Мысленная фраза, показавшаяся такой глупой, что решаю ее не записывать. Однако фраза упорно воспроизводилась снова и снова, оставив меня в покое лишь оказавшись записанной: «И торт вонял в ее ... ванильной» ( одно слово не запомнилось).
Мысленная, несколько раз повторившаяся фраза: «Акрон — это нечто среднее между кроной дерева и Форумом Александрийского собрания» (имеется, кажется, в виду не крона дерева как таковая, а собрания под кронами деревьев).
Мысленная фраза: «А завод, тем временем, закончил ремонт». Мне не хотелось ее записывать (из-за ее прозаичности), но фраза не давала покоя до тех пор, пока я не сдалась.
Мысленная, насколько раз ритмично повторившаяся и разбудившая меня фраза: «Говорит лисица сойке: у тебя ... в помойке» (незапомнившимся словом было, возможно, слово «Душа»).
Мысленная фраза, настойчиво (если не сказать, настырно) повторявшаяся, пока не оказалась записанной: «Три имени Ганса...». Выпавшая из памяти фамилия Ганса этнически не подходила к имени, на что я обратила внимание.
Стилизованное изображение человека, небрежно слепленная темная, высотой с палец, куколка (от талии до колен она имела форму правильного усеченного конуса). Слева появляется заточенный светлый карандаш, его острие втыкают в спину куколки (оно входит легко, как в пластилин), а образовавшуюся воронкообразную вмятину заполняют твердым непластичным материалом того же цвета. Куколку протыкают (заделывая вмятины) еще в нескольких местах. Сон не был законспектирован, но его содержание не давало мне покоя до самого утра. При пробуждении у меня возникла мысль, что он демонстровал приемы духовного лечения (состоящего в замене менее стойкого более стойким).
Многократно демонстрируется моя реакция на что-то, оставшееся за кадром (неясно, было ли это воспроизведением одного и того же эпизода или изображалась стереотипность моих реакций на раздражители вообще - пожалуй, все же второе). Моя внетелесная Сущность (бесформенная субстанция дымчатого цвета) стремительно подлетает (в поисках утешения?) к правильной четырехгранной усеченной пирамиде. Пирамида образована множеством в беспорядке набросанных, слегка касающихся друг друга, чуть волнистых листов писчей бумаги. Сущность выныривала из-за пирамиды и огибала ее в горизонтальном полете справа, приближаясь к верхнему основанию (сон был не цветным, повторился не меньше пяти раз, и в нем сквозила тончайшая примесь мягкой, необидной насмешки).
Повторяется (все отчетливей внедряясь в мое сознание) мысленная фраза: «Рука Пети». Фраза воспроизводится и визуально - на листе бумаги, в верхней левой части поля зрения, крупным красивым светлым курсивом. Она держится достаточно долго, чтобы я смогла как следует рассмотреть и прочесть ее (выражение использовано в переносном смысле — как дело рук, манера исполнения).
Мысленная фраза (завершившая сон): «К тому же Человек — это абстрактное существо, которое невозможно ни рассмотреть, ни обмануть».
P.S. На взгляд моего ночного Я (подпавшего там под чье-то влияние) фраза не обладала достаточной ценностью, чтобы быть записанной в блокнот. Сама фраза думала иначе и теребила меня до тех пор, пока я не сдалась и не записала ее. Любопытно, почему такая, по меньшей мере своеобразная фраза была признана недостаточно ценной. Не менее любопытно, почему сама фраза не успокоилась, пока не оказалась записанной. И еще любопытней, что это происходит далеко не в первые. Что за борьбу - между какими Силами и за что — это отображает?
На мысленный вопрос, как в селении Адамс решается проблема распределения работ, следует мысленный ответ: «Даже если судно (стоит в порту), они снимают любого, кто может помочь в это время». Слова, заключенные в скобки, не произнесены, но подразумеваются, и даже подкрепляются смутным показом стоящего у причала судна. Фаза повторялась до тех пор, пока я ее не записала.
