающей сводить ее на нет.
Нянчу малышку в сквере, где находятся, в том числе, ее родители. Малышка видит на дереве темные, похожие на вишню ягоды, хочет их отведать. Куда-то спешу, но будучи не в силах отказать ребенку, прошу стоящую под деревом пару молодых людей нарвать ягод. Набралась горсть, вижу среди них примесь других, мелких, тоже темных. Оставляю малышку с ягодами, устремляюсь к автобусной остановке. Допуская, что мой автобус уже ушел, прикидываю, не стоит ли подскочить к остановке другого маршрута, но втайне надеюсь, что сейчас появится мой.
Сон о проникновении Нечисти в мое одинокое жилище. Тщедушный полупризрачный, казавшийся бесплотным субъект в черном воспринимался как сын madame Икс (хотя внешне был совсем на него не похож и лица его я не видела). Вторжение было кратковременным, не причинившим вреда, но вызвавшим тягостное чувство беззащитности. Отдав отчет, что мне негде искать поддержки и помощи, иду (за неимением выбора) в квартиру напротив сама. Молча подхожу к типу и кусаю его в левое плечо. Под черной одеждой почувствовалась нечеловечески жилистая плоть. Тип во время этой кратковременной экзекуции спокойно стоял посреди комнаты (сон запомнился в общих чертах).
Несколько человек на тротуаре о чем-то разговаривают. Завершает разговор фраза: «А дальше вы можете посмотреть и увидите, как прекрасен этот Мир и тот Мир». При словах «этот Мир» все вокруг окрашивается в мутноватый оранжевый цвет, а при словах «тот Мир» цвет меняется на нежно-зеленый.
Мысленная, незавершенная фраза (быстрым женским голосом): «А вчера на нашем английском — это ужас, сколько...» (речь идет о происшествии на занятиях английским языком).
Петя что-то пишет. Находясь поблизости, мысленно отмечаю, что при письме он, как и я, периодически взмахивает рукой.
Вхожу в магазин сувениров. Внимание привлекает выставленный на полках высокого стеллажа фигурный шоколад (без оберток). Пытаюсь выбрать что-нибудь для подарка, но шоколадные композиции смахивают на наглядные пособия к курсу деталей машин. В смежном зале образцы выглядят привлекательней. Подхожу вплотную к этому полю чудес, отдаю должное фантазии и мастерству художников. Напоследок вижу, у самых своих ног, прелестную шоколадную рыбку. Решаю, что она будет замечательным подарком для Пети. Беру ее, иду платить.
Мысленная фраза: «Совершая движение».
Мысленная фраза: «Осуществление поступков, связанных с преодолением дивана».
Нетвердо держащийся на ногах малыш дотопывает до веселой рыжей собаки. Плюхается животом поперек ее спины, медленно, головой вперед соскальзывает вниз и ловко опирается руками о землю, а ноги его болтаются над собачьей спиной.
Успешно справляюсь с каким-то делом. Принимаемся за мытье гигантских (толщиной в руку, длиной с метр) баклажанов, вымыли до скрипа кожуры. Держа их в руках, люди повторяют, чуть ли не с восторгом: «Баклажаны! Баклажаны!»
Фрагмент мысленной фразы: «...и расскажет, как семейство кошек превращает в семейное достояние все, что им удалось...».
Нахожусь в гостях в деревенской семье. Слева сидит молодая хозяйка, справа ее подросток сын, напротив - пустой стул, куда немного позже сядет хозяйкин муж. Мы съели по вкусной котлете, хозяйка налила нам чаю, пирогов нет, беру к чаю последний кусочек жирной селедки. Взгляд падает на тарелку с котлетой, отрезаю и съедаю ломтик. Котлета, оказывается, предназначена хозяину, который только что сел за стол. Он придвигает тарелку, ест с аппетитом котлету, не заметив (к моему облегчению), что от нее отхвачен ломтик. Ведем застольную беседу. Хозяин спрашивает, слышала ли я, что Индия с давних пор имеет долги перед Россией, вызванные тем, что она в течение длительного времени и в больших количествах отматывала с российских катушек нитки (катушки были нашими или нам предназначались). Отвечаю, что слышала об этом.
