Приезжаю в гости к Пете, в селение Адамс, почему-то не взяв с собой самого необходимого из одежды. Сижу в отведенном мне жилище и не могу понять, как это я так сплоховала. Разговариваю с Петей, он, между прочим, упоминает, что на днях сильно ударился, ему кажется, что у него откололся кусочек тазовой кости. В тревоге расспрашиваю подробности. Он говорит, что ехал в электричке, была давка, он столкнулся с женщиной и обо что-то ударился. Предстает вагон электрички, в безликой толпе пассажиров выделяется средних лет женщина. У нее тонкие, красивые черты лица и чуть нервозное поведение — возможно оттого, что ее слишком сдавили. Прошу Петю показать ушиб. Вижу почти на боку, пониже талии, свежий, с ладонь, синяк. Осторожно прощупываю место ушиба, чувствую в глубине отколовшийся фрагмент. Говорю об этом, добавляю (или лишь думаю?), что нужно обязательно обратиться к врачу. Вдруг вижу выступающую из петиной спины, под правой лопаткой, часть как бы этого отколовшегося фрагмента. Она была большего размера, плоской, и выходила из спины по направлению к голове. Ни раны, ни крови нет. Говорю, что обломок начал выходить. Мысленно восхищаюсь удивительной способности человеческого организма справляться с проблемами без посторонней помощи. Спрашиваю, не больно ли. Петя отвечает, что не больно, что он вообще ничего не чувствует. Хотела было заклеить пластырем или забинтовать это место, но решаю, что повязка помешает обломку выйти. Предупреждаю, что нужно быть осторожным ночью - обломок может цепляться за простыню. Петя считает, что беспокоиться не о чем. Вижу обломок внутри петиного тела. Он не похож ни на то, что перед этим нащупывалось, ни на то, что торчало под лопаткой. Теперь обломок видится деталью сложного профиля. Не удивляюсь, по конфигурации обломка определяю, что это фрагмент тазобедренного сустава. Говорю, что пока кость целиком не восстановится, нужно беречь сустав, не перегружать его.
Рэм украшает свой гостиничный номер. Нахожусь у него. Входит кто-то еще, вижу на наружной стороне открывающейся наружу двери (ничуть этому не удивляясь) номер комнаты «201». Рэм вынимает из корзины красивые безделушки. Советую подождать, пока ему дадут постоянное жилье, так как здесь их могут украсть. Рэм отвечает, что не украдут.
Старая лесная избушка из двух смежных комнат. Задняя, будто бы, моя, в передней, просторной, находится Лана с подругами. Сидим на большой низкой кровати, болтаем обо всем на свете. Лана угощает нас пирогом с яблоками. Ухожу на лекцию, она не состоялась, возвращаюсь в избушку. Поднимаюсь на крыльцо из пары грубо сколоченных толстых досок. Под домом кошка расширяет свою нору (ни норы, ни кошки не видно, воспринимаю это не зрением, а как-то по-другому). В комнате все по-прежнему в сборе. Иду к кровати, вижу под ней кошку, украдкой мусолющую кусочек яблочного пирога. Вдруг вижу скорпиона, предупреждаю всех об опасности. Вооружившись одна газетой, другая тапком, идем с одной из подружек Ланы в наступление. Первой хлопаю я, нужного удара не получилось, скорпион отлетел на край постели. Не видим, куда именно, встряхиваем угол одеяля (я при этом испытываю страх), обнаруживаем скорпиона. Подружка Ланы прихлопывает его как следует. Скорпион замирает, склоняемся над ним. Голова его увеличивается (до размера футбольного мяча). Смотрю в его правый глаз — видно, как быстро, по мере того, как жизнь покидает скорпиона, взгляд угасает.
Сижу за столом, напротив молодой женщины, разговариваем. Вдруг вместо ее телесной оболочки мне предстает иная ее субстанция. Это вытянутое серо-голубоватое облачко, внутри которого, на уровне груди, слабо пульсирует круглое черное пятно с немного нечеткими краями. Пятно является Злой Силой, поразившей душу молодой женщины (не во время нашей беседы). Избавление от пятна может произойти в процессе нашего общения, и тогда пятно выйдет через правый нижний край субстанции. Сон показал мне, как это произойдет. На этот раз пятно не исчезло, но было несомненно, что оно устранимо. И если этого не произошло сейчас, то получится в какой-нибудь другой раз. Видение исчезает. Мысленно дается знать, что восприятие другого человека (как и помощь ему) возможны не только при непосредственном контакте, но и при отсутствии такового, путем использования, например, жилища этого человека или чего-нибудь иного, ему принадлежащего.