Часть находящихся в комнате людей занята сборкой полученного в подарок подержанного пеленального столика. Это что-то неудобоваримое, с разболтанными сочленениями, больше похожее на гладильную доску. Конструкцию собрали, установили посреди комнаты, уложили на нее грудного ребенка. Сижу поблизости, чем-то занимаюсь, присматриваю за малышом. В очередной раз взглянув в его сторону, вижу, что конец пеленального столика навис над образовавшейся в полу ямой. Ножки столика медленно сползают в нее, и прежде чем мне удается сбросить оцепенение, столик и ребенок исчезают в вырытой в черной земле (посреди комнаты!) круглой яме глубиной с полтора метра. Извлекаем мальчика (спокойного), нащупываем на темени кровь. Из страха обнаружить что-нибудь ужасное, непоправимое, не отваживаемся досконально исследовать его состояние. Кто-то бережно держит малыша на руках, я терпеливо восстанавливаю развалившуюся конструкцию, прилаживая наугад болты, гайки, шайбы.
P.S. Утром я решила (сознательно) не записывать этот сон, поскольку в нем просматривался ряд вчерашних реальных впечатлений. Однако сон не давал покоя, крутился и крутился в памяти. И когда я села, чтобы записать следующий, этот добился того, чтобы быть записанным тоже.
Мысленное бессловесное удовлетворение тем, что наконец-то цель достигнута. Предстает пучок параллельных нитей из плотного темного как бы дыма. Он тянется горизонтально, поперек всего поля зрения, начинаясь справа, из сосредоточия светлых точек (каждая нить — из своей точки). Вскользь дается понять, что светлые точки символизируют лбы людей. Замыкается пучок нитей на находящуюся далеко слева темноватую среду, символизирующую ПРОШЛОЕ. Насколько я поняла, удовлетворение вызвано тем, что удалось создать стабильный канал (информационный?), соединяющий НАСТОЯЩЕЕ со сколь угодно глубоким ПРОШЛЫМ.
P.S. Сон цепко держался в памяти, несмотря на то, что из-за саботажа моего ночного Я не был законспектирован по горячим следам.
Это было испытанием для меня — пройти от старта к финишу по пространству, окутанному серой туманообразной средой. Вхожу справа и должна, как по лабиринту, бродить, ничего не видя, в поисках неизвестно где расположенного выхода. Выхожу к нему, преодолев туманное пространство без особых усилий. Выход оказался слева, он обозначен парой невысоких, похожих на жезлы стоек цвета алой крови. Пройдя между ними, вспоминаю, что в оставшейся за спиной туманообразной среде в нескольких местах были расставлены (как вехи?) подобные жезлы цвета не алой, а темной крови. Мельком вижу их мысленным взором в непроницаемой толще серой среды.
P.S. Мое ночное Я не захотело записывать сон, но содержание упорно держалось в памяти.
Издалека, повторяясь и становясь все более различимой, входит в мое сознание и будит меня мысленная (возможно, завершающая сон) фраза, произносимая ритмично, женским голосом: «ТЫ МЕНЯ НЕ БОЙСЯ, Я ТЕБЯ НЕ ТРОНУ, Я ТЕБЯ НЕ ТРОНУ, ТЫ НЕ БЕСПОКОЙСЯ».
У меня дома что-то потерялось, огорчаюсь, принимаюсь за поиски. Порывшись тут и там и не найдя искомого, смиряюсь с пропажей. Машинально переворачиваю две подушки. Под ними, на полу, обнаруживается пара аккуратных оранжевых кирпичей. Воспринимаю находку с облегчением - их два, значит, я смогу с кем-то поделиться. Не запомнилось, что именно пропало, оно лишь приняло вид кирпичей (не исключено, что искала я что-то нематериальное). Подушки были омерзительными на вид, а кирпичи — полной противоположностью. Те - бесформенные, старые, грязно-серого цвета, эти - четкой формы, новые, покрытые ровным слоем свежей красивой краски. Самое удивительное, что подушки перевернуты случайно, уже после того, как мысленно решено было поиски прекратить. То есть это произошло в тот миг, когда мысленное решение еще не дошло до приказа (команды) рукам перестать сдвигать и переворачивать вещи.