Мысленная фраза (женским голосом): «Я тебе все расскажу о своей матери».
В конце сна рву на клочки листы, буквально сразу похолодев от содеянного. Очнувшись, резонно думаю, что разорванное можно склеить, то есть ситуация не безнадежна.
Мысленная, неполностью запомнившаяся фраза (женским голосом): «А ... после этого все кажутся...» (речь идет о вкусовых ощущениях).
Иду вдоль высокой железнодорожной насыпи, земля покрыта тонким слоем воды, решаю не обходить, топаю по лужам в босоножках. Вода постепенно становится глубже, превращается в топь, приходится брать правее, ориентируясь на редких прохожих в черной одежде. Добираюсь до ведущей на платформу лестницы со странно низкими (по колено) перилами, оказываюсь в электричке, проезжаю пару остановок. Выйдя, убеждаюсь, что сделала ошибку, нужно было проехать всего одну, а теперь меня отделяет от дома большое поле. Иду к автобусу, разглагольствуя со своим спутником (кажется, это был мальчик) о льготах (уверяю, что сплошь и рядом люди, не имеющие права на льготы, заслуживают их ничуть не меньше тех, кто этим правом наделен).
Моя голова в профиль, с хорошей короткой стрижкой. Черты лица рассмотреть невозможно, в этой части изображения сбита резкость, но остальное видно четко, буквально каждый волосок (узнаю себя по форме головы).
Читаю объявления на больничную тему.
Окончание мысленной фразы: «...она нападает на волонтера и подвигает его на переустройство матери» (побуждает).
Завершаем сборы в путешествие, конные экипажи должны прибыть с минуты на минуту. И хотя это только еще предстоит, сон показывает, как запряженные великолепными лошадьми экипажи подъезжают по аллее к крыльцу. Бегло показанные лошади, одна красно-коричневой, другая черной масти, вымыты до блеска, ухоженная шерсть на крупе первой лошади показана крупным планом и видится (в отличие от всего остального в этом сне) отчетливо. Дом, в котором мы находимся, старый, одноэтажный, просторный, безукоризненно чистый, принадлежит пожилой женщине, помогающей нам собираться. Засовываю в дорожную сумку гибкий светлый предмет, полученный от хозяйки дома. В последнем эпизоде сижу на старом стуле напротив входной двери, стягивая с ног длинные светлые носки.
Всей семьей (сновидческой) находимся в старинном храме, переоборудованном в очаг культуры. В следующем эпизоде отец молча дает знать, что сейчас мы, на этот раз вдвоем, отправимся туда снова. В автобусе отец исчезает. Беспокоюсь, что не найду дорогу, потом решаю, что поскольку здание храма высокое и своеобразное, увижу его. Вижу его — оно величественной темной махиной возвышается на вершине крутого холма (не заметить его невозможно). Нечаянно проезжаю нужную остановку. Приходится часть пути идти пешком, в том числе форсировать немыслимо крутой спуск, покрытый черной жирной землей. Меня хватает лишь на то, чтобы опасливо протянуть вниз ногу и тут же отдергивать ее обратно, хотя я вижу спокойно пробирающихся людей (темных, полубесплотных) на нижней половине склона. Ценой определенных усилий удается со спуском справиться. Оказываюсь в храме, останавливаюсь у книжной стойки. С любопытством смотрю на единственную находящуюся там книгу, протягиваю к ней руку. Подходит нарядная, подтянутая женщина, сотрудница этого учреждения. Открывает книгу, что-то мне объясняет. [см. сны №7172, 7174]
По дороге в баню обращаю внимание на молоденькую женщину с ребенком. В холле бани вижу этого малыша, с соской во рту, на руках высокого худощавого мужчины (отца). Среди условных темноватых посетителей бани появляется продавщица с ручным лотком соблазнительных сладостей. Мать малыша, заглядевшись на лоток, говорит мне, что они купят этих сладостей в моечном зале. Поясняет, что это «национальное...» (второе слово не запомнилось). Имеется в виду, что это национальная традиция - лакомиться сладостями в моечном зале общественных бань (судя по реплике, семейство, как и я, было не местным). Сон бегло показывает белую бумажную тарелку (с порцией сладостей) на углу скамьи большого мрачного помывочного зала. Зал был пуст, но ведь на эти каменные пористые темно-серые скамьи люди садятся голышом и ставят шайки с водой, которую плещут во все стороны. Спрашиваю (по поводу сладостей): «А как это, гигиенично?» Женщина с восхитительной беззаботностью молодости что-то отвечает и говорит: «Ничего, у нас еще другое печенье дома есть».