Старый темный деревянный двухэтажный дом. Хозяева отсутствуют, здесь временно живу я. Дом мне нравится, он просторный, со множеством красивых старинных вещей. Появляется Петя с молодой женщиной, забирают часть вещей, поднимаются на второй этаж, к выходу. Вижу, как Петя выходит в дверь (типа балконной), делает шаг — и мгновенно исчезает из поля зрения. Значит, он упал вниз? С такой высоты?!! Я парализована страхом, ужасом! Не помня себя, кидаюсь к двери. Так и есть, дверь выходит В НИКУДА, вижу, как высоко она от земли. Последние силы покидают меня, неестественным от ужаса голосом хриплю вниз: «Петя!!!» Вижу внизу, под этой дверью, несколько мелких сообщающихся прудов, окруженных мягкой землей с редкой травой, но не вижу Петю, хоть он и откликнулся веселым голосом на мой вопль. Внимательно вглядевшись, наконец вижу его, он с довольным видом плавает в прудах. Вода там прозрачная, мелкая, буквально по щиколотку, и несмотря на это, я не вижу Петю. Хотя каким-то образом и ВИЖУ, как он дурачится в мелких прудах. С невероятным облегчением возвращаюсь в комнаты. Мимоходом замечаю отсутствие отдельных вещей (которые забрал Петя), беззаботно думаю, что смогу уладить эту проблему с хозяевами - по сравнению с только что пережитым остальное кажется мне сущей ерундой. Телефонный аппарат замотан темным одеялом (интересно, зачем Петя это сделал?) Вместо телевизора, который тут был, стоит другой, диковинной конструкции (корпус его укреплен на гибком стержне). Потом, наверно, постучали или позвонили в дверь, в доме появляется несколько незнакомых мне молодых людей, и кажется, начинаются новые заморочки.
Я, мама* и Петя (ему лет пять) прибыли на окраину городка, где собрались семьи с маленькими детьми и где некоторых ребятишек, в том числе Петю, ждали награды. Место раздольное, воздух свежий, Петя одет в новые рубашку, джемпер и куртку. В ожидании церемонии дети разбрелись кто куда. Некоторые, в том числе Петя, принялись забавляться водой, пуская ее из темных кранов, прилепившихся к залитой солнцем завалинке старого деревянного дома (струящаяся вода была чистой и прозрачной). Говорю Пете, что не следует играть с водой, закрываю кран. Помню, что Петя снимал верхнюю одежду, а мы снова одевали его. Потом говорит, что ему жарко, вижу что он в плотной ветровке, упрекаю маму, что она в жару одела ему куртку. Мама брюзжит, в том числе говорит, что моя крупная, чреватая последствиями вина состоит в том, что я не разрушила какую-то любовь. Отвечаю (понятия не имея, о чем речь), что даже если это и так, мне нужно сначала все вспомнить и проанализировать. И что в любом случае я поступила так лишь «по неведению». Она вроде бы соглашается. Говорю, что вместо того, чтобы придираться к нам, ей стоит переключить внимание на себя, заняться обдумыванием своей жизни, своих взаимоотношений с Миром, пора подводить итоги, готовиться к уходу (про итоги и уход говорю завуалированно, но мне казалось это важным). Я даже ощутила, увидела конечность (не немедленную) маминой жизненной полосы, увидела, что у нее есть время как следует подготовиться, и что это необходимо для ее же пользы.
Медленно просыпаюсь, в пробуждающееся сознание медленно вползает мысль о Пете и о маме*. Как-то они там, в Городе, все ли у них в порядке? Их временная, вынужденная поездка и необходимость в одиночку выживать требует приложения всех сил, испытываю угрызения совести по поводу того, что мне тут легче (хотя моей вины в этом нет, ситуация сложилась единственно возможным способом). Беспокойство нарастает. Почему я так редко думаю о них? Как у них дела? Пете наверняка легче, он сильный, молодой (на миг видится фрагмент незнакомой коммунальной квартиры, петиного временного пристанища). А вот каково там маме, в ее-то возрасте (смутно предстает наша бывшая квартира на Мушинской улице, где временно остановилась мама). Я уверена, что Петя позванивает бабушке, что он в курсе ее дел, и в крайнем случае всегда поможет, а я?! Беспокойство вспыхивает с удвоенной силой. Я ведь не звонила им целую вечность, почему?!! В волнении соскакиваю с кровати, поспешно натягиваю халат, решаю немедленно позвонить обоим. Только вот где у меня записаны их телефоны? Вспоминаю, что на страничке дневника, застегиваю халат, делаю стремительный шаг по направлению к письменному столу (на углу которого стоит телефонный аппарат) — и просыпаюсь, теперь уже по-настоящему. Сон был необычайно живым, особенно финал, когда я соскочила с кровати, ужаленная мыслью, что в своей безмятежной жизни стала чуть ли не подзабывать тех, кто мне близок и кому сейчас трудно. Но при этом я каким-то образом чувствую, что и Петя и мама успешно справляются с испытаниями.