P.S. Этот сон (как и некоторые другие сны этой ночи) мое ночное Я конспектировать не желало. Но сон не давал покоя, и проснувшись после следующего сна, я записала и этот.
Полупроснувшись, пытаюсь припомнить предыдущий сон, понять его. Ничего не вспомнив, засыпаю. Меня будит собственная мысленная фраза, представляющая умозаключение по предыдущему сну. Фраза повторялась все более отчетливо, пока я не записала ее: «Что-то в режиме автоматики». [см. сон №4140]
Мысленное пояснение к сну предыдущей ночи. Фраза будила меня несколько раз (безуспешно). Запомнилось, что она содержала противопоставление: «Они ... а вы...». [см. сон №5126]
Оказываемся с Петей в просторной квартире, где живет богемная молодежь. Петя, по их просьбе, закрепил карниз над окном, а я там все о чем-то с недоумением спрашивала — получала ответ, и чуть погодя опять задавала тот же вопрос (сон был натуралистичный, в светлых тонах).
Мысленная фраза: «Женщина одна кончилась».
Встретилась на улице с Ринолом, чтобы передать (по его просьбе) пачку газет. Стоим на улице, сумка с кошельком оставлены мной проблизости, на пустом прилавке. Пересчитываем газеты, дело доходит до рассчетов. Газеты покупает Ринол, но платить почему-то должна я (ему). Он отходит за калькулятором, я в это время молниеносно перемножаю в уме "13" (комплектов газет) на "13" (копеек?), получается "339", делю на "100", получаю "3.39" (рубля?) Со скрытой гордостью рапортую о результате Ринолу, успевшему за это время лишь достать калькулятор. Иду за деньгами. С грустью обнаруживаю, что кошелек пуст, все монетки повытаскали (чуть ли не на глазах) крутящиеся поблизости мальчишки. Печально говорю об этом Ринолу, он из вежливости ахает. Говорю, что полагала, что тут не воруют. Ринол меланхолично замечает, что люди везде одинаковы - одни такие, другие другие, одни честные, другие воришки, одни спокойные, другие вспыльчивые. Не соглашаюсь, привожу в пример Эстонию, где, как мне известно, в свое время воровства не было вообще. Ринол отделывается междометиями, ему эта тема неинтересна (он виделся, в отличие от всего остального, условно).
В этом сне фигурировали Подружка и (возможно, косвенно) Рена. По ее поводу кто-то сообщил: «Сегодня у нее День рождения».
Провожу занятие с группой малышей. От души веселюсь их выходкам, со смехом пересказываю забавные эпизоды пришедшему мне на смену мужчине (сон не был цветным).
Читаю (по крайней мере отдельные слова) текста, напечатанного на листе бумаги крупным готическим шрифтом. Понимаю и истолковываю для себя прочитанное.
Мысленно, бессловесно сообщается, что мы с Петей оказались там где надо. Сообщение несет позитивный оттенок. Демонстрируются тела (не в форме человеческих фигур), медленно влекомые вправо по призрачному то ли каналу, то ли туннелю, в зону мягко-светлого цвета.
Мысленная фраза: «А раз в пять лет они начинают бунтовать».
Мысленная, неполностью запомнившаяся фраза: «Сначала ... а потом решился все же».
Мысленная, незавершенная фраза (мужским голосом, нерешительно): «Я ей сказал, что я, это, доеду до, это...».
Мысленная фраза: «Чтобы не лазили разные любопытные».
Завершаем сборы в путешествие, конные экипажи должны прибыть с минуты на минуту. И хотя это только еще предстоит, сон показывает, как запряженные великолепными лошадьми экипажи подъезжают по аллее к крыльцу. Бегло показанные лошади, одна красно-коричневой, другая черной масти, вымыты до блеска, ухоженная шерсть на крупе первой лошади показана крупным планом и видится (в отличие от всего остального в этом сне) отчетливо. Дом, в котором мы находимся, старый, одноэтажный, просторный, безукоризненно чистый, принадлежит пожилой женщине, помогающей нам собираться. Засовываю в дорожную сумку гибкий светлый предмет, полученный от хозяйки дома. В последнем эпизоде сижу на старом стуле напротив входной двери, стягивая с ног длинные светлые носки.