Мысленная фраза (деловитым женским голосом): «Вероника, может, через Москву?»
Мысленная фраза (мужским голосом): «Дай довалю сегодня Кераха» (речь идет о нефизической расправе).
Мрачный нецветной, в темных тонах сон, состоящий из череды одинаковых ситуаций, не доводимых до драматичного, кошмарного финала. В разных местах, на пустых улицах и закоулках происходит одно и то же: мужчина поочередно ведет куда-то (с преступным умыслом) молодых девушек (все видятся неотчетливыми силуэтами). Нахожусь неподалеку, с неизменным ужасом полагая, что следующей жертвой буду сама. Но в конце концов уловив краем сознания стереотипность повторяющихся эпизодов (их к тому времени набралось с десяток), с облегчением осознаю, что это мне лишь СНИТСЯ.
Мысленно пересказываю якобы приснившееся: «Мы с Петей находимся в многолюдном месте. С нами вместе крутится ... собака» (прилагательное не запомнилось). Смутно видится плотная толпа одинаковых условных (бесплотных?) черных фигур, среди которых стоим мы с Петей (реальные, условно видимые), и вертится вокруг нас вживую видимая крупная светлая добродушная собака (типа лабрадора).
Последняя фраза мысленного сообщения (или распоряжения): «Он остается в свЯзи» (сохраняет прежнее положение, не утрачивает его).
Распутываю провода телевизора и радио.
Мысленная фраза (возможно, завершившая сон): «Радость и интуиция живет в блаженном наведении на Человека...» (в незапомнившемся окончании говорится, что именно наводят на Человека).
Обрывки мысленной фразы: «...и он выбросил ... игрушки».
Мысленные фразы: «И там ты ее достанешь. (Дом) поставишь, водичку нальешь...» (фраза обрывается, за слово в скобках не ручаюсь).
Мысленная фраза (неуверенным женским голосом): «Мы очень быстро бежим». Смутно, в сероватых тонах видятся несколько женщин, медленно бредущих по открытому пространству.
Держу триптих, изображенный на листе бумаги. Отрываю левую часть, начинаю отрывать правую. Линия отрыва идет косо, угрожая задеть выделяемую мной срединную часть. Решаю взять ножницы (линии отрыва, в отличие от самого триптиха, виделись ясно).
Полнометражный сон, не запомнившийся до такой степени, что даже сам факт, что он снился, истаял сразу же после того, как я пометила в блокноте время его появления.
«Заходи (почаще)», - приветливо говорит хозяйка уходящему механику, чинившему лифт (оба видятся нечетко, в серых тонах).
Мысленный, с пробелом запомнившийся диалог (женскими голосами). Активно: «Было посвящено теме ... молодежи». - Примирительно: «Вот именно. Теме молодой интеллигенции».
Хочу поднять игрушечную наборную пирамиду за верхнее кольцо. Кольцо снимается со стержня, возвращаю его на место.
Большой белый почтовый мешок, частично заполненный. В центре мешка - крупное черное число «192», поверх которого, со сдвигом и помельче, выведено ярко-красное, тоже трехзначное.
Светлый сон с дружелюбной атмосферой. Нахожусь в гостях у приятельницы (сновидческой), появляются (порознь) незнакомые мне женщина и мужчина (нам всем лет по тридцать). Засидевшись, остаемся ночевать. Женщины удаляются в левую комнату, а мне предоставляют кровать у правой стены правой комнаты. Вскоре на стоящую у левой стены кровать ложится мужчина. Начинаю деловито думать, что будет, если он появился здесь неспроста.