Нянчу пятимесячную девочку. Некоторые трудности создает лишь мой слабоватый английский. Приходим в сквер, вокруг песочницы сидят молодые мамаши, одна рассказывает о вчерашней интересной телепередаче о Сакко и Ванцетти. Думаю, что для этого рассказчице пришлось просмотреть передачу до конца. И если бы та оказалась неинтересной, время было бы потрачено впустую. Вклинивается эпизод, где Петя передает мне листок с составленным им перечнем интересных телепередач. Оказываюсь в красивом вестибюле многоэтажного здания, везу коляску с малышкой к выходу. Сквозь стекла холла вижу стоящего у тележки грустного пони. Может быть, он голоден? Решаю нарвать ему травы, но растительность на газоне пожухлая, к тому же пони сам мог добраться до нее. Вспоминаю про свои рогалики, решаю угостить пони ими. Он (прочитав мои мысли?) срывается с места. Кидается ко мне так стремительно, что я даже немного испугалась, как бы он не сшиб меня с ног и не опрокинул коляску. Дружелюбно подбегает, с разбегу становится на задние ноги (как собака), передние копыта взгромождает на меня (не причинив вреда). Он даже на ощупь, когда я его погладила, напоминал собаку. Дважды запускаю руку в сумку, отламывая кусочки рогалика (сон не отразил моментов, когда бы пони брал их в рот). Прихожу в очередной раз в дом малышки, вижу детские книжки на русском языке. На русском языке? Я заинтригована. Заговариваю с малышкой, как обычно, на английском. Она отвечает на чистейшем русском, строя безупречно правильные, длинные фразы. Я так изумлена, что далеко не сразу спохватываюсь. Спрашиваю, почему она раньше не говорила на русском, ведь это создавало нам столько проблем. Девочка отвечает: «Потому что...» (дальше не запомнилось). Рассказываю про необыкновенного ребенка Пете.
Обсуждаются поступки, описание которых представлено на листе бумаги двумя отдельными, четко разнесенными абзацами (подернутыми серой дымкой). Все полагают, что поступки каждого из абзацев совершены разными людьми, между собой не связанными и друг с другом не знакомыми. Мне же известно (интуитивно, неопровержимо), что эти, якобы разные, действующие под разными именами персоны («Альберт» и «Отто») в действительности являются одним, повинным во всех поступках человеком (использую неоднозначное слово «повинен», так как именно такое, непроясненное отношение к поступкам воспринялось во сне).
Спустя много лет после Второй Мировой Войны оказалось возможным посчитать «освобожденными» тех из оставшихся в живых жертв Катастрофы, у которых имеются велосипеды. Однако не совсем ясно, как осуществить это на практике. Прошло столько лет, жертвы сжились с травмой, она вросла в них. И вот теперь им нанесут новую - «освобожденных» освободят от ложного представления, что с ними происходило что-то ужасное. Приобщат к тайне, что пережитое ими было мнимым (в этом состоит суть "освобождения"). Ясно, что предстоящая акция заденет всех, всколыхнет старые переживания, расколет монолитную массу жертв надвое. Группа лиц, занимающихся этой проблемой, понятия не имела, как к ней подступиться, пока не вспомнили, что на всех жертв когда-то были заведены папки. Появляется толстая стопка заполненных бланков (на той, военной поры, грубой бумаге). Один из группы бормочет: «Погодите, погодите», - он узнал бланки. Придвигает их к себе, говорит об отраженном в бланках нюансе, автоматически выводящим часть жертв из претендентов на «освобождение» (похоже, что этот человек имел прямое отношение к бланкам в момент их составления). Он углубляется в их изучение, остальные растерянно спрашивают себя, как лучше решить проблему. Похолодев от предвиденья того, чем это в любом случае обернется, предлагаю: «Я бы сделала им лотерею»(среди бланков).
Стою у шлагбаума ограждения виллы, снабженного переговорным устройством. Оно, как мне каким-то образом известно, предназначено для озвучивания предупреждения, что с домашними животными въезд запрещен. Мне захотелось прослушать сообщение. Становится каким-то образом известно, что для этого нужно бросить монетку. Монетку бросать не хочется (а возможно, у меня не было с собой денег). Осматриваю и ощупываю устройство. Подхожу к калитке, слегка трясу ее. В ответ, к моему удивлению, включается переговорное устройство. Раздается потрескивание, шипение, мужской голос произносит несколько фраз (на английском, кажется, языке). Ни слова не разобрав, понимаю, что говорится о том, что нужно бросить монетку. После последнего слова, переведенного мной как «несомненно», слышится гомон голосов, смех — как будто при записи сообщения не сразу отключили микрофон, и таким образом прихватился миг частной жизни людей на вилле.
Держу тюбик, похожий на тюбик зубной пасты, полагаю, что это средство для волос. Чтобы выяснить поточней, пытаюсь прочесть, что на нем написано. Внимание останавливается на двух, тянущихся по ободу строках. Верхняя напечатана изящным курсивом на английском языке, нижняя — прямым жирным шрифтом на русском. Строки опоясывают тюбик, и тем не менее, вижу их целиком, но прочесть ничего не удается.
Брошюра в светлом глянцевом переплете носит название «Мошенники» (не запомнилось, видела ли я заглавие или узнала о нем иным образом). Смотрю на нее и не только не хочу открывать, но не желаю даже к ней прикасаться. И не только не желаю прикасаться, но считаю необходимым выбросить ее.