Мысленная фраза: «Я зловреден после десяти опис».
Мысленные фразы (энергичным женским голосом): «Книжный магазин. Книжный магазин. Много было книг».
Принимаю душ. Занавеска выползает наружу, вода по ней стекает на пол.
Проходная забита людьми, рабочий день закончен, все разбредаются по домам. Спохватываюсь, что забыла белую панаму (полученную от кого-то на время). Похожие панамы нахлобучены на настольные лампы некоторых, сидящих в проходной за компьютерами девушек. Снимаю с лампы одну, чумазую, решаю, что это уж точно не моя. Беру другую, почище. Выхожу с молодой женщиной, она советует, где можно купить новую панаму. Спохватываюсь, что забыла в проходной ватник, извиняюсь, возвращаюсь, мельком заметив недовольное выражение лица спутницы. Беру черный ватник, иду с новыми попутчиками к выходу. На глаза попадается черное мусорное ведро с влажными обрезками овощей в прозрачном пластиковом мешке (они видятся ясно, живо, разноцветно). Говорю попутчикам, что должна опорожнить и сполоснуть ведро.
Обрывки мысленной, незавершенной фразы: «Вы поймете - ... двух наших девочек нет, лучших...».
Срединная строка сочиняемого стиха (неспешно, с пробной интонацией): «Ледяной Тамарой кроет от дождя».
Серия стремительных бесконтактных схваток между мной и группой из пяти-семи человек в вишнево-коричневых одеяниях. Я нахожусь в правом переднем углу поля зрения, они — в левом заднем. Периодически бросаемся друг на друга, причем они всегда всей группой. После молниеносного броска, очутившись нос к носу, но не касаясь друг друга, возвращаемся на исходные позиции. Вижу схватки и со стороны, как бы сверху - мы видимся тогда крупными, в метр-полтора длиной ящерицами болотного цвета. После нескольких бросков атаки прекращаются (по моей инициативе). Схватки не сопровождались никакими человеческими эмоциями, но при каждой происходил колоссальнейший, чудовищный выброс энергии с каждой из сторон. Проснувшись, несколько раз мысленно повторяю то, что больше всего поразило — что каждая стычка длилась ничтожный миг, а выбросы энергии были неописуемо огромны.
Молодая женщина, моя дочь (сновидческая) собирается в краткодневную поездку с молодым мужчиной. Поездка предпринимается по ее инициативе. Мужчина, на мой взгляд, внешне интересней, но она вот такая, напористостью компенсирует скудность внешних данных. По возвращении рассказывает, что они познакомились с талантливым, самобытным художником, а спустя немного времени сообщает, что снова уезжает на несколько дней. Спрашиваю, с кем, оказывается, что уже с художником. Дочь уезжает, а я, обескураженная ее взбалмошностью, удивляюсь, как она умудряется заполучить все, что ей приходит в голову. Успокаиваю себя тем, что она, наверно, таким образом взращивает уверенность в себе. Окончательно отстраиваюсь испытанным приемом — мысленно переношу ситуацию на другую семью, что позволяет взглянуть на происходящее со стороны, более беспристрастно. Дочь возвращается. Каким-то образом превращается в Петю, который оживленно рассказывает, что поездка была необыкновенной, что они только очень устали, потому что пришлось много выступать перед группами людей, и что «только бы никто не узнал, откуда они знают то, что рассказывали другим». Говорит, что должен быстро набраться сил, потому что выступления не закончены, сейчас только короткая передышка. Во время его рассказа сон бегло показывает берег озера, где много смутно видимых людей сидят на траве и слушают Петю и еще одного молодого человека. Сон возвращается в комнату, вижу Петю стоящим на фоне окна (против света) с вязаным пестро-светлым чехлом, полностью скрывающим голову. Петя раздувает щеки (как бы полоща рот воздухом) и прижимает к ним пальцы.