Окончание мысленной фразы: «...как невеста, вокруг нее бронзовые идеалы». Смутно видятся нескольких бюстов знаменитостей прошлых веков.
Мысленное заключение (по поводу завершившегося сна): «Для новичка приучиться к неторопливости — самое трудное».
Незавершенная мысленная фраза: «Когда эту ножку...».
Перебираю вывешенные на магазинной стойке блузки, вижу на одной из вскинувшихся бирок цену: «62».
Нахожусь в гостях у Кадане и Жан-Клода. Они рассказывают про благополучно разрешившееся судебное разбирательство. Бегло предстает американская улочка со старинными двух-трехэтажными домами, среди которых здание, где рассматривалась тяжба. «Зато появилась возможность решить проблему сараев», - говорят супруги. «В каком смысле?» - не понимаю я, сбитая с толку переходом от тяжбы к сараям. «Освободить их», - отвечают мне (расчистить от скопившегося барахла). Жан-Клод хватает шмат одежды из кучи, перекочевавшей из сарая в салон, запуляет им в стену, одна из одежек застревает на уголке картинной рамы. Бегло предстает пара пустых металлических сараев. С недоумением спрашиваю: «А что, нельзя было эту проблему раньше решить? Сколько лет вы уже тут живете? Десять?»
Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза: «Дедушка ... является сыном двух моих двоюродных сестры и брата».
Странный, карикатурного вида осел стоит на полусогнутых ногах и изо всех сил тянет на себя свой поводок.
Мысленная фраза (степенным мужским голосом): «Это я так студентов обучаю, пятьдесят третьего года».
В арендуемой (на паях) красивой вилле вижу в комнатах вазы с цветами - сосед пригласил на вечеринку друзей. Решаю поправить один из букетов. От моего прикосновения он утопает в вазе, вытащить его не удается, что удивляет и озадачивает меня. Появляются гости, среди них парочка довольно вульгарных девушек. Нечаянно роняю со столика в холле небольшой предмет, он (сквозь пол) падает в подвал. Спускаюсь в запутанный, захламленный подвал (где хранятся мелкие вещи хозяина виллы). Ищу уроненное в нише, попадается все что угодно, только не то, что ищу. Рядом оказываются давешние девушки, суют нос в нишу, берут катушку с частично размотавшейся ниткой. Требую, чтобы они положили ее на место, так как вещи принадлежат нашим хозяевам. Девушки дружно удивляются замечаниям по поводу такой ерунды как катушка ниток. Возвращаюсь наверх. В коридоре сосед протягивает мне чашечку черного кофе, беру ее. Сквозь приоткрытую дверь вижу, как гости рассаживаются вокруг стола.
Деревенский дом с участком земли, клумбами, грядками, деревьями и невысоким забором. Все заняты делами, мне, для начала, нужно покормить домашних животных, выливаю в миску щенка рыбный бульон, иду рвать траву для кроликов, зелень по-весеннему свежа и упруга, нарвала охапку, должна отнести ее кроликам и заодно почистить клетки. Сон перескакивает на другой эпизод, покупаю коллективный подарок - светлый пододеяльник и (сверх плана) приглянувшуюся футболку для ребенка именинника, показываю покупки товарищам, некоторые полагают, что футболка слишком мала, утешаюсь, что она наверняка сгодится младшему из детей.
Меня послали (или пригласили) на лекцию. Прихожу немного раньше, решаю пока послушать другую, которую читал Кафф. Вернувшись в свою аудиторию, узнаю, что лекция отменена.