Предоставилась возможность задать вопросы этому человеку. Дело происходит в людном месте, около рыночной площади. Мне мешает находящаяся во рту конфета. Не только ощущаю, но и (каким-то образом) ясно вижу беловатую, с темным повидлом, карамельку, только что из фантика. Выплевывать жалко, разговаривать с конфетой во рту - невежливо. Можно выложить конфету на зажатый у меня в руке, исписанный с обеих сторон клочок бумаги, но тогда не удастся прочесть то, что я хочу спросить. Стою, как Буриданов осел, непростительно злоупотребляя временем этого человека. Не могу сказать, кем он был, виделся же он такой же безликой фигурой в темной одежде, как и попадавшие в поле бокового зрения прохожие.
Мысленно констатирую: «Идет по улице и поет». Я имею в виду композитора Мюлье, беззаботно шагающего сейчас по улице. Предвижу, что вскоре ему станет плохо, он рухнет на тротуар, а я подбегу и тревожно склонюсь над ним. Смутно, условно это демонстрируется. Вот молодой мужчина беззаботно вышагивает по кромке заполненного пешеходами тротуара. Внезапно падает. К нему, с той стороны, куда он шел, подбегает женщина, и опустившись на колени, склоняется над ним.
Разговариваю по телефону с Лейлой по поводу книг. Она спрашивает, сообщила ли я что-то Этьене. Говорю: «Нет, не сказала. Уж она-то, ты же знаешь, сколько через ее-то руки книг прошло». Смутно видится Лейла, прижимающая к ушам телефонные трубки - она одновременно разговаривает со мной и с Этьеной.
Спускаемся по широкому пологому склону (похожему на въезд в подземный гараж), оказываемся в большой мрачноватой пещере. Нас пригласил сюда приятель, у него в задней части пещеры оборудовано место отдыха, есть кусочек пляжа и лодка. Пляж и река с сероватой водой воспринимаются то как подземные, то как наземные. Все раздеваются. Стою в растерянности в стороне, стесняясь раздеваться (мы все в студенческом возрасте). С раздеванием медлит еще один человек. Его останавливает мысль, что лодку до воды придется тащить волоком, что его совсем не прельщает. Представления человека о внушительном участке между лодкой и водой на миг визуализируются (свои мысли человек не озвучивал, и тем не менее, я их восприняла).
Проводим с Петей (дошкольником) летний отпуск в курортном городке. Несколько живущих поблизости мужчин (наших случайных знакомых) собираются с детьми на морскую прогулку и берут с собой Петю. Спохватившись, что он не взял деньги на билет, иду вслед, оказываюсь на палубе готового к отплытию корабля. Выясняется, что Петя о деньгах позаботился, сон бегло это демонстрирует (в абстрактной форме). Поражаюсь смышленности и оперативности ребенка в денежных вопросах. Сижу, с сынком на коленях, на длинной, забитой пассажирами скамье у рубки верхней палубы. Петя выглядит вялым, говорит, что неважно себя чувствует. Решаю остаться с ним, на корабле (который вообще-то уже вышел в открытое море). Свинцовый корабль выглядит плотью от плоти тяжелого свинцового моря и больше похож на списанный эсминец, чем на прогулочное судно (там, во сне, не уделялось этому внимания). Билет придется купить (вынужденно) по возвращении в порт. Сидящая рядом женщина (прочитав мои мысли?) предостерегающе говорит: «Да вы что!» С жаром предупреждает, что за безбилетный проезд капитан оштрафует и ссадит с судна, причем в таком месте, откуда вернуться будет сложно. Не реагирую ни на тон, ни на слова - сижу спокойно с сыночком на коленях, смотрю на тяжелое свинцовое море под свинцовым небом, и машинально думаю, что все обойдется.
Выхожу из комнаты многоэтажного общежития с голеньким (трех-четырехлетним) сынишкой на руках. Иду по пустому коридору, спохватываюсь, что нужно вернуться и одеть голыша. Он вдруг (прочитав мои мысли?) спокойно, серьезно возражает: «Я взрываюсь». Непонимающе переспрашиваю: «Что?» Он с тем же выражением повторяет: «Я взрываюсь». До меня доходит, что ребенку приспичило в туалет, и он образно дает это понять.
Вид из окна салона на заросший свежей зеленой травой широкий газон с высящимся посредине мощным деревом. Внимание сна направлено на открытый канализационный люк, из которого вдруг начинает изливаться темная вода.
Чтобы получить академическую степень по истории, я должна сейчас, в присутствии оппонентов, сделать сообщение. С нужными источниками я не ознакомилась, но за выступление берусь. Оно проходит гладко, в дискуссию включаются присутствующие, я спокойна и сосредоточена.
Мысленное слово (врастяжку): «Рас-пол-злось».