Мысленный призыв к какому-то действию (мужским голосом): «Ну, так давай!»
Обрывки мысленной фразы: «Этот ... зверь принадлежит ... Ина» (Ина — это женское имя).
Мысленные, с пробелами запомнившиеся фразы: «А! Великое дело ... Великое дело он ... сам!» Смутно, в серых тонах видится какое-то действие.
Мысленная фраза: «Многие вскрикивали от этого, смеялись».
Проснувшись, пытаюсь припомнить сон. Возникает мысленная, с пробелом запомнившаяся, незавершенная фраза (возможно, моя): «...сурового, когда нельзя даже посмотреть на это что-то...». Неясно, имеет ли она отношение к приснившемуся. В приснившемся фигурировало что-то маленькое, абсолютно черное, живое. Это был как бы периодически раскрывающийся мешочек, из которого высовывалось нечто шевелящееся, типа мясистого стебля. Мешочек самостоятельно перемещался по земле, вокруг стоящего автомобиля (видимого, в отличие от мешочка, неотчетливо).
В финале сна женщина уверяет, что я не вернула ей (или не возместила иным способом) рулон бумажных полотенец, рулон туалетной бумаги и что-то третье, такого же пошиба. Уверяю, что этого быть не может, так как всегда всё возвращаю (с лихвой). Предлагаю, если она хочет, впредь вести запись взятого и возвращаемого.
С удивлением смотрю в якобы свою тетрадь для заметок. Правая страница пуста, левая исписана не моим почерком.
Опытный, сильный стоматолог производит сложные (безболезненные) манипуляции с несколькими моими зубами.
«Сядьте, пожалуйста, возьмите стул и слушайте. Послушайте меня внимательно», - говорит пожилая преподавательница группе взрослых учеников. Все они видятся смутно, в серых тонах, а стулья в правой части помещения — намного отчетливей.
Представление началось, подошедшая к сцене женщина объявляет, что пока идет пролог, зрители могут перекусить в фойе, там для них выставлено угощение. Ощутив дикий голод, я была готова ринуться туда немедленно, но для маскировки спрашиваю у рядом сидящих, не хотят ли они, чтобы я им что-нибудь принесла. Они (трое) охотно принимают предложение, вхожу в фойе, окидываю взглядом угощение, подавляю желание наброситься на все подряд. Соблюдая приличия, аккуратно вытягиваю четыре ломтика хлеба, потом, не удержавшись, прихватываю для себя еще один. Неторопливо намазываю маслом, осматриваю еще раз содержимое ваз и останавливаю выбор на мясном паштете, наиболее соответствующем моему чудовищному аппетиту.
Финал фантастически навороченного сна. Большой ангар. Крупной молодой женщине нужно спуститься в подвальное помещение. Быстрыми шагами подходит она к ведущему оттуда, работающему на подъем эскалатору, привычно ступает на него. Находясь неподалеку, с интересом наблюдаю. Женщина падает на спину, скользит вниз по гладкой (бесступенчатой) ленте эскалатора. Отмечаю, что хоть и медленно, но она действительно спускается. Объясняю это тем, что вес женщины превышает вертикальную составляющую силы тяги эскалатора. Внизу, где лента плавной дугой переходит в горизонтальный участок, женщину тащит наверх. Объясняю это тем, что из-за изменения угла наклона изменилось соотношение сил, равнодействующая теперь направлена вверх. Женщину неуклонно тащит наверх, что приводит ее в страшный гнев, который она бурно выражает доступными ей средствами.
Справа тянется блеклый песчаный морской берег. Левую половину поля зрения занимает море - мелкое спокойное, удивительно живое, поверхность которого покрыта золотящейся на солнце рябью.
Мысленная фраза (женским голосом, оживленно): «И вот наша соседка случайно узнает из автобуса телефон Эмиларского». Смутно видится салон автобуса, в котором, с прижатым к уху сотовым телефоном, стоит неразличимая женщина.