По трассе, изобилующей крутыми спусками и подъемами, движется колонна тракторов с неправдоподобно высоко расположенными кабинами. Нахожусь в одной из них (не запомнилось, водителем или пассажиром). Очень страшно ехать в такой машине по такой трассе. В одной из машин не видим водителя. Присмотревшись, убеждаемся, что кабина пуста, но машина, тем не менее, едет. Думаем, что, возможно, водитель сидит не в кабине. С вершины одного из подъемов видим, что впереди, на левой обочине, лежащей девушке отрезают руку. Видим ее белокожее тело с ярко-алым разрезом у плеча. Кто-то (может быть, я) говорит, что, кажется, ей совсем не больно. Кто-то другой (точно, не я) отвечает, что ей очень больно.
Что-то сообщаю. В моей интерпретации ситуация представляется в лучшем, чем на самом деле, виде. Возможно, мой оптимизм оказывал благотворное влияние на ход событий, меняя их в лучшую сторону. Возникает лист бумаги, разграфленный на три колонки (узкой в центре и широких по бокам). На фоне бледного шрифта в нижней половине средней колонки видна яркая красная звездочка.
Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза: «А я ... мне больно».
Мысленная фраза (усталым, идущим на уступку женским голосом): «Хорошо, до пяти она у нас лежит, с трех до пяти» (речь идет о пациентке, которую говорящая соглашается принять, на оговоренных условиях, в лечебное учреждение, сотрудницей которого является).
Три-четыре строки, начертанные темно-золотыми матовыми шероховатыми буквами (одинаковыми, клиновидными). Им на смену появляются другие, их раза в два больше, форма букв та же, они тоже матовые, но серебряные.
«Семь, семь штук», - говорю я. Мужчина с сомнением переспрашивает: «Семь штук?» Листает взад-вперед странички альбома, постукивает по ним карандашом, не понимая, сколько картинок (или фотографий) нужно скопировать. Повторяю: «Семь страниц».
Мысленная фраза: «Никак нет, Ваше Сиятельство».
Мысленная фраза: «Через оптику Мира».
Мысленные фразы (женским голосом, отстраненно): «А что это вы? А-а, опять за провинность?»
Мысленный диалог (мужскими голосами). «Вот так вот сидишь хорошо сидишь». - «При нём».
Нахожусь в здании большого светлого, увенчанного куполом, кишащего людьми вокзала. Мне нужно купить два билета. Окошко кассы расположено в стене, к которой примыкает борт работающего на спуск эскалатора. На нем и выстроилась очередь. Люди не ощущают движения, и при приближении к кассе застывают в неподвижности. Когда у окошка оказывается стоящая передо мной женщина, мне становится видна кассирша. Поражает не свойственная этой категории служащих доброжелательность.
Мысленные фразы (женским голосом): «Нет, внутри. Внутри этой (интонации). Вот так снимается...» (фраза обрывается; за слово в скобках не ручаюсь). Смутно видится женщина, объясняющая (невидимым собеседникам?) действие допотопного фотоаппарата. Засовывает палец внутрь аппарата, чтобы что-то показать.
Мысленная, неполностью запомнившаяся фраза: «...были выбраны правильно: сначала окрестности, потом окраины, потом Петербург».
Мысленная фраза: «Мама говорила: так-так, ничего себе, не видишь папу».
Сон, мгновенно истаявший из памяти, как только я после него проснулась.
Обрывки мысленной фразы: «...букашка представляет собой ... от-вра-ти-тельную...».
С изумлением рассматриваю якобы собственную запись, в которой ничего невозможно понять. Она состоит из обрывочных слогов, искаженных или недописанных слов, но написано все моим аккуратным почерком.
Мысленная фраза (ритмично): «По панелям прямым, по кривым, по пустым». Смутно видится ребенок, бегущий по длинному пустому коридору.
В открытой в самом начале книге одно из предложений заканчивается числом "7.40", находящимся как раз посредине строчки.
Кто-то что-то раскладывает, совершает ошибку, ойкает. Ему успокаивающе говорят: «Ничего, ничего». Он снова берется за дело, опять ошибается, ойкает. Ему мягко, подбадривающе говорят: «Ничего. Мы исправим». Визуальный ряд был смутным, темноватым; ответы произносились (женским голосом) от имени нескольких неразличимых персонажей, находившихся у правой границы поля зрения.
Высокий мужчина что-то деловито продправляет в верхней дверной петле.