Возникли (мысленно или визуально) три близких по смыслу слова, отражающие суть незапомнившегося сна. Слова были из высокого лексикона. Одна за другой, друг под другом, строятся три фразы, имеющие одинаковый смысл и содержащие по одному из этих трех слов. Фразы тоже были изысканны. Но завертелась в голове и своими повторениями разбудила меня фраза иного пошиба: «Почему два дурака должны ждать третьего?» (не знаю, была ли она адаптацией предыдущих).
Обдумываю, каким образом уничтожить пауков, находящихся в закрытой чашке Петри (это мое рабочее задание). Вспоминаю, что однажды использовала для этого хищных пауков. Всплывший в памяти опыт бегло предстает — в левой руке у меня чашка Петри с подлежащими уничтожению пауками, в правой - с хищными истребителями. Прижимаю (сверху, не открывая) правую чашку к левой — и дело сделано. Решаю попробовать повторить процесс, тем более, что ничего другого пока в голову не приходит (пауки видятся невнятно, а чашки — отчетливо).
Помогаю (на дому) женщине с ограниченными физическими возможностями (возможно, это мой первый визит). Ложусь спать на большую двухспальную кровать, придвигаюсь к стене, приоткрываю окно. Вскоре ложится моя подопечная, говорю про открытое окошко. Она, повидимому, к такому не привыкла, внимательно смотрит на окно. Предупредительно демонстрирую, какую маленькую щелку я оставила.
Мысленные фразы: «Стоп машина, говорит Чернухин. Теперь машина останавливается».
Мысленные, с пробелом запомнившиеся фразы (мужским голосом, полувопросительно): «Может быть, их надо лечить. Поставив их вместе друг на друга...».
Мысленные, трижды повторившиеся числа: «Пятьдесят, двадцать восемь, тридцать».
Чтобы понять суть трех, приснившихся прошлой ночью коробок (размером с кирпич, каждая своего цвета, но я не помню их из прошлой ночи), нужно на одну налепить аппликацию, и тогда все станет ясно. Вижу, как кто-то (возможно, я) приклеивает аппликацию, представляющую собой абстрактную вязь со множеством закруглений, но до сути трех коробок дело не дошло.
Мысленная фраза: «Блеск ненаказанности».
Мысленное слово (утробным голосом): «Воум».
Длинная шеренга легковых машин, шириной в три-четыре ряда. Люди собрались на лекцию, которую будут слушать из автомобилей. Новые, как на подбор, машины, видимые немного сверху, выстроились плотно, бампер к бамперу. Мне (не находящейся в этом сне) ясно, что машины припарковались вплотную, чтобы быть ближе к лектору. Но как они потом будут разъезжаться? И как только додумалась, это на миг визуализируется (ни в машинах, ни около них не было видно ни одного человека, но во сне я не обратила на это внимания).
Мысленная фраза (в финале сна): «Частым отлучением отцов от ухода за ребенками».
Мысленная фраза (деловито): «В северную Атлантиду».
Мысленный диалог (женскими голосами). Оживленно, выжидательно: «Чтобы тоже исходило из времени». - Сварливо: «Чтобы тоже исходило из времени».
Очередная лекция по гуманитарной дисциплине. Слушаю с удовольствием, бегло конспектирую, сравниваю этот курс с давними техническими, прослушанными в студенческие годы (сравнение не в их пользу). Отвлекаюсь еще на что-то, утешаюсь тем, что по этому курсу имеется, к счастью, учебное пособие. Предстает пухлая светлая брошюра, видимая (в отличие от всего остального) более-менее сносно, но отчетливей всего виделась моя большеформатная тетрадь для конспектов.
Мысленная фраза (полувопросительно, женским голосом): «Хорошо он себя чувствует?»
Мысленный, с пробелами запомнившийся диалог (мужскими голосами). «Если ... то сразу же...». - «Немного поднять».
Некто должен рассчитать сложную электрическую цепь, он привлекает к этому несколько человек. Те с интересом рассматривают запутанную схему, воспроизведенную на натуралистичном рисунке животного (вепря?) с веерообразно расходящимися лапами. Участки цепи клеммами подсоединены к разным частям тела животного. Входом может быть одна из лап, нужно выбрать оптимальный вариант. Группа решает, что в данном случае проще всего решение отыскать подбором.
Сон, начиная просыпаться после которого воспринимаю свою мысленную фразу: «СОН, ПОВЛИЯВШИЙ НА МОИ РЕАЛЬНЫЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ». Не имея понятия, что имеется в виду, некоторое время прикидываю, не правильней ли было бы сказать «влияющий». Проиграв мысленно, в полусне, оба варианта, решаю остановиться на первом.
Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза (женским голосом, задорно): «Поэтому я ... что это новая романтика, но читаемая».
Мысленные фразы: «И вот он на минуточку вышел. Из тюрьмы» («на минуточку» является идиомой).
Мысленная фраза: «Освободиться от того, от чего можно освободиться».
На светло-горчичной стене висит ржавый покореженный жестяной корытообразный кожух. Открепляю его от стены, обтираю ее в этом месте, удивляюсь, как мало там паутины.
Висящие в воздухе крупные белые, составленные в слова буквы. Читаю вслух: «Сур, нир, дур».