Мысленная, незавершенная фраза: «Суп очень вкусный, красненький, и то, что придает ему особый (вкус)...» (речь идет о борще).
Возникают и разрастаются, пока не занимают все поле зрения, заключенные в ажурную рамку слова «ИСТОРИЯ АДОВ».
Мысленная фраза: «Только в переговорах с Сирией».
Мысленная, незавершенная фраза (женским голосом): «Потому что было для него объяснение, что ужинать...».
Стройного красивого коричневого пуделя тянут за короткий поводок. Пудель крутится и упирается.
У меня дома что-то потерялось, огорчаюсь, принимаюсь за поиски. Порывшись тут и там и не найдя искомого, смиряюсь с пропажей. Машинально переворачиваю две подушки. Под ними, на полу, обнаруживается пара аккуратных оранжевых кирпичей. Воспринимаю находку с облегчением - их два, значит, я смогу с кем-то поделиться. Не запомнилось, что именно пропало, оно лишь приняло вид кирпичей (не исключено, что искала я что-то нематериальное). Подушки были омерзительными на вид, а кирпичи — полной противоположностью. Те - бесформенные, старые, грязно-серого цвета, эти - четкой формы, новые, покрытые ровным слоем свежей красивой краски. Самое удивительное, что подушки перевернуты случайно, уже после того, как мысленно решено было поиски прекратить. То есть это произошло в тот миг, когда мысленное решение еще не дошло до приказа (команды) рукам перестать сдвигать и переворачивать вещи. P.S. Этот сон (как и некоторые другие сны этой ночи) мое ночное Я конспектировать не желало. Но сон не давал покоя, и проснувшись после следующего сна, я записала и этот.
Неширокий столбик текста, написанного зелеными чернилами, на русском языке. Удалось прочесть несколько слов. Позже — или это был уже другой сон? - опять возник текст. Таким же столбиком, только чернила на этот раз были красными, а язык английским. Удалось прочитать и записать верхнюю строчку: «Summer independed».
Мысленные, частично запомнившиеся фразы (женским голосом): «Теперь у нас ... Аппарат чудесный, который...».
Мысленная фраза: «Чтобы они снова и снова проходили всё ту же проверку».
Осторожно извлекаю из картонной коробки длинноногую светлую птицу с поврежденной лапкой. Дикая птица не выказывает нервозности, как бы полностью мне доверившись.
Мысленная, с пробелом запомнившаяся, незавершенная фраза: «Редко, когда выпотрошенные ... зачищенные...». Смутно видится прилавок, заполненный белыми кусками сырой рыбы. Чьи-то руки срезают ножом (зачищают) потемневшие кромки.
Мысленная, незавершенная фраза: «Только в очередной раз дребезжатник...» (телефон).
Мысленная фраза: «В примитивном магазине этого нет».
Мысленная фраза: «На глаза те, пестрые, с лукавинкой, наложен запрет».
Собираюсь умыться у старой уличной водяной колонки, набираю в руки воду. Пухлый карапуз топает ко мне, с намерением помешать. Легонько, добродушно брызгаю в него водой, он не останавливается. Брызгаю (так же легонько) еще несколько раз, вижу крупным планом личико, покрытое мельчайшими искрящимися бисеринками воды. У торца стоящей тут же каменной скамьи малыш споткнулся, покачнулся, теряя равновесие. Молниеносно протягиваю руки, чтобы поддержать его. Карапуз справляется сам, он теперь совсем рядом, я возобновляю игру. P.S. В последнее время у меня притупляется желание конспектировать сны. Не объясняется ли это усталостью — ведь я уже десять лет веду записи (16-го сентября был юбилей).
Мысленная фраза: «Песик довольный, он хочет убраться с глаз долой». Смутно, в серых тонах видится крупная, радостно-возбужденная собака, вертящаяся среди двух-трех стоящих людей.
Мысленные, с пробелом запомнившиеся фразы (женским голосом): «Но... А на какое время...» (фраза обрывается).