Сижу (с мамой*) у пустого прямоугольного стола, покрытого клеенкой, по блекло-песочному фону которой равномерно разбросаны какие-то изображения (размером с ладонь, в коричневой гамме). Случайно скользнув по ним взглядом, вижу, что это изображения девичьей головки... кажется, моей... присматриваюсь — ну да, это я в юности... Пристально смотрю на ближайшее — оно оживает, обрастает деталями (оставаясь плоским). Говорю маме: «Слушай! Там всё, как кино, эти картинки!» Склоняемся над ожившим изображением, оно начинает подрагивать, как бы рассыпаться, и плавно превращается в другое. Теперь это зубоврачебный кабинет, где я, в роли пациентки, нахожусь в кресле, а мама (в роли врача?) сидит, справа от меня, на белой вращающейся табуретке (всё, кроме маминого лица, виделось натуралистично; девичьи головки были похожи на мое отражение в зеркале в сне №8983).
Мысленные фразы (женским голосом, безапелляционно): «Не любишь? Тоже нехорошо. Для психики».
Мысленная фраза, содержащая слова «вне государственности» и фамилию «Пораз».
Спускаемся и поднимаемся по высокой, покрытой мягким грунтом, отвесной горе. Делать это совсем не трудно - во-первых, нет страха, во-вторых, помогает грунт. Спускаюсь в несколько ловких приятных скользящих прыжков, а при подъеме в грунте образуются под ногами вмятины (ступеньки). Мы сервируем внизу столы, за комплектами столовых приборов для которых нужно каждый раз взбираться наверх. Комплекты иногда были простыми, разрозненными, иногда - изысканными, в футлярах. Беда в том, что они часто пропадали со столов, их кто-то похищал, так что приходилось покупать наверху новые. Говорю Пете, что раз уж все равно воруют, лучше покупать что-нибудь попроще, разрозненное.
Беззвучный редкий, очень мокрый дождь из чистейших капель, похожих на утончающиеся штрихи. Капли падают медленно, немного отклоняясь от вертикали. Я нахожусь левее дождя, он меня не задевает.
Мысленная фраза (женским голосом, рассеянно): «На такси я должна выйти из перчаток».
Mr. Krack моет пол у Ланы и обшивает двумя шнурами, по краю, свое одеяло. «От комаров», - объясняет он и дает нам такие же шнуры, чтобы мы обшили свои одеяла.
Мысленное, мной произносимое двустишье: «Я океан закерила/ И потому поверила».
Мужчина говорит спутнику, что удивительно, что такие-то две персоны умерли, а ты вот жив (названы имена из группы БИТТЛЗ). Это произносится со скрытой издевкой, замаскированной фальшивым восхищением. Собеседников не видно, но они чувствуются.
Смутно видно мчащийся вправо грузовик. Открытый кузов так забит стоящими людьми, что они неестественно выпирают наружу, свешиваясь в стороны, как цветы слишком пышного букета в вазе.
Мысленная, неполностью запомнившаяся фраза (поучительно): «...и наоборот, как (насколько) интересно вам (это) знать, спрашивает женщина, и вы говорите, (что) очень интересно».
Прочищаю над раковиной нос. Из ноздрей выскакивают две цепочки мелких предметов, перемежающихся свежими крепкими ростками. Держу цепочки и удивляюсь. Удивляюсь очень сильно, но все же не до такой степени, чтобы сообразить, что такое может только присниться.
Говорю малышке (что-то объясняя): «И не могла понять, где ты. Теперь вижу, что ты...» (фраза обрывается).
Расчищаем поросшую засохшей травой делянку. Длинные бурые стебли выдергиваются легко, работа не кажется трудной, но моя напарница относится к ней с глухим раздражением. Сбрасываем стебли в общую кучу. Окинув взглядом делянку, вижу, что они выложены широкой ровной полосой, разбитой на прямоугольники разного цветового оттенка (в пределах исходного бурого цвета). Говорю напарнице: "Смотри, как красиво!" Она, не поднимая головы, сохраняет угрюмый вид. Не желает замечать раздолья бескрайнего поля, не видит неба, такого прозрачного по контрасту с землей. Пытаюсь подбодрить ее, говорю, чтобы она, пользуясь случаем, дышала свежим воздухом. Она ворчит, что "уже надышалась за двухтысячный год с лихвой".
Пришла (впервые) в новую квартиру Близнецов (на одном из верхних этажей). Хожу, рассматриваю. В одном из ответвлений коридора распахнутая двухстворчатая дверь ведет в салон соседней квартиры, вижу там занятых своими делами людей. Говорю об этом Близнецам, они идут в ту сторону с недовольным, озабоченным видом. Выходим на лестничную клетку. В ее длинных коридорах слоняются сомнительного вида мужчины. Близнецы дружески, привычно перебрасываются с ними фразами. Один из этих типов с помощью Близнецов безобидно меня разыгрывает (Близнецы лишь ощущались, мужчины на лестнице виделись яснее, а жильцы смежной квартиры и доступный взгляду интерьер ее — совсем ясно).