«Опять про кого-то, кто готов заплатить за что-то (за желание?) слишком высокую цену», - записала я по горячим следам, а сейчас, спустя полдня, ничего не вспоминается. Как будто вижу собственную запись впервые. P.S. Но я уже перестала испытывать страх при виде своих записей, о которых не могу ничего вспомнить и даже не узнаю их.
Пересекаю дорогу, иду по заросшей буераками тропинке, огибающей опору автомобильного моста, на который мне нужно подняться.
Мысленная фраза (спокойным тоном): «Мне сделали операцию».
Мысленные, с пробелами запомнившиеся фразы: «...мальчишка. Ох, сопляк, воображает еще...».
Мысленная фраза: «А в 1861 году был снят запрет на отправления человеческих масс» (отправления имеются в виду физиологические).
Мысленная, незавершенная фраза (женским голосом): "Как и любой человек, он только и делает, что...».
Прогуливаюсь по холмистой прибрежной полосе, поросшей осокой и редкими жидкими кустами. Замечаю ползущее по песку удивительное животное восхитительного изумрудного цвета. Округлое, с четверь метра, тело его было лягушачьим, что-то было от тритона, что-то от ящерицы, что-то напоминало рыбий плавник. При движении оно загребает песок двумя черепашьими лапами. Присмотревшись, с оторопью вижу, что это не черепашьи лапы, а ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ ПАЛЬЦЫ. По комплекту крупных человеческих пальцев приживлено по бокам загадочного животного. Очнувшись, решаю его отловить, чтобы показать Пете. Оно в это время потешно барахтается на песчаном гребне, направляясь к поросшей осокой воде, куда намеревается нырнуть. Осторожно переворачиваю существо на спину. Не переставая удивляться, дружелюбно говорю, что не причиню ему вреда, я лишь хочу показать его кое-кому. Говорю, стоя перед ним на коленках, и вдруг чувствую, что оно (не меняя положения) нападает на меня с тыла. Чувствую прикосновения невидимых щупальцев, жжение. Наполняюсь безотчетной тревогой, страхом, инстинктивно душу опасное животное (что при его мягком лягушачьем теле не составляло труда). И вот оно уже лежит на песке бездыханным (и ставшим плоским). Появляется Петя с двумя спутниками. Рассказываю, все еще стоя около животного, о произошедшем. Как только дохожу до упоминания человеческих пальцев, Петя перебивает меня, говорит, что такими пересадками занимаются космонавты (животное выглядело как результат хирургических пересадок).
Молодая восточная женщина в национальной одежде произносит страстную речь по поводу успеха восточных кинофильмов на какую-то тему. Отдав должное этой победе на идеологическом, кажется, фронте, горячо призывает свой народ не останавливаться на достигнутом (речь идет не об искусстве, а о политической борьбе).
Идем с Петей в кино, он берет с собой старый велосипед. При спуске на параллельную улицу натыкается на ветки дерева, на нижних веках выступают слабые полоски крови. Виновато думаю, что когда Петя со мной, с ним почти всегда происходит что-то травмирующее. Петя оставляет велосипед под деревьями, он раздумал на нем ехать. Отвожу велосипед домой. Вернувшись, обнаруживаю на дереве записку, Петя сообщает, что встретил несколько человек из селения Адамс и ушел с ними в другой кинотеатр.
В приемной врача что-то оживленно обсуждается. Не вникаю в суть не имеющего ко мне отношения разговора. Но когда кто-то занавешивает газетным листом одну из картин на стене, внимание включается. Обсуждают проблему привлечения новых пациентов. Говорят, что нужно убрать картины, воздействие которых может быть устрашающим, заменить их более привлекательными. Приводят в пример оформление приемной удачливого врача-конкурента, работающего по соседству. Смотрю на картины. Левая (закрытая газетным листом) изображает фрагмент дивана с направленным на него пылесосом. На сиденье дивана, у спинки, лежит человеческая фигурка с отчлененной головой. По мере того как я на нее смотрю, она незаметно превращается в искусное изваяние из терракотового камня, отбитая (или отбившаяся?) голова лежит у ног. На второй картине изображены пациент и врач с большим, с длинной иглой, шприцем. Перевожу взгляд с картины на картину, с усмешкой говорю, что они действительно не очень подходящи для приемной врача.