Просторный красивый, окруженный садом многоэтажный дом, наш с Петей дом. И кошка, вполне приличная, но совершившая недопустимую (с моей точки зрения) вещь - напрудившая в одной из комнат. Правда, окна были закрыты, и ей было не выйти в сад, но это, на мой взгляд, ничего не меняло. Самое ужасное было в том, что лужа была огромной, будто на пол вылили целое ведро мочи. Она была без запаха, светлая, прозрачная, и она медленно растекалась, намочив кусок большого ковра, два коврика поменьше и спинку кем-то уроненного кресла. Почти в истерике от гнева и омерзения, гляжу на продолжающую расползаться лужу, решительно заявляю, что такую кошку нужно немедленно выгнать. Спокойный, рассудительный Петя иного мнения.
Мысленная фраза: «Малышка отоспалась очень хорошо».
Сон о странной маникюрше. И маникюр она делала странно, и цену заломила несусветную, и с неприкрытым подобострастием пожирала глазами занимавшего высокий пост человека (в этот момент сон крупным планом показал ее примитивную физиономию). А когда после всего этого мы шли с ней по какому-то помещению, я вдруг ощутила ее руки в своих трусиках. Опешив, в растерянности отодвигаю их, а маникюрша пускается в объяснения, доказывая необходимость и невинность своего поступка.
На дне корзинки лежат семь небольших мягких пушистых вещиц светлых нежных тонов. Некоторые цвета (например, желтый) повторяются дважды. С этими вещами требуется что-то сделать (может быть, убрать повторяющиеся).
Складываем в молитвенном доме разбросанную по скамьям одежду. В том, что в канун праздника прихожане оставляют ее здесь, был какой-то смысл. Часто в шортах, футболках и прочем нахожу и тщательно извлекаю колючки, шипы и даже зубочистки, воткнутые, будто бы, намеренно, с целью навлечь беду на владельцев одежды. Переходим (или оказываемся) в молитвенном доме другой конфессии, где повторяется то же самое, вплоть до колючек. И еще в одном, и еще. Вывод: если люди разных вероисповеданий используют одинаковые культовые отправления, БОГ ДЛЯ ВСЕХ ЕДИН.
Мысленная фраза (со смешком): «А когда через вас квартира придет».
Не запомнившееся дословно мысленное сообщение о положительных качествах вегетарианства.
Мысленная, запомнившаяся с пробелом, незавершенная фраза: «В этом ... важен не только динамический рост показателей, но и...».
Мысленный диалог. «А если мальчик неправ?» - «Ну, если мальчик неправ и если есть на это подтверждение...» (фраза обрывается).
Белизной, пышностью, ни с чем не сравнимой мягкостью это было похоже на облака. Было полное ощущение, что я лежу на облаках, белейших кучевых облаках. Блаженствую там. Но по каким-то признакам становится ясно, что ощущение ошибочно. Это все же не облака, а что-то земное, но — белейшее, пышное, восхитительно мягкое... Полупроснувшись, вспоминаю приснившееся. Трезво умозаключаю, что, возможно, время моего пребывания подходит к концу. Возникает туманный бессловесный намек, представление о том, что я появлюсь снова ближе к концу нынешнего столетия. Предстоящее появление смутно обозначается на правом краю шкалы времени... Как интересно, думаю я, что Я-будущая появлюсь на свет полностью готовой (приспособленной с момента рождения) к интеграции в цивилизацию конца века. Цивилизацию, наверно, невообразимо более развитую. Мне кажется это чрезвычайно любопытным. P.S. Наяву я никогда не полагала (и не полагаю) драматичной и неприемлемой мысль о конечности, одноразовости человеческой жизни. Я воспринимаю это спокойно (не имея, впрочем, ничего против противоположного варианта).
На крышке зеленого уличного мусорного бака громоздится гора керамических облицовочных плиток. По мере того как я на них смотрю, они превращаются в книжки, примерно такого же размера, в той же, песочно-коричневой цветовой гамме.
Мысленная фраза (медлительным мужским голосом эдакого увальня): «Ну а чё у остальных-то?»
Отлавливаю забравшуюся в квартиру мелкую живность (чуть ли не насекомых). Заглянув под стол, вижу в закутке под столешницей коричневую ящерицу и зеленую лягушку. Ящерица беспрерывно ползает, пассивная лягушка лишь перебирает лапками, когда та ее задевает. Иногда лягушка из-за этого оказывается на спине ящерицы, а потом снова сваливается на полку. Это было презабавнейшее зрелище. В очередной раз очутившись на ящерице, лягушка вдруг сбрасывает оцепенение, наклоняет голову и — совсем как кошка — обнюхивает спинку ящерицы. Лягушка! Я немею. А она беззубым ртом покусывает ящерицу за бок. В восторге кричу в глубину квартиры, сестре: «Ты где? Вылези! Если ты вылезешь, ты увидишь, как жираф кусает за ухо черепаху!» (представители фауны виделись отчетливо и находились в превосходном физическом состоянии).