Раскрываю массивный словарь (или том энциклопедии). Вижу пять-шесть небольших, напечатанных друг под другом (бледным петитом) статей, освещающих разные смыслы какого-то слова. Со смесью удивления и любопытства решаю их прочесть.
Мысленная, незавершенная фраза: «Но если постепенно считываться, считываться, считываться с тем, что было...».
Мысленные фразы (женским голосом, с надрывом): «Что? Дома? Бессовестный!»
Мысленная фраза (женским голосом): «И мячик осмелился на ногах, на цыпленке» (мяч имеется в виду футбольный).
Соединяю две части украшения из серовато-серебристого шероховатого металла. Элементы плохо насаживаются друг на друга, колочу по верхнему молотком, защитив от повреждения деревянной ручкой другого молотка.
Мысленная, незавершенная фраза (медлительным женским голосом): «Кто-то говорил, что освоение темных и горячих вещей...».
Смутно условно, в сероватых тонах увиделся на миг новорожденный, после чего возникает убеждение, что сегодня его родители смогут выспаться.
Мысленные, с пробелом запомнившиеся фразы (женским голосом): «Придурок. ... принципиально не нужна».
Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза (мужским голосом, обстоятельно): «...заметила, что тут же танков — тут же вылетела из этого лагеря» (имеется в виду коалиция, спешно покинутая той, о ком идет речь).
Валентин Катаев (писатель прошлого века) экспрессивно доказывает, как следует понимать неверно истолковываемую комментаторами фразу его книги воспоминаний. Ни Катаева, ни его собеседника (или собеседников) не видно. Видна раскрытая книга, в которой Катаев подчеркивает фразу. Замысловатой линией обозначается порядок слов, в котором она должна быть прочитана, чтобы стать правильно понятой.
Обрывки мысленной, незавершенной фразы: «...считая ... но все в такой запущенной форме...» (в смысле, полагая).
Кладу на большую тарелку порцию жареного мяса.
Мысленная, незавершенная фраза: «Подымим только у этой мизы, и после еще...».
Мысленный, с пробелом запомнившийся диалог. «...вместе с девочкой?» - «Это мальчик».
Мысленная, неполностью запомнившаяся фраза (поучительно): «...и наоборот, как (насколько) интересно вам (это) знать, спрашивает женщина, и вы говорите, (что) очень интересно».
Еще один сон, в котором я еду (влево) на почти таком же немыслимом поезде. В отличие от предыдущего — не одна, а с двумя сновидческими знакомыми (или даже родственниками). Этот сон был динамичным, эмоциональном (подробности не запомнились). [см. сон №9000]
Наш отдел устроил вылазку на природу, делаем привал в редком светлом лесу. Там что-то происходит, одной из молодых женщин (кажется, ею была Амалия) устраивают незаслуженную обструкцию. Заступаюсь за нее, беру на руки, уношу. Несу, не чувствуя веса, в вертикальном положении (как переносят детей). Долго иду по обширному пустому пространству, по темной влажной, расползающейся под ногами земле. Дует ветер, спохватываюсь, что Амалии, должно быть, холодно. Оказываемся на окраине городка, ставлю Амалию на каменную ограду, натягиваю на нее свою куртку. Появляется несколько парней (уличная шпана), спокойно, по-хозяйски окружают нас. Один неторопливо берет Амалию (в вертикальном положении), намереваясь похитить. Преисполненная чувством бессилия перед похитителями (больше всего сражает их спокойствие), разражаюсь — или это мы обе разражаемся? — отчаянными воплями. Кричу безостановочно, на одной ноте: «Помогите! Помогите!!» Редкие прохожие не обращают на нас внимания. Кричу, не умолкая некоторое время даже после того, как шпана оставляет нас в покое. Без видимой причины (ведь никто не вмешался и не спугнул их) они спокойно ставят Амалию на каменную ограду и исчезают, предоставляя нам возможность двигаться дальше. [см. сон №4467]