Мысленная фраза (мужским деловитым голосом): «А вот за лоха ответишь».
Мужское лицо, попеременно закрывающее то один, то другой глаз. Удивленная, пристально смотрю на него. Оно плавно, ловко превращается в другое мужское лицо - нарисованное, с закрытыми глазами, длинными густыми волосами (и с похожим на петин носом).
Застолье. Мой визави советует мне для успешного овладения психологическими проблемами принимать определенные виды пищи, перечисляет их (последними были каши). Молча отмечаю, что не вызывающий возражений совет содержит нелепость в чем-то частном.
Мысленная фраза, последним словом которой было слово «закурил». Вижу (неотчетливо, но реально) наполовину выкуренную сигарету, вспыхивающую от затяжек и будто бы находящуюся у меня во рту. У меня, лежащей в своей постели. Но это только кажется, поскольку я чувствую, что сигареты у меня нет.
Пересеченная местность, преодоление которой сопровождается сильным страхом. Таких моментов было много, запомнился последний. Нам нужно спуститься с очень высокого, практически отвесного, покрытого рыхлой коричневой землей склона. Мне страшно даже представить, что я могу там спуститься. Думаю, что нужно (и можно!) отыскать более безопасный спуск. И в то же время, несмотря на дикий страх, делаю пару шагов вниз. Пугаюсь еще больше (если такое вообще возможно), хочу вернуться. Убеждаюсь, что это исключено (абсолютно исключено). За неимением выхода бросаюсь вперед, и - у-у-ух! - чудесным образом оказываюсь внизу.
Мысленные фразы (женским голосом): «Сначала он стоял, и было холодно. Чё-то было холодно».
Мысленные фразы (мужским голосом, с сарказмом): «Аптекарь добился. Аптекарь добился, что школа пошла в школу».
Времена халифов, Средневековье. Восточное убранство богатого дома, старинные одежды, два персонажа - худенький мальчик и его дед, невысокий щуплый подвижный еврей. Этим дедом была я. Мы устроили шутливую беготню по комнатам. Поводом служит небольшая сумма карманных денег, полагающаяся от меня внуку. Бегло предстает снабженный ремешком кожаный мешочек и пригоршня монет. В шутку придерживаю их у себя. Сначала (для разминки?) я преследую внука. И хотя мальчик предается игре самозабвенно, мне ничего не стоит следовать за ним по пятам. Меняемся ролями, приходится поднапрячься, но внук не отстает. Прибегаю к уловкам - сдвигаю стулья, укрываюсь за ними, это мало помогает. Прячусь за очередным стулом, внук требовательно восклицает: «Бабушка, вставай!»
Мысленные, с пробелами запомнившиеся фразы (спокойным женским голосом): «У него устойчивость ... Он ... максимальной устойчивостью» (последняя фраза звучит полувопросительно).
Мысленные, завершившие сон фразы (глуховатым женским голосом, с расстановкой): «Расскажите мне словами. В переднем слове. Расскажите всё».
Я мыслю, что и не помышляла поймать (убить) комара (или какую-то другую кровососущую мошку) в этой ослепительной белизне справа, как я намереваюсь это сделать, якобы воспроизведя то, что уже произошло. Ослепительная, невероятная, чуть ли не слепящая белизна возникла на какое-то время, справа, в виде не очень широкой полосы. P.S. Уникальный образчик ночного (по горячим следам) конспекта, не узнаваемого при свете дня. Изложено невнятно, и теперь ничего не вспоминается.
Мысленная, незавершенная фраза: «Мы с ней учились в одном классе...».
Мысленный, неполностью запомнившийся диалог (женскими голосами). «...пришли к ним в деревню». - «И как раз у меня началось (там) представление» (слово в скобках, возможно, лишь имелось в виду).
Сон, в котором я (судя по записи в блокноте) щедро проявляла свое благородство.
Обдумываю ситуацию, умозаключаю, что там произошел «опять сбой типа железобетонного вина в зубах у Анны» (имеется в виду нечто такое же абсурдное, как словосочетание «железобетонное вино»).
Мысленные, с пробелом запомнившиеся фразы: «А к чему надо было ...? Слушать их кривляния и опять насторожиться?»
Где-то сижу, вдруг меня охватывает предсмертная дурнота. Она нарастает, меня сильно, однократным толчком рвет, после чего вместо смерти наступает улучшение — очищение, просветление (рвотные массы были символическими). С удивлением рассказываю об этом грузному молодому человеку. Говорю, что ощущение приближения смерти не вызывало неприятия, потому что в моем представлении Смерть — это возможность найти ответ на вопрос, что ждет нас там, по другую сторону Жизни.
Смутно видятся ребятишки на просторном, уставленном детской мебелью крыльце. Один малыш отделяется от остальных, решительно идет вправо, к раскладушке и ложится на нее ничком, вытянув руки по швам и повернув влево голову.
Мысленные, с пробелом запомнившиеся фразы: «Я жил в лесу ... Меня никто не звал из леса».
